Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Брат сердечный





СЕРДЦЕ

 

 

 

АНДРЕЙ ЕМЕЛЬЯНОВ-ХАЛЬГЕН

 

Брат сердечный

Близнецы всегда рождаются сразу. По двое, по трое, по четверо одновременно. Но я родился на год позже брата, хотя и похож на него, как правый глаз на левый.

- Опять в войнушку играл?! – спрашивала мама, когда я приходил домой в искалеченной куртке и с пропитанными грязью волосами, - Молодец! Играй, играй, только братца не забывай, за него играй тоже… А куртка – ерунда, наскребем денежек, и новую тебе купим!

- Мам, а я вчера с Димкой – соседом подрался, и победил его!

- Молодец! Я Славке расскажу, он порадуется хоть, ведь это не ты один дрался, ведь вы оба дрались!

- А если бы наоборот, не я бы побил Димку, а Димка меня?!

- Тогда, конечно, я бы Славе ничего не сказала. Но он, думаю, сам бы догадался и запереживал, хотя переживать ему и вредно…

Брат Слава всегда незримо присутствовал рядом со мной. Не было ни одного моего мальчишеского приключения, в котором прозрачной тенью не принимал бы участия Славка. Меня это и не радовало и не расстраивало, а было само собой разумеющимся, как песенка отца про думы окаянные, которую он всегда напевал по вечерам. Даже смеясь, я всегда вспоминал, что и мой брат в этот момент душой смеется, а когда плакал, то расстраивался, что и Слава плачет тоже.

Сам же мой братик почти никогда не выходил из дома, рассматривал картинки в толстых книжках и со временем сам собой научился читать на двух языках и решать сложные математические задачи. Когда он показал отцу решение какого-то головоломного уравнения, тот сперва покачал головой, потом расцеловал и похвалил своего старшего сына, но когда вышел из его комнаты, то разрыдался жалкими слезами:

- Талантище! И этот талантище пропадет, сгинет и не вернется! Падающая звезда, светило, которое остынет, не успев разгореться! – донесся до меня его шепот, и я не понял отцовского горя.

Я же учился плохо, и ни в одной из книг, кроме сборников анекдотов, не чуял даже намека на интерес. Подумаешь, другие миры, высокоумные наблюдения, головастые размышления! Все равно они ничего в жизни изменить не могут, а умненьких, как известно, в большинстве школ кроме учителей никто не любит. Брат, конечно, об этом не знал, ведь он не ходил в школу, а занимался с учителями на дому. Приходящие к нам педагоги дивились одаренности братца, а когда уходили после занятия, то прямо в дверном проеме роняли иногда по одной слезе, а иногда и больше.

Этого я тоже не понимал. Я только знал, что у моего братца очень больное сердце. Стоит ему только быстро пойти, поднять тяжесть, или просто переволноваться, как немощное сердечко не выдержит, дурная кровь зальет его легкие, и Славка задохнется. Было время, когда мама с братцем часто ездила по профессорам и больницам. Мы с отцом сами приходили забирать их из последней больницы, где Славку пытались хоть немного подлечить. Когда мы с папой, с двух сторон поддерживая Славу, шли прочь из пропитанных болезнями покоев, длинноволосый и бородатый профессор сделал знак маме, и она подошла к нему. Ученый нахмурился, и шепнул маме что-то на ухо. Она моментально посерела и оросила больничный пол потоком слез.

- Мама, что тебе сказал тот дедушка?! – спросил я.

- Ничего… Потом скажу, - коротко ответила она, но до поры так ничего и не сказала.

Дома в тот день отчего-то было так грустно, что даже купленные отцом пирожные казались чем-то вроде воды из водопровода, а любимый мультфильм – пляской комариного роя. Мать поглаживала меня и Славу по головам, но в этих поглаживаниях было что-то тоскливое. Я не выдержал и сказал:

- Мама, я пойду спать, а то не выспался!

- Иди, иди сынок, - сказала она, забыв даже удивиться моему желанию лечь в кровать. Ведь такого шибутного мальца, каким был я, на ночной сон обыкновенно не мог отправить и десяток сказок.

Так и текло время – одной, журчащей струйкой для меня, и другой, тягучей, как смоль – для брата. Но досталось нам его одинаково, и мы оба подошли к той засечной черте, которую по научному называют переходным возрастом.

- Погуляй, погуляй с девчонками! – как-то неожиданно сказал мне отец, когда мы оказались одни, - Знаешь, как это делается?! Если не знаешь, могу рассказать. Ведь ты будешь гулять не только за себя, но и за Славу.

- Почему за него?! – неожиданно спросил я, впервые за всю свою жизнь.

