Сентября 1969 года, понедельник. Группа «Мэд Хэттерс», объяснял Эндерби, с кажущейся легкостью справляясь с петляющими сельскими дорогами

Группа «Мэд Хэттерс», объяснял Эндерби, с кажущейся легкостью справляясь с петляющими сельскими дорогами, состоит из пяти музыкантов: Терри Уотсон (ритм‑гитара, вокал), Вик Гривз (клавиши, бэк‑вокал), Рэг Купер (соло‑гитара), Робин Мёрчент (бас‑гитара) и Эдриан Притчард (ударные). Они объединились года три назад, познакомившись в университете Лидса, и, следовательно, считались местным ансамблем, хотя двое из них – Гривз и Купер – жили в других частях Йоркшира. В первый год своего существования группа давала концерты только в Западном Йоркшире и окрестностях, но в одном из пабов Брэдфорда их углядел лондонский антрепренер и решил, что они со своими необычными психоделическими пасторалями как раз заполнят нужную нишу на столичной музыкальной сцене.

– Погоди, – попросил сбитый с толку Чедвик. – Что такое «психоделическая пастораль», с чем ее едят?

Эндерби снисходительно улыбнулся:

– Представьте, что «Алису в Стране чудес» или «Винни‑Пуха» переложили на язык рок‑музыки.

Чедвик поморщился:

– Лучше не буду представлять. Валяй дальше.

– А это почти все, сэр. Они поймали волну, стали раскручиваться, у них вышел хитовый альбом, и они практически влились в рок‑элиту. От них ждут даже большего. Только вчера Роджер Уотерс из «Пинк Флойд» сказал мне в Регби, что, по его мнению, они далеко пойдут.

Чедвик уже начал уставать от манеры Эндерби походя упоминать фамилии знаменитостей, и он задумался, не ошибкой ли было отправлять его опрашивать участников Бримлейского фестиваля, выступавших в эти выходные в Регби. За два дня тот не выяснил ничего интересного и сообщил, что там, в Регби, было всего около трехсот зрителей. К тому же он так и не подстригся.

– А при чем тут этот чертов лорд Джессоп? – спросил Чедвик, чтобы сменить тему.

– Молодой богач, сам отчасти хиппи. Любит музыку, ему нравится, чтобы его ассоциировали с этим миром. Как говорится, ультрасовременный тип. Но обычно он в отъезде, так что разрешает этим ребятам использовать дом и угодья для отдыха и репетиций.

– Вот так, запросто?

– Да, сэр.

Чедвик смотрел в окно на окружающие пейзажи: слева – котловина, где река Свейн петляла меж лесистых берегов; напротив поднимался склон долины, пестревший каменными домишками и зелеными полями; над ними, на полпути к вершине, трава становилась пожухлой, а еще выше тянулись серые обнажения известняка, отмечая начало пустошей, заросших утесником и вереском.

Погода стояла прекрасная, для этого времени года было сравнительно тепло, и в вышине виднелись лишь несколько белых облачков. Однако Чедвик чувствовал себя здесь чужим. Не то чтобы он никогда раньше не бывал в Долинах. Они с Джанет много раз выезжали сюда, когда он купил себе первую машину – трехколесную легковушку «релайант», которая угрожающе покачивалась даже при слабом боковом ветерке. Красота природы не оставляла его равнодушным, но в глубине души он все‑таки был городским мальчишкой. Сельская местность быстро переставала его радовать, и он начинал все сильнее скучать по влажным мостовым, шуму, суете, толчее.

Будь его воля, они бы проводили отпуск, исследуя большие незнакомые города, но Джанет предпочитала передвижной домик. Скоро Ивонна перестанет с ними ездить, подумал он, и тогда он, может быть, убедит Джанет расширить кругозор и прокатиться в Париж или Амстердам, если позволят средства. Джанет никогда не была за границей, да и сам Чедвик лишь один раз побывал на континенте – во время войны. Любопытно будет побродить по старым местам. Не по пляжам, полям сражений или кладбищам – они его не интересовали, – а по барам, кафе и домам, где люди распахивали двери и сердца в благодарность за освобождение.

– Приехали, сэр.

