Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Annotation





Джейкоб знает, что он не такой, как все. Он — один из странных. В компании новых друзей ему предстоит полное смертельных опасностей путешествие по петлям времени. Нужно успеть спасти директрису, мисс Сапсан, которая застряла в облике птицы! Но твари и пустоты идут по пятам… Ренсом РиггзСтранные персонажи:Обычные персонажиЧасть перваяГлава перваяГлава втораяГлава третьяГлава четвертаяГлава пятаяГлава шестаяГлава седьмаяЧасть втораяГлава восьмаяГлава девятаяГлава десятаяГлава одиннадцатаяГлава двенадцатаяГлава тринадцатаяО фотографияхБлагодарности

notes12345

Ренсом Риггз
Город пустых
Побег из Дома странных детей

Посвящается Тахерен И вот в ладье навстречу нам плывет
Старик, поросший древней сединою,
Крича: «О, горе вам, проклятый род!

Забудьте небо, встретившись со мною!
В моей ладье готовьтесь переплыть
К извечной тьме, и холоду, и зною.

А ты уйди, тебе нельзя тут быть,
Живой душе, средь мертвых!»
Но я не отошел…

Данте, Ад, песнь III [1] Странные персонажи:

Джейкоб Портман — наш герой, который видит и чувствует пуст о ты.

Абрахам Портман (покойный) — дедушка Джейкоба, убитый пуст о той.

Эмма Блум — девушка, которая умеет вызывать руками огонь, в прошлом подруга дедушки Джейкоба.

Бронвин Брантли — необычайно сильная девушка.

Миллард Наллингс — невидимый юноша, знаток всего экстраординарного.

Гораций Сомнассон — мальчик, которого посещают пророческие видения и сны.

Оливия Аброхолос Элефанта — девочка, которая легче воздуха.

Енох О'Коннор — мальчик, способный на краткое время оживлять мертвых.

Хью Апистон — мальчик, способный управлять пчелиным роем, обитающим у него в животе.

Фиона Фрауэнфельд — молчаливая девочка, обладающая очень необычной способностью ускорять рост растений.

Клэр Денсмор — девочка с дополнительным ртом на затылке. Самая младшая из странных детей мисс Сапсан.

Алма ЛеФэй Сапсан — имбрина, оборотень, умеет манипулировать временем, заведует Кэрнхолмской петлей времени. Превратилась в птицу и не может снова стать человеком.

Эсмерельда Зарянка — имбрина, петля времени которой была взломана силами Зла. Похищена тварями. Обычные персонажи

Франклин Портман— отец Джейкоба, орнитолог-любитель, мечтающий стать писателем.
Марианна Портман— мать Джейкоба, наследница второй по величине сети аптек Флориды.
Рики Пикеринг— единственный нормальный друг Джейкоба.
Доктор Голан (покойный)— тварь, принявшая облик психотерапевта, чтобы обмануть Джейкоба и его родителей. Позднее убита Джейкобом.
Ральф Уолдо Эмерсон (покойный)— эссеист, лектор, поэт. Часть первая

Глава первая

Мы гребли к выходу из бухты мимо качающихся на волнах лодок с ржавчиной на бортах, мимо колоний молчаливых морских птиц, гнездящихся на остатках затопленных доков, обросших ракушками, мимо рыбаков, опускающих в воду свои сети. Рыбаки смотрели на нас широко раскрытыми глазами, как будто сомневались в том, что перед ними живые люди. Видимо, десять молчаливых детей и птица в трех утлых лодчонках и в самом деле напоминали вынырнувших из воды призраков. Мы так упорно гребли в открытое море, стремясь к выходу из единственной укромной гавани на многие мили вокруг, как будто хотели как можно скорее покинуть не только бухту, но и мир живых людей. Зыбкие очертания угрюмых утесов, подернутых дымкой голубовато-золотистого рассвета, стремительно исчезали вдали. Где-то перед нами находилась наша цель — скалистый берег континентального Уэльса, но пока он представлял собой лишь мутное чернильное пятно на бесконечно далеком горизонте. Над волнами возвышался старый маяк. Он сохранял такое невозмутимое спокойствие, как будто точно знал — вчерашние бурные события ему всего лишь пригрезились. Именно здесь, ежесекундно рискуя погибнуть под градом пуль и разрывами бомб, мы чуть было не утонули. Именно здесь я взял в руки пистолет и нажал на спусковой крючок, хотя мне до сих пор не удавалось осмыслить тот факт, что я убил человека. Именно здесь мы потеряли и снова обрели мисс Сапсан, вырвав ее из стальных челюстей подлодки. К несчастью, мисс Сапсан очень пострадала и нуждалась в помощи, которую мы были не в состоянии ей оказать. И сейчас она тихонько сидела на корме нашей лодки, глядя, как исчезает вдали созданное ею убежище, и с каждым взмахом весел выглядела все более растерянной. Наконец мы миновали волнорез и оказались в открытом море. Зеркальная гладь бухты тут же сменилась небольшими волнами, которые легко ударяли в борта наших лодок. Где-то высоко в облаках у нас над головой раздался гул самолета, и я перестал грести, запрокинув голову и представив себе, как с такой высоты выглядит наша небольшая флотилия, и этот мир, в котором я решил остаться, и все, что у меня в нем есть, и наши драгоценные странные жизни, заключенные в трех щепках, колышущихся в огромном немигающем глазу моря. Боже милосердный, сжалься над нами!

* * *

Наши лодки шли рядом, легко скользя по волнам, и попутное течение быстро несло нас к берегу. Мы гребли по очереди, сменяя друг друга на веслах, чтобы получить хоть небольшую передышку и восстановить силы. Впрочем, сил у меня было столько, что почти час я отказывался уступить кому-либо свое место. Я задумчиво греб, ритмично описывая руками вытянутые эллипсы, как будто подтягивая к себе что-то невидимое и неосязаемое. Хью греб, сидя на скамье напротив, а у него за спиной на носу лодки сидела Эмма, скрывая лицо под широкими полями панамы и уткнувшись в разложенную на коленях карту. Время от времени она отрывалась от карты, чтобы, подняв голову, всмотреться в горизонт. От одного взгляда на ее освещенное солнцем лицо меня переполняла энергия, о существовании которой в собственном теле я и не подозревал. Мне казалось, я способен грести вечно. Но в какой-то момент Гораций, сидевший в соседней лодке, поинтересовался, какое расстояние отделяет нас от берега. Эмма прищурилась, глядя на остров, затем снова перевела взгляд на карту, что-то измерила пальцами и с сомнением в голосе произнесла: — Семь километров? Миллард, который тоже сидел в нашей лодке, что-то прошептал ей на ухо. Эмма нахмурилась, повернула карту боком, нахмурилась еще сильнее и уточнила: — То есть я хочу сказать… восемь с половиной. Не успела она договорить, как я ощутил, что силы меня покидают. Все остальные тоже заметно приуныли. Восемь с половиной километров. Тошнотворное плавание на пароме, который несколько недель назад доставил меня на Кэрнхолм, заняло бы не больше часа. Любая моторная лодка легко преодолела бы это расстояние, ведь оно было на полтора километра меньше, чем дистанция, которую мои далеко не спортивные дядья изредка пробегали во время благотворительных состязаний. Это было лишь немногим больше, чем, если верить утверждениям мамы, она преодолевала на гребном тренажере в своем модном спортзале. Но паром между островом и континентальным Уэльсом пустят не раньше чем через тридцать лет, а гребные тренажеры никто не нагружает людьми и их вещами. Они также не рискуют сбиться с курса, а следовательно, не нуждаются в постоянной его коррекции. Хуже того, участок моря, который мы пытались пересечь, был печально известен кораблекрушениями. Нас ожидало восемь с половиной километров изменчивых и капризных волн над дном, усеянным обломками судов и костями их экипажей. Кроме того, где-то в этой непостижимой и непроницаемой глубине притаились наши враги. Те из нас, кого тревожила мысль о тварях, предполагали, что они совсем рядом, затаились где-то под нами и выжидают, укрывшись в немецкой подводной лодке. Если они еще не узнали, что мы бежали с острова, им предстояло выяснить это в самом ближайшем будущем. Они приложили столько усилий, похищая мисс Сапсан, не для того, чтобы сдаться после первой же неудачной попытки. Военные корабли, которые подобно многоножкам ползали по линии горизонта, и британские самолеты, патрулирующие небо у нас над головой, не позволили бы подлодке подняться на поверхность средь бела дня. Однако ночью мы неизбежно оказались бы в их полной власти. Мы понимали, что они снова похитят мисс Сапсан, потопив всех остальных. Единственной нашей надеждой на спасение оставался берег, которого мы должны были достичь до наступления темноты, и поэтому мы продолжали грести из последних сил. * * *