- Э-эх, - вздохнул отец, - Его сердечко не выдержит даже этого. Ты ведь запомнил, что когда мы забирали его из больницы, старенький профессор что-то шепнул маме на ухо? Вот он то самое и шепнул…

Я опешил, и больше не смог сказать ни одного слова. Но через пару дней разговор забылся, а еще через три дня мама сказала:

- Слава совсем затосковал. Уже и задачек своих не решает, книжки не читает, все на улицу смотрит и тоскует. Давайте, что ли, котеночка заведем, всяко ему веселее будет!

- Давайте! – поддержал я, ведь я очень люблю кошек.

- Я тут объявление видела «Отдам котят в хорошие руки», так что, сходи, посмотри, а если какой котенок приглянется, то бери, - велела мне мама.

На следующий день я пришел по указанному адресу. Дверь мне открыла девчонка года на три старше меня. Увидев ее, я сразу же поразился красотой ее белоснежных волос, и тем, что одета новая знакомая была во все черное. Черная блузка, черная юбка, черные колготки, даже ее губы украшала черная помада.

- Ты насчет котят?! – спросила она.

- Да… - неуверенно вымолвил я, вспоминая, зачем же я на самом деле сюда пришел.

- Идем, посмотришь, - сказала эта странная девчонка и повела меня в глубину квартиры.

- Как тебя зовут?! – неловко пробормотал я.

- Меня – Ира, кошку – Анфиска, а котенка как назовешь, так и будет.

Квартира оказалась удивительно темной и мрачной, даже на окнах висели угрожающе черные занавески. «Наверное, и котенок черный. Брать мне черного котенка или не брать?», размышлял я.

Но котята, как и кошка, оказались удивительно белые, словно прибыли они с самого Северного полюса. Я быстро выбрал себе похожего на теплый снежок котенка.

- Как назовешь? – поинтересовалась Ира.

- Наверное, Снежок, он ведь такой белый.

- Но ведь это – кошечка.

- Тогда – Метелица, - тут же сообразил я.

- Ну что, домой пойдешь, или попьешь чаю? – гостеприимно предложила Ира.

- Давай попьем чаю, - согласился я, рассчитывая за чашкой чая расспросить Ирину о причинах, породивших черноту на ней и в ее жилище.

Мы расположились на маленькой кухне, тоже погруженной в полумрак. Окно кухни, конечно же, тоже было завернуто в черные занавески.

- Интересно у вас, занавески все черные. На них посмотришь, сразу кино про войну вспоминаешь, - задал я окольный вопрос.

- Нет, война тут не при чем, - грустно сказала Ира, - Просто всю свою жизнь мы с мамой в трауре, что она, что теперь я. Когда я вырасту, у меня будет дочка, и она тоже станет носить на себе все черное и жить в черном жилище. По-другому быть не может…

Ира замолчала, должно быть, собираясь с мыслями. Потом набрала в грудь побольше воздуха, собираясь рассказать что-то большое и страшное.

- У всех моих предков по женской линии в жизни всегда происходило одно и то же. Моя прабабушка горевала по прадеду, бабушка – по деду, мать – по отцу, я – тоже по своему отцу и жду тех времен, когда загорюю по умершему мужу. Поэтому траур в нашем доме никогда не прекращается, он стал делом привычным…

- Все умирают, рано или поздно… - сочувственно пробормотал я.

- Нет, ты не понял! – обиделась она, - Я хочу рассказать тебе о странном проклятии, которое лежит на всем нашем роде. Вот, к примеру, мой дедушка погиб, так и не дожив рождения моей мамы. Он был командиром корабля на севере, и в его корабль, когда он спал в своей каюте, попала немецкая торпеда. Вестовой не смог его разбудить, и был вынужден выпрыгнуть за борт. Корабль тонул очень быстро, и скоро скрылся в ледяной пучине. Я, когда была маленькой, часто думала, что же дедушка видел в своем последнем сне? Наверное, летучих рыб, русалок, а потом – морское дно, которое само собой превратилось в небесный свод. Еще я раздумывала, просыпался он перед смертью или нет, испытал ужас утопления в черной и мерзлой пучине, или тепло сна само собой перешло в тепло загробной жизни?!

- Тепло загробной жизни… - как эхо повторил я.

- Да, на нашем месте в ту жизнь не верить просто невозможно! – воскликнула Ирочка, - Но с отцом случилось еще хуже. Он работал шофером – дальнобойщиком, и, как только зачал меня, сразу же ушел в рейс. Ехать ему было далеко, куда-то на Кавказ, и на третий день он так устал, что поставил свой грузовик на обочину и заснул. Началась буря, и ветер оборвал высоковольтный провод, который упал прямо на папину машину. Отца не стало мгновенно, и мне кажется, что в последний миг своего сна он увидел молнию, которая слетела с неба и прыгнула прямо в его сердце.

- Так, может, это просто случайность? Ведь только два поколения, две судьбы… - обнадеживающе заметил я.

- Нет, - грустно вздохнула Ира, - Моего прадеда пьяный крестьянин волами переехал, когда тот на поле заснул. И сразу насмерть, моя бабушка так его никогда не видела, только синие волы ей всю жизнь снились. И почему такое на нас свалилось?! Ладно бы мы были цыгане там или евреи, а то чисто русские, только прапрадедушка был татарин, да и то касимовский, православный. Бабушка, правда, сказывала, будто ее прабабушка вроде как была ворожеей, но это было давно и неправда. Хотя, кто его знает, может, она и вправду кого со света сжила… Все одно, избавиться от проклятия мы все равно никак не можем, не сладить нам с судьбой.

Уходя от Иры, я вместе с котенком прихватил еще и ее фотографию, которую Ирка неизвестно зачем сунула мне в руку. Придя домой и выпустив котенка, я первым делом пошел к братцу, показал ему фотографию и рассказал, как было дело.

- Знаешь… - слабым голосом промолвил брат, - Подружись с этой девчонкой. А потом, когда дело дойдет до соития, позовешь меня. Ведь мы же похожи, как два глаза на одной голове!..

- Братец! – невольно воскликнул я и уронил слезу.

- Я все знаю, - успокаивающе произнес он, - И знаю я, что жить мне осталось не долго. Так пусть же моя смерть превратится в женщину! Я уже давно о ней думал… А там, на Том Свете я отмолю грехи предков этой женщины, поглотившей мою жизнь…

- Брат! – чуть не плача взмолился я, - Это же все равно, как ты… Покончишь с собой!

- Нет! – сказал он неожиданно твердо, - Покончить с собой – это убить свое тело. Зарезать, сунуть в петлю, сжечь, утопить. Мое же тело совершит то, что ему положено природой, а на остальное – воля Божья. Пока ты учился и гулял, я день и ночь размышлял об этом. Особенно – ночами, потому что когда не выходишь из дома, то спится плохо…

На следующий день я уже гулял с Ирихой по улицам родного города. Оказалось, что она умеет даже смеяться, но как-то по-особому, очень тихо и загадочно. Я то и дело поворачивал голову в сторону своей подруги, и каждый раз она казалась мне разной. То самой простой девчонкой, с какими я уже сто раз знакомился и расставался, то таинственной носительницей смерти моего брата, к которой лучше не приближаться. Веселье и страх, горе и радость неожиданно переплелись в моей душе, запутались в разноцветный комок, который нельзя распутать и по сей день.

- Ты завтра что делаешь?! – спросила Ирочка голосом веселой подруги и чуть-чуть улыбнулась.

- Да ничего особенного. А что? – ответил я самым легкомысленным тоном, но моя душа напряглась, как плотно сжатый резиновый мяч.

- Мама завтра идет в гости на всю ночь, так что можешь придти. Чаю попьем, мой семейный альбом посмотрим. Чую, что он тебе страсть, как интересен. Так что, приходи, если не боишься! – произнесла она таинственным голосом смерть – девы.

- Приду, - коротко ответил я.

- Да, я сразу поняла, что ты – человек необычный, не такой, как все… - вздохнула она.

И на другой день я пил чай на черном диване Ириши и рассматривал ее альбом. На всех его страницах красовались портреты солидных мужиков, тела которых как будто до отказа были накачаны жизнью. Но мощь жизни оказалась обманчива, оказалось достаточно самого безобидного и беззащитного сна, чтобы все живые соки навсегда утекли из этих тел.

- Вот оно как… - не понятно к чему приговаривала Ирочка.

Мне было неспокойно. Ведь я знал, что совсем недалеко от Ириной двери стоит, переминаясь с ноги на ногу, мой старший брат – близнец. Моя душа переживала все его страсти, все ощущения человека, пришедшего для принятия смерти. И вместе с тем эта самая смерть восседала сейчас прямо предо мной. «Не знаю, что будет с братишкой, а я уж точно сойду с ума. Вернее, уже сошел», думал я.

Когда чай был отпит, а альбом – просмотрен, Ириша повела меня в соседнюю с кухней комнату, где стояла большая кровать.

- Я, пожалуй, полежу. Очень уж сегодня устала, - по-простому промолвила она и принялась раздеваться, - А ты, если хочешь, ложись со мной рядышком.

