Позволю обратить ваше внимание и еще на один факт: на семью. Вы знаете, что она разлагается. Но должны

Знать и то, что без здоровой семьи невозможно здоро­вое общество. Слишком далеко зашел здесь развал и духовный, и биологический, через половые болезни ус­коряя вымирание и вырождение русского Народа. Пора остановить это бедствие. Оздоровление семьи, улучше­ние ее организации в том направлении, чтобы она, как первый скульптор..., создавала индивидуальность, чуждую и эгоистического шакализма и невежества слепой стад­ности.

Сорокин П. Из речи на собрании в Петербургском университете 22 февраля 1922 г. // Дальняя дорога. М., 1992, С. 248.

Вопрос к читателям: Согласны ли вы с тем, что в этом фрагменте духовное нездоровье есть главный факт разложения семьи? Верно ли, что следствие духовной болезни семьи — ухудшение ее организации как скульп­тора индивидуальности? Каковы антиподы "шакализма и стадности"?

Своеобразная концепция кризиса семьи как ослабления союза родителей и детей, супругов и распада семейного хозяйства пред­ставлена Питиримом Сорокиным в его книге "Современное состо­яние России" (Прага, 1922 г.) а также в статье "Кризис современ­ной семьи" (1916 г.), сохраняющей еще социалистические иллюзии. В поздних его работах кризис семьи исследуется в терминах теории "волнообразного движения культур" (противостоящей эволюциони­стской теории с ее акцентом на внешних факторах изменения). Культура наших дней — "материально-предметная, чувственная" — исчерпала себя, свою имманентную природу и не может не остано­виться, что чревато революциями и войнами. Индустриализация как техническая основа образа жизни вполне вписывается в парадигму упадка культуры материальных предметов, и, по-видимому, концеп­ция П. Сорокина не может не исключать прямолинейно-прогрессист-ский характер изменения культуры и семьи.

О тематике предполагаемых лекций (было названо четы­ре темы, под номером 3 указана тема кризиса семьи как одна из двух тем, которые П. Сорокин предпочитает прочесть в первую очередь.— Авт.): 3) Кризис современ­ной семьи. Понятие семьи. Ее основные типы в наше время: патриархальная, индивидуальная, "огосударствлен­ная". Социальная роль семьи в ряду других коллективов.

Ослабление семьи как союза супругов. Ослабление ее как союза родителей и детей. Распад семьи как хозяйственно­го центра. Потеря семьей опекунско-воспитательной роли. Причины кризиса. Его смысл. Будущее семьи".

Сорокин П.А. Письмо В.Н. Фигнер от 1.02.1920 г. // Социологос. Выпуск 1. М., 1991. С. 467-468.

Вопрос к читателям: Как можно понять термин "огосударствленная" семья? Ослабление социальной роли семьи сводимо ли действительно к трем моментам — к ослаблению союза родителей с детьми, союза супругов и хозяйственного союза?

Функциональный подход — вторая составная часть изучения семьи как социального института — также направлен на поиск того общего, что присуще разным типам семей в ходе истории, однако концентрирует внимание не только на универсальности семьи, на исторических формах реализации "идеи" семьи, но сосредоточен более на самой семейно-домашней жизни, на социокультурных функциях семьи как социального феномена и на взаимосвязях социокультурных ролей, связанных с браком, родством и родительством Э. Дюркгейм как "отец функционализма" непосредственно повлиял на поиск присущих семье механизмов солидарности и сплоченности концентрируя внимание на роли каждого члена семьи в семейной жизни, на роли мужчин и женщин в семейной аномии — специфическом виде нарушения семейного равновесия, свойственного мужчинам прежде всего и проявляющегося в самоубийствах мужчин. связи с разводом (женщины, по Дюркгейму, меньше подвержены суициду из-за развода). Э. Дюркгейм рассматривал параллелизм разводов и самоубийств, поскольку и те и другие имеют одну причину — разрушение социальных норм.

Вклад Дюркгейма в структурно-функциональный анализ семьи весом и высоко оценен в истории социологии. Он обратил внимание на то, что семья теряет ряд важных своих функций под влиянием урбанизации и т.п., становится менее прочной из-за добровольности брака (взамен брака по договору родителей), и, главное, что уменьшение количества членов современной семьи уменьшает семейну! солидарность.

Последний тезис до сих пор является предметом ожесточенна полемики, тем более что апологеты современной "малой семьи" усматривают здесь противоречие с другим суждением Э. Дюркгейм о социальной дифференциации, в процессе которой утрата каким

либо структурным элементом прежних функций не означает ос­лабления этого элемента. Напротив, это может быть связано с но­вой специализацией его в системе, т.е. с появлением как бы ново­го специализированного института. Однако передачу каким-либо ин­ститутом своих функций (специфических), ради которых он созда­вался, другим социальным институтам нельзя не считать в социо­логии разрушением подобного института (хотя старое название это­го института зачастую переносится и передается осколочным фор­мам его и даже приписывается новым образованиям — что само по себе составляет интересную проблему для социологического исследо­вания).

"Оставив в стороне индивида как индивида, его мотивы и идеи... следует изучать... те различные состояния соци­альной среды (религиозные верования, семья, политиче­ская жизнь, профессиональные группы и т.п.), под влияни­ем которых изменяется процент самоубийств". "Если ин­дивид... легко склоняется под ударами жизненных обсто­ятельств, то это происходит потому, что состояние того общества, к которому он принадлежит, сделало из него легкую, уже совершенно готовую для самоубийства добы­чу". "Число самоубийств обратно пропорционально степе­ни интеграции тех социальных групп, в которые входит индивид".

Дюркгейм Э. Самоубийство. Социологический этюд. СПб, 1912. С. 178, 266, 276.

Вопрос к читателям: Что значит состояние об­щества или среды, ведущее к подверженности самоубий­ству, измерима ли степень интеграции групп и степень изоляции индивида от этих групп?

Спрашивая, "что делает семья?" и выявляя многообразие се­мейной жизнедеятельности, функционалисты разработали множест­во концепций, объясняющих специфику семьи, понимаемой в ка­честве социального института. Важным является при этом вклад Эдварда Вестермарка, работы которого образуют своеобразный мост между эволюционным и функциональным подходами. Вестермарк ^в фундаментальной работе "История брака" показал на множест­ве примеров, что брачные отношения признаются таковыми лишь ^пРй появлении беременности и рождении ребенка и что поэтому не семья коренится в браке, а брак институционализируется благо-

Даря наличию семьи. Рассматривая исторические формы семья как развивающиеся в определенной последовательности, Вестермарк подчеркивал параллелизм линий развития и выводил из табу инцеста (запрет на кровосмешение) смену типов брака, возникновение экзогамии.

Табу как мощная негативная норма укрепляет функциональную интеграцию системы и, по-видимому, отмирание табу может быт связано с исчезновением семейных качеств, а не просто с разрушением пережитков. Как основоположник теории "первобытной моногамии" Вестермарк преувеличивает роль биологического фактора в истории, что ярко обнаруживается в инстинктивистской трактовке сохранения семьи в будущем по причине якобы глубоко укоренившихся в человечестве "родительских инстинктов".

Важным достижением функционалистов является разработка проблем материнства и отцовства, их соотношения как социокультурных феноменов. Б. Малиновский в историческом факте социальной роли отца, обеспечивающей детям законность принадлежности к социуму независимо от неопределенности установления биологического отцовства, увидел основу упрочения социального отцовства и распространения родства по отцу. Физиология не предопределяет семейно-родственные отношения, а лишь является предусловием возникновения связей. Явления культуры следует понимать как способы удовлетворения каких-либо потребностей.

У Дж. Мэдока обнаруживается наиболее полное слияние историко-эволюционной и функцноиалистской точек зрения. Культура не есть функция физиологии, она не прирожденный феномен, нечто инстиюстивистекое, это сугубо социальный феномен, искусственный, а не естественный. Человечеству для адаптации к среде и выживания не надо изменяться физиологически, достаточно изменять культуру, поведение, навыки, передаваемые через научение, социализацию, из поколения в поколение. Потому и не меняется человек анатомически тысячелетиями, тогда как культурные формы чрезвычайно изменчивы. Они порождаются приспособлением к меняющейся (в том числе самим человеком) среде, и, значит, функциональное и эволюционное взаимно дополняют друг друга.

В функциональном подходе большое внимание уделяется анали­зу исторического перехода семейных функций к другим социаль­ным институтам, при котором происходит редукция экономико-производствевной, религиозной, образовательной, рекреационной, вос­питательной и других функций, сужение круга функций, осуществляемых самой семьей. У. Огборн сформулировал подобные идеи од­ним из первых. Позднее они были выражены Э. Берджессом в иной

Терминологии как переход от "семьи-института" к "семье-товари­ществу" (или супружеству-партнерству). При этом предполагается смена семьи, основанной на следовании социокультурным предписа­ниям, скорее, чем межличностным предпочтениям, семьей, в основе которой лежат именно последние.

Иногда это изменение, крайне неудачно названное сменой "семьи-института" "семьей-группой", понимают таким образом, будто семья вообще перестает быть "институтом", превращаясь в вольную группировку на основе любви и симпатий, и если исчезает любовь (имеется в виду супружеская), то может исчезнуть семья. По-видимому, эта терминология просто отражает перестройку веду­щих мотивов заключения и сохранения брака, она не означает того, что в "семье-институте" якобы не было любви и привязанности супругов, и не значит, будто "семья-товарищество" не должна ос­таться социальным институтом по выполнению специфических фун­кций. Проблема в том, в какой мере семья с зауженным, редуциро­ванным кругом функций способна эффективнее осуществлять кон­ституирующие саму семью функции рождения, содержания и социа­лизации детей?

Сторонники "прогрессистской парадигмы", разумеется, дадут ут­вердительный ответ, а "кризисной" — отрицательный, и, следова­тельно, неизбежно окажутся дискуссионными процедуры установле­ния "научных фактов" относительно выполнения-невыполнения се­мейных функций. "Прогрессисты" при этом будут потенциально наделять "семью-институт", "традиционную семью" негативными чертами авторитарности-патриархальности, поддерживаемой обыча­ем, родством, "жестким" контролем "недемократического" свойства, тогда как "семья-товарищество" окажется воплощенным идеалом "сознательных" и "равных" членов, относящихся друг к другу не как к "средству" удовлетворения собственных потребностей, а как к "самодовлеющей ценности".

Цель социологического изучения функций семьи прошлого и на­стоящего заключается в выяснении факторов, способствующих гар­монии интересов личности, семьи и общества, единственно обеспечи­вающей эффективную реализацию репродуктивной и социалвзаци-онной функций семьи. Интересно рассмотреть, как исторически до­стигалась эта гармония, — поскольку человечеству удавалось вплоть До XX в. избегать депопуляции и массовой деморализации.

Карл Циммерман, как и некоторые другие социологи, считал, что важно изменение взаимосвязи между государством и семьей. В раз­личные исторические эпохи может существовать или равное отноше­ние семья и учреждений власти по поводу ответственности индивида

за свои действия, т.е. ответственности индивида перед семьей и тем самым перед обществом, или же преобладание непосредственной личной ответственности перед государством. Последнее обстоятель­ство связано с возникшим в новое время отношением государства к семье как к объекту управления и манипулирования, а не как к автономной данности, независимой от государства, церкви и дру­гих социальных институтов. Именно это восприятие семьи способст­вует прямому и косвенному вмешательству государства в регламен­тацию отношений супругов, родителей и детей, родственников, как бы один на один оставляя индивида с персонифицированными и обезличенными орудиями государственной власти. С другой стороны, возможность для личности ориентироваться непосредственно на вне-семейные институты, так сказать, минуя семью, видоизменяет и само семейное поведение индивидов, их внутрисемейные роли.

Таким образом, функциональный подход может сочетаться с эво­люционным изучением семьи в качестве института, и это справедли­во, так как в целом институциональное изучение семьи и общества представляет собой "чисто научное" изучение, проявление науки "ради науки".

Однако в XIX в. возникает и другое, прикладное, или эмпири­ческое, изучение семьи, явно перекликающееся с функциональ­ным подходом, акцентирующее внимание на эмоциональной близости членов семьи, на их потребностях и влечениях, что в конечном счете призвано раскрыть опоры сплочения отдельных семей и самого института семьи. Речь идет об изучении семьи как малой первичной группы, имеющей свою особую историю возникновения, функциони­рования и распада.

Родоначальником этой социологической традиции является Фре­дерик Ле Пле, находившийся под влиянием идей О. Конта о семьях как "мельчайших обществах", спонтанно устойчивых при смене по­колений благодаря склонности к солидарности. Чтобы понять обще­ство, необходимо понять семью — вот формула Ле Пле, считавшего, что внешняя среда определяет экономическую жизнь людей, одно­временно диктующую форму семьи, которая в свою очередь влияет на общественные процессы. I

В качестве эмпирического метода исследования Ле Пле избрал анализ бюджета семьи как количественного выражения многообразия семейной жизнедеятельности, организация которой зависит от структурных изменений семьи, связанных с воспитанием детей. Фактически эти бюджетные обследования семьи опирались на классификацию семей, взятых от их возникновения до распада, т.е. тем самым была предвосхищена концепция жизненного цикла семьи как

малой группы. В начале XX столетия бюджетные исследования семьи приобрели много сторонников и в последующем оказали влияние также на изучение внутрисемейного функционирования и микросре­ды семьи. В целом создавалась прекрасная возможность разработки модели поведения семьи и личности, оперирующая количественными показателями групповой жизни семьи. До сих пор эти методы (зна­чительно усовершенствованные с технической точки зрения) остают­ся, пожалуй, в ряду тех немногих процедур, которые позволяют количественно фиксировать групповые характеристики семьи в це­лом, относящиеся к экономическим индикаторам уровня жизни, ис­пользования социального времени и т.д.

Значительный след в истории эмпирических социаль­ных исследований в Европе... оставил Фредерик Ле Пле (1806-1882)... Он решил наблюдать жизнь общества как естествоиспытатель, чтобы понять причины возникнове­ния социальных революций. Основным объектом наблю­дения Ле Пле выбрал семью как простейшую модель, клеточку всего общества. Именно в семье, по его убежде­нию, закладываются все особенности общества, семена его устойчивости или нестабильности. "Я поставил себе задачей, — писал он, — самолично изучить в разных европейских странах более трехсот семейств, принадле­жащих к самым многочисленным слоям населения. Я по­свящал по крайней мере неделю, а иногда и месяц сос­тавлению монографий каждой из них, т.е. изучал не толь­ко подробности их материальной жизни, но и чувства, страсти и вообще умственную и нравственную жизнь" (Le Play. La reforme sociale en France. Paris, 1864, V. 1. Р. 33). В центре каждой монографии семьи стояло описа­ние ее бюджета, анализ которого, по мнению Ле Пле, позволял получить точные данные о структуре и функциях семьи и обеспечивал надежную основу для сравнений и типологий семей. Ле Пле пытался использовать статьи семейного бюджета (личные расходы, расходы на образо­вание и т.д.) как показатели прежде неизмеримых качеств и действий рабочих, и даже более широко, всей обще­ственной организации, в которой они живут. В первую очередь его интересовало, какие траты, привычки или условия труда семьи способствуют или мешают ее возвы­шению в социальной иерархии... Идеи Ле Пле дали толчок к разработке сложных социально-экономических индек-

сов... Рассмотрение типов семей служило средством пони­мания исторического движения и функционирования об­щества в целом, а также прогнозирования реформ... В ис­торическом движении общества Ле Пле с грустью замечал направление от патриархального типа семьи к нестабиль­ному.

История буржуазной социологии Х1Х-начала XX века / Отв. ред. И.С. Кон. М., 1970. С. 132—135.

Комментарий: Следует добавить к этому, что Ле Пле понимал "патриархальную" семью как неделимую едини­цу, а "нестабильную" (т.е., говоря современным языком, "нуклёарную") — как втянутую в индустриализацию и ур­банизацию, т.е. с разрозненным существованием родите­лей и детей, с ослаблением отцовского авторитета, влеку­щим дезорганизацию общества.

Другая традиция изучения семьи как социально-психологической группы идет от идей У. Джемса, Ч. Кули, У. Томаса, Ф. Знанецкого, Ж, Пиаже, 3. Фрейда и их последователей. Взаимосвязь личности и общества рассматривается здесь на уровне первичных, межличностных отношений. Эмпирические исследования взаимоотношений в семье широко распространяются сначала в США, затем в Европе и концен­трируются на взаимодействиях членов семьи в различных социаль­ных и семейных ситуациях, на организации семейной жизни и фак­торах устойчивости семьи как группы. Это направление исследо­ваний противостояло историко-институционалистскому подходу как "строго социологическое". В наибольшей мере его развитию способ­ствовали взгляды Э. Берджесса на семью как "единство взаимодей­ствующих личностей". Изучение семьи "под микроскопом" исходит из анализа сил сцепления, сплоченности, устойчивости семейной группы в изменяющихся обстоятельствах. Важно выяснить особенно­сти семейной организации, позволяющие видеть, как семьи решают специфические, сугубо семейные проблемы, характерные для пер­вичных, семейно-родственных групп. Межличностные коммуника­ции и межличностное согласие, близость, единство — вот основные переменные, изучению которых придается большое значение в рам­ках группового подхода. Э. Берджесс положил начало продольному, лонгитьюдному исследованию семейных групп, внес временное из­мерение семейных взаимоотношений, что способствовало система­тическому интересу к семейным процессам, к жизненному циклу семьи. В этом пункте сближаются групповой подход с функциональ-

ным анализом семьи, что подчеркивает взаимную дополнительность этих двух интеллектуальных традиций в социологии семьи.

Первые социологи, которые стали конкретно работать над вопросами социальной стратификации, в качестве базово­го элемента выделяли не индивида, а семейную ячейку. Однако с введением техники репрезентативной выборки, основу которой составлял индивид, этот социологический подход был забыт. Можно лишь сожалеть, что таким обра­зом техническая детерминированность предала забвению целое теоретическое направление. В течение последних нескольких лет при разработке вопросов стратификации и социальной мобильности- мы пытаемся восстановить и развить это "семейное" направление. Поэтому, например, мы рассматриваем социальный статус как атрибут семей­ных групп, а не взятых изолированно индивидов: эти последние имеют профессиональный статус, что не одно и то же... Вот почему мы стали развивать метод "истории семей" как новый инструмент социального наблюдения.