Мы гребли до судорог в руках и плечах. Мы гребли, несмотря на то что утренний ветерок стих и солнце обрушило на нас весь свой испепеляющий жар. Мы обливались потом, и вдруг я с ужасом осознал, что никто не догадался прихватить с собой воды и что в 1940-м году не существовало солнцезащитных кремов. Кожа на ладонях вздулась, а затем полопалась, и мы поняли, что больше не в состоянии шевелить веслами, но все равно продолжали грести. — С тебя льет ручьем, — заметила Эмма. — Пусти меня на весла, пока ты окончательно не растаял. Ее голос вырвал меня из дремоты, в которую я начал погружаться, и я вздрогнул, а затем с благодарностью кивнул и поменялся с ней местами. Впрочем, уже через двадцать минут я потребовал, чтобы она снова уступила мне место. Мне не понравились мысли, которые начали закрадываться в мою голову, пока тело отдыхало. Я представлял себе, как отец просыпается и обнаруживает, что я исчез, покинув наши комнаты в Кэрнхолме. Вот он находит поразительное письмо Эммы. Я как будто наяву видел охватившую его панику. Перед моим внутренним взором, заставляя меня пережить их снова, мелькали жуткие сцены, свидетелем которых мне пришлось стать. Я чудом умудрился спастись от чудовища, едва не сомкнувшего на мне челюсти, у меня на глазах погиб мой бывший психиатр, а погребенный во льду мертвец на мгновение восстал из потустороннего мира, чтобы прохрипеть что-то мне в ухо своим растерзанным горлом. Поэтому я греб, несмотря на изнеможение, стараясь не думать о том, что моему позвоночнику, вероятно, уже никогда не выпрямиться, и о том, что мои ладони превратились в сплошные кровоточащие ссадины. Я пытался не думать вообще ни о чем, сосредоточившись на веслах, будто налитых свинцом, которые казались мне одновременно пожизненным приговором и спасательным кругом. В соседней лодке на весла налегала только Бронвин, силы которой казались неистощимыми. Напротив нее сидела Оливия, на чью помощь рассчитывать не приходилось. Попытайся эта крошка потянуть за весла, она взлетела бы в воздух сама, и любой порыв ветра унес бы ее прочь, как воздушного змея. Поэтому Оливия криками подбадривала Бронвин, выполнявшую работу двоих, если не троих-четверых человек, с учетом всех чемоданов и коробок, сваленных в их лодку. В этих чемоданах находилась одежда, еда, карты, книги и множество гораздо менее практичных вещей вроде нескольких банок с маринованными сердцами рептилий в брезентовом мешке Еноха или круглой дверной ручки, взрывом сорванной с двери дома мисс Сапсан. Хью подобрал этот сувенир в траве, когда мы шли к лодкам, и решил, что ему без него никак не обойтись. Горацию удалось спасти из пылающего здания объемистую подушку. Он заявил, что это его счастливая подушка, именно она не подпускает к нему ночные кошмары. Все остальные предметы были настолько драгоценными, что дети не расставались с ними, даже сидя на веслах. Например, Фиона сжимала коленями горшок с кишащей червями садовой землей. А Миллард разрисовал себе лицо полосами кирпичной пыли, перемешанной с пеплом, зачерпнутым у дома мисс Сапсан, — этот диковатый поступок можно было расценить как часть некого погребального ритуала. Если все это и казалось странным, я хорошо их понимал. Ведь эти вещи были единственным, что связывало их с родным домом. Они осознавали, что дома больше нет, но при этом не были готовы с ним расстаться. Целых три часа мы гребли, как рабы на галерах, и за это время остров уменьшился до размеров ладони. С этого расстояния он нисколько не напоминал зловещую, окруженную неприступными утесами крепость, которая открылась моему взгляду лишь несколько недель назад. Теперь он представлялся хрупким, и мне казалось, что волны способны в любую секунду смыть этот остроконечный осколок гранита с глаз долой. — Смотрите! — вскакивая на ноги, закричал Енох в соседней лодке. — Он исчезает! Призрачный туман окутал остров, заслонив его от наших взглядов, и мы опустили весла, грустно глядя на облачко, скрывшее от нас Кэрнхолм. — Попрощайтесь с нашим островом, — произнесла Эмма, вставая и снимая свою широкополую шляпу. — Возможно, мы его уже никогда не увидим. — Прощай, остров, — произнес Хью. — Ты был к нам добр. Гораций опустил весла и замахал руками. — До свидания, дом! Я буду скучать по твоим комнатам и садам. Но больше всего я буду скучать по своей кровати. — Пока, петля, — шмыгнув носом, прошептала Оливия. — Спасибо за то, что берегла нас столько лет. — Столько счастливых лет, — уточнила Бронвин. — Самых лучших лет моей жизни. Я тоже мысленно попрощался с островом, с этим местом, изменившим меня раз и навсегда. Именно с ним, а не с кладбищем, на котором похоронили дедушку, для меня теперь были связаны тайна его жизни и все воспоминания о нем. Я приехал на остров в попытке постичь эту тайну, а в итоге обнаружил, что и сам представляю собой загадку. Я надеялся, что сумею понять, кто я, и это, в свою очередь, объяснит все происшедшие и продолжающие происходить со мной перемены. Но теперь, когда из моей жизни исчез дедушка, а затем и остров, эта цель показалась мне совершенно недостижимой. Глядя на скрывающийся вдали Кэрнхолм, я ощущал, как последний ключ к разгадке тайны выскальзывает из моих пальцев, погружаясь в темную морскую пучину. И вот остров исчез за стеной тумана. Как будто его никогда и не было. * * *