- Ты что же, считаешь, что я решил пойти за твоим отцом и дедом! - резко прошептал я.

Вместо ответа эта странная девушка одним махом сорвала с себя лифчик и трусики. Ее тело… Сказать, что оно прекрасно – значит не сказать ничего, ее плоть была именно такой, какая только и могла вмещать в себя саму смерть.

- Знаешь, Ирочка, я, пожалуй, схожу покурить, - промолвил я.

- Значит, уходишь?! – спросила моя подруга без тени удивления или упрека.

- Нет! – ответил я и вытащил из кармана заранее припасенную сигаретку, - Я именно иду покурить.

Ира быстро нацепила на себя легонький халатик и проводила меня до двери.

- Когда покуришь, звони, - тихо сказала она и, наклонившись к самому моему уху шепнула, - Я буду ждать.

- Обязательно позвоню… - шепнул в ответ я.

Закурив, я поднялся этажом выше и увидел брата.

- Знаешь, может, уйдем отсюда! Говорят, будто жизнь дается один раз, так зачем ее вот так терять?! – быстро заговорил я, но братец отстранил меня рукой и сделал шаг к двери.

- Господи, твоя воля! – повторил я фразу, которую очень любила говорить моя бабушка.

Раздался звонок в дверь, потом скрип, и фигура брата исчезла. Навсегда.

Я спустился этажом ниже и присел на корточки у самой Иркиной двери. В этот момент мне показалось, будто я чую все то, что происходит там, в черной Иркиной спальне. Вот с братца слетают одежды, слышится жаркий поцелуй женской плоти. Еще живое тело брата сплетается с женским телом, в котором таится его смерть. И вот частица его плоти входит в горячую плоть ее, двигается, будто стучась в двери того мира, откуда уже не возвращаются. Тела сплетаются и расплетаются, сминают и проникают друг в друга, как два кусочка пластилина. Их прежняя твердь куда-то исчезла, будто все плотное, что есть в человеческой природе, уже растворилось, и стало, как будто, жидким. Вот уже слияние стало полным, и с телес оно перешло на самую душу.

И тут я почувствовал, как частица меня безболезненно оторвалась и легким облачком понеслась куда-то вверх. Оказавшись неведомо где, она обратилась сперва в молитву за чьи-то чужые грехи, а потом – в огромную, закрывающую собой весь мир, человеческую слезу...

Дверь с грохотом распахнулось и из нее выпорхнуло голое Иркино тело. Девушка громко кричала, и одним ударом слабенькой ручки вышибла оконное стекло. Струя крови брызнула прямо к ее ногам, нарисовав на холодном полу горячую красную лужицу. Потом она зачем-то принялась кружиться по лестничной площадке, размазывая свою кровушку по стенкам да по лестничным перилам. Я, конечно, сразу понял, что мой любимый братец лежит уже неживым.

- Ира! – позвал я ее, и в этот момент она издала невероятный, разбивающий камни вопль. Наверное, она приняла меня за нежить, за призрак человека, которого она только что, без всякой своей воли, отправила в иной мир.

Ириша постояла некоторое время в нерешительности, но, вместо того, чтобы крикнуть «Сгинь!» она подбежала ко мне и обняла меня за шею своей непослушной, окровавленной рукой. Так Ира меня увлекла обратно в квартиру, и в спальне я увидел остывающее, залитое кровавой пеной тело родного брата, такое же, как и мое.

Ириша долго смотрела на нас обоих, потом рухнула на пол, и, скрючившись, принялась утробно рыдать, выпрашивая прощение, но только не у меня и не у мертвого братца.

Потом были похороны. Что меня удивило, родители горевали не больше, чем прежде, ибо оплакивание старшего сына стало за их жизнь делом привычным. Меня тоже никто не упрекал, ибо все понимали, что доглядеть за братом по этой части я уж никак не мог. Сам же я смутно чувствовал что-то уже не связанное с нашим бытием, не передаваемое человечьими словами.

Когда на могилке брата взошла светло-зеленая трава, я женился на Ирине. Теперь мы и живем одной семьей, я, Ира, и невидимый, но всегда незримо присутствующий брат. Еще об наши ноги трется кошечка Метелица, шерсть которой хранит память от прикосновения руки братца. У нас родилось двое детей, причем отец старшей дочки, возможно, и не я, а мой брат. Но узнать этого уже невозможно, ведь мы были похожи, как два смотрящих в небо глаза. Младшая же доченька, Дашенька, уж точно моя, даже говорит, как я… Хотя и брат говорил точно так же.

Date: 2015-09-24; view: 293; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию