Приманка

На последнем курсе института Коля Павлов неожиданно женился. Его женой стала студентка первого курса того же ВУЗа Аня Петрова, приехавшая из деревушки Архангельской области, поступившая в институт каким-то чудом и живущая в общежитии. В результате смертей бабушек-дедушек и обменов-переездов родителей у молодых оказалась двухкомнатная квартира. Живи и радуйся!

Жена Николая была красивая, с хорошим покладистым характером, замечательными сексуальными способностями, неплохой домохозяйкой, и за все это Павлов ее очень любил. Год они прожили весело и счастливо.

Однажды утром они нежились в теплой постели. На дворе стоял двадцатиградусный мороз, однако толстые стены дома позволяли его обитателям наслаждаться комфортным двадцатиградусным теплом.

- Дорогой, - грустно сказала Аня, - Нам с тобой тут хорошо. А представь себе как там, в моей родной Онеженке!

Коля представил. Мороз там наверняка градусов 30-35, со всех сторон дуют ледяные арктические ветры. Деревня занесена снегом и разглядеть ее полусгнившие серые избушки можно лишь с очень близкого расстояния. Половина этих избух кое-как заколочена досками и представляет собой хорошую иллюстрацию к расхожей фразе “мерзость запустения”. Другая половина освещена тусклыми огоньками и видно, что там еще кое-как теплится жизнь. Николай мысленно проник за стены одного из таких жилищ. В двух комнатах стоит мрак и стены покрыты толстым слоем инея. Сделать их теплыми невозможно несмотря на почти полугодовую заготовку дров, ибо силы человека все-таки ограничены. В третьей, самой маленькой комнатушке, являющейся по совместительству кухней, тепло и горит свет. Вся жизнь замкнута на узком пятачке между печкою и кроватью, да в углу еще стоит отнюдь не украшающее интерьер и не ароматизирующее воздух помойное ведро, в которое зимой еще и справляют малую нужду. Чтобы справить нужду большую требуется нацепить на себя тяжеленный тулуп, громоздкие валенки и брести через сугробы к маленькой будке невдалеке от избы. Холодина там, разумеется, такая, что примерзнуть к стульчаку - плевое дело. Да и теплота жилой коморки весьма относительна, ибо как только в ней остывает печь - тут же воцаряется дикий холод. А не будешь же всю ночь кочегарить! Вот и просыпаешься дрожа от холода, с сосульками в волосах. А еще по ночам под окнами то и дело вспыхивают огненные глаза забежавших волков.

И так - всю жизнь! Единственная забава и средство хоть чуть-чуть облегчить жизнь - знаменитый самогон, которым здесь все и балуются, от мала до велика.

Коля подумал, что и его Аня жила там, в таких условиях, от чего его тут же бросило в дрожь. Какое чудо, что ей все-таки удалось оттуда выбраться!

Словно прочитав мысли мужа Анна продолжила разговор:

- А ведь моя мама так там и осталась! Представляешь, немолодая женщина, а дрова колет, воду на себе таскает!

Николай вспомнил, что тещу свою он так и не видел, согласие на свадьбу дочки и поздравление с бракосочетанием пришло по почте - приехать не нашлось средств.

- Так давай на зиму возьмем маму сюда, тем более у нас есть свободная комната, - предложила Аня.

- Давай, - согласился Коля, повергнутый нарисованной им кошмарной картиной деревенской жизни на севере Руси.

Через неделю они встречали Архангельский поезд. Теща оказалась немолодой седовласой женщиной, крайне угрюмой и неприветливой. На улыбчивые слова зятя: “- Здравствуйте, Устинья Кузьминична”, та только едва заметно кивнула головой. Никаких благодарственных слов она не произносила.

В выделенной ей комнате теща устроилась сразу как дома. Присвоила себе большую часть посуды, заказала ключи от квартиры, потихоньку начинала покрикивать на хозяина. Коля прощал ей это ибо от одной мысли об условиях, в которых она жила там ему становилось не по себе и его сердце переполнялось сочувствием к этой немолодой женщине. Потом теща внимательно изучила доходы семейства и тут же заявила Николаю, что тот зарабатывает мало и семью обеспечивает плохо. С тех пор начались у Коли черные дни.

- Ты полюбуйся, во что одета твоя жена! - кричала Устинья прямо у порога, - Разве так надо жену одевать!

- А что не так?

- На ней курточка какая-то, это что - одежка?! Мог бы и шубу ей купить!

И так - при каждой встрече. Без замечаний, издевок, колкостей не проходило ни одной встречи с ней. Коля пытался несколько раз обругать и выгнать злую тещу, но каждый раз слова как будто застревали в горле, а руки опускались словно плети. Через месяц Павлов стал каким-то нервным, заметно похудел и совершенно перестал следить за своей внешностью. Теперь он все время был злой, небритый, в мятой и грязной одежде.

- Ты бы хоть поговорила бы со своей мамой, - выговаривал иногда Николай своей жене, - Нельзя все-таки так себя в гостях вести...

- Ну ты ее тоже пойми. Из такого кошмара выбралась. Ты уж извини, но пойми, как она смотрит на тебя - как на зажравшегося горожанина, который не знал в своей жизни настоящих трудностей. Не то что сверхчеловеческих, героических, но даже бытовых повседневных, таких как в Онеженке.

Стоило жене взяться за стирку, глажку, уборку или еще какую-нибудь бытовую работу, тут же рядом возникала ее мама со своим “Ты ему не рабыня! Пускай сам все делает, и так семью не обеспечивает!”

Сначала Анна просто оправдывала свою мать, а потом стала откровенно переходить на ее сторону. “Ну что, в самом деле я твоя рабыня?! Уж это ты можешь и сам сделать!“ Вскоре эта формула дошла до того, что Николаю пришлось самому делать практически все домашние дела. Однако от нападок со стороны тещи это его все равно не избавило. “ - Не умеете вы жить по-человечески! Я вас учу, а никакого толка!” - только и было слышно от нее. Теперь она контролировала практически все, начиная уборкой мусора и заканчивая чистотой платков Анны. Разумеется, в каждом обнаруженном непорядке оказывался виноват Николай.

Когда раздавался телефонный звонок, к аппарату немедленно подлетала Устинья Кузьминична и отвечала звонившему целым набором затейливых оскорблений. Так ей удалось поссорить Колю не только со всеми его друзьями, но даже и с родителями. “Зачем тебе такие родители, если ничему научить не смогли!”

Как-то Устинье удалось обнаружить случайно забытую на кухонном столе записную книжку Коли. За три дня она обзвонила все указанные в ней телефоны и поведала людям о том, какой плохой, просто отвратительный человек ее зять. Чтобы вызвать еще большую неприязнь некоторым из этих знакомых она поведала историю собственного сочинения: “Гостили они прошлое лето у нас в Онеженке. Встала я как-то рано утром, пошла в коровник скотину кормить. Захожу, а Николай-то аккуратненько залез там на табуреточку и с коровой совокупляется! Я чуть сознание не потеряла. Нюрке, конечно, ничего не стала говорить, зачем девочку травмировать”.

Вскоре теща завладела всей семейной кассой и принялась выдавать деньги Николаю строго по выдачи и под расписку. Приносимые им деньги она отбирала полностью и требовала еще.

Самое странное, что Коля постепенно утратил всякую волю к сопротивлению. Даже самые чахлые доводы тещи в пользу какого-либо ее решения казались ему весьма убедительными, и правомочность ее главенства он не подвергал никакому сомнению. Чем больше теща контролировала его, тем больше он соглашался с тем, что “так и надо”. Анна со временем становилась все мрачнее и мрачнее, однако во всех спорах по-прежнему оставалась на стороне матери, впрочем споров становилось все меньше и меньше.

День Николая проходил следующим образом. Когда он открывал дверь и входил в квартиру, его непременно встречала теща и первый ее вопрос был: “-Ну сколько сегодня принес?” Он протягивал ей смятую пачку денег, Устинья Кузьминична их старательно пересчитывала и презрительно бросала: “-Ну разве ты мужик?!” Потом он шел в кухню и садился за стол. Все время пока Николай ел Устинья внимательно смотрела ему в рот и то и дело бросала “-Ну ты и жрешь!” Затем он получал у тещи под расписку необходимую сумму денег и список продуктов, с чем отправлялся в магазины. Вернувшись он начинал готовить, а Устинья сидела рядом и постоянно бросала замечания вроде “-Ну кто так медленно делает?! Что, и отец тебя так же делал?!”

Иногда у Николая происходили вспышки пробуждения его собственного сознания. Тогда он начинал дико кричать и пару раз даже пытался отделать тещу массивной сковородкой по голове. Однако эти озарения быстро проходили и Коля вновь погружался в свое привычное состояние, состояние движущегося по программе робота. Как-то раз при возвращении к Коле своего “я” он почему-то решил пойти в церковь, что повергло тещу в настоящую панику, во время которой она спрятала всю его одежду и засунула в дверной замок здоровенный гвоздь чтобы зять не смог выйти за дверь. Вскоре порыв прошел и Николай принялся угрюмо чинить замок, подбадриваемый словами Кузьминичны “-Ну и зятек попался! Замки ломает! Прямо псих какой-то!”

Вскоре дошло до того, что Устинья Кузьминична высказала желание понаблюдать за тем, как молодожены совершают половой акт и все ли у них правильно. И она пронаблюдала-таки и сделала при этом целую кучу замечаний! Оказывается, они все делали неправильно, позы не те, движения тоже не те.

Наступила теплая весна, а Кузьминична так и не собиралась возвращаться в родную деревню. Коля к тому времени стал как-то вянуть и чахнуть. Пришлось обратиться к докторам, те поставили ему какой-то диагноз, назначили маловразумительное лечение и дали больничный. Лечение, разумеется, не помогало, а тяжесть болезни явно не соответствовала пустяковому диагнозу. Вскоре Николай большую часть времени уже не вылезал из кровати. Мало-помалу он приходил в себя и снова начинал ощущать в себе прежнего Колю Павлова, но сил что-либо делать у него больше не было. Теща потихоньку от него отстала и ушла в какие-то свои неизвестные для него заботы, однако теперь это не принесло никакой радости.

В один из дней, когда Николаю стало особенно плохо, в комнату вошла Анна. Она присела на край кровати, взглянула на Николая серьезным взглядом и сказала:

- Знаешь, Устинья никакая мне не мать!

- Как!..

- Вот так.

- Кто она?

- Как ты понимаешь, из дыры, в которой родилась я никакого выхода не было. Денег мне дать никто не мог, а в город я могла отправиться только в качестве дешевенькой проститутки, которую любой извращенец запросто может превратить в рабыню для садистских игрищ. Что делать? Вот и обратилась я к нашей местной ведьме Устинье, и та обещала помочь. И помогла. В Архангельске я нашла потерянный бумажник с приличной суммой денег, на них добралась до Питера. Когда сдавала экзамены в институт, то знания как будто сами рождались в моей голове. Один экзаменатор хотел “срезать”, да его рука помимо воли сама поставила “отлично”. Потом комнату в общежитии дали неплохую. Потом тебя нашла. Но колдунье я должна была заплатить. А чем я могла ей заплатить? Денег у нас в деревне ни у кого нет, тело мое ей не надо. Вот и затребовала она с меня особую плату.

- Чего же она захотела?

- Ей потребовалась жизнь того человека, который меня полюбит. С тех пор слияние со мной есть прямая дорога на Тот Свет, а энергия твоя плавно перетекла в тетку Устю. Что я буду делать дальше? Снова меня кто-то полюбит, снова выйду замуж, и опять ведьма высосет из него жизнь. Теперь я - инфернальная приманка, на которую до конца моих дней будут клевать рыбы вроде тебя. Но, ты можешь снова вернуть себе все свои силы и отправить Устинью обратно в Онеженку, но для этот тебе надо... - Она стала чеканить каждое слово, - Отдать ей свою душу.

Коля что-то пробормотал и перевернулся на другой бок. В глаза ему било яркое Солнце. И тут Павлов понял, что он проснулся, а все прошедшее было всего-навсего сном. Со стола на него глядела черно-белая фотография его невесты Анны, свадьба с которой должна состояться послезавтра. Что делать?!