Вскоре туман поглотил и нас. Он надвигался медленно, но неуклонно. Сначала потускнела и исчезла береговая линия, затем побледнело и превратилось в мутное белое пятно солнце. Еще некоторое время мы пытались грести, но волны то и дело разворачивали лодки, пока мы окончательно не утратили ориентацию в пространстве. Со всех сторон нас окружала плотная белесая мгла и тишина. Нам оставалось только ждать, потому что плыть дальше смысла не было. — Мне это не нравится, — подала голос Бронвин. — Если мы будем ждать слишком долго, наступит ночь, и нам придется иметь дело с вещами пострашнее плохой погоды. И тут, как будто погода услышала слова Бронвин и решила поставить нас на место, она испортилась по-настоящему. Подул сильный ветер, и уже через несколько мгновений окружающий мир изменился до неузнаваемости. Море вздыбилось белыми бурунами, волны раскачивали лодки и разбивались об их борта, заливая наши ноги холодной водой. Затем начался дождь, обрушив на нас град безжалостных, как пули, капель. Вскоре нас уже швыряло из стороны в сторону, будто резиновые игрушки в ванне. — Поворачивайтесь носом в волны! — кричала Бронвин, рассекая веслами воду. — Иначе они вас перевернут! Но мы настолько выбились из сил, что не смогли бы грести, даже если бы на море царил штиль, не говоря уже о шторме. Все были настолько перепуганы, что не были способны даже дотянуться до весел. Поэтому мы просто изо всех сил вцепились в борта. Прямо на нас шла стена воды. Мы взлетели на огромную волну, развернувшую лодки почти вертикально. Эмма держалась за меня, а я — за уключину. Позади нас Хью обеими руками вцепился в скамью. На мгновение замерев на гребне, мы устремились вниз. Мой желудок рухнул куда-то в ноги, и мне показалось, что я угодил на какие-то чудовищные русские горки. Все, что не было привязано — карта Эммы, сумка Хью, красный чемодан на колесиках, который я привез из Флориды, — пролетело у нас над головой и исчезло в море. Времени на то, чтобы расстраиваться из-за утраченных вещей, не было, потому что на мгновение мы потеряли из виду другие лодки. Как только наша выровнялась, мы стали всматриваться в окружающий водоворот, выкрикивая имена наших друзей. Спустя несколько мгновений ужасающей тишины мы услышали их голоса, а затем в тучах водной пыли возникла лодка Еноха. Все четыре пассажира оставались на местах и отчаянно махали нам руками. — Вы в порядке? — закричал я им. — Смотрите! — раздался ответный крик. — Туда, смотрите туда! Я понял, что они не просто нам машут, но пытаются обратить наше внимание на что-то, плавающее в воде метрах в тридцати от нас. Это был корпус перевернутой лодки. — Это лодка Бронвин и Оливии! — воскликнула Эмма. Рядом с ржавым, обращенным к небу днищем шлюпки ни одной из девочек видно не было. — Необходимо подойти ближе! — закричал Хью. Забыв об усталости, мы схватили весла и принялись грести к перевернутой лодке. Мы громко звали девочек по имени, но наши голоса относило ветром. Внезапно нас со всех сторон окружила плавающая в воде одежда, которая выпала из чемоданов, и в каждом платье нам чудилась утопающая девочка. Сердце бешено колотилось у меня в груди, и, хотя я промок насквозь и мое тело сотрясала крупная дрожь, холода я не ощущал. Мы встретились с лодкой Еноха возле корпуса перевернутого суденышка и вместе принялись осматривать волны. — Где они? — застонал Гораций. — О, если мы их потеряли… — Под лодкой! — крикнула Эмма, показывая на ржавое днище. — Возможно, их накрыла лодка! Я выхватил из уключины одно из весел и начал колотить им по корпусу лодки. — Если вы там, выплывайте! — закричал я. — Мы вас спасем! Отклика не последовало, и я успел подумать, что надежды больше нет. Но вдруг из-под перевернутой лодки донесся ответный стук. Во все стороны полетели щепки, и в образовавшейся дыре появился кулак. Мы вздрогнули от неожиданности. — Это Бронвин! — закричала Эмма. — Они живы! Бронвин хватило нескольких ударов, чтобы расширить дыру в корпусе лодки. Я протянул ей весло, и с помощью Хью и Эммы вытащил ее из бурлящей воды. Она перевалилась через борт нашей лодки в то самое мгновение, когда ее поврежденное суденышко исчезло в волнах. Она билась в истерике и, задыхаясь, звала Оливию, которой под корпусом лодки не было. Малышку найти пока не удалось. — Оливия… надо спасти Оливию, — дрожа и откашливаясь, бормотала Бронвин. Из карманов ее торчали выловленные из воды туфли Оливии. Она вскочила в лодке и показала куда-то в бушующее море. — Вон там! — крикнула она. — Видите? Я прикрыл глаза от безжалостного дождя, но не увидел ничего, кроме волн и тумана. — Я ничего не вижу! — Она там! — настаивала Бронвин. — Веревка! И тут я увидел, на что она показывала. Это была не барахтающаяся в воде девочка, а толстый пеньковый канат, один конец которого был погружен в море, а второй исчезал в тумане. Мы подплыли к канату, и Бронвин начала подтягивать его к себе. Спустя минуту из тумана над нашими головами появилась Оливия, вокруг талии которой и был обмотан второй конец веревки. Она потеряла туфли, когда лодка перевернулась, но к этому моменту Бронвин успела привязать ее к якорному канату, погрузившемуся в море вместе с утонувшей шлюпкой. В противном случае девчушка уже затерялась бы в облаках. Оливия обвила руками шею Бронвин и заворковала: — Ты меня спасла, ты меня спасла! Они обнялись, а у меня к горлу подступил комок. — Но опасность еще не миновала, — напомнила нам Бронвин. — Нам по-прежнему предстоит доплыть до берега, и, если мы не хотим угодить в еще худшую переделку, необходимо сделать это до наступления темноты. * * *

Шторм немного притих, и нас уже не швыряло по волнам. Но мы окончательно выбились из сил, и, даже если бы воцарился полный штиль, нам не удалось бы поднять весла из воды. Мы до сих пор не преодолели и половины пути, но собственные руки казались мне налитыми свинцом, а ладони беспощадно жгло, будто огнем. Кроме этого, от беспрестанной качки меня мутило, и, судя по зеленоватому цвету окружающих меня лиц, в этом я был не одинок. — Давайте немного отдохнем, — бодрым голосом предложила Эмма. — А пока туман не рассеялся, можем вычерпать из лодок воду… — Такой туман совершенно непредсказуем, — перебил ее Енох. — Он может не рассеяться и за несколько дней. Через пару-тройку часов стемнеет, и тогда нам останется надеяться только на то, что мы сможем продержаться до утра и твари нас не обнаружат. Всю ночь мы будем совершенно беззащитны. — К тому же у нас нет воды, — вставил Хью. — И еды, — добавил Миллард. Оливия подняла вверх обе руки и произнесла: — Я знаю, где она! — Где что? — удивилась Эмма. — Земля. Я ее видела, когда летала там, наверху. Оливия объяснила, что поднялась над туманом и совершенно отчетливо увидела берег. — Что нам с этого толку? — пробормотал Енох. — С тех пор как мы тебя опустили, нас развернуло не меньше полудюжины раз. — Тогда отпустите меня наверх еще раз. — Ты уверена? — забеспокоилась Эмма. — Это опасно. Что, если тебя подхватит ветром или веревка лопнет? — Отпустите меня наверх, — с каменным лицом повторила Оливия. — Когда на нее находит такое, спорить бесполезно, — вздохнула Эмма. — Разматывай веревку, Бронвин. — Ты самая храбрая маленькая девочка из всех, кого я знаю, — сообщила Оливии Бронвин, прежде чем приняться за работу. Она вытащила якорь из воды и положила его в нашу лодку. Это позволило нам связать между собой две уцелевшие шлюпки, чтобы их снова не разбросали волны. Затем она начала осторожно разматывать веревку, и Оливия поднялась в небо над туманом. Воцарилась странная тишина. Мы все сидели совершенно неподвижно, запрокинув головы и глядя на уходящую в облака веревку в ожидании знака с неба. Первым не выдержал Енох. — Ну что там? — нетерпеливо окликнул он Оливию. — Я ее вижу! — послышался в ответ голосок, еле слышный за шумом волн. — Она прямо перед нами! — Меня устраивает! — буркнула Бронвин. Пока мы все обессиленно сидели на скамьях, обхватив руками пустые животы, она перебралась в переднюю лодку, села на весла и принялась грести, руководствуясь доносящимся сверху голоском Оливии, невидимого ангела, парящего в небе над нашими головами. — Левее… еще левее… нет, это чересчур! Вот так мы медленно продвигались к берегу в сопровождении длинных серых щупалец тумана, похожих на призрачные пальцы руки гигантского привидения, пытающейся увлечь нас обратно. Казалось, остров тоже не хочет с нами расставаться. Глава вторая