Чедвик очнулся от нахлынувших воспоминаний; Эндерби съехал с узкой дороги на траву.

– Это здесь? – удивился он. – С виду не такое уж роскошное место.

За высокой каменной стеной и деревянными воротами проглядывало неприметное строение из известняка с тремя каминными трубами. Дом был длинный и низкий, с весьма немногочисленными окнами – мрачное сооружение.

– Это всего лишь черный ход, – пояснил Эндерби, когда они подошли к воротам. За воротами виднелся вымощенный каменными плитками двор; тропинка привела их к массивной красной двери с большим медным дверным молотком в форме львиной головы. «Вход для коммивояжеров».

Эндерби постучал; они подождали. Гнетущая тишина, подумал Чедвик. Даже птицы не поют. Звуки репетиции рок‑группы и те были бы сейчас приятнее. Впрочем, если вдуматься…

Дверь отворилась, и их приветствовал молодой человек лет тридцати в пестрой рубашке и черных расклешенных джинсах. Его каштановые волосы были не такие уж длинные, однако воротник они закрывали.

– Видимо, вы из полиции. – У парня был отчетливый южнолондонский выговор. – Я – Крис Адамс, менеджер группы. Не понимаю, чем мы можем вам помочь, но входите, прошу вас.

Эндерби и Чедвик проследовали за ним в широкий, обшитый деревянными панелями коридор, по обе стороны которого имелось множество дверей. Темное дерево поблескивало, и Чедвик уловил слабый запах лимонного полироля. Из застекленных створчатых дверей в противоположном конце коридора открывался великолепный вид на другую сторону долины – асимметричное лоскутное одеяло, состоящее из полей и каменных стен, а пониже, у подножия склона, текла река. Дверь, как отметил Чедвик, подойдя поближе, вела на террасу с каменной балюстрадой. За дверью стояли стол под зонтиком и шесть кресел.

– Впечатляет, – признал Чедвик.

– Тут неплохо, когда хорошая погода, – ответил Адамс. – А в этой части света, должен вам сказать, такое случается нечасто.

– Вы лондонец?

Адамс усмехнулся:

– Как вы догадались? Нам сюда.

Он провел их вниз по каменным ступенькам, и Чедвик понял, что они вошли в дом на верхнем уровне, а внизу находится целый этаж. Они прошли в дверь, и перед Чедвиком открылось огромное помещение, превращенное в репетиционную студию, полную гитар, барабанов, клавишных инструментов, микрофонов, стоек, усилителей, динамиков и змеящихся толстых электрических кабелей. В данный момент в студии царило благословенное безмолвие, если не считать назойливого жужжания электричества. Еще одна застекленная створчатая дверь, на сей раз открытая, вела в патио, лежащее в тени верхней террасы. Узкая полоска неухоженного газона отделяла патио от бассейна, облицованного гранитом и мрамором. Зачем кому‑то в Йоркшире понадобилось устраивать бассейн в собственном дворе, Чедвик не мог взять в толк, но у богатых свои причуды и достаточно средств, чтобы их осуществлять. Вероятно, бассейн здесь с подогревом. Неяркое солнце отражалось на поверхности воды.

В студии находилось четверо молодых людей, они дымили сигаретами, пересмеиваясь и болтая с тремя девушками; один лежал на диване и читал. На столике у стены высилась батарея бутылок: кока‑кола, джин, водка, виски, бренди, пиво и вино. Некоторые из присутствующих, похоже, к этой батарее уже наведались. Адамс предложил вновь прибывшим освежиться, но Чедвик отказался. Он не хотел чувствовать себя обязанным людям, которые вполне могли быть – или вскоре стать – подозреваемыми. Все были одеты в повседневную одежду, в основном в джинсы и футболки; на некоторые были вручную нанесены самые дикие и пестрые узоры. Весьма длинные волосы были здесь в порядке вещей и для мужчин, и для женщин, только Адамс казался чуть более консервативным, чем прочие. Сам Чедвик был в темном костюме и галстуке приглушенных тонов.

Оказавшись в Свейнсвью‑лодж, Чедвик как будто растерялся и толком не знал, с чего начинать. Адамс представил членов группы (все они вежливо сказали «здрасте») и девушек, которые захихикали и скрылись в одной из соседних комнат.

К счастью, один из музыкантов выступил вперед и произнес:

– Чем мы можем вам помочь, мистер Чедвик? Мы слышали о том, что произошло в Бримли. Это ужасно.

Это сказал Робин Мёрчент, вокалист, бас‑гитарист и, видимо, неофициальный лидер группы. Он был высокий и худой, в джинсах и куртке из какой‑то синей шелковистой материи с вышитыми знаками зодиака.

– Не знаю чем, – ответил Чедвик, садясь на складное кресло. – Мы располагаем сведениями, что убитая девушка в воскресенье вечером какое‑то время провела за сценой, и мы пытаемся найти кого‑нибудь, кто ее видел или с ней разговаривал.

– Там вокруг толкалось много народу, – заметил Мёрчент.

– Я знаю. И еще я знаю, что там, за сценой, если можно так выразиться, царил настоящий хаос.

Один из музыкантов, кажется, Эдриан Притчард, барабанщик, засмеялся:

– И не говорите! Просто анархия на хрен.

Все расхохотались.

– Но тем не менее, – продолжал Чедвик, – кто‑нибудь из вас мог видеть или слышать что‑то важное. Вы могли этого не осознавать, однако это возможно.

– Зачем дереву в лесу падать, если некому слышать звук падения? – изрек тот, что лежал на диване. Вик Гривз, клавишник.

– Что‑что? – переспросил Чедвик.

Гривз уставился в пространство:

– Это же философский вопрос, верно? Как я могу что‑то узнать, если я не знаю, что это? Как мне узнать, что нечто происходит, если я этого не ощущаю?

– Вик имеет в виду, – пришел на помощь Мёрчент, – что все мы были тогда довольно сильно сосредоточены на том, что делали.

– А именно?

– Простите?

– Что вы делали?

– Ну, сами понимаете, – ответил Мёрчент, – расслаблялись в вагончике, отрабатывали новые варианты переходов между аккордами, выпивали, очевидно, болтали с ребятами из других групп. Зависит от того, какой временной отрезок вы имеете в виду.

Чедвик усомнился в его словах. Скорее уж они принимали наркотики и валяли поклонниц, подумал он, но никто из них, увы, не собирался в этом признаваться.

– В котором часу вы выступали?

Мёрчент глянул на остальных в поисках подтверждения:

– Мы вышли на сцену около восьми, ну, чуть позже, и отыграли часовую программу, так что ушли сразу после девяти. Потом администрация поставила оборудование и подготовила все для светового шоу, и после нас вышли «Пинк Флойд», часов в десять, потом «Флитвуд Мак», а потом «Лед Зеп».

– А после вашего выступления? Чем вы занимались?

Мёрчент пожал плечами:

– Просто тусовались там. Мы были порядочно на взводе, ну, адреналин от выступления и все такое – у нас все дико хорошо прошло, отличный концерт, для нас это было большое событие, – так что нам нужно было пропустить по парочке, чтобы малость успокоиться. Общались, слушали другие группы. Я какое‑то время сидел в вагончике и читал.

– Что вы читали?

– Вы об этом вряд ли слышали.

– Давайте проверим.

– Алистер Кроули, «Магия в теории и на практике».

– Никогда не слышал, – с улыбкой подтвердил Чедвик.

Мёрчент бросил на него проницательный взгляд:

– Я так и думал.

– Вы оставались до самого конца?

– Да. Джесс сказал, что мы можем здесь переночевать, так что нам было недалеко добираться.

– Джесс?

– Извините. Дерек. Лорд Джессоп. Все его зовут Джесс.

– Понятно. А сейчас он здесь?

– Нет, он во Франции. Частенько там живет, в Антибе. Мы с ним виделись месяц назад, когда ездили на гастроли.

– Во Францию?

– Да. Наш альбом там неплохо продается.

– Поздравляю.

– Спасибо.

– Лорд Джессоп был на фестивале в Бримли?

– Конечно. Он уехал в Антиб, кажется, в прошлый вторник или среду.

Вдруг на Чедвика обрушился оглушительный визг – как от бензопилы.

– Простите, – извинился застенчивый Рэг Купер, соло‑гитарист. – Аппаратура фонит. – Он осторожно опустил гитару. Звук постепенно затих.

– Я тебя утомил, парень? – осведомился Чедвик.

– Нет, – промямлил Купер. – Совсем нет. Я же сказал – простите. Случайно вышло.

Чедвик с минуту смотрел Куперу прямо в глаза, потом снова обратился к Робину Мёрченту:

– Давайте вернемся в тот день, восьмое сентября, – предложил он. – Мы считаем, что девушку убили между часом и часом двадцатью ночи, «Лед Зеппелин» исполняли в это время песню под названием «Не могу тебя бросить, детка». – Чедвику нелегко было изъясняться на этом языке, и он заметил, что кое‑кто из присутствующих фыркнул, когда он произносил эти слова. – Как я понимаю, они играют очень громко, – продолжал он, игнорируя их реакцию, – так что вряд ли кто‑нибудь что‑то слышал, если вообще было что слышать. А вот скажите, не находился ли кто‑нибудь из вас в бримлейском лесу в этот промежуток времени?

– В лесу? – переспросил Мёрчент. – Нет, мы туда вообще не заходили. Мы были за сценой, или перед ней, в пресс‑зоне, ну или в нашем вагончике.

– Все вы? Все время? – Чедвик изучающе посмотрел в их лица.

Музыканты закивали.

– «Если ты сегодня в лес пойдешь…»^[16] – пропел Вик Гривз негромко.

– С чего бы нам тащиться в лес, старина? – поинтересовался Эдриан Притчард. – Все самое главное происходило за сценой.

– Что «главное»?

– Ну, сами понимаете, старина… девочки… то да се…

– Заткнись, Эдриан, – резко бросил Мёрчент, повернулся к Чедвику и сложил руки на груди. – Слушайте, я понимаю, что вы, копы, к нам относитесь с предубеждением, но у нас все чисто. Если хотите, можете устроить тут обыск. Валяйте.

– Уверен, что чисто, – согласился Чедвик. – Вы же знали, что мы к вам придем. Но наркотики меня не интересуют. Во всяком случае, сейчас. Меня больше интересует, что вы делали в момент смерти этой девушки и видел ли ее кто‑нибудь из вас или, может быть, говорил с ней.

– Ну я же вам сказа‑ал, – протянул Мёрчент. – Мы и близко не подходили к лесу! И вообще, откуда нам знать, видели мы ее или нет, если никто из нас не знает, как ее звали и как она выглядела?

– Вы не читали газеты?

– Мы с ними никогда не заморачиваемся. В них полно вранья, которое сочиняют буржуазные писаки.

– Ну что ж… – Чедвик потянулся к портфелю. – Мне удалось достать довольно свежий ее снимок. Он вас заинтересует. – Он вытащил фотографию Линды с участниками группы «Мэд Хэттерс» и передал ее Мёрченту, который, громко глотнув воздух, застыл с открытым ртом, уставившись на нее.

– Это не… ну‑ка, Вик? – Он передал снимок Вику Гривзу, который по‑прежнему глядел на Чедвика, раскинувшись на диване и, похоже, пребывая мыслями где‑то далеко. Гривз вздрогнул и посмотрел на фото.

– Черт! – только и вымолвил он. Снимок выскользнул у него из рук.

Чедвик подошел и подобрал его, стоя над Гривзом, он спросил:

– Кто она? Вы ее знаете?

– Вроде того, – отозвался Гривз. – Слушай, мне чего‑то не того, Роб. Башка у меня… как будто в ней змеи… такие штуки вспоминаются, дружище… мне надо бы… – Он отвернулся.

Мёрчент сделал шаг вперед.

– Вик плохо себя чувствует, – объявил он. – Доктор говорит, что он страдает переутомлением и эмоциональное состояние у него сейчас очень хрупкое. Для него это, наверное, ужасное потрясение.

– Почему? – осведомился Чедвик, снова усаживаясь.

Мёрчент повел рукой в сторону фото:

– Та девушка. Это Линда. Линда Лофтхаус. Она двоюродная сестра Вика.

