Commun’aлка

Однажды меня пригласил в гости приятель по имени Паша. Жил он в двухкомнатной квартире в самом центре города. Купив бутылку коньяка и лимончик, я отправился к его четырехэтажному дому. Встретившись, мы уселись за стол и стали пить терпкий напиток, говоря о жизни, о бабах и т.д. Когда моя бутылка опорожнилась и Паша достал из своих закромов следующую, мне сильно захотелось, извиняюсь, помочиться. По длинному и узкому коридору я направился в требуемое место. Меня изрядно качало, и по дороге, для удержания равновесия, я схватился за подвернувшуюся ручку и нечаянно открыл дверь во вторую комнату квартиры.

- Стой! - передо мной появилось бледное как полотно лицо Павла, - Туда не ходи!

- Что такое?! - немедленно отреагировал я.

- Там... - Пашка запнулся.

Дойдя до унитаза и совершив акт мочеиспускания, я вернулся на кухню.

- Слушай, Хальген, я сейчас расскажу тебе о той комнате, - и он показал рукой в сторону боковой стены, - Это очень странная и страшная история.

- Через пять лет после свадьбы мои родители въехали в этот дом, сразу после капремонта, - начал он свой рассказ, - Им повезло: оказались они не в хрущовке, где зимой стены покрываются инеем, не в десятикомнатной коммуналке в прогнившем изнутри доме, где все еще продолжаются времена Зощенко. Квартира в центре города, в отремонтированном здании, вот только коммуналка... Но это ничего, всего одна соседка, да и та - бабушка божий одуванчик. Родственников у нее не было, и комната после ее смерти должна была перейти моим родителям, у отца к тому же кое-какие связи были, да так, в конце концов, и произошло, вот только...

Короче, стали они жить-поживать и добра наживать. Год прожили прекрасно. Но все-таки не одни они в квартире, а назвать коммуналки этим словом придумал, право, какой-то идиот. Сommuna ведь по-русски - община, а какая тут община - механическое объединение случайных людей, общего между которыми весьма мало. Нет у них ни общей идеи, ни общей цели, ни общего хозяйства - ничего. Родители тогда были молодыми, а бабка - старая. Они соберутся с друзьями, музыку слушают, вино пьют - а она злая. И музыка в те времена была еще не то чтобы злая, и пили тогда еще не до безобразия, как теперь, но старухе хватала и этого. Каждый вечер, встретившись с моей мамой на кухне, начинала:

- Вот, мне всю плиту засрали, а убирать кто будет?! Почему мою кастрюлю спрятали, голодом уморить меня хотите?! Полы не моете, в говне все по уши, так хотите, чтоб и я в дерьме сидела?! Не выйдет!

Ну, родаки сперва терпели, но с каждым днем становилось все хуже и хуже. Бабка начала управдому писать, потом ментов вызывать стала...

Перед моими глазами возникла картина: в центре кухни как на сцене драмтеатра стоит старуха. Она визгливо кричит, брызжет слюной, отчаянно жестикулирует, собирается упасть в обморок. Потом делает резкий прыжок к шкафам, и оттуда, со страшным грохотом, вылетают алюминиевые и эмалированные кастрюли, вилки, ложки, миски. Крик старухи усиливается, она начинает плясать в тесном помещении какой-то замысловатый танец, сопровождаемый усиливающимися криками и громом.

Стоящая в дверном проеме молодая женщина уныло просит:

- Да успокойтесь Вы, Алена Ивановна, зачем из себя-то выходить?

- Я!!! Успокойтесь!!! - бросает бабка и летит стрелой в свою комнату.

- В милицию звоню! - кричит она уже из-за двери, тут же лязгает замок и раздается соловьиная трель телефона.

В это время входная дверь открывается и в квартиру входит молодой мужик. Зареванная женщина тут же подбегает к нему: - Васенька!

- Успокойся, Наташа, пойдем по улице погуляем.

Они одеваются и уходят. Ходят много, совершенно бесцельно, и уже замерзшие идут домой - снова на встречу с бабкой.