Наша двойная лодка остановилась, заскрежетав днищем по каменистой отмели. Мы выбрались на берег, когда солнце потускнело, скрывшись за плотной завесой туч на горизонте. До наступления темноты оставалось, наверное, не больше часа. Пляж представлял собой каменистую полоску суши, сплошь покрытую грязными лохмотьями морских водорослей, но в моих глазах он был прекрасен — гораздо прекраснее любого из белоснежных песчаных пляжей Флориды. Он был нашим спасением. Что видели, озираясь вокруг, все остальные, я и представить себе не мог. Большинство из них никогда не покидали Кэрнхолм. Их изумлял как незнакомый пейзаж, так и тот факт, что они все еще живы, хотя никто не знал, как этим чудом распорядиться. Мы брели по берегу на ватных, подгибающихся от усталости ногах. Фиона зачерпнула пригоршню скользкой гальки и сунула камешки в рот, как будто стремясь задействовать все пять органов чувств и с их помощью убедиться в том, что все это не сон. Именно так чувствовал себя первое время и я, очутившись во временной петле мисс Сапсан. Еще никогда я до такой степени не сомневался в том, что мои глаза меня не обманывают. Бронвин со стоном опустилась на камни. Она была так измучена, что у нее не было сил даже говорить. Вокруг нее тут же поднялась суета. Дети окружили ее и начали благодарить за все, что она для них сделала. Но во всем этом ощущалась какая-то неловкость. Наш долг перед ней был так велик, что слово «спасибо» на его фоне выглядело маленьким и ничтожным. Она попыталась отмахнуться от нашей благодарности, но так устала, что лишь с трудом шевельнула рукой. Тем временем мальчишки сматывали веревку, опуская на землю Оливию. — Да ты совсем посинела! — воскликнула Эмма, когда Оливия вынырнула из тумана. Она подпрыгнула, спеша сгрести девчушку в объятия. Оливия вымокла до нитки и так замерзла, что у нее зуб на зуб не попадал. А у нас не было не то что одеял, но даже клочка сухой одежды, в которую ее можно было бы переодеть. Поэтому Эмма начала водить своими вечно горячими ладонями вокруг тела Оливии и постепенно уняла ее дрожь. Затем она отправила Фиону и Горация собирать щепки и плáвник для костра. Ожидая их возвращения, мы столпились вокруг лодок, пытаясь определить, что из вещей, захваченных из дома, нам удалось сохранить, но, к своему унынию, обнаружили, что почти все опустилось на дно моря. Что у нас осталось, так это одежда, которая была на нас, немного еды в ржавых жестянках и квадратный чемодан Бронвин, размерами напоминающий небольшой танк и, похоже, столь же несокрушимый, а в придачу еще и непотопляемый. Впрочем, он был до неправдоподобия тяжел, и никто, кроме самой Бронвин, не сумел бы даже оторвать его от земли. Мы расстегнули металлические замки в надежде обнаружить что-то полезное, а еще лучше — съедобное. Все, что предстало нашему взгляду, это трехтомный сборник рассказов под названием «Истории о странном и неизведанном», насквозь пропитавшийся морской водой, и красивый коврик для ванной с вышитыми на нем буквами АЛС, инициалами мисс Сапсан. — О, хвала Создателю! Хоть кто-то прихватил коврик для ванной, — с невозмутимым видом констатировал Енох. — Теперь мы спасены. Все остальное, включая маленькую карту, которой Эмма воспользовалась, чтобы направить нас в сторону берега, и массивный атлас в кожаном переплете под названием «Карта Дней», предмет особой гордости Милларда, — исчезло. Обнаружив пропажу атласа, Миллард ужасно разволновался. — Это был один из пяти сохранившихся до наших дней экземпляров, — простонал он. — Ему же цены не было! Не говоря уже о том, что я годами вносил в него свои личные пометки и комментарии! — По крайней мере, «Истории о странном и неизведанном» все еще с нами, — заметила Клэр, отжимая воду из своих белокурых локонов. — Я ни за что не могу уснуть, пока мне не прочитают вслух одну из этих легенд. — Что толку от сказок, если мы не можем найти дорогу? — поинтересовался Миллард. Дорогу куда он собрался искать? — подумал я. Мне вдруг пришло в голову, что мы все очень спешили покинуть остров, но никто и словом не обмолвился о дальнейших планах. Никто не думал о том, что мы станем делать после того, как переплывем пролив, как будто вероятность того, что мы уцелеем, оказавшись посреди моря в крошечных скорлупках лодок, была ничтожно мала и никто не хотел попусту тратить время. Я поднял глаза на Эмму, ожидая, что она меня в очередной раз подбодрит. Но та с мрачным видом смотрела на уходящую вдаль полосу берега. Пересыпанный камнями песок постепенно сменяли низкие дюны, поросшие раскачивающейся на ветру меч-травой. Дальше начинался лес — непроходимая с виду стена зелени простиралась в обоих направлениях насколько хватало взгляда. С помощью нынче утраченной карты Эмма собиралась привести нас в какой-то портовый город, но, когда на нас обрушился шторм, все, о чем мы могли мечтать, это просто добраться до берега. Никто не мог сказать, насколько мы отклонились от первоначального курса. На этом пустынном берегу не было ни дорог, ни указателей, ни даже тропинок. Нас окружала дикая природа. Конечно же, на самом деле нам не нужны были ни карты, ни указатели, ни что-либо еще. Мы нуждались только в мисс Сапсан, здоровой, исцелившейся, в той мисс Сапсан, которая наверняка знала бы, куда нам идти и как сделать так, чтобы благополучно туда добраться. Та мисс Сапсан, которая сидела сейчас перед нами на массивном валуне и ерошила перья в попытке обсохнуть, была сломлена, как и ее поврежденное крыло. Я видел, как больно детям видеть ее в таком состоянии. Она заменяла им мать, и именно на нее они привыкли всегда и во всем полагаться. В их маленьком островном мирке она была королевой, но сейчас она не могла ни говорить, ни преобразовывать время, ни даже летать. Они смотрели на нее, страдальчески морщились и отворачивались. А сама мисс Сапсан не сводила глаз с холодного сизого моря. Глаза ее были черными, суровыми, и в них читалось невыразимое горе. Я не оправдала вашего доверия, — казалось, говорили они. * * *

Гораций и Фиона бежали к нам по песку. Ветер трепал волосы Фионы, и они развевались у нее над головой подобно грозовой туче. Гораций обеими руками вцепился в свой цилиндр, пытаясь удержать его на голове. Каким-то образом ему удалось спасти его во время бедствия в море, хотя теперь импозантная шляпа обзавелась вмятиной и напоминала согнутый автомобильный глушитель. Тем не менее он не желал с ней расставаться, поскольку, по его мнению, она была единственным головным убором, подходящим к его грязному и промокшему, но элегантному костюму. Они возвращались с пустыми руками. — Дров нигде нет! — сказал Гораций, когда они остановились рядом с нами. — А в лесу вы искали? — спросила Эмма, указывая на темную линию деревьев за дюнами. — Там слишком страшно, — ответил Гораций. — Мы слышали сову. — С каких это пор вы боитесь птиц? Гораций пожал плечами и опустил голову. Но Фиона ткнула его локтем, и он как будто опомнился. — Но мы нашли кое-что другое. — Убежище? — спросила Эмма. — Дорогу? — спросил Миллард. — Гуся, которого можно приготовить к ужину? — спросила Клэр. — Нет, — покачал головой Гораций. — Воздушные шары. Все растерянно примолкли. — Какие еще воздушные шары? — наконец нарушила молчание Эмма. — Большие такие. В небе. Там еще и люди есть. Лицо Эммы помрачнело. — Показывайте. Все вместе мы отправились туда, откуда они пришли. Взбираясь на невысокую насыпь, которая обнаружилась сразу за крутым изгибом берега, я задавался вопросом — как мы могли проворонить нечто столь очевидное, как воздушные шары. Но когда мы преодолели подъем и огляделись, мне все стало ясно. Это были вовсе не яркие каплевидные шары, которые так любят изображать на календарях и рекламных плакатах с призывом: «Нет предела совершенству!» Вместо них я увидел пару миниатюрных цеппелинов. Под брюхом каждого из этих черных яйцевидных мешков висела клетка, в которой сидел пилот. Дирижабли были совсем небольшими и летели очень низко, по плавной зигзагообразной траектории. Шум прибоя заглушал тихое жужжание их пропеллеров. Эмма толкнула нас в заросли высокой травы, и мы присели, прячась от глаз пилотов. — Это охотники за подводными лодками, — произнес Енох, отвечая на вопрос прежде, чем кто-то успел задать его вслух. Миллард был признанным авторитетом, когда речь шла о картах и книгах, но Енох разбирался во всем, что имело отношение к войне и армии. — Врага легче всего вычислить с воздуха, — пояснил он. — В таком случае почему они летят так низко? — поинтересовался я. — И почему над самым берегом, а не над морем? — Этого я сказать не могу. — Ты думаешь, что они могут искать… нас? — робко произнес Гораций. — Ты имеешь в виду, не твари ли они? — вмешался Хью. — Конечно, нет. Твари на стороне немцев. Ты что, забыл, что они были на той немецкой подлодке? — Твари объединяются со всеми, с кем выгодно объединяться, — отозвался Миллард. — Нет ни малейших оснований для уверенности, что во время войны они не присоединяются к армиям противоборствующих сил поочередно. Я не мог отвести глаз от странных сооружений в небе. Они выглядели совершенно неестественно и походили на механических насекомых, животы которых раздулись от опухолеподобных яиц. — Мне не нравится, как они летят, — пробормотал Енох, впившись в дирижабли своим цепким взглядом. — Они осматривают берег, а не море. — И что же они ищут? — спросила Бронвин. Впрочем, ответ был настолько очевидным и пугающим, что никто не хотел произносить его вслух. Они искали нас. Мы лежали в траве, плотно прижавшись друг к другу, и я ощутил, как напряглось тело Эммы. — Как только я подам команду, бегите, — прошептала она. — Спрячем лодки, а потом спрячемся сами. Дождавшись того момента, когда дирижабли повернули в сторону, мы высыпали из травы, надеясь, что до нас еще слишком далеко и пилоты нас не заметят. На бегу я думал, как было бы хорошо, если бы туман, преследовавший нас в море, вернулся и укрыл нас от неприятеля. Мне даже пришло в голову, что этот туман, вполне возможно, уже однажды спас нашу компанию. Если бы не он, эти цеппелины засекли бы нас еще несколько часов назад. Только тогда мы сидели бы в лодках и бежать нам было бы некуда. Выходило так, что остров смог еще раз помочь своим странным детям. Прощаясь с ними, он спас им жизнь.