Берто Д., Берто-Вьям Изабель. Наследство и род: трансля­ция и социальная мобильность на протяжении пяти поколений // Вопро­сы социологии. Т. 1. № 2. 1992. С. 106.

Вопрос: Можно ли считать, что идея социального статуса как семейного, а не индивидуального атрибута, утверждаемая в вышеприведенном фрагменте, так же как и предлагаемый авторами метод "истории семей", навея­ны работами Ле Пле и его учеников?

Нет двух разных социологии семьи — изучение семьи как соци­ального института и как малой группы нельзя противопоставлять как академическое и прикладное направления. Исторически они склады­вались параллельно, пересекаясь друг с другом, хотя отдельные пред­ставители этих традиций иногда увлекались абсолютизацией разли­чий этих подходов и в полемике отказывали в праве называться наукой противоположной стороне. Среди социологов, пытавшихся совместить "микроанализ" и "макроанализ" семьи, надо назвать прежде всего Т. Парсонса и К. Дэвиса. Стабильность семьи зависит одновременно и от внешних, социокультурных влияний, и от внут­ренних взаимодействий. Такова сущность семьи как социального Феномена, и проблема заключается в адекватности применяемых концептуальных схем и терминов. Следует избегать односторонности каждого из двух подходов и эклектического соединения их.

Согласно Парсонсу, семья не противостоит обществу, она егс подсистема, обеспечивающая стабильность социума в целом благо­даря установлению "инструментальных" отношений с другими со­циальными подсистемами и структурами, а также "экспрессивных" отношений внутри самой семьи благодаря сохранению равно­весия в межличностной динамике, сохранению интегративных тен­денций¹.

По мнению К. Дэвиса, автора монографии "Человеческое обще­ство" и знаменитой в социологии рождаемости модели "промежуточ­ных переменных", опосредующих рождение детей (вместе с Джудит Блейк)², переход от традиционных форм семьи к современным свя­зан прежде всего с отмиранием социокультурных норм высокой рож­даемости и распространением социальных норм низкой рождаемости. Другими словами, истоки семейных изменений следует видеть не в замене "жесткого" внешнего давления; "принуждения" к семейной жизни внутренними силами брачно-семейной сплоченности, а в из­менении системы ценностей и социальных норм брака и семьи. Рас­пад ценностной системы, поддерживающей расширенную семью, не означает автоматического появления в нуклеарной семье такой "вза­имной привязанности", которая вне всяких внешних влияний спо­собна обеспечить социетальные функции по воспроизводству населе­ния и социализации новых поколений.

Соединение институционального и группового подходов в изу­чении семьи, таким образом, предполагает наличие адекватных концептуальных средств, способных зафиксировать реализацию спе­цифических функций семьи на макроуровне в зависимости от мик­ровоздействий ее членов, устремленных на достижение индивиду­альных потребностей и влечений. Необходима система терминов, описывающих и объясняющих семейные процессы как целостные. К примеру, групповое поведение семьи не сводимо к индивидуально­му, но, как правило, обозначается в некоторых социологических теориях с помощью понятий, относящихся к индивидуальному пове­дению. С другой стороны, социетальный анализ требует иных терми­нологических связок, нежели понятия, заимствованные из социаль­ной психологии малых групп. Подобная теоретико-методологическая неразработанность порождает эклектическую путаницу, когда "уменьшение" значения семьи как социального института одновре­менно приравнивается к "повышению" значения семьи как малой группы, значения личностных отношений и роли индивида. Очевид­но, что при адекватных теоретических построениях уменьшение роли семьи как института может предполагать и уменьшение межличностной сплоченности семьи.

Большой вклад в анализ теоретических схем и концепций иссле­дования семьи внес американский социолог Р. Хилл, поставивший задачу выявления среди них прежде всего тех, в которых содержатся термины, позволяющие одновременно описывать семью и как инсти­тут и как группу³. Первая работа Р. Хилла и его коллег А. Катца и Р. Симпсона⁴ обобщила американские исследования с 1920 по 1956 г. и подвела своеобразный итог тому этапу социологии семьи, который условно можно назвать "содержательно-теоретическим": социологи, работающие на макроуровне и микроуровне анализа семьи, стреми­лись не только описать семью как институт и как группу, но и объяснить основные тенденции семейных изменений, факторы се­мейных процессов — содержательно раскрыть прошлое, настоящее и будущее семьи. Что происходит с семьей, куда ведут наблюдаемые тренды, что ждет ее — вот основные вопросы, требующие расшиф­ровки смысла семейного функционирования.

Вопросы, связанные с исследовательской "кухней", с познава­тельной работой самого социолога и ее формами, не выносились на передний план, оставались в тени. Однако после появления моногра­фии X. Зетеберга "Теория и ее проверка в социологии" формально-теоретическое конструирование объяснительных теорий, концепций и гипотез стало крайне модным. Подобная деятельность в области метатеории, создания метаязыка и критики "содержательной" со­циологии за ее недостаточную саморефлексию, за недостаточное ос­мысление своих конвенциональных основ не привела к появлению какой-либо общей и даже частной социологической теории семьи. Однако необходимость систематизации и обобщения массы эмпири­ческих выводов и заключений, упорядочения накопленного материа­ла исследований оказалась столь настоятельной, что породила насто­ящий бум метаработ такого рода. Период "самоосознания" и форма­лизации социологических концепций семьи и брака позволил дейст­вительно успешно конструировать теоретические разделы программ фундаментальных и прикладных исследований семьи, что не могло не сказаться на повышении качества социологических данных.

Согласно Р. Хиллу, первые пять подходов к изучению семьи, обладающие конструктами (понятиями), одновременно принадлежа­щими институциональной и групповой парадигмам, суть следующие:

1) институционально-исторический подход (эволюционизм);

2) структурно-функциональный подход;

3) интеракционистско-рблевой анализ, символический интерак-ционизм; \

4) ситуационно-психологический подход;

5) дивелопменталистский подход (основанный на развитии жиз­ненного цикла семьи).