Придя домой, молодая семья пьет чай. Более-менее успокоившись, они начинают готовиться ко сну. Наташа, взяв полотенце, направляется в ванную и включает воду. Вася раскрывает газету: “ - Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Верховного совета...” “ - А-а-а!!!” - раздается визг жены и, бросив недочитанную газету, Василий летит на выручку. Возле ванной, припав глазом к щелке между стеной и дверью, согнувшись в три погибели стоит Алена Ивановна.

- Что ты смотришь? Чего тебе голыми бабами любоваться, сама вроде бы баба, была ею, по крайней мере! - зло кричит Василий.

- Нужна мне очень твоя писюшка! Я смотрю, чьим мылом она моется - уж не моим ли?!

- Твоим помоешься - прыщами зарастешь, - в том же тоне отвечает Вася.

Ночью Наташа тихонько хныкает, уткнувшись в плечо Васе. А Василию и успокоить ее нечем, говорит что-то о том, что старухе не так уж и долго жить осталось, а больше и сказать нечего.

А утром на работу, но все мысли посвящены возвращению домой, в кошмар commun’алки. Что там снова вытворит Алена Ивановна? А, может, уже вытворила? Может, проникла в нашу комнату и роется в вещах? И что ни минута - все подобные мысли. А приходишь - сразу скандал, так и танталовые нервы не выдержат.

Не выдержали. После очередного скандала с разгромом посудных шкафов, приглашением в свидетели соседей и звонков в милицию (на которые там, разумеется, не реагировали), решили молодожены объявить беспокойной соседке войну.

И с тех пор бабушка, царство ей Небесное, то мыло в супе обнаружит, то соль в чае, то масло в ванне перед помывкой, а однажды даже в винегрете оказался старый сапог. В милицию ей было уже не позвонить - Василий предусмотрительно вывел из строя телефонную связь, и включал ее лишь тогда, когда надо было позвонить самому. От криков и визгов старушенции молодые защитились звукоизолирующими наушниками, которые один из Васиных друзей раздобыл на работе. Все свои вещи на время активных боевых действий супруги надежно спрятали в комнате.

Вася и его друзья были большими выдумщиками. Каждый день либо Василий изобретал новую выходку, либо ее предлагал кто-нибудь из его друзей. Все изобретения тут же воплощались в жизнь, и вскоре их хватило на целую книгу, которую можно было бы назвать вроде “Военные методы в коммунальной жизни”.

Захотела Алена Ивановна ночью в туалет. Встала с кровати, принялась дверь открывать - не идет. Она ее на себя - та обратно, она опять на себя - та снова обратно. Так с десяток раз, в итоге описалась бедная старушка. И невдомек ей было, что дверь с другой стороны удерживал массивный резиновый жгут, весьма остроумно привязанный Василием. Утром она, конечно, разобралась, и в следующую ночь предварительно клюку из двери выставила, но не помогло - возле самого укромного кабинета ей на голову свалился надрезанный пакет с кислым молоком.

Активных действий Алена Ивановна уже больше не предпринимала, и можно было кое-как помириться, но Вася вошел в раж. Его голова рождала все более и более каверзные изобретения. Наконец эта деятельность дошла до своего логического предела. Так и возник проект “Мостик в могилу”. Для его осуществления понадобилась помощь всех многочисленных друзей и приятелей Васи и Наташи.

Теперь все свободное время стало уходить на подготовку к “операции”. В отсутствии Алены Ивановны в стене сверлили отверстия, ведущие в ее комнату, устанавливали музыкальные трубы, из папье-маше клеили ангелов и чертей. Несколько раз залезали на крышу и определяли расстояние до окон Алены Ивановны (жили они на четвертом этаже). В отсутствии соседки провели несколько репетиций.