* * *

Мы быстро потащили лодки по берегу, намереваясь спрятать их в небольшой пещере среди скал. Бронвин израсходовала все свои силы без остатка и с трудом шла сама, не говоря уже о том, чтобы нести лодки. Поэтому все остальные взялись за борта постанывающих лодок, то и дело норовящих зарыться носом в песок. Мы едва успели дойти до середины пляжа, как мисс Сапсан издала предостерегающий крик: из-за дюн вынырнули цеппелины. Адреналин придал нам сил, и мы стремительно преодолели расстояние, отделявшее нас от пещеры, и забросили в нее лодки, как будто доставив их по рельсам. Мисс Сапсан хромала рядом с нами, волоча сломанное крыло по песку. Скрывшись в пещере, мы упали рядом с перевернутыми лодками, прислонившись к их килям. Нас окружил сырой мрак, в котором эхом разносилось наше частое и тяжелое дыхание. — Хоть бы они не успели нас заметить! — вслух взмолилась Эмма. — О птицы! Наши следы! — воскликнул Миллард. Сдернув с себя куртку, он выскочил наружу, чтобы замести следы, оставленные лодками на песке. Мы проводили взглядом удаляющиеся отпечатки его ног. Никто, кроме Милларда, покинуть пещеру не смог бы, потому что его тут же заметили бы пилоты дирижаблей. Минуту спустя он ввалился обратно, дрожащий от холода и облепленный песком. На его груди расплывалось красное пятно. — Они уже близко, — выдохнул он. — Я сделал все, что мог. — У тебя снова открылось кровотечение! — заволновалась Бронвин. Накануне ночью во время стычки возле маяка Милларда оцарапала пуля. И хотя рана затягивалась с удивительной скоростью, его выздоровление было далеко не полным. — Что ты сделал с повязкой? — Я ее выбросил. Она была завязана на такой сложный узел, что снять ее быстро было просто невозможно. Невидимый человек должен раздеваться за одну секунду, иначе от его особенности нет никакого толка! — Вот упрямый осел! — воскликнула Эмма. — От мертвого невидимого человека пользы еще меньше. А теперь замри и помолчи. Будет больно. Она зажала два пальца левой руки ладонью правой и сосредоточилась. Когда она разжала ладонь, кончики пальцев горели огнем. Миллард попятился. — Слушай, Эмма, я бы не хотел… Эмма прижала пальцы к его раненому плечу. Миллард ахнул. Послышалось тихое шипение, и от его кожи поднялся легкий дымок. Спустя мгновение кровотечение остановилось. — У меня останется шрам, — заныл Миллард. — И что? Кто его увидит? Он засопел, но больше ничего не сказал. Пропеллеры дирижаблей жужжали все громче и громче — звук отражался от каменных стен пещеры. Я представил себе, как они зависли прямо над нами и разглядывают наши следы, готовясь к атаке. Эмма прижалась ко мне плечом. Малыши подбежали к Бронвин и зарылись лицами ей в колени. Она обняла их. Несмотря на наши необычные способности, мы чувствовали себя совершенно беззащитными. Мы сидели на полу темной пещеры, ссутулившись и часто моргая, шмыгая носами от холода и надеясь, что враги пролетят мимо. Наконец гул двигателей начал удаляться. Когда он стих настолько, что мы снова смогли слышать свои голоса, Клэр пробормотала в колени Бронвин: — Расскажи нам какую-нибудь историю, Вин. Мне страшно, мне все это совершенно не нравится, и я бы лучше послушала сказку. — Да, расскажи нам что-нибудь, — взмолилась и Оливия. — Что-нибудь из наших «Историй». Я их больше всего люблю. Бронвин заменяла младшим из странных детей мать даже в большей степени, чем это делала мисс Сапсан. Именно Бронвин поправляла их одеяла перед сном, читала им сказки и целовала в лобики. Ее сильные руки как будто были предназначены для того, чтобы сгребать их всех в теплые объятия, а широкие плечи — для того, чтобы их носить. Но сейчас ей было не до историй, и она прямо об этом сказала. — Ну почему же, самое время рассказать детям сказку! — иронично протянул Енох. — Только сегодня мы можем обойтись без наших «Историй». Лучше расскажи нам о том, как питомцы мисс Сапсан сумели спастись без карты и еды. И даже пустоты их по пути не съели! Мне не терпится услышать, чем заканчивается эта история. — Если бы мисс Сапсан могла нам это сказать, — шмыгнула носом Клэр. Высвободившись из объятий Бронвин, она подошла к птице, которая сидела на киле одной из перевернутых лодок. — Что нам делать, директриса? — спросила она. — Пожалуйста, превратитесь обратно в человека! Пожалуйста, очнитесь! Мисс Сапсан начала ворковать и поглаживать здоровым крылом волосы Клэр. К ним присоединилась Оливия, по лицу которой струились слезы. — Мисс Сапсан, вы нам нужны! Мы не знаем, что нам делать, нам угрожает опасность, и мы очень проголодались. Нам негде жить, и друзей у нас тоже нет. Вы нам нужны! Черные глаза мисс Сапсан заблестели. Она отвернулась, будто защищаясь от просьб детей. Бронвин опустилась перед девочками на колени. — Она пока не может вернуться, милые. Но мы ее обязательно вылечим, я обещаю. — Но как?! — воскликнула Оливия. Этот возглас эхом отразился от каменных стен. Эмма встала. — Я расскажу вам как! — произнесла она, и все взгляды обратились к ней. — Мы просто пойдем. — Она произнесла это с такой убежденностью, что у меня даже холодок пополз по спине. — Мы будем идти и идти, пока не дойдем до города. — А что, если в радиусе пятидесяти километров нет никаких городов? — спросил Енох. — Значит, мы пройдем пятьдесят один километр. Но я уверена, что нас не могло отнести так далеко в сторону. — А если твари заметят нас с воздуха? — поинтересовался Хью. — Не заметят. Мы будем осторожны. — А если они поджидают нас в городе? — спросил Гораций. — Мы притворимся нормальными. Никто не обратит на нас внимания. — Мне это никогда не удавалось, — рассмеялся Миллард. — А тебя они вообще не увидят, Милл. Ты будешь нашим передовым разведчиком. И еще тебе придется снабжать нас всем необходимым. — Да, я и в самом деле талантливый вор, — с гордостью заявил он. — Настоящий мастер воровского искусства. — А что потом? — уныло поинтересовался Енох. — Возможно, нам удастся набить животы, может, мы даже найдем себе какой-то теплый угол, но мы все равно будем уязвимы и беззащитны. У нас нет петли… а мисс Сапсан… она все еще… — Мы найдем какую-нибудь петлю, — успокоила его Эмма. — Существуют различные отметки и знаки, надо только знать, куда смотреть. А если мы их не обнаружим, то найдем кого-нибудь наподобие нас, со странностями, и он покажет нам вход в ближайшую петлю. И в этой петле будет имбрина, и эта имбрина сможет оказать мисс Сапсан необходимую помощь. Мне еще не приходилось встречаться с такими самоуверенными людьми, как Эмма. Все в ней излучало убежденность в своих силах: приняв решение, она держалась очень прямо, уперто стискивала зубы, и все ее предложения были утвердительными. Это было заразительно, и я так ею восхищался, что с трудом поборол желание поцеловать ее на виду у всех. Хью закашлялся, и пчелы посыпались у него изо рта, выстроившись в форме вопросительного знака, который дрожал и менял очертания. — Как ты можешь быть так в этом уверена? — спросил он. — Уверена, и все тут. Она отряхнула ладони, как будто вопрос был исчерпан. — Это было очень милое выступление, — произнес Миллард, — и мне не хочется все портить, но, насколько нам известно, мисс Сапсан — единственная из имбрин, кому удалось сбежать из плена. Вспомни, что рассказывала мисс Зарянка. Твари уже много недель совершают налеты на петли и похищают имбрин. И это означает, что даже если мы найдем петлю, то не будем знать, на месте ли ее имбрина. Возможно, все петли уже кишат нашими врагами, и это означает, что нам туда путь заказан. — А вход могут сторожить изголодавшиеся пустоты, — добавил Енох. — И это значит, что нам вообще нельзя туда соваться. — Нам и незачем туда соваться, — вмешалась Эмма и улыбнулась мне. — Джейкоб предупредит нас заранее. Я похолодел. — Я? — Ты же ощущаешь пустоты на расстоянии, верно? — уточнила Эмма. — Не считая того, что ты их видишь. — Когда они близко, меня начинает тошнить, — признался я. — На каком расстоянии это происходит? — спросил Миллард. — Если это всего несколько метров, они вполне могут успеть нас сожрать. Нам нужно, чтобы ты улавливал их присутствие издалека. — У меня не было возможности проводить испытания, — напомнил им я. — Все это стало для меня полной неожиданностью. До сих пор я сталкивался только с пуст о той, которая служила доктору Голану, — Малтусом, созданием, убившим моего дедушку, а потом едва не погубившим меня в топях Кэрнхолма. Как далеко он находился, когда я впервые ощутил притаившуюся возле моего дома в Инглвуде пуст о ту? Этого я не знал. — Это не имеет значения, твой талант можно развивать, — заявил Миллард. — Странности чем-то напоминают мышцы — чем больше ты ими пользуешься, тем мощнее они становятся. — Это безумие! — возразил Енох. — Вы и в самом деле готовы сделать ставку на него? Да он самый обычный мальчишка, мягкотелый нормальный мальчик, который почти ничего не знает о нашем мире! — Он не нормальный! — воскликнула Эмма, поморщившись, как будто слова Еноха были ужасным оскорблением. — Он один из нас! — Вздор! — заорал Енох. — Капля странной крови в его жилах не делает его моим братом. И уж точно она не делает его моим защитником! Мы не знаем, на что он способен. Скорее всего, он и с пятидесяти метров не сможет понять, приближается к нему пуст о та или у него просто пучит живот! — Он убил одну из пустот, ты забыл? Проткнул ей глаза ножницами для стрижки овец! Когда ты в последний раз слышал о том, чтобы кто-то из странных людей, да к тому же таких юных, совершил нечто подобное? — После Эйба такого не было ни разу, — произнес Хью, и при упоминании этого имени дети благоговейно притихли. — Я слышала, как он убил пуст о ту голыми руками, — произнесла Бронвин. — А я слышал, что он убил пуст о ту при помощи вязальной спицы и мотка бечевки, — добавил Гораций. — Вообще-то мне это приснилось, так что я уверен в том, что все так и было. — Половина этих рассказов — выдумки, и с каждым годом они становятся все фантастичнее, — возразил Енох. — Тот Абрахам Портман, которого я знал, не сделал ровным счетом ничего, чтобы нам помочь. — Он был великим странным человеком! — воскликнула Бронвин. — Он отважно сражался за наше дело и убил десятки пустот! — А потом убежал. И пока мы, как беженцы, прятались в том доме, он колесил по Америке, изображая из себя героя! — Ты не понимаешь, о чем говоришь, — вмешалась Эмма, покраснев от гнева. — Все было не так просто. Енох пожал плечами. — Как бы то ни было, все это сейчас не имеет значения. Что бы вы ни думали об Эйбе, этому парню до него далеко. В этот момент я ненавидел Еноха, хотя и не мог винить его за сомнения. Все остальные так хорошо освоились со своими способностями, что я не понимал, как они могут возлагать на меня такие надежды. Ведь я всего несколько дней назад узнал о собственной необычности и еще ничего не успел о себе понять. И то, чей я внук, действительно не имело значения. Я и сам не знал, как пользоваться своим даром. — Ты прав, я не мой дедушка, — вмешался я. — Я обычный пацан из Флориды. Мне просто повезло, когда я убил ту пуст о ту. — Не болтай ерунды, — перебила меня Эмма. — Когда-нибудь ты обязательно станешь таким же убийцей пустот, каким был твой дедушка. — Хочется надеяться, что это случится скоро, — вставил Хью. — Это твоя судьба, — заявил Гораций, и то, как это прозвучало, заставило меня заподозрить, что он знает нечто, неизвестное мне. — Но даже если это не так, — добавил Хью, похлопывая меня ладонью по спине, — кроме тебя, у нас ничего нет, дружище. — Если это так, да поможет нам всем птица, — вздохнул Енох. У меня голова шла кругом. Мне казалось, что еще немного, и груз их надежд меня попросту раздавит. Я встал, покачиваясь, и на нетвердых ногах направился к выходу из пещеры. — Мне нужно подышать свежим воздухом, — произнес я, проталкиваясь мимо Еноха. — Джейкоб, куда ты? — воскликнула Эмма. — Дирижабли! Но они уже давно улетели. — Пусть идет, — проворчал Енох. — Может, нам повезет, и он уплывет обратно в Америку.