Двоюродная сестра. Миссис Лофтхаус об этом и словом не обмолвилась. Но зачем бы ей? Он не расспрашивал ее о «Мэд Хэттерс», к тому же она явно пребывала в состоянии шока. Тем не менее это любопытная ниточка, за нее стоит потянуть. Чедвик взглянул на Вика Гривза с новым интересом. Самый неряшливый из всей компании, он выглядел так, будто несколько дней не брился, кожа у него была мертвенно‑бледная, словно он никогда не видел солнца, а лицо было усеяно воспаленными красными точками. Волосы свалялись, как будто он с неделю не мыл голову и не причесывался. Спал он, судя по состоянию его одежды, не раздеваясь. Рядом с ним на диване валялась затрепанная книжка в бумажной обложке – «Встречи с замечательными людьми».

– Они были в каких‑то особенно близких отношениях? – спросил Чедвик у Робина Мёрчента.

– Да нет, не думаю. Ну, просто двоюродные. Она выросла в Лидсе, а семья Вика жила в Рочдейле.

– Линда, насколько нам известно, жила в Лондоне, – заметил Чедвик. – Там ведь сейчас живете и все вы?

– Лондон большой.

Чедвик набрал в грудь побольше воздуха.

– Мистер Мёрчент, – заговорил он, – я понимаю, что все вы – люди занятые, не говоря уж о том, что все вы знамениты и, несомненно, богаты. Но на фестивале, в котором вы принимали участие, жестоко убили молодую девушку. Ее видели за сценой с двумя из вас, а теперь один из вас еще и оказался ее двоюродным братом. Существует ли какая‑то определенная причина, по которой вот этот мистер Гривз страдает от переутомления и депрессии? Если человек кого‑то убил, он иногда может чувствовать себя именно так.

После тщательно выстроенной тирады Чедвика воцарилась ошеломленная тишина. Гривз заворочался на диване, и его книжка свалилась на пол. Он сжал голову руками и простонал:

– Поговори с ним, Роб, скажи ему. Я с этим не справлюсь на хрен.

– Послушайте, – произнес Мёрчент. – Почему бы нам с вами не прогуляться, инспектор? Я постараюсь ответить на все ваши вопросы. Разве вы не видите, как это происшествие расстраивает Вика?

Расстройства Вика не особенно заботили Чедвика, но он решил, что если выполнит просьбу, то, возможно, ему удастся получить немного больше информации от Робина Мёрчента, который казался самым вменяемым в этой компании. Он дал знак Эндерби, чтобы тот побыл с остальными, и вышел вместе с Мёрчентом в вымощенное камнем патио. Они прошли вниз по склону, спустившись к бассейну.

– Когда‑нибудь им пользуетесь? – полюбопытствовал Чедвик.

– Иногда, – с улыбкой ответил Мёрчент. – Для полуночных оргий, в те два дня в августе, когда достаточно тепло. Джесс пытается поддерживать его в чистоте, но это трудно.

– Лорд Джессоп вам не родственник?

– Джесс? Господи помилуй, конечно нет. Он меценат. И наш друг.

Они стояли на краю бассейна, глядя вдаль, на долину. Чедвик разглядел красный трактор, пробиравшийся через поле к крошечной ферме. Склон холма был усеян белыми пушистыми клубками – овцами. Он опустил взгляд и посмотрел на бассейн. В мутноватой воде плавали несколько первых осенних листьев, а также, кажется, дохлый воробей.

– Итак, мистер Мёрчент, – вздохнул Чедвик, – как я понимаю, вы – лидер группы?

– Публичный представитель. В лидеров мы не верим.

– Очень хорошо. Представитель. Значит, вы представляете других, выступаете от их имени?

– В каком‑то смысле. Да. Не то чтобы они сами не могли… Но вот Вик, вы видели, не такая уж душа общества, хотя у него огромный творческий потенциал. С Эдрианом и Рэгом все в порядке, но у них не очень хорошо подвешен язык, а Терри – чересчур хиппи, чтобы общаться с легавыми.

– Вы говорите как образованный человек.

– У меня ученая степень, если вы об этом. По английской литературе.

– Впечатляет.

– Тут нечем впечатляться. Это просто бумажка. – Мёрчент пнул ногой два заблудившихся камешка. Они плюхнулись в бассейн. – Можно мы побыстрее все это провернем? Знаете, не хочу показаться грубым, но у нас правда скоро гастроли, нам надо репетировать. Несмотря на общепринятое мнение, рок‑группа – это не просто сборище шалопаев с минимальными музыкальными способностями и мощными усилителями. Мы серьезно относимся к своей музыке и трудимся над ней как следует.

– Уверен, что так оно и есть. Думаю, если я вам задам прямые, простые вопросы и вы на них прямо и просто ответите, мы совсем скоро закончим. Подходит?

– Отлично. Приступайте. – Мёрчент закурил.

– Это мистер Гривз достал пропуск за сцену для Линды Лофтхаус?

– Его достал я, – ответил Мёрчент.

– Почему именно вы?

– Вик не… ну, вы же сами видите, он не очень‑то умеет взаимодействовать с законом, властями и прочим. Они его пугают. Она была его кузина, но он попросил меня достать ей пропуск.

– И вы это сделали?

– Да.

– И где она должна была забрать пропуск?

– На входе за сцену.

– Видимо, взять у охраны?

– Да.

Следовательно, они плохо допросили охранника, который, как выясняется, дал Линде пропуск, а может быть, он забыл или солгал. Что ж, подумал Чедвик, люди довольно часто лгут полиции. Они не хотят ни во что ввязываться. К тому же в каждом всегда отыщется хоть капелька вины.

– Она могла входить и выходить когда захочет?

– Да.

– О чем вы разговаривали, когда с ней фотографировались?

– Просто спрашивали, весело ли ей и прочее в том же роде. Обычный треп. Мы болтали всего минуты две. Я даже не знал, что нас кто‑то снял.

– И ей было весело?

– По ее словам – да.

– Ее ничто не беспокоило, не пугало?

– Ничего об этом не знаю.

– Вы потом еще говорили с ней в тот вечер, после того как вас сфотографировали?

– Нет.

– Видели ее позже?

– Ну разве где‑то там, вдали.

– Тогда, позже, у нее на щеке был нарисован цветок?

Мёрчент помолчал, задумавшись, и ответил:

– Знаете, был. Во всяком случае, мне кажется, это была она. Там за кулисами одна девчонка занималась боди‑артом.

Что ж, подумал Чедвик, вот и конец одной гипотезе. Впрочем, полезно будет разыскать эту «девчонку», если это возможно, и точно узнать, она ли нарисовала цветок на щеке Линды.

– Вы хорошо знали Линду?

– Почти не знал. Раза два встречал ее в Лондоне. Один раз, когда мы писали альбом, она связалась с Виком через его родителей и попросила разрешения посидеть на студийных сессиях – в качестве друга группы. Она интересовалась музыкой, мы ей, кстати, даже дали немного поиграть на акустической гитаре на одном треке, и еще они с подружкой кое‑где подпели. Получилось очень даже неплохо.

– Что за подружка?

– А, какая‑то цыпочка. Я с ней толком не общался.

– У Линды когда‑нибудь были близкие отношения с кем‑нибудь из группы?

– Нет.

– Бросьте, мистер Мёрчент. Линда Лофтхаус была необыкновенно привлекательная девушка, разве вы не заметили?

– В нашем деле хватает привлекательных девушек. И потом, мне как‑то не казалось, что она из тех, кто замутит с рок‑музыкантом.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, она была приличная, хорошо воспитанная, да и просто поумнее и поначитаннее, чем большинство ее подружек.

– У нее был ребенок.

– И что же?

– Чтобы забеременеть, надо с кем‑то переспать. Она проделала это, когда ей было пятнадцать, и теперь вы меня уверяете после двух встреч с ней, что она была «не из таких»?

– Нутром чую, скажем так. Не знаю. Может, я ошибаюсь. Она казалась милой девчонкой, вот и все. Не испускала тех самых флюидов. Их умеешь чуять, особенно когда работаешь в нашей сфере. Возьмите хотя бы тех трех девчонок, которых вы видели, когда вошли.

– Значит, у Линды ничего не было ни с кем из группы?

– Точно нет.

– А как насчет парней из других групп, которые были на фестивале?

– Возможно, она с кем‑то и болтала, но я не видел, чтобы она с кем‑нибудь общалась особенно долго.

– А как насчет Рика Хейса?

– Организатора? Ну да, я видел ее с ним. Она говорила, что знает его по Лондону.

– Они были близки?

– Сомневаюсь. Они вели себя друг с другом совсем не так. И еще: не поймите меня неправильно, Рик славный малый, просто у него не клеится по этой части.

Чедвик мысленно отметил это. Те, кому не везет в любви, часто находят интересные пути, чтобы выразить свою неудовлетворенность, и пути эти бывают сопряжены с насилием.

– Вы не знаете, был ли у нее дружок? Она ни о ком не упоминала?

– Не помню… Слушайте, неужели вы догадались, что здесь что‑то еще?

– О чем вы?

– Они могли думать, что это не просто убийство.

– «Они»?

– Такая фигура речи. Кто‑нибудь…

– Вы меня запутали.

– Вижу. Не знаю… Я подумал… Не все видят мир одинаково.

– Начинаю это понимать.

– Ну… знаете… я хотел сказать, убийство – это же просто слово.

– Смею вас уверить, для меня это нечто большее, «что‑то еще».

– Простите. Простите. Не хотел вас обидеть. Но вы – это вы. Я всего лишь хотел вам сказать, что другие люди мыслят иначе.

Чедвику стало неуютно в этих философических дебрях. Отчаянно пытаясь выбраться на более надежную почву, он спросил:

– Вы знаете, где она жила?

Мысли Мёрчента, похоже, витали где‑то далеко, наконец, словно очнувшись, он усталым голосом ответил:

– У нее была комната на Пауис‑террас. Ноттингхилл‑Гейт. Во всяком случае, так она сказала, когда заходила к нам в студию.

– Вы, случайно, не знаете номер дома?

– Нет. Я и улицу‑то знаю только потому, что, когда она упомянула Ноттингхилл, я стал ее расспрашивать, потому что это отличный район. Все знают Ноттингхилл, Портобелло‑роуд, Пауис‑сквер и прочее в том же роде.

Чедвик помнил лондонскую Портобелло‑роуд: в войну он как‑то побывал там в увольнении.

– Дорогой район?

– Черт возьми, да нет же. По крайней мере, для Лондона. Там сплошь такие дешевые комнатенки – спальня, она же гостиная.

– Вы сказали, что встречались с ней в Лондоне пару раз. Когда был второй?

– В прошлом году, на концерте в Раундхаусе. По‑моему, в октябре. Во время одного из туров, которые устраивал Рик Хейс. Она тогда опять попросила Вика провести ее с подружкой за сцену, а он это опять поручил мне.

– Та же подружка, которая была с ней на звукозаписи?

– Да. Извините, но я уже сказал: я с ней не общался. Не помню, как ее зовут.

Чедвик посмотрел вдаль, на долину. Трактор уже исчез. Поднялся ветерок, тени облаков бежали по полю и по светлым пятнам известковых обнажений.

– Не очень‑то у вас хорошая память, дружище, – заметил он.

– Слушайте, если вам кажется, что от меня никакой пользы, то простите, – пожал плечами Мёрчент. – Но я говорю правду. Линда никогда не была частью нашего окружения, она не была фанаткой. За последние два года она связывалась с Виком только три раза, просто чтобы попросить о небольших одолжениях. Нам это было нетрудно. Никаких проблем. В конце концов, она была родственница. Но больше ничего не было. Никто из нас с ней не сближался, никто из нас ее хорошо не знал.

– И это все?

– Да, сэр.

– Вернемся к прошлому воскресенью. Где все вы были между часом и часом двадцатью ночи?

Мёрчент кинул окурок в бассейн:

– Разве упомнишь!

– Вы вместе с остальными слушали «Лед Зеппелин»?

– Какое‑то время да, но вообще я от них не в восторге. Видимо, я читал в вагончике или был в пивной палатке.

– Это не очень‑то хорошее алиби, верно?

– Я не знал, что оно мне понадобится.

– А остальные?

– Они околачивались где‑то рядом.

– А ваш менеджер, мистер Адамс? Он там был?

– Крис? Да, он тоже был где‑то неподалеку.

– Но вы его не видели?

– Не могу точно сказать, в какое время я его видел, но он иногда мелькал у меня перед глазами.

– Значит, любой из вас мог выбраться в лес с Линдой Лофтхаус и заколоть ее там?

– Ни у кого не было для этого никаких причин, – возразил Мёрчент. – Ни у кого не было с ней близости, мы ее толком не знали. Я просто сделал для нее два пропуска, вот и все.

– Вы не говорили, что их было два.

– А вы не спрашивали.

– Для кого был второй пропуск?

– Для ее подружки. С Линдой была одна девушка.

– Та же, которую вы видели в Раундхаусе и на записи? Имя которой вы не помните?

– Та самая.

– Почему вы не сказали раньше?

Мёрчент как‑то неопределенно махнул рукой.

– Если вы делали ей пропуск, вы должны знать ее имя, – настаивал Чедвик.

– Я на него не смотрел.

– Вы видели эту девушку на фестивале позже?

– Раз или два.

– Она была вместе с Линдой?

– В первый раз да. Потом – нет.

– Что вы знаете об этой девушке?

– Ничего. Она была Линдина подружка, они вместе пели по клубам. По‑моему, они жили вместе, или были соседями, или еще что‑нибудь в этом роде.

– Как она выглядит?

– Выглядит классно. Лет ей примерно столько же, сколько Линде. Длинные темные волосы, южный тип. Славная фигурка.

– В котором часу вы видели ее в последний раз?

– Не помню. Играли «Пинк Флойд». Значит, где‑то около полуночи.

– И тогда они были вместе?

– Нет, Линду я тогда не видел.

– Что в тот момент делала эта ее подружка?

– Просто стояла вместе с кучкой каких‑то ребят, пила, болтала. Никого из них не знаю.

Кто же это? – задал себе вопрос Чедвик. И почему не сообщила о пропаже подруги? Уже не в первый раз он задумался об умственных способностях того мирка, с которым ему приходится иметь дело. Получается, этим людям все равно, если кто‑то украдет у них спальный мешок и, более того, если кто‑то из близких попросту исчезнет? Он не рассчитывал, что они будут смотреть на мир так же, как он, ожидая опасности за каждым углом, но ведь, чтобы беспокоиться за кого‑то, достаточно обычного здравого смысла. Если только что‑нибудь не случилось и с этой девушкой. Он решил, что не сумеет это выяснить, если будет продолжать болтаться в Свейнсвью‑лодж, а мысль о том, чтобы снова попытаться разговорить остальных музыкантов, вызывала у него головную боль.

Чедвик поблагодарил Робина Мёрчента за то, что тот уделил ему время, заметив, что с Виком Гривзом им тоже придется побеседовать, когда Гривз будет чувствовать себя лучше, и потом они вернулись в дом. Гордый собой Эндерби держал в руках пластинку «Мэд Хэттерс», он попросил у Мёрчента автограф. Тот подписал диск. Остальные, развалившись в креслах, курили и потягивали напитки, Рэг Купер тихонько наигрывал на гитаре, Вик Гривз, очевидно, уснул на своем диване. Где‑то на заднем плане жужжала аудиосистема. Крис Адамс проводил их к выходу, извинившись за Гривза и сообщив, что, если им потребуется что‑то еще, они могут просто связаться с ним, дал им свой телефон и простился у дверей.

– Как ты ее заполучил? – спросил Чедвик в машине, указывая на пластинку.

– Он мне ее дал. Менеджер. Они все ее подписали.

– Лучше сдай ее мне, – заметил Чедвик. – Ты же не хочешь, чтобы подумали, будто ты берешь взятки, верно?

– Но… сэр!

Чедвик протянул руку:

– Ну‑ка, парень. Давай сюда.

Эндерби неохотно отдал ему диск. Чедвик сунул его в портфель, пряча улыбку, когда Эндерби чуть не сорвал сцепление, выезжая обратно на дорогу.