Наконец наступил день “Д”. У Васи и Наташи остались ночевать четверо друзей. В полночь двое из них заняли места у труб, а двое полезли на крышу с фонарем и картонными чучелами. В довершение всего приготовили и еще одну штуку - знакомый умелец собрал инфразвуковой генератор, который издавал совершенно не слышимые, но воздействующие прямо на подсознание колебания.

Алена Ивановна пришла из собеса домой и по своему обыкновению открыла почтовый ящик. Там лежала “Вечерка” и письмо с ее адресом и именем. “ - От кого бы это?” - удивилась она, ибо все возможные родственники уже давно либо умерли, либо где-то затерялись.

Бабка разорвала конверт, вытащила из него какую-то фотографию... И тут же с криком отбросила ее - на глянцевом листе аккуратно красовалась ее могила. Да, аккуратненькая могилка с крестом и фотографией, а под фотографией надпись: “Епифанова Алена Ивановна. 1890-1972 год” Этот год!

Старушку затрясло, ибо, несмотря на свой более чем преклонный возраст, в собственную смерть она упорно не верила. Умирают все, но не она! Бабка была твердо убеждена, что проживет еще как минимум двадцать лет - в их роду много долгожителей, а там и какое-нибудь лекарство от смерти придумают, она сама об этом в журнале “Здоровье” читала. И тут на тебе!

“ – Наверное, соседи издеваются, говорят теперь такие штуки легко можно сделать. У Авдотьи спрошу, у нее внук фотограф”, - решила бабка Алена и пошла в свою комнату.

В полночь в комнате старухи раздался дикий рев. Бабка вскочила и схватилась за выключатель - света не было. Она глянула в окно - мать честная! Там носятся ангелы, черти, и решают, кому ее душу взять. “ - Я умерла”, - отчетливо раздается в старой голове, и тут же всплывают наружу все грехи, совершенные за жизнь, и Алену Ивановну охватывает тотальное, ни с чем не сравнимое раскаяние...

Утром в привычное время старуха не вышла из комнаты. Не вышла она и вечером, и на следующий день. Василий и Наталья сперва хорошо посмеялись, но потом стали как-то беспокоиться. Что такое, уж не умерла ли соседка и в самом деле! Уже и винить себя стали. Вася открыл топором ее комнату - старуха лежала с открытым ртом, из которого доносился непонятный хрип, а из глаз катились огромные слезы.

Василий вызвал “неотложку” и сам сопроводил соседку в больницу.

- Чего ее в отделение везти? - сказал один полупьяный санитар другому, - Все равно часа через два обратно в Морг волочь. Я-то уж это дело знаю.

Так и оказалось.

Хоронили старуху за казенный счет, но Вася и Наташа все-таки сделали кое-какие пожертвования - совестно как-никак.

Дома было очень пустынно и скучно. Не развеселило молодоженов даже получение через месяц бабкиной комнаты. А через сорок дней, ночью, Наташа отправилась в старушечью комнату, которую молодые, так и не придумав как использовать, приспособили под склад. Зачем она туда направилась – уже неизвестно, наверное, понесла банку какого-нибудь варенья, быть может, малинового.

Бабкину мебель они, разумеется, выбросили, но одно из кресел все-таки сохранили - уж больно красиво было, с резными ручками. И вот вошла она в комнату и увидела в этом самом кресле... Алену Ивановну, белое бесплотное облако в форме ее тела. Ну, Наташа завизжала и вылетела из комнаты как пробка из шампанского. Потом прибежал Вася - то же самое видение и тот же эффект. Ну, перепсиховали они, успокоились, решили, что просто показалось. Однако, через два дня - снова, а потом - снова и уже каждый день. Вася вынес во двор и сжег кресло - не помогло, теперь и кресло стало частью приведения.

Ночью в своей комнате они часто слышали сквозь стенку какую-то возню и шум, старческие всхлипывания. Одним словом, жизни не стало. Василий часто приходил домой пьяный, еле на ногах держался - чтоб спать крепче. Ну, месяца два они так промучились, а потом, когда бабка стала по квартире даже днем расхаживать и заглядывать в комнату молодых - терпение лопнуло, уехали к тестю с тещей, в однокомнатку, в жестокую тесноту.

Там они прожили три года, в тесноте и обиде, ибо про отношение тещ к зятьям сложено немало анекдотов. К концу третьего года родился сын, то есть сам Пашка. Василий уговаривал жену возвращаться, говорил, что ему ничего не страшно, но мама у Павла была весьма нервная, а тут еще и ребенок...

Вернулся, короче, Пашин отец в старую квартиру один. Бабка не показывалась, да и пьянствовать он стал так, что ни одно приведение не выдержало бы. Ну и допился до панкреатита, помер в итоге. Пятнадцать лет квартира простояла заколоченной и безжизненной. Но в один прекрасный день в нее въехал отважный сынок Паша.

- Ну и что, не достает тебя Алена Ивановна, - спросил я приятеля.

- Нет, я ее не видел. Может, забрала она отца и успокоилась. У меня версия, что любила она его, но возраста их катастрофически не совпадали, и он ее тоже любил. Вот оба друг друга на Тот Свет и привели, а там времени нет, и пространства нет. Может, они одно целое теперь... А в комнату ту я все равно не хожу и никого не пускаю - мало ли что. Вот собираюсь достать кирпичей и заложить дверь, заштукатурить и обоями оклеить, а предварительно внутри святой водой все полить. Представляешь, как будет: снаружи окно есть, а входа в комнату нет. Нет и все. Вот уж мои потомки голову поломают...

На том мы и расстались.

Инна

Серые небеса, нафаршированные грязью глыбы льда, крупные капли дождя пополам со снегом, испачканные по самое голенище сапоги - обычная питерская весна. В один из таких промозглых дней я брел с работы домой, мечтая поскорее оказаться под родной крышей, в нежном мирке родного дома. Возвращался я домой весьма поздно и над узкими улочками уже успела сгустится тьма, и ночь зажгла свои натриевые фонари, бросающие на загаженный асфальт ядовито-оранжевый свет. Люди в это время казались однотипными серыми тумбами, которые с едва слышным шумом проносились мимо в боковом поле зрения.

Пронзительная молния рассекла предвечерний мрак. Я вынужден был поднять глаза забыв о льющейся с небес ледяной каше. Сердце дало пулеметную очередь, а глаза чуть было не выпрыгнули из орбит. Это была Она, ангелоподобная девушка, пышущая совершенно неземной красотой. Глаза ее светились во мраке совершенно по-настоящему, без всяких там художественных метафор, да и вся фигура незнакомки была окутана похожим на нимб нежно-золотым сиянием. “-Нет, таких не бывает. На Земле по крайней мере”, - подумал я, чувствуя как мое сердце летит вслед за незнакомкой, увлекая за собой столь послушное и безвольное тело. Мозги тем временем застыли и успокоились, признав свою полную и безоговорочную капитуляцию перед горячим сердцем, подобно тому как Луна на рассвете без всяких условий сдается в плен Солнцу.

Сам того не заметив я оказался в паутине старых петербургских дворов, потом за дверью одного из подъездов. Источаемый женщиной аромат смирны полностью перебил такой обычный для подобных мест кошачье-мочевой запах. “-Что будет, что будет!” - екало сердце. Вместе с тем воображение нарисовало картину, изображающую Незнакомку в образе моей души, покидающей бренное тело своего бывшего носителя. Если бы я в этот момент был способен более-менее трезво мыслить, то непременно бы создал идею для написания самого оригинального из всех автопортретов. Нарисовать же его я бы все равно не смог - не умею.

Все прервал хлопок запираемой двери. Я стоял как дурак на площадке перед чужой квартирой в чужом доме. Сейчас больше всего я ненавидел дверь, скрывшую от меня прекрасную незнакомку, быть может навсегда отделившую мечту, объявшую меня всего без остатка. Из глаз катились слезы досады, и я изо всех сил пытался вгрызться зубами в свой локоть.

“Что делать? Позвонить в дверь? И что я скажу, кем назовусь?”, подумал я. “Она может быть замужем. Может, мужиков панически боится. Еще испугается до смерти”. Мое проснувшееся сознание не было способно дать какой-либо совет. Что делать? Идти домой? А дома что? Думать о Незнакомке и продолжать грызть локти? В этот момент я отчетливо осознал, что жить по-старому уже никогда не смогу.

Однако и стоять здесь без всякого дела было глупо. “Как бы мне ее еще хоть раз увидеть?”, подумал я, и тут же сознание родило план осуществления этого желания.

Я вышел во двор и окинул взглядом дом. Так, третий этаж, слева от лестницы... Точно, вот ее окна! А вот водосточная труба...

С детства боюсь высоты, при подъеме выше пяти метров у меня начинается страшная тошнота. Однако сейчас я даже не вспомнил о имеющемся у меня психологическом дефекте и сам не заметил как стал перебирать ногами ржавые трубные крепления. Первый этаж, второй...

Мокрые ботинки скользили по железу, которое в ответ на их прикосновения издавало свирепый грохот, будто грозило сей же секундой устремиться на чернеющий внизу асфальт. “Ничего. С такой высоты если даже и упадешь - все равно не разобьешься, покалечишься только”, успокоил я самого себя. Голова тем временем действительно кружилась, но скорее не от высоты а от близкого присутствия Ее. “Еще секунда - и она будет совсем рядом со мной, и все свершится!”, проносилось в голове одна и та же мысль, совершенно не порождая соображений о том, что же будет делать моя Возлюбленная, увидев за окном рожу совершенно незнакомого мужика. Падать в обморок, звонить в милицию или резко открывать раму, чтобы заехать мне по голове стоящим на подоконнике цветочным горшком?

“Вот оно, вожделенное окно”, пропел я. На мое счастье в комнате горел свет, благодаря которому я мог увидеть все, что происходило в Ее комнате и вместе с этим он весьма затруднял мое обнаружение ибо на улице уже стоял кромешный мрак.

“А вдруг я ошибся и это не ее окна”, провернулось в моих мозгах, вышибая холодный пот из всех телесных пор. Однако уже в следующую секунду я увидел... Ее!

Она стояла посередине комнаты, совершенно голая и глаза ее были направлены прямо на меня. И ее прекраснейшее тело только влекло к созерцанию того, что сокрыто в его нутре и пробивается наружу через этот острейший взгляд. Ее груди, ляжки и прочие места, как правило привлекающие внимание мужчин терялись в чашах небесно синих глаз. Ох, эти глаза, два острых синих выстрела!

Уже в следующую секунду все мое нутро ощутило вхождение чего-то далекого и непонятного, чего со мной не было ни разу в жизни. В одно мгновение мир потерял все свои три измерения с четвертым временным и сжался в одну безразмерную точку, сохранив в качестве своего единственного смысла только Ее взгляд.

Мозг съежился и замер тугим комочком слизи, он даже не осмелился спросить, почему Дама стоит голая и чего она ждет. Всепронзающие стрелы ее глаз все входили и входили в мое нутро, разливаясь там огненными волнами. Да, с этим чувством не могла бы сравниться даже сотня тысяч обычных телесных оргазмов, полученных одновременно. Впрочем, от сотни тысячи одновременных оргазмов можно, пожалуй, и умереть, а эта нахлынувшая на меня радость вела через смерть за ее пределы, в те области, куда не способно пробиться человеческое сознание и даже сверхсознание. Нет, ты не женщина, ты - сверхженщина, и ты не имеешь абсолютно ничего общего с глупыми шлюшками, хамоватыми чиновницами, толстыми домохозяйками и амбициозными бизнес-дамами...

Наполненный этой живительной силой, я и не заметил, как скользнул лысой подметкой по крюку, державшему трубу. Треск, грохот, мгновение страха, прощальный взгляд на Незнакомку, по лицу которой в этот момент скользнула едва заметная улыбка. Пустота разверзлась под ногами и сердце замерло в мгновенной жути падения. Чернь земли рванулась прямо к моему лицу, будто решила подменить собой ту, которую я принимал в себя всего лишь секунду назад.