* * *

Дойдя до кромки воды, я попытался взглянуть на себя глазами своих новых друзей, увидеть себя таким, каким видели или хотели видеть меня они. Не тем Джейкобом, который когда-то сломал лодыжку, гоняясь за фургоном с мороженым, или который по требованию отца трижды пытался, но так и не сумел попасть в школьную легкоатлетическую команду, куда принимали всех желающих. Мне предстояло стать Джейкобом Повелителем Теней, научиться чудесным образом трактовать тошнотворные ощущения в животе, стать провидцем и убийцей вполне реальных чудовищ и всего того, что может стоять между жизнью и смертью каждого из нашей дружной компании странных детей. Мне казалось, я никогда не «дотянусь» до своего деда. Взобравшись на груду камней у самой кромки воды, я замер, надеясь, что сильный ветер высушит мою сырую одежду. Не обращая внимания на стремительно сгущающиеся сумерки, я смотрел на изменчивую поверхность моря, играющую всеми оттенками серого. На фоне неуклонно темнеющего моря и неба время от времени вдали вспыхивал яркий свет. Это маяк Кэрнхолма слал нам свое последнее «прощай». Мое внимание начало рассеиваться, и я погрузился в сон наяву. Я вижу человека. Это мужчина средних лет. Его одежда облеплена грязью, и он медленно бредет по острому, как нож, гребню утеса. Его редкие волосы намокли и прилипли к лицу. Ветер раздувает его тонкий пиджак как парус. Он останавливается, затем ложится, опершись на локти. Он поднимает к глазам бинокль, но направляет его не на окружающие бухту скалы, где гнездятся крачки и буревестники, а ниже, на узкий полумесяц пляжа, куда прибой выбрасывает водоросли, коряги и обломки разбитых лодок. По утверждениям местных жителей, иногда здесь находят утопленников. Этот человек — мой отец. Он ищет то, чего отчаянно не хочет найти. Он ищет тело своего сына. Что-то коснулось моего ботинка, и я, вздрогнув, открыл глаза. Уже почти стемнело, я сидел на камнях, поджав колени к груди, а передо мной стояла Эмма. — Как ты? — спросила она. Чтобы ответить на этот вопрос, мне понадобилось бы не меньше часа. В моей душе бушевала добрая сотня конфликтующих друг с другом эмоций. Но я так устал и замерз, что говорить мне не хотелось вовсе, поэтому я ограничился тем, что подергал себя за ворот отсыревшего свитера и сказал: — Все хорошо, я просто пытаюсь высохнуть. — Я могу тебе в этом помочь, — откликнулась Эмма, усаживаясь рядом со мной. — Дай мне руку. Я протянул ей одну руку, и Эмма уложила ее себе на колени. Накрыв ладонями рот, она склонила голову к моему запястью. Затем сделала глубокий вдох и медленно выдохнула сквозь пальцы. Тут же по всей моей руке от ладони до плеча разлился обволакивающий, почти обжигающий, но невообразимо приятный жар. — Терпимо? — спросила она. Я напрягся, содрогнувшись всем телом, и кивнул. — Хорошо. Она снова выдохнула. Еще одна волна горячего блаженства расползлась к моему плечу. Между выдохами Эмма говорила: — Я надеюсь, тебя не слишком задели слова Еноха. Все остальные верят в тебя, Джейкоб. Енох бывает жутким занудой, особенно когда кому-нибудь завидует. — Я думаю, что он прав, — покачал головой я. — Да ну, не может быть. Ты это серьезно? И тут меня прорвало. — Я понятия не имею, что я делаю, — заговорил я. — Как можно на меня полагаться? Если я и странный, то, наверное, самую малость. Пожалуй, по сравнению с вами я странный только на четверть. — Так не бывает, — рассмеялась Эмма. — Но мой дедушка был гораздо более странным, чем я. Иначе и быть не могло. Он был таким сильным… — Нет, Джейкоб, — прищурившись, произнесла Эмма. — Ты очень на него похож. Разумеется, ты мягче и сентиментальнее, но все, что ты говоришь… Ты вылитый Эйб, когда он впервые у нас появился. — Честно? — Ну да. Он тоже был растерян. Он никогда не встречался со странными людьми. Он не понимал своих способностей и не знал, как ими пользоваться. И если честно, мы тоже. Мы ничем не могли ему помочь. То, что ты делаешь, это большая редкость. Невероятная редкость. Но твой дедушка быстро учился. — Как? — заинтересовался я. — Где? — На войне. Он был членом тайной группы странных людей, служивших в британской армии. И одновременно сражался с немцами и с пустотами. За то, чем они занимались, медалями не награждают, но для нас они все были героями, а больше всех — твой дедушка. Жертвы, на которые они шли, отбросили Силы Зла на многие десятилетия назад и спасли жизни множества странных людей. И все же, — подумал я, — он не смог спасти собственных родителей. Как странно и трагично. — И вот что я тебе скажу, — продолжала Эмма. — Ты не менее странный, чем он. И такой же смелый. — Ха, ты просто пытаешься меня утешить. — Нет, — ответила она, глядя мне в глаза. — Я тебя не утешаю. Ты всему научишься, Джейкоб. Настанет время, когда ты тоже станешь великим истребителем пустот. Более того, ты превзойдешь своего деда. — Ага, все только и делают, что повторяют это на разные лады. Откуда ты можешь знать? — Я это чувствую и глубоко в этом убеждена, — ответила Эмма. — Думаю, что иначе и быть не может. Точно так же ты не мог не приехать на Кэрнхолм. — Я не верю в такие вещи. Судьба. Звезды. Предназначение. — Я ничего не говорила о предназначении. — «Иначе и быть не может». Разве это не то же самое? — поинтересовался я. — Предназначение — это что-то из книжек о волшебных мечах. Все это полный вздор. Я здесь, потому что мой дедушка за десять секунд до смерти что-то пробормотал о вашем острове, вот и все. Это была случайность. Я рад, что так получилось, но дед уже бредил. Он с таким же успехом мог пересказать мне список покупок. — Но он этого не сделал, — с нажимом произнесла Эмма. Я досадливо вздохнул. — А если мы отправимся на поиски петель, вы положитесь на меня и мою способность спасти вас от чудовищ и в результате окажетесь в западне — это тоже будет предназначением? Она нахмурилась и вернула мою руку мне на колени. — Я ничего не говорила о предназначении, — повторила она. — Я верю в то, что, когда речь идет о важных событиях, случайностям места нет и быть не может. Всему есть свои причины. И тому, что ты находишься здесь, тоже. Ты явился сюда не для того, чтобы потерпеть неудачу и погибнуть. У меня больше не было сил и желания спорить. — Ладно, — вздохнул я. — Я думаю, что ты ошибаешься, но очень надеюсь, что ты права. Я испытывал стыд за те резкости, которые успел ей наговорить, но ведь мне было холодно и страшно, и потому я невольно начал защищаться. У меня бывали моменты слабости, когда уверенность в собственных силах сменялась страхом, и в настоящий момент соотношение страха и уверенности было явно не в пользу последней. Я бы оценил его как три к одному. В те моменты, когда меня охватывал ужас, мне казалось, что меня принуждают к тому, на что я не соглашался. Я не вызывался на передовую в той войне, истинных масштабов которой никто из нас еще осознать не успел. В слове «предназначение» мне чудилось принуждение, а ведь, если мне предстояло шагнуть в гущу битвы с легионом кошмарных созданий, я должен был сделать это по доброй воле. Хотя в каком-то смысле я уже сделал этот выбор, согласившись отплыть с этими странными детьми навстречу неизведанному. И, если начистоту, неправдой было бы сказать, что я сделал это неохотно. На самом деле я чуть ли не с младенческого возраста мечтал о подобных приключениях. В раннем детстве я верил в предназначение, причем верил безоговорочно, всеми фибрами своей крохотной детской души. Слушая необыкновенные рассказы деда, я ощущал его подобно какому-то необычному зуду в груди. Когда-нибудь его место займу я. То, что сейчас казалось мне принуждением, тогда было обязательством. Обещанием, которое я давал самому себе. Я всерьез намеревался покинуть свой городишко и вести такую же исполненную невероятных приключений жизнь, какую вел мой дед. Я собирался последовать по стопам дедушки Портмана и подобно ему совершить что-то значительное. Он часто говорил мне: «Ты будешь великим человеком. Очень великим человеком». — «Как ты?» — спрашивал я его. «Лучше», — неизменно звучало в ответ. Я верил ему тогда и хотел верить сейчас. Но чем больше я о нем узнавал, тем более длинную тень отбрасывал его образ. И тем сложнее мне становилось представить себе, что я когда-либо смогу с ним сравняться. Мне начинало казаться, что даже стремление к этому означает самое настоящее самоубийство. Когда я представлял себе попытки встать на тот путь, которым когда-то шел он, перед моим мысленным взором тут же возникал отец, мой бедный, доведенный до отчаяния отец. И прежде чем я успевал избавиться от мыслей о нем, мне приходил в голову вопрос — как великий человек может так ужасно поступить по отношению к тем, кто его любит. Я начал дрожать. — Ты замерз! — воскликнула Эмма. — Позволь, я закончу начатое. Она взяла мою вторую руку и дыханием согрела ее по всей длине — это было нечто невообразимое. Затем Эмма обвила ею свою шею. Я поднял другую руку, соединив ее с первой, и она тоже обвила меня руками. Наши лбы соприкоснулись. Эмма почти шепотом произнесла: — Я надеюсь, что ты не жалеешь о своем выборе. Я так рада, что ты здесь, с нами. Я не знаю, что бы я делала, если бы ты ушел. Боюсь, что мне было бы очень плохо. Я подумывал о том, чтобы вернуться. Какое-то мгновение я действительно пытался представить себе, как бы все было, если бы мне каким-то образом удалось вернуться домой. Но у меня ничего не вышло. Я был не в силах этого представить. — Я не смог бы уйти, — прошептал я. — Когда мисс Сапсан снова превратится в человека, она сможет отправить тебя обратно. Если ты захочешь. Я не имел в виду способы возвращения. Все, что я хотел сказать, это: Я не смог бы уйти от тебя. Но произнести эти слова было невозможно. Они отказывались срываться с моих губ. Поэтому я оставил их в себе и просто поцеловал ее. На этот раз дыхание сбилось у Эммы. Ее ладони взлетели к моим щекам, но замерли на полдороге. От них волнами исходило тепло. — Прикоснись ко мне, — попросил я. — Я не хочу тебя обжечь, — отозвалась она. Но внезапный вихрь искр в моей груди сказал: Мне все равно, и я взял ее пальцы и провел ими по своей щеке. Мы оба ахнули. Ее пальцы были горячими, но я не отстранился. Я боялся, что она больше не захочет ко мне прикасаться. А потом наши губы снова встретились, мы долго целовались, и ее необычайное тепло струилось по моему телу. Мои глаза закрылись, и окружающий мир померк. Если моему телу было холодно в ночном тумане, я этого не ощущал. Если море ревело в моих ушах, я его не слышал. Если камень, на котором я сидел, был острым и твердым, я этого не заметил. Все за пределами наших объятий утратило смысл. Вдруг в темноте раздался грохот, но я также не обратил на него внимания, будучи не в силах оторваться от Эммы. Но звук повторился, к нему присоединился ужасающий скрежет металла, и по нам скользнул луч ослепительного света. И закрыться от него уже было невозможно. Маяк, — подумал я. — Маяк падает в море. Но маяк был крошечной булавочной головкой света вдалеке, а вовсе не слепящей вспышкой, похожей на упавшее в воду солнце. Кроме того, луч маяка устремлялся лишь в одном направлении, а не блуждал из стороны в сторону, обшаривая берег. Это был вовсе не маяк. Это был прожектор, неуклонно приближающийся к берегу со стороны моря. Это был прожектор подлодки. * * *