Остальные подходы не обладают терминологией, инвариантной для макро- и микроанализа семьи (это теории обучения, экономи­ки домохозяйства, психоанализ, антропологический подход и др.). В 80-е гг. к этим перечням стали добавлять теорию систем, обмена, конфликта, феноменологический подход, теорию игр, радикально-критические теории феминизма и т.д.

Многообразие теорий и концепций в социологии, тем не менее, не может скрыть тот простой факт, что весь этот плюрализм науч­ных подходов покоится на двух основополагающих теориях, изна­чально разрабатывавшихся классической социологией, — на теории социальных структур и теории социальных изменений. Эти теории призваны ответить на вопросы: "как все устроено" и "как все изме­няется". Применительно к семье это означает изучение социальной сути семьи по роли и функциям, выполняемым в обществе, изучение динамики семейных структур и их социальных последствий. Первые два подхода из перечня Хилла укладываются в эту проблематику, три последующих сводятся к теории социального поведения личности и групп. В последние годы исследования семьи как социального инс­титута в контексте общесоциальных изменений осуществляются не столь интенсивно, как в 50-60-е гг., в пору расцвета функционализ­ма и эволюционизма. Сегодня все популярнее микроисследования семьи, когда внутрисемейные переменные все чаще объясняются те­ми же внутрисемейными феноменами и процессами. Анализ семьи как малой группы, межличностных взаимодействий заслоняет ос­тальные области социологического изучения семьи. Поэтому не слу­чайно, что именно символический интеракционизм и примыкающие к нему подходы, такие, как этнометодология, теория обмена, драма­тургический подход и др., оказываются теоретико-методологической основой многих исследований семьи. В свою очередь, засилье инте-ракцнонизма с его взаимопроникновением личности и группы, лич­ности и общности, а также личности и общества оставляет без вни­мания антагонизм между ними, извечное противостояние и конф­ликт между личностью как частью социума и обществом как целым. Что касается содержательной стороны социологических подходов к объяснению сути семейных изменений в истории, то здесь неустра­нимо существование двух научных парадигм — "либерально-прогрессистской", утверждающей возникновение на обломках старой, традиционалистской семьи новых альтернативных семейных струк­тур, и "консервативно-кризисной", предупреждающей о возможнос­ти исчезновения семейного образа жизни и необходимости в связи с этим укрепления семейных основ бытия.

Это противостояние не просто двух научных концепций — оно всеобъемлюще, обнаруживается не только в науке, но и в искусстве,

общественном мнении, политике, в здравом смысле всего населения и отражает различие двух мировосприятий, жизненных философий. Каждая из этих двух картин мира имеет свои истоки в античности, в письменном наследии человечества и поэтому целесообразно для обозначения этих взглядов на мир, способов мышления и чувствова­ния, мировоззрения воспользоваться термином Т. Куна "парадиг­ма"⁵. Разумеется, можно проследить истоки этого удвоения картины мира, кардинального раздвоения взглядов на реальность, начиная, допустим, с Аристотеля и Платона, когда это расхождение трактовок семьи не было итогом чистого философствования, а уже тогда выли­валось в полемику о будущем семьи, изменении ее устройства и функционирования.

Согласно У. Гуду, в основе этого раздвоения больше эмоций, нем науки, это, как различие между оптимизмом и пессимизмом, ибо в науке есть только одна теория изменения семьи, эволюционная, утверждающая развитие семьи от промискуитета до моногамии, че­рез групповое супружество, матриархат и патриархат. При, этом предполагается, что все семейные системы еще не достигли своего расцвета, им это еще предстоит, но что важнее всего, так это — "восхваление" семьи недавнего прошлого, классической моногамной семьи, "семьи западной ностальгии"⁶. Обе парадигмы исходят из стереотипа, из идеализированной семьи времен аграрного домохо­зяйства, но одни, наблюдая изменения семьи и общества, говорят, что "мы прогрессируем", а другие, что "деградируем". Достоверным же является, по У. Гуду, лишь то, что семейные структуры незави­симы от технологических и экономических изменений, и проблема заключается в установлении их взаимовлияний. Семейные измене­ния могут предшествовать, например, индустриализации или способ-ствовать ей⁷.

Относительность социологических знаний вообще и конвенциональность теорий семьи не должны вести к агностицизму, сомне­нию во всем. Невозможность для социологии и социальных наук в рамках определенного исторического времени находить очевидные для всех доказательства истинности тех или иных выводов делает справедливыми требования этнометодологов об эксплицировании ис­ходных предпосылок, о подробном описании всех шагов социологиче­ской процедуры исследования и анализа данных.

Влияние социальной структуры на конструирование социологами теорий социальных явлений следует постоянно иметь в виду, особенно в связи со столкновением политических интересов, борьбой партий и разного рода группировок.

В качестве примера такого влияния политики на разработку со­циологических теорий и их использования при определении про-

грамм социальной политики можно сослаться на воздействие полити­ческого движения "за освобождение женщин", феминизма, на соци­альную науку. По мнению Мэри Осмонд, все науки политизирова­ны, но в наибольшей степени — социология семьи, которая, якобы, культивирует глубоко консервативный подход и служит оправданию status quo в обществе, закрепляет неравенство полов и воспроизводит "мужское господство" в жизни и науке⁸.

Следствием такого рода радикальных взглядов является опреде­ленный нигилизм в отношении семьи и семейного образа жизни. Разумеется, в современной социологии имеются крайние точки зре­ния, преувеличивающие роль семьи не только в консервации сущего, но и в изменении основ социального бытия (например, Пол Томпсон считает, что семья — "главная движущая сила социальных измене­ний"⁹), но важно здесь подчеркнуть другое: изучение семьи — не ка­бинетное занятие, острота дискуссий о будущем семьи может срав­ниться по своему накалу с парламентскими боями.

Социология семьи в России*. Проблемы семьи с момента за­рождения социологии в России являются ведущими, хотя выделе­ние социологии семьи в качестве научной дисциплины произошло гораздо позже. В эволюции социологии семьи следует выделить три периода, каждый из которых отличается внутренним своеобразием, различными трансформациями теоретической мысли, объективными противоречиями, спадами и подъемами.

Первый период — с середины XIX в. до 1917 г. Второй период — с начала 20-х гг. до середины 50-х гг. Третий период — с середины 50-х гг. до настоящего времени.

Становление социологии семьи как социологической дисциплины произошло не одномоментно. Как и за рубежом, первоначально в центре внимания находились вопросы происхождения семьи.

Ученые, внесшие заметный вклад в становление социологии семьи, отличались не только в своих подходах к предмету научных поисков, но также своими идейными и политическими взглядами. Среди них в первую очередь заслуживают упоминания такие фи­лософы, писатели и публицисты, как В. Соловьев, А. Фет, К. Баль­монт, А. Белый, В. Розанов, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Л. Тол­стой, Г. Успенский, Н. Бердяев, П. Флоренский, С. Булгаков, А. Жу-раковский, В. Ходасевич, А. Карсавин, Б. Вышеславцев, С. Троиц­кий, И. Ильин, С. Франк.

Раздел главы написан Г.В. Соколовой.

Классификацию основных теоретических направлений и идейных течений, повлиявших на отечественную социологию семьи, предсто­ит еще создать, оценив по-новому научную состоятельность "легаль­ного марксизма", "научного социализма", социальных и экономиче­ских учений буржуазного либерализма и воскрешая многие имена ученых и общественных деятелей.

В 1880 г. вышла книга известного общественного деятеля Д. Ду-бакина "Влияние христианства на семейный быт русского общества в период до времени появления 'Домостроя'". Автор обобщил в ней творческий вклад этнографов Шульгина, Добрякова, историков Кос­томарова, Хлебникова, литераторов Забелина и Чудинова, касаю­щийся разработки проблем социальной и экономической жизни рос­сиян и становления семейного образа жизни. Глубокому анализу подверглись древнерусские летописи, а также такие произведения светской и церковной литературы, как "Слово о полку Игореве", "Слово Даниила Заточника", "Жития Святых", Церковные слова и поучения, Пастырские послания, "Домострой", памятники русского церковного и гражданского права, записки иностранцев о России, памятники устной народной словесности: бытовые песни, былины, пословицы и т.п.

Д. Дубакин рассмотрел многообразие влияния христианства на семейные отношения с учетом вклада греко-римского права. Боль­шое значение имеет анализ форм брачных союзов в языческой Руси, а также различия подходов Ветхого и Нового заветов к браку и формированию семьи. Наконец, были вскрыты истоки возникно­вения семейного кодекса "Домостроя" (литературного памятника XVI в., впервые изданного в 1849 г.), его влияние на общественное мнение относительно семейного образа жизни в России.

Весомый вклад в разработку проблем социологии семьи внес рус­ский социолог, правовед, историк М.М. Ковалевский, возглавивший вместе с неменее именитым русским социологом Е.В. Роберти пер­вую в России кафедру социологии. На основе историко-сравнитель-ного метода М.М. Ковалевский создал теорию генетического родства всех социальных явлений и общественных институтов — "генетичес­кую социологию".

В 1895 г. вышла книга М.М. Ковалевского "Очерк происхождения и развития семьи и собственности". Автором был дан глубокий ана­лиз брачно-семейных отношений в древнейшую эпоху человеческого общежития. М.М. Ковалевский подверг сомнению утверждения о беспорядочности общения полов (промискуитет и гетеризм), доказы­вая, что родство по матери и экзогамия предполагают регуляцию и организацию половых отношений, подчиненные на первобытной ста­дии сохранению и воспроизводству поколений.

Изучая семейное право в прошлом, М.М. Ковалевский пришел к выводу: "Семья не представляет собой союза только тех лиц, ко­торые связаны между собой браком или кровным родством; это об­щина, члены которой живут под одной кровлей. В число их входят не только свободные, но все находящиеся в какой бы то ни было зависи­мости от главы общины, т.е. рабы и вольноотпущенники. Семью эту можно назвать или определить как совокупность лиц, живущих вме­сте и признающих власть одного и того же домовладыки"¹⁰.

Большой интерес вызывает его анализ семейной общины у сла­вян. Южные славяне называли такую общину "братством", или "задругой". М.М. Ковалевский подробно описывает структуру общи­ны. Глава-домоправитель, или "домочин", избирается из числа по­жилых, хотя иногда делалось исключение и домочином назначался молодой, но женатый человек. Домочин управлял общинным иму­ществом, заведовал общинной казной, приобретал все необходимое для общины. После домочина почетом и уважением пользовалась "домочица", т.е. домохозяйка. Ею была обычно жена домочина. В некото­рых местностях женщины назначали сами домочицу, но их выбор должен был утвердить семейный совет. Права и обязанности домочи-цы касались внутренней жизни дома. Она вела домашнее хозяйство, распределяла работу между женщинами, смотрела за порядком, ула­живала ссоры и давала советы относительно брака девушек. Таким образом, как показал М.М. Ковалевский, функция лидерства распре­делялась в общине по полу и укрепляла семейную организацию.

Историк славянской семьи и семейной демографии С.М. Шпилев-ский свидетельствует о том, что семейная община имела право огра­ничивать власть главы семьи, разрешать или запрещать отцу отчуж­дение наследственного имущества¹¹.

Отец-муж не был самодержавным повелителем патриархальной семьи, проявления его власти ограничивались сравнительно узким кругом маловажных распоряжений. Вместе с тем право собственности на всех детей обвенчанной с ним (а точнее купленной им) женщины существовало продолжительное время, благодаря тому, что семья видела в этом залог своего внутреннего спокойствия и материального благосостояния.

С середины XIV в., согласно М.М. Ковалевскому, внутренняя жизнь патриархальной общины начинает постепенно трансформиро­ваться в индивидуальную семью. Индивидуализм подрывал и разру­шал семейную общину, каждый требовал предоставления ему права самому свободно распоряжаться своими личными приобретениями. Семейные разделы чаще стали происходить при жизни родителя-отца. Появилось такое понятие, как эмансипированный сын. Пример-

ный возраст эмансипации у славянских семей приходился на 25 лет, по достижении этого возраста можно было обзаводиться собственным хозяйством в соответствии с наследственным правом: минората, т.е. преимущественного наследования младшим сыном, или майората, т.е. наследования старшим сыном.

Индивидуальная семья представляла собой союз, заключенный по добровольному соглашению и связанный соблюдением взаимных обязанностей и общих прав, но подчиненный контролю государства и его судов.

М.М. Ковалевский показывает, что русская женщина не более западноевропейской была подчинена своему мужу и имела льготы на владение семейным имуществом. В России существовало два начала имущественного семейного права: 1) полная общность имуществен­ных прав супругов и 2) относительная их общность.

Полная общность имущественных прав заключалась в том, что при заключении брака муж должен был обеспечить целостность при­даного своей будущей жены, заложив часть своего собственного иму­щества. Часть эта называлась вено (плата жениха за невесту). Если муж растрачивал приданое, то после его смерти вдова владела иму­ществом до тех пор, пока наследники ее мужа не вознаграждали ее за понесенные убытки. И второе: муж заведовал общим имуществом, но распоряжаться не мог без предварительного согласия жены. Сдел­ки совершались от имени обоих супругов. В случае смерти или развода имущество снова становилось раздельным, но не делилось поровну, а возвращалось обратно приданое, состав которого был известен по Рядным записям, совершавшимся при заключении бра­ка. Кроме того, вдова получала седьмую часть всего имущества му­жа. Со второй половины XVIII в. закон устанавливает новую систему имущественных прав — полную разделенность, просуществовавшую до 1917 г. Законом также вменялось: мужу — прилично содержать жену, а жене — жить вместе с мужем. Обоюдность привилегий индивидуальной семьи приобретала новый характер равноправного союза.

С ХН-ХП1 столетия конкубинат как форма брака приобретает правовую норму. "Сущность таинства бракосочетания не в обрядах, совершаемых священниками, а в согласии врачующихся"¹².

Свод законов XIX в. отступает от реального исторического разви­тия семейного права и требует.чтобы "жена пребывала в неограни­ченном послушании своему мужу"¹³.

Также несовершенен был и бракоразводный процесс. Прелюбоде­яние — главная причина развода — оценивалась неодинаково в отношении к мужу и жене.

С XVI в. издаются указы (Судебник царя Алексея Михайловича), по которым родители имеют одинаковые права на детей, т.е. могут одинаково распоряжаться судьбой детей: постричь в монахи, разре­шать вступать в брак, вести за собой в холопство или занять видное место при дворе князя или боярина, или одинаково влиять на семей­ную мобильность своих чад. После смерти отца мать пользовалась всеми правами на ребенка без исключения. Однако безграничная власть родителей начинает контролироваться государством. Уложе­ние царя Алексея Михайловича запрещает принимать жалобы от детей на родителей и рекомендует заключать детей в тюрьму без предварительного дознания.

В 1775 г. Екатерина II учреждает смирительные дома и предостав­ляет родителям право упрятывать- туда своих детей.

М.М. Ковалевский анализирует, как постепенно распадаясь на малые семьи, патриархальная расширенная семья теряет свой при­нудительный характер. "Семья становится лучшей школой для де­тей: она одна только обладает незаменимой способностью дейст­вовать на подрастающее поколение личным примером и этим пу­тем развивать в нем и ум и нравственное чувство". И далее: "...шко­ла, в которой совершенствуются не только дети, но и взрослые. Только в семье можно приобрести способность к самопожертвова­нию. Семья — великая школа альтруизма, того альтруизма, который обновит мир..."¹⁴.

Книга М.М. Ковалевского еще не оценена по достоинству, так как находилась в тени работы Ф. Энгельса о происхождении семьи. В ней обобщен этнографический материал, много ценных наблюдений, ка­сающихся социальной, экономической и социально-психологической взаимосвязи личности, семьи и общества у различных народов. Осу­ществлен анализ типологии семейных структур у славян и герман­цев. М.М. Ковалевский в этой работе также рассмотрел дискуссион­ный вопрос о влиянии частной собственности на разложение патри­архальной семьи, на смену ее индивидуальной.

Несомненный вклад в становление отечественной социологии семьи внес социолог П.А. Сорокин. Еще будучи студентом первого курса, он начал полевые исследования форм брака и семейной жиз­ни народа коми. Молодой Сорокин посетил несколько сел, совме­щая сельскохозяйственный и научный труд. Результатом явилась статья в ежемесячном журнале "Известия Архангельского общества изучения Русского Севера" (№ 1 и 5 за 1911 г.) под названием "К вопросу об эволюции семьи и брака у зырян". Автор статьи под­твердил на материале эволюционных форм брачно-семейных отно-

г

шений у зырян научно доказанные И.Я. Бахофеном, Дж. Мак-Лен-наном, Л. Морганом, Г. Спенсером, М.М. Ковалевским и др. поло­жения относительно первобытной формы брака и зарождения матри­архата.

П.А. Сорокина семья интересовала как основная ячейка и основ­ной индикатор общества, но, подобно многим ученым, его мировоз­зрение складывалось под влиянием "легального марксизма" и "науч­ного социализма". П.А. Сорокин публикует малоизвестную, но на редкость актуальную и по сей день статью "Кризис современной семьи" в "Ежемесячном журнале для всех" (№ 2 и 3 за 1916 г.). В ней автор дает глубокий анализ кризисных явлений традиционной семьи как социального института и малой группы, излагая ряд при­чин ослабления союза супругов, союза родителей и детей, а также союза родственников.

Падение капитализма в России в 1917 г. приводит к дальнейшей трансформации семьи, освобождению ее от частнособственнических основ и к изъятию семейных функций государством. Пролетарская диктатура "позаботилась" о правовом "раскрепощении" семьи. Со­ветское государство "выкорчевало" элементы разрешительности при заключении брака, установило свободу развода, уничтожило понятие "внебрачного", "незаконнорожденного" ребенка, предоставило жен­щине ряд правовых гарантий и провозгласило ее семейное и полити­ческое "равенство" с мужчиной. Диктатура пролетариата осуществи­ла ряд мероприятий, не проводившихся ни одним законодательством, "Родственное чувство стало менее прочной связью, чем партийное, товарищество"¹⁵.

Социологии семьи предстоит еще подробно проанализировать первые декреты Советской власти, признававшей единственной за­конной формой брака — гражданский брак, зарегистрированный в отделе записей гражданского состояния. В общем контексте поли­тических и социально-экономических отношений следует также оценить государственное поощрение фактического брака и многочис­ленные последствия этого.

Новые пролетарские законы вызвали шквал дискуссий о разви­тии пролетарской "семейной ячейки". Тон задала А.М. Коллонтай. Ее книги, статьи, лекции, посвященные "женскому вопросу", поль­зовались широкой известностью и популярностью, и, как ни грустно это признать, принесли свои плоды. Дети, муж, дом — все это объявлялось пережитком прошлого, в будущем виделись сплошные дома-коммуны, фабрики-кухни, детские комбинаты, ясли и сады — камеры хранения детей.

Процитируем в связи с этим несколько лозунгов и выступле­ний A.M. Коллонтай: "Трудреспублика мобилизует женщину на про­изводительный труд, с другой стороны, — она организует быт на новых началах, закладывающих фундамент коммунизма..." "Совет­ские столовые, даровые обеды для малолетних вытесняют семейное домоводство". "Кухня, закабалявшая женщину, еще в значительно большей мере, чем материнство, перестает быть необходимым усло­вием существования семьи". "Общежития, дома-коммуны для семей­ных и особенно для одиноких получают широкое распространение..." "...Сознанием преимущества общежитий особенно проникаются жен­щины: вся та часть, которой приходится совмещать семью и работу. Для этих трудящихся женщин дом-коммуна — величайшее благоде­яние, спасение". "С ростом числа общежитий будет отмирать семей­ное домоводство, с отмиранием же индивидуального хозяйства, зам­кнутого в рамках обособленной квартиры, ослабеют скрепы совре­менной буржуазной семьи. Перестав быть потребительской едини­цей, семья в современном виде не сможет существовать... Она распа­дется, упразднится"¹⁶. И далее говорилось о женщине, о ее раскре­пощении, о ее "спасении" от мужа, "тиранов"-родителей и освобож­дении от материнства.

В этот период в социологии семьи обозначались и другие направ­ления: исследование условий жизни быта рабочих семей (Е.А. Кабо, В.А. Зайцев), изучение социальных проблем города, народонаселе­ния и миграции (Б.Я. Смулевич), бюджетов времени рабочей семьи (А. Лебедев, Д. Годин). В послереволюционный период основными источниками эмпирической информации являлись данные статисти­ки,монографические исследования и в меньшей степени анкетные опросы — интервьюирование. Работы первых советских социологов как теоретического, так и прикладного характера не были свободны от недостатков. Однако их вклад в науку о семье был очень замет­ным. Социология, пожалуй, как ни одна другая наука, ярко описы­вала новые условия жизни и быта семей.

Партийно-административная система в приказном порядке упраз­днила социологию в 30-е гг., заменив ее умозрительной социальной философией. Социология была объявлена буржуазной лженаукой, не только несовместимой с марксизмом, но и враждебной ему. Са­мо слово "социология" оказалось вне закона и было изъято из на­учного обихода, постепенно ушли в небытие и социологи-профессио­налы. Статистика как источник информации претерпела в начале 30-х гг. серьезные изменения — из журналов был изъят раздел моральной статистики. Только в 60-е гг. социология начинает мед-

ленно возвращаться в строй, чему в немалой степени способствовало распространение социологических исследований семьи и рождаемо­сти, активизация также демографических исследований.

Анализ развития социологии семьи в 70-80-е гг. требует особого разговора и не только потому, что в годы застоя тормозилось подлин­ное исследование социальных явлений, но и в связи с острой поляри­зацией теоретической мысли, научных школ относительно тенден­ций и перспектив изменения российской семьи.

Ключевые термины:

институционально-эволюционный подход, институционально-функционалистский подход, "патриархальная теория" семьи, групповой брак, индивидуальный брак, парная семья, индивидуальная семья, моногам­ная семья, экзогамно-эндогамный род, дуально-родовой брак, половые производственные табу, принцип отставания систем родства от се­мейных форм, концепция инвариантности семьи, групповой подход, изучение семьи как группы, макроанализ и микроанализ семьи, институциональная и групповая парадигмы, сужение, редукция се­мейных функций.

Примечания

¹ Parsons T., Bales R. Family, Socialization and Interaction process. L. 1956; Кириллова М.А. О некоторых проблемах брака и семьи в современной американской социологии // Социальные исследова­ния. Вып. 4. 1970. С. 172.

² Davis К. Human Society, 1949; см. также статьи К. Дэвиса в книгах "Социология сегодня". М., 1965 и "Изучение мнений о ве­личине семьи". М., 1971.

³ Хилл Р. Современные тенденции в теории семьи // Социаль­ные исследования. Вып. 4. М., 1970, С. 137; Hill R. A critique of contemporary marriage and family research // Social Forces. 1955. V. 33. P. 268-277.

⁴ Hill R., Katz A., Simpson R. An inventory of research in marriage and family behavior // Marriage and Family Living. 1960. V. 22.

⁵ Кун Т. Структура научных революций. М., 1975.

⁶ Good W. World Revolution and Family Patterns. 1963. P. 6-25.

⁷ Good W. Op. cit.

⁸ Osmond Marie W. Radical-Critical Theories // Handbook of Mar­riage and the Family / Ed.M. Sussman. New York, 1987.

⁹ Томпсон П. История жизни и анализ социальных изменений // Вопросы социологии. 1993, № 1-2.

¹⁰ Ковалевский М.М. Очерк происхождения и развития семьи и собственности. СПб., 1895. С. 95.

¹¹ Шпилевский С.М. Семейные власти у древних славян и гер­манцев. Казань, 1869. С. 72.

¹² Терещенко. Быт русского народа. СПб., 1848. С. 27.

¹³ Боровиковский А.Л. Брак и развод по проекту гражданского уложения. СПб., 1902. С. 18.

¹⁴ Ковалевский М.М. Очерк происхождения и развития семьи и собственности. СПб., 1895. С. 118.

¹⁵ Сорокин Л.А. Современное состояние России // Новый мир. 1992. № 4. С. 184.

¹⁶ Коллонтай А.М. Труд женщины в эволюции хозяйства // Лекции, прочитанные в Университете имени Я.М. Свердлова. М.-Пгд., 1923.