Чьи-то руки подхватили мое тело. Мелькнули три мужские фигуры.

“Побьют!” пронеслось в голове. Мысль “За что?” не успела возникнуть, хотя причины для такого обращения со мной могло быть всего лишь две - как бабника и как вора. В эту секунду я заметил, что уже твердо стою на ногах и смог оглядеться. Незнакомцев было трое, и их лица никак не выражали намерения учинять физическую или какую-либо иную расправу. Но и на спасателей-добровольцев они, впрочем, тоже не очень походили. Было им лет по тридцать, все были среднего роста и глаза их были устремлены куда-то сквозь меня, как и сквозь все окружающие предметы.

- Иван, - представился первый.

- Саша, - сказал второй.

- Слава, - протянул руку третий.

К этому времени я уже окончательно пришел в себя и собирался задать вопрос о том, кто они и как здесь очутились. Мое намерение было предугадано Иваном:

- Мы знаем, зачем ты лез по этой трубе. Не волнуйся, со мной семь лет назад было то же самое. Я был первым. Ловить меня было не кому, руку тогда сломал, потом целый месяц в гипсе ходил...

- Все благодаря Инне, - проговорил Слава.

- Инне? Так ее Инной зовут? - удивленно спросил я.

- Да нет, откуда нам знать, как ее зовут. Просто Славке это имя нравится, с ледяными узорами ассоциируется, - ответил за него Саша.

- С какими узорами? - не понял я.

- Ну, Инна - иней...

- Ладно, они - интеллигенты, а я человек простой, действовать привык, поэтому проще расскажу. А вы если что - добавите, - вмешался Ваня, - Так вот, история эта произошла семь лет назад. Любовь нашу, будем ее называть Инной, раз другого имени не знаем, я встретил как и ты - в марте на улице.

- Откуда ты знаешь, где я встретил? - удивился я.

- Так ведь это почти каждый год повторяется, со Славкой и Сашкой то же самое было, все вечером 21 марта.

Друзья закивали головами.

- Ведь я тогда первым бабником был, девки на мне гроздьями висели. Даже соревнования с другими бабниками устраивал. И всегда в них выигрывал. Записные книжки за один или два месяца телефонами любимых женщин полностью исписывал. У меня их целая библиотека была, - сказал он без всякой гордости и каких-либо чувств, будто констатируя совершенно посторонний для него факт, - По вечерам возле моего дома целая женская засада стояла!

- Ну и что?! - так же равнодушно сказал Слава, - А я тогда был женат.

- Ладно, это к делу не относится. Так вот, я, конечно сразу к ней подошел и стал предлагать знакомство, а она даже шага не сбавила - будто нет меня и все тут. Я комплементами осыпать стал, хвалиться - а она на меня как на пустое место смотрит, не видит даже. Так дошли мы до ее дома, она скрылась за дверями квартиры, ну а я полез по трубе... Дальнейшее ты и сам знаешь.

- А потом что было?

- Что потом?.. Потом я ее снова встретил, и она впилась в меня своими глазами уже прямо на улице. Тогда даже с ней до ее дома идти не пришлось, сразу почувствовал что не могу больше, хватит, полон я ею. Всех своих подруг бросил, записные книжки в унитаз спустил, мысли только о ней. Потом еще встреча, потом - еще, а потом, хочешь верь а хочешь не верь - она прямо во мне поселилась. Вот ты сейчас был на трубе, а Инночка тем временем во мне была, по нутру моему ходила и его теплом своим согревала. Я ее не вижу, но все время чувствую, она там, в середке. Это ни с чем не сравнимо! Что там жизнь обычного “добропорядочного” мужа, вспоминающего о своей любимой только при потребности в половом акте и тарелке борща! Да его “женатость” - только для казенных органов и для нашего смеха! “Клава, почему мои носки не выстирала! Что я завтра на работу надену!” скорчив смешную гримасу, проговорил он. Ответом был дружный смех.

- С нами было то же самое, - перестав хохотать сказал Слава, - Но… Только позже. Меня тогда, впервые поймал Иван, он же мне все рассказал. Потом мы вместе поймали Сашку, а теперь - тебя, кого там поймаем потом - пока неизвестно, но кого-нибудь поймаем. Когда Инна в меня вошла, слилась со мной в постоянном, ни с чем не сравнимом экстазе я тут же с “законной” женой расстался. Отношения у меня с ней были, кстати сказать, волчьи в самом полном смысле этого слова. В смысле – даже выл от такой житухи! Да, на мой взгляд, какими еще могут быть отношения с обычной земной женщиной. С имеющей свое собственное тело, все время требующее чего-либо! Настоящая жена тела не имеет, а все остальное - просто дурная и совсем не интересная пародия на нормальные отношения между полами, карикатура одним словом. Только вопрос, кто ее нарисовал? Я полагаю что тот, у кого по упорным слухам есть рога и хвост.

- Но, самое главное, - заговорщицким тоном промолвил Саша, - После брака с Инной нам всем кое-что открылось, что связано с Господом, с Тем Светом, с этим миром и со всеми мирами, а также с их неизбежным концом...

- И что же вам такое открылось? - удивился я, не понимая даже, о чем он говорит.

- Извини, но если я тебе это скажу, тебя это может просто-напросто убить. Сперва прими в себя Инночку, вступи с ней в брак, вложи ее в свою сущность - и тогда все остальное придет к тебе само. И не жалей о потерянной возможности другой, “обычной” жизни ибо что там такого хорошего, что бы могло тебя прельстить? Жена – поначалу - ангел, а потом – завсегда ведьма. С грязной тряпкой и помелом в придачу. Кроме нее еще есть тупая работа и постоянные заботы об обустройстве жизни, которые прекратятся только с прекращением ее самой. Там очень много обещается, но почти ничего не дается, это понимает каждый, кто хоть когда-нибудь жил...

- Ладно, мы и так уже много чего сказали, - прервал своих друзей Иван, - Все равно наши слова ничто в сравнении со знаниями, которые ты получишь в дальнейшем.

- Совсем-совсем всего мы тебе все равно сказать не можем. Ибо это не передаваемо даже словами русского языка, о других языках я уже и не говорю, - дополнил мысль Ивана Саша.

- До встречи, - сказали все трое.

- Когда мы встретимся? - удивленно спросил я.

- Через год ты придешь сюда. Конечно, ловить нового посвящаемого. Но тогда ты уже будешь нашим, - пояснил Слава.

Все трое растаяли в промозглой мартовской тьме.

Может плюнуть на все это и жить как все нормальные люди? Забыть про Инну, найти себе нормальную подругу и с ней жить? А потом посвятить все свои силы поиску все более монетозвенящих работ, доходы от которых воплощать в обустройство своей жизни... Кем я буду, приняв в себя эту пресловутую Инну? Объектом насмешек со стороны подавляющего большинства двуногих обитателей Земли. Что считают себя “самыми нормальными”, а свою жизнь, разумеется, самой правильной. Да, прямо скажем - судьба незавидная!

Этими мыслями я промучился всю ночь и весь следующий день, что к его завершению породило во мне окончательный ответ - да, следует забыть про эту Инну и команду ее шизофренических поклонников. Надо строить нормальную жизнь без попадания во всевозможные ловушки, в том числе и метафизические, и путь этой жизни должен быть прямым и правильным как стрела. С этой мыслью непременно согласился бы любой трезво мыслящий человек и еще бы похвалил меня за столь правильное решение.

Опять вечерний сумрак озарился золотым светом. Я невольно поднял глаза - возле меня во всем своем великолепии красовалась Инна. Свернувшийся в маленькую склизкую амебку, мозг уже не был способен контролировать мои действия. Сам того не осознавая, я брел по ее следам.