Последовало мгновение парализующего ужаса, разъединившего мысли с телом. Мои глаза и уши засекли приближение субмарины: металлическое чудовище поднималось на поверхность моря, вода с шумом лилась с его боков, а из открытых люков на верхнюю палубу выскакивали люди. Они что-то кричали и обрушивали на нас снопы света. А затем импульс к действию наконец достиг моих ног, и мы соскользнули с камней, скатившись вниз, и бросились бежать, как будто за нами гнались все чудовища ада. Прожектор светил нам в спину, и наши дергающиеся тени рассекали пляж жутковатыми десятифутовыми монстрами. Пули засвистели в воздухе и изрешетили песок. Из громкоговорителей загремел голос: — ОСТАНОВИТЕСЬ! НЕ БЕГИТЕ! Мы ворвались в пещеру с криками: — Они нас догнали, они здесь, вставайте, вставайте! Но дети слышали шум и были уже на ногах. Все, кроме Бронвин, которая так устала в море, что крепко уснула, прислонившись к стене пещеры, и разбудить ее никак не удавалось. Мы трясли ее и кричали ей в лицо, но она только стонала и отмахивалась от нас неуклюжими взмахами рук. В конце концов нам пришлось обхватить ее за талию и поставить на ноги. Мне почудилось, что мы пытаемся поднять гору кирпичей, но как только стопы Бронвин уперлись в землю, ее воспаленные веки распахнулись, и она встала на ноги сама. Мы сгребли свои вещи, радуясь тому, что их так мало. Эмма подхватила на руки мисс Сапсан. Все выбежали наружу и ринулись к дюнам. На бегу я слышал плеск воды и видел черные силуэты людей, преодолевающих последние футы до берега. В высоко поднятых над головой руках они держали автоматы. Миновав редкую рощицу раскачивающихся на ветру деревьев, мы оказались в непроходимом лесу. Нас окутал непроглядный мрак. Луну, которую уже и без того начинали заслонять облака, окончательно скрыли стволы деревьев, и ее бледное зарево было не в состоянии пробиться сквозь сплетение ветвей. У нас не было времени привыкать к этой темноте или выбирать дорогу. У нас вообще ни на что не было времени, и нам оставалось только бежать, задыхаясь и вытянув руки, спотыкаясь и с трудом уворачиваясь от внезапно вырастающих на нашем пути стволов. Спустя несколько минут мы остановились и, тяжело дыша, прислушались. Откуда-то сзади до нас по-прежнему доносились голоса. Только теперь к ним добавились и другие звуки. Лай собак. Мы снова бросились бежать. Глава третья

Мне показалось, что мы бежали по черному лесу несколько часов. Я не видел ни луны, ни звезд, которые помогли бы нам определить ход времени. Крики людей и лай собак окружали нас, угрожая непонятно откуда — со всех сторон. Чтобы сбить собак со следа, мы вошли в ледяной ручей и шли по нему, пока наши ноги не занемели от холода. Когда мы выскочили на берег, нам показалось, что мы бредем на обрубках ног, и каждый шаг причинял мучительную колющую боль. Наши силы были на исходе. Кто-то застонал в темноте. Оливия и Клэр не успевали за остальными, и Бронвин подхватила их на руки. Но после этого начала отставать уже она. Наконец, когда Гораций споткнулся о торчащий из-под земли корень и растянулся на земле, моля о передышке, мы все остановились. — Эй ты, ленивый придурок, хватит валяться! — зашипел на него Енох. Но сам он тоже задыхался и был вынужден прислониться к стволу, чтобы восстановить дыхание. Сил на то, чтобы ссориться с Горацием, у него явно не осталось. Впрочем, сил на дальнейшее бегство не осталось ни у кого. Мы дошли до предела и нуждались в отдыхе. — Смысла бегать кругами в этой темноте все равно нет, — прошептала Эмма. — Мы вполне можем прибежать туда, откуда выбежали. — Когда рассветет, нам будет легче найти дорогу в этом лесу, — поддержал ее Миллард. — При условии, что мы доживем до рассвета, — буркнул Енох. Уже некоторое время накрапывал небольшой дождик. Фиона соорудила для нас укрытие, убедив окружающие деревья соединить над нами нижние ветви. Она поглаживала их кору и что-то нашептывала стволам, пока ветви не переплелись, образовав непроницаемый покров на высоте, достаточной для того, чтобы сидеть под ним. Мы заползли в этот шалаш и легли на землю, прислушиваясь к шороху дождя и отдаленному лаю собак. Где-то в лесу на нас продолжали охотиться вооруженные люди. Я не сомневался в том, что, оставшись наедине со своими мыслями, каждый из нас задавался вопросом: что случится с нами, если нас поймают. Клэр начала плакать. Вначале ее всхлипывания были совсем тихими, но постепенно становились все громче, пока оба ее рта не взревели во весь голос. — Возьми себя в руки! — шикнул на нее Енох. — Они тебя услышат, и тогда причины плакать появятся у всех нас! Бронвин подползла к ней и сгребла малышку в медвежьи объятия. — Прошу тебя, Клэр! Подумай о чем-нибудь хорошем! — Я пы-пытаюсь! — причитала Клэр. — Пытайся лучше! Клэр крепко зажмурилась, сделала глубокий вдох и сдерживала дыхание, пока не стала похожей на раздувшийся воздушный шар, готовый лопнуть. Выдохнув, она зашлась в приступе рыданий вперемешку с кашлем, который оказался еще громче недавнего плача. Енох зажал ладонями ее рты. — Ш-ш-ш-ш-ш! — зашипел он. — Пра-пра-простите! — икала и всхлипывала Клэр. — Мо-может, если бы мне рассказали сказку… одну из наших «И-историй»… — Только не это! — запротестовал Миллард. — Я начинаю жалеть, что мы не потеряли эти чертовы книги в море вместе со всем остальным! Но тут вмешалась мисс Сапсан — насколько она могла это сделать — запрыгнув на сундук Бронвин и постучав по нему клювом. В чемодане, вместе с нашими скудными пожитками, лежали «Истории». — Я поддерживаю мисс С., — заявил Енох. — Думаю, стоит попробовать. Я готов на все, лишь бы прекратить этот рев! — Ну хорошо, малышка, — согласилась Бронвин. — Но только одну сказку. И ты должна пообещать, что перестанешь плакать! — Я о-о-обещаю! — шмыгнула носом Клэр. Бронвин открыла чемодан и извлекла из него раскисший том «Историй о странном и неизведанном». Эмма подобралась поближе и зажгла крохотный язычок пламени на кончике пальца. Мисс Сапсан, которой, видимо, не терпелось утихомирить Клэр, клювом раскрыла книгу на будто бы первой попавшейся главе. Бронвин начала негромко читать: — «Много странных лет тому назад в дремучем древнем лесу жили-были животные. Их было очень много, и среди них, как и в любом другом лесу, были кролики, олени и лисы. Но также были среди них и довольно редкие звери, такие как свирепые ходулелапые медведи, двухголовые рыси и говорящие эму-рафы. Эти странные животные были излюбленной мишенью для охотников, которые обожали отстреливать их, развешивать на стенах их шкуры и хвастаться ими перед своими друзьями-охотниками. Но еще больше им нравилось продавать их содержателям зоопарков, которые запирали зверей в клетки и за деньги позволяли глазеть на них всем желающим. Вам может показаться, что гораздо лучше быть запертым в клетке, чем застреленным и повешенным на стену, но странные создания не могут быть счастливы в неволе. Очень скоро они падают духом и начинают завидовать тем из своих друзей, кто угодил на стену». — Это грустная история, — зароптала Клэр. — Читай другую. — Мне она нравится, — заявил Енох. — Хочу еще послушать об убитых животных на стенах. Не обращая на них внимания, Бронвин продолжала читать: — «Тогда, как и в незапамятные времена, по земле все еще бродили великаны, хотя их численность сократилась, а размеры неуклонно уменьшались. И так уж вышло, что один из этих великанов жил неподалеку от нашего леса. Он был очень добрым и воспитанным и питался только растениями. Его звали Кутберт. Однажды Кутберт пошел в лес за ягодами и увидел охотника, преследующего эму-рафа. По доброте душевной Кутберт поднял эму-рафа за загривок и, выпрямившись во весь рост и даже привстав на цыпочки, что делал крайне редко, потому что от этого у него хрустели все его старые кости, поставил нашего эму-рафа на вершину горы, где тому больше не угрожала опасность. Этого ему показалось недостаточно, и он растер охотника между пальцами ног. Слава о доброте Кутберта разнеслась по лесу, и скоро к нему повадились ходить странные животные, осаждавшие его просьбами поднять их на вершину горы подальше от опасности. И Кутберт отвечал им: — Я спасу вас, мои маленькие братья и сестры. Все, о чем я прошу взамен, это чтобы вы разговаривали со мной и дружили со мной. В мире осталось очень мало великанов, и я часто чувствую себя одиноко. — Конечно, Кутберт, мы так и сделаем, — отвечали ему странные звери. Итак, Кутберт каждый день спасал все новых

Date: 2015-09-24; view: 379; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.009 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию