День второй. Воскресенье 1 page

Когда я проснулась, за окном был белый день, ярко светило солнце.

«Надо бы на озеро сегодня сходить», – пронеслась мысль. Потом я вспомнила, где нахожусь. И где должна была бы находиться.

Я бросила взгляд на часы, которые так и оставались у меня на руке. Начало третьего! Ну ничего себе, поспала! Правда, я еще не перешла на питерское время после Англии (а разница три часа, по Лондону одиннадцать, начало двенадцатого), да и легли вчера поздно. А сколько событий было… И еще газ, или чем нас там травили.

И мы вчера с Лассе… Да я же не предохранялась, и он не предохранялся! А если я забеременела? Ребенок же может родиться идиотом после всех этих отравлений! Только этой проблемы мне не хватало для полного счастья.

Я посмотрела на другую часть кровати. Лассе еще спал. Тогда я свесилась и взглянула на Вову. Тот тоже еще спал. Генка так и храпел. Однако проснулся Шедевр.

– Доброе утро, – прошептала я. – То есть добрый день.

– И тебе того же, – ответил Родька и сообщил, что идет на разведку.

– Лучше подожди, пока кто-то из мужиков проснется, – посоветовала я. – А то не ровен час…

– Я маленький и юркий, – сказал Шедевр. – Я от бабушки ушел и от дедушки ушел. Знаешь такую сказку?

– И даже знаю, чем она закончилась.

– Но я все равно схожу.

Родька неслышно выскользнул из комнаты, я снова откинулась на подушки и закрыла глаза. Подремлю. Неизвестно ведь, что день грядущий нам готовит. Я подозревала, что ничего хорошего.

Потом меня вдруг охватил страх. А если это мой последний день? Мое последнее утро? Я в последний раз вижу солнце? За что мне это наказание?! Я стала вспоминать свои грехи и изводить себя самоедством.

Потом мне стало так жалко себя… На глаза навернулись слезы. Я вспомнила маму. Почему я не обнимала ее лишний раз по утрам, почему не говорила ей, как ее люблю? Почему я не заставила их воссоединиться с отцом? Ведь они так подходят друг другу! Я дала себе слово, что если выберусь отсюда, то постараюсь устроить жизнь дорогих мне людей. Я каждый день буду говорить им обоим, как я благодарна им за все, что они для меня сделали, за то, что я появилась на свет.

А тете Свете я скажу… Нет, я никому не должна делать гадостей. Вообще-то тетю Свету неплохо бы еще разок отправить замуж. В периоды замужеств она почти не приставала к маме.

Если тетя Света обретет мужа, мы будем ее редко видеть. Вот только где найти такого идиота, который захотел бы на ней жениться? Хотя семь таких уже было. Один из них – мой собственный отец. Нет, у папы это была просто ошибка молодости, которую он исправил женитьбой на маме. Но остальные-то куда смотрели?

А не найдется ли в этой квартире подходящей кандидатуры? На роль идиота подходил только Ник. То есть мы с ним тогда породнимся? И они вместе с тетей Светой будут приезжать к нам с мамой в гости? А на нашей даче Ник поселит червей, которые будут жрать наши пищевые отходы? Нет, спасибо, не надо. Одной тети Светы хватает за глаза и за уши. Хотя если Ник заберет ее с собой в Америку… Нет, туда она сама не поедет, да и за иностранца замуж не пойдет.

А Шедевру сколько лет? Нет, Родька мне понравился. Я не буду подкидывать ему такой «подарок».

Стоило мне вспомнить Родьку, как он нарисовался в дверях. Выглядел он прибалдевшим.

Тут как раз проснулся Лассе, улыбнулся мне, поцеловал руку (это так принято у горячих финских парней?), потом заметил Родьку и, главное, выражение его лица.

– Что случилось? – прошептал Лассе.

– Я тоже уже не сплю, – послышался голос Вовы. – Доброе утро.

Вова сел на полу, потом поднялся и сел на кровать. Мы с Лассе тоже сели. Генка так и храпел.

– Рассказывай, – попросила я Шедевра.

– Ксения с Кириллом спят. В одной постели. Старички тоже.

Он замолчал.

– А американцы? – Лассе напрягся.

– Ник спит с надувной женщиной на полу.

– С кем? – воскликнула я.

– А где он взял бабу? – обалдело спросил Вова. – Пусть и надувную? Марина, ты видела в шкафах надувных баб?

Я покачала головой.

– Кто-нибудь видел? – Вова посмотрел на Лассе, потом на Шедевра.

– Тебе ее принести? – спросил Родька.

– Мне она вчера бы не помешала, – буркнул Вова.

– А Лен? – Лассе напряженно смотрел на маленького человечка.

Родька замялся.

– Она с надувным мужчиной? – хихикнул Вова.

– А разве надувные мужчины бывают? – спросила я. – Я всегда считала, что продаются только… э-э-э… запчасти.

– Бывают, но редко, – пояснил Лассе. – Родион?

– Она повесилась, – сообщил Шедевр. – На люстре. На поясе от махрового халата.

– Блин! – воскликнул Вова.

Лассе произнес что-то на неизвестном мне языке. Я сама открыла рот.

В это мгновение проснулся Гена, обалдело сел на полу, обвел нас всех взглядом и спросил, что случилось. Ему пояснили. Он тоже выругался.

– Лен в кабинете? – уточнил Лассе. – В той комнате, где они с Ником вчера устроились?

Шедевр кивнул.

– Чего делать будем? – спросил Вова.

– В кладовку отнесем, – невозмутимо ответил Гена и зевнул.

Я сидела молча. Мне было страшно. Неужели убьют нас всех? Но за что?! Или Нику с Лен показали вчера такой «фильм», от которого она полезла в петлю? Сама? Ее достала жизнь в России, жизнь с Паскудниковым, а пребывание в этой квартире стало последней каплей?

– Марина, что ты сейчас хочешь? – послышался голос Лассе.

– Сунуть голову под холодную воду, – ответила я. – Мне кажется, что я вижу дурной сон.

– В ванную идем все вместе, – объявил Лассе.

– Как ты себе это представляешь? – подал голос Гена и опять зевнул.

– Один пользуется, остальные ждут в коридоре. Дверь на защелку не закрывать!

Немного придя в чувство, чему способствовал холодный душ, я отправилась на кухню варить кофе. Лассе, Вова, Гена и Шедевр поплелись за мной. Мы пока не будили остальных, Лен, кроме Шедевра, никто не видел и желания такого не испытывал.

После нас на кухне появился Кирилл.

– Ой, кофейком как приятно пахнет, – почесывая живот, Кирилл повел носом. – Как прошла ночь? – он обвел всех нас взглядом.

– Ты сам что-нибудь видел? – спросил Вова.

– Я спал, как убитый, – признался Кирилл. – Признаться: давно так хорошо не высыпался.

– А Ксения как?

– Говорит, что ее кто-то трахнул, кроме меня. – Кирилл хохотнул. – Придет из ванной, сама все расскажет. Я чего-то не понял. Марин, налей мне кофейку, пожалуйста. И чего-нибудь бы съесть было неплохо. Омлетик и пару сосисок.

– Омлет я сейчас сделаю на всех. Из всех яиц. А сосисок вроде бы нет…

– Есть. В стенке. Консервированные, – объявил Вова. – Я как раз хотел попробовать. Видел такие в супермаркете и решил, что больно дорогие.

– Неси, – сказал Лассе. – На всех.

– Я не помню, сколько там банок. А банки маленькие.

– Неси все, какие найдешь.

– Вова, если есть консервированная ветчина, то тоже принеси, пожалуйста, – попросила я.

– Все тащи, – крикнул вдогонку Гена.

Шедевр отправился вместе с Вовой. Мы услышали скрип раскрывающихся створок, потом по полу покатились банки. Затем в кухню ворвались Вова с Шедевром с очумелыми лицами.

– Что случилось? – воскликнули мы все хором.

– Там… там… – Вова мог только показывать пальцем и хлопать ресницами. Он был в ужасе.

– Мумия, – закончил фразу Родька.

– Му-ми-я? – переспросили мы все по слогам.

– А Ипполит где? – поинтересовался Гена, делая глоток кофе. Ему, по-моему, все стало по барабану.

– Ипполит не мог превратиться в мумию за одну ночь, – сказал Лассе. – Он даже… разложиться не мог.

– Но превратился, – сказал Шедевр и предложил нам взглянуть самим.

Гена остался за столом, остальные тронулись в направлении стенки. Вова, подобно швейцару, раскрыл нужную створку, сам, правда, больше внутрь не заглядывал.

Мне хватило одного взгляда – и я тут же бросилась в ванную. Кофе вылетел обратно. Мужчины оказались покрепче.

В шкафу, в том месте, где мы вчера оставили мертвого Ипполита, лежало ссохшееся тело в каких-то истлевших лохмотьях.

Я долго плескала холодной водой в лицо. Голову под кран не сунула только потому, что знала: мои волосы сохнут очень долго. Я стараюсь не пользоваться феном, чтобы их не портить. Конечно, сейчас можно было им воспользоваться, но мне не хотелось в эти минуты заниматься своими волосами. Мне хотелось домой, к маме.

Когда я вышла из ванной, меня ждал Вова с бутылкой водки.

– Может, примешь? – спросил он.

– Ничего не хочу. Кусок в горло не полезет. И готовить не могу. Сами давайте.

Из комнаты, где спали Кирилл с Ксенией, выплыла журналистка – при полном макияже, в летних брючках и легком свитерочке, явно позаимствованных у депутатской жены. Лицо она замаскировала классно – и не скажешь, что вчера к нему кто-то приложился.

– Чего это ты такая зеленая? – вместо приветствия спросила у меня Ксения. – Или это тебе после четырех мужиков не в кайф?

– Дура, – плюнул Вова, открыл бутылку и сделал большой глоток.

– Говорят, ты тоже не с одним мужиком за ночь совокупилась? – не осталась в долгу я. Может, поругаюсь с Ксенией, и мне сразу же станет лучше?

– Да, с привидением, – сообщила Ксения. – Мне очень понравилось. Рекомендую.

– А чего же мне говорила, что нет? – рядом с нами появился Кирилл Петрович.

– Может, она хотела тебе польстить, – заметила я. – Или сейчас хочет меня кольнуть.

– А с кем лучше, с привидением или с живым мужиком? – поинтересовался Шедевр.

– Каждый по-своему хорош, – заявила Ксения. – Но с привидением, кроме меня, никто не занимался любовью. Я, по крайней мере, никого не знаю.

– Статью обязательно напиши, – посоветовала я. – По личным впечатлениям.

– А зачатие от привидения порочное или непорочное? – задумчиво произнес Кирилл Петрович.

– Если у Ксении, то порочное, – высказал свое мнение Лассе, который тоже к нам присоединился и с беспокойством смотрел на меня.

– Послушай, ты, горячий финский парень…

– Доброе утро! – послышался голос Ивана Васильевича. – Как спалось?

– А вам? – спросил Лассе.

– Давно так не высыпался, – ответил историк.

Мы переместились на кухню. Место у плиты занял Вова, который все-таки принес сосиски в банках. Я взбила омлет, Вова вылил смесь в большую сковороду.

После обсуждения ночи и ночных видений выяснилось, что из присутствующих крепко спали Гена, Кирилл Петрович и Иван Васильевич. Они не могли сказать, парализовало их или нет, и никаких видений на стенах или призраков в квартире не видели. Ивану Васильевичу, правда, снились розовые слоны, которые гуляли по городу и купались в фонтанах. Агриппина Аристарховна видела тот же «фильм», что и мы с Лассе, Вовой и Шедевром, правда, он на нее не подействовал так, как на нас. Возможно, все дело в возрасте. На нее самое большое впечатление произвели фигуры в белом. Она почему-то решила, что это неприкаянные души. Мы же все их запомнили хуже всего.

Ксения фильмов не видела, как, впрочем, и отдельных картинок и надписей. После занятий любовью Кирилл заснул, а ей не спалось. Потом у нее стали деревенеть руки и ноги… Однако она, как и мы, продолжала все видеть и слышать.

Дверь в комнату тихо раскрылась, и на пороге появилась фигура в белом. Сразу Ксения не смогла определить, мужчина это или женщина. Фигура побродила по комнате, но Ксения не могла наблюдать за всеми ее действиями – голову было не повернуть. Потом фигура стала ласкать парализованную Ксению. Руки явно были мужские.

Все произошло как раз в тот момент, когда паралич начал спадать. Потом Ксения вроде бы лишилась чувств. Когда она снова открыла глаза, никакой фигуры в белом в комнате не было, Кирилл все так же спал бревном. Ксения закрыла глаза и быстро заснула.

– Как ты мог не проснуться, я не понимаю! – заорала Ксения на партнера. – Он же меня… фактически рядом с тобой!

– Я ничего не слышал, – невозмутимо пожал плечами Кирилл. – Может, тебе все приснилось? Может, это были видения на стене, как у ребят, и ты теперь принимаешь их за явь?

– Ты считаешь, что я – сумасшедшая?!

– Ты в самом деле хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос? – хохотнул Кирилл.

По-моему, эти двое стоили друг друга. И «утро супругов» разыгрывали прекрасно. Но продолжению шоу помешал Ник, появившийся в кухне вместе с надувной женщиной, очень похожей на Бритни Спирс. На шее у нее вместо ожерелья шла надпись: «Моряк, возьми меня с собой».

– Кто подсунул мне эту гадость?! – вместо приветствия заорал американец. сотрясая женщиной в воздухе.

– Ты чего, опять недоволен?! – воскликнул Вова. – Мы тут, понимаешь, страдаем без баб, а он где-то нарыл хотя бы резиновую и еще выеживается! Да мне бы отдал, я был бы счастлив!

– И я возьму, – сказал Гена. – Где тут бабы лежат?

Ник замер с открытым ртом.

– Говори: где бабу нашел? – не унимался Вова.

– Я не искал, – поумерив пыл, ответил Ник. – Мне ее подсунули.

– Почему мне никто баб не подсовывает? – буркнул себе под нос Вова.

– Бабы под диваном, – прозвучал механический голос. – Там же насос. Ха-ха-ха…

Все замерли на своих местах.

– Опять заговорил, – наконец прошептал Вова.

– Бабы под диваном. Там же насос. Ха-ха-ха…

– Но, по крайней мере, не говорит про уменьшение количества, – хохотнул Кирилл Петрович. Он, как я заметила, сегодня пребывал в отличном настроении. Благодаря Ксении?

– Вас осталось десять грешников, – тут же прозвучал механический голос.

– А десять-то почему? – подала голос Ксения. – Да, Лен нет. Чего Лен не вышла, Ник?

– Лен висит на люстре, – сообщил Шедевр.

Кирилл Петрович подавился кофе. Ксения открыла рот. Агриппина Аристарховна схватилась за сердце. Иван Васильевич крякнул.

– Да, Лен висит на люстре, – подтвердил Ник. – И я хотел бы знать, как она там оказалась! – американец сверкнул глазами. Я обратила внимание, что подбитый левый глаз сегодня у него выглядит значительно лучше. А где бронзовый божок?

– В самом деле, что ли? – прошептала Ксения.

– Я требую объяснений! – завизжал Ник.

– Ты еще консула потребуй, – посоветовал ему Кирилл Петрович.

– Да, я обязательно обращусь в консульство! – вопил Ник. – И я буду выступать по американскому телевидению по всем каналам. Я буду предупреждать граждан Америки, чтобы не ездили в дикую Россию, где законопослушных людей хватают на улицах и тащат в какой-то вертеп!

– Почему вертеп? – спросила я. Но Ник не обратил на меня внимания.

Ник обещал большие неприятности нашим правоохранительным органам, нашим дипломатическим службам и лично Александру Паскудникову.

– А Сашуля-то здесь при чем? – очнулась Ксения. – Он два года с Лен прожил и ее на люстре не повесил. Да ему за это орден надо дать.

– Что ты несешь?! – воскликнула я. – Она же умерла.

– Ты уверен, что она мертва? – уточнил Лассе у Ника.

– Она уже холодная. И… Сходи и сам посмотри!

Лассе посмотрел на Кирилла.

– Хочешь, чтобы я составил тебе компанию? – уточнил тот. – Признаться, как-то не горю желанием.

– Бабы под диваном, – напомнил механический голос.

– Мне не надо, – сказал Кирилл. – Вон пусть Вова сходит.

– Ладно, пошли уж, – Вова поднялся из-за стола. – Ген, составь компанию!

Лассе, Вова, Гена и увязавшийся за ними Шедевр нас покинули. Ник бросил куклу на пол у холодильника и сел за стол. Завтракал американец с аппетитом, несмотря на смерть племянницы.

Вскоре вернулись мужчины и подтвердили смерть Лен, только, конечно, не смогли по виду определить, сама ли она это сделала или ей помогли.

– Но если сама, она должна была с чего-то прыгать, – вдруг ударила мне в голову мысль.

– Стул рядом валяется, – сообщил Лассе.

– А резиновых баб нашли? – поинтересовался Кирилл Петрович.

– Да, под тем кожаным диванчиком лежат, на котором спала Лен.

– А вчера они были? – спросила я, обводя всех взглядом.

К сожалению, никто под диванчик не заглядывал и точно сказать не мог. Возможно, и были.

– Значит, ты во сне ее надул? – посмотрел Вова на Ника. – Ты же на полу спал. Наверное, увидел бабу и…

– Я не сумасшедший! – закричал американец.

– Меня вон привидение изнасиловало, так что ты вполне мог надуть куклу в состоянии транса, – невозмутимо заявила Ксения, намазывая крекер икрой минтая.

– Кто? Что? – Ник выпучил глаза.

Я спросила у американца, не посещали ли его ночью какие-то видения. Лассе спросил, нормально ли у него двигались руки и ноги, и пояснил про наше странное состояние.

Но Ник крепко спал. Видений после тех, про которые они с Лен рассказали нам ночью, больше не было. Он ничего не видел и не слышал. Главное – не слышал, иначе он остановил бы Лен от рокового шага. Или спас бы.

В результате перед нами встал все тот же вопрос: что делать? Кто виноват, нас волновало гораздо меньше. По-моему, в эти минуты каждый думал только о спасении собственной жизни.

– Может, начнем заложенный кирпичом черный вход разбирать? – предложил Вова. – Таким образом появляется хоть какой-то шанс.

– Давайте посмотрим, что здесь есть под кроватями, – предложила я. – Под нашей мы нашли портреты депутата с рогами, под кожаным диванчиком оказались надувные женщины. Мы еще не смотрели в детской, у Кирилла с Ксенией и в зале. Может, найдем что-то интересное?

– Я смотрел: ничего там нет, – объявил Шедевр. – Я дырку искал, – пояснил он.

– Так чего ж не сказал про надувных женщин?! – обиделся Вова. – Тебе, может, не надо, а мне…

– Их вчера не было, – сказал Родька.

Все замерли на своих местах.

– Ты хочешь сказать, что они появились ночью? – уточнил Лассе.

– Я не знаю, когда они появились, но я вчера тут все облазил. Только в нашей комнате под кроватью лежат плакаты. Под другими кроватями ничего нет. То есть не было.

– Пошли, – тут же встал Лассе. Вова тоже поднялся, за ними увязался Шедевр. Кирилл Петрович сделал большой глоток кофе и отодвинул чашку. Я последовала за мужчинами. За нами потянулась Ксения. Агриппина Аристарховна с Иваном Васильевичем вызвались помыть посуду. Гена невозмутимо курил в углу. На лице было написано: как мне все надоело!

В зале и в детской ничего не оказалось. В комнате Кирилла и Ксении, или гостевой спальне, нас всех ждал шок.

Под светло-бежевым диваном лежала еще одна мумия, только эта была в новых белых одеждах. При виде них Ксения грохнулась в обморок, успев произнести три слова:

– Я с этим?..

* * *

Придя в себя, Ксения в одиночку выхлебала полбутылки коньяку, которую ей принес Вова. Остальные, за исключением Агриппины Аристарховны и меня, тоже приложились к различным спиртосодержащим напиткам. С такими темпами депутатских запасов спиртного нам надолго не хватит.

– Так все-таки пробиваем стену или нет? – подал голос Вова.

– Да, – сказал Лассе.

– Да, – кивнул Гена.

– А если лестница заложена? – спросил Кирилл Петрович.

– Как заложена? – подал голос Ник.

– Да как угодно! Это – верхний этаж, дальше – чердак. Выход заложен кирпичом. Там вполне может быть какая-нибудь свалка. Строительный мусор, который не донесли до помойки, старая мебель, бог знает что.

– Надо попробовать, – высказал свое мнение Шедевр. – Вы только пробейте дырочку, в которую я просочусь – и я приведу помощь.

– Вы можете привести консула? – поинтересовался Ник, который извлек из кармана бронзового божка и снова периодически прикладывал к глазу.

– За консулом я точно не пойду, – ответил Шедевр. – Но спасателей приведу.

– А если пробивать потолок? – вдруг подал голос Иван Васильевич. – Дом старый. Значит, перекрытия старые. Навряд ли депутат тут все менял…

Все подняли глаза вверх.

– Высоковато, – заметил Вова.

– Но его же белили! – воскликнула я. – В квартире должна быть стремянка. Люстры находятся довольно высоко, чтобы поменять лампочки, недостаточно встать на табуретку.

– Вроде бы я видел в кладовке, – растягивая слова, произнес Вова. – Куда мы покойников складываем.

– А если обвалится? – спросил Кирилл Петрович.

– Ты, по-моему, вообще не хочешь отсюда выходить, – заметил Гена.

– Я хочу остаться в живых, – очень серьезно ответил Кирилл Петрович. – И совсем не хочу быть погребенным под обвалившимся потолком. Если перекрытия старые – а они наверняка не менялись – то здесь все может рухнуть к чертовой матери. Давайте лучше черный ход пробивать. Это безопаснее. И соседи услышат.

– Через потолок скорее выберемся, – заявил Иван Васильевич. – Черный ход заложен кирпичами. И слоев как минимум три. Кирилл прав насчет лестницы – там может оказаться черт знает что. А через чердак мы всяко выйдем. Они тут часто общие с соседними домами. Мы по ним от ментов неоднократно уходили.

– Но именно на этом чердаке вы не бывали? – уточнил Кирилл Петрович.

– На этом нет, – признал историк.

– Кто в курсе, что устраивают депутаты на чердаках над своими квартирами? – хохотнул Кирилл Петрович и посмотрел на Ксению. Она была единственной, кто мог знать ответ на этот вопрос.

Ксения пожала плечами.

– А у тебя что над квартирой? Над всеми вашими квартирами? – поинтересовался Вова.

– Другие квартиры. Я живу в современном доме. Вернее, советской постройки. Года этак семьдесят пятого. Отец категорически против новостроя. В советские времена была строгая проверка качества, а теперь сами знаете – дома принимаются за взятку.

– То есть как за взятку? – подался вперед Ник Хаус.

– А так. Дал взятку – дом принят, пусть и с недоделками и нарушениями технологии. Не дал взятку, но все идеально (хотя такого у нас просто быть не может) – дом не примут, – пояснил Кирилл Петрович.

Ник Хаус рот открыл, потом закрыл.

– Так что, если соберешься покупать у нас жилье, выбирай или старый фонд, как некоторые депутаты, или дом постройки советских времен, как… Ксения, кто у тебя сейчас папа?

– Президент фонда «Возрождение». Я же говорила уже.

– А что возрождаем-то? – поинтересовался Иван Васильевич.

– Культуру, – недовольно сказала Ксения. – И это мы уже обсуждали.

– Какую культуру? – подалась вперед я.

– Всякую, – пожала плечами Ксения. – Это вам лучше у папы спросить. И вообще, при чем здесь мой папа? – Она явно заводилась.

– И он два часа будет говорить, но ничего конкретного не скажет, – хмыкнул Вова, словно не слышал последнего вопроса Ксении. – Вот ты сама нам скажи, что твой папа возродил?

– Нам нужно думать, как отсюда выбраться!

– Я помню, как они марафон проводили по сбору средств на возрождение Петербурга, – вдруг сказала Агриппина Аристарховна. – Я еще все удивлялась, почему «марафон»? Тогда людям предлагалось сдавать лом драгоценных металлов, а лучше драгоценности в фонд «Возрождение», а также перечислять средства на восстановление музеев. У меня знакомая работает в Пушкинском доме. Так вот к ним через некоторое время пришла какая-то бизнесвумен и уточнила, получили ли они переведенные ею средства. Они не получили.

– Точно, было такое! – вспомнила я. – Реклама шла очень активная. А «марафон» по телевизору был. Моя мама даже что-то хотела пожертвовать, но мы с тетей Светой ее отговорили. У меня вообще слово «фонд» вызывает настороженность. А тетя Света при нас позвонила какому-то знакомому чиновнику – бывшему любовнику, – и он сразу же сказал: «Вы что, сдурели? Ни в коем случае ничего не перечисляйте».

Лассе слушал, подперев щеку рукой. Ник сидел с открытым ртом и выпученными глазами.

Ксения дернула плечиком и закурила, глядя в окно, затем вдруг резко повернулась к нам.

– А если нам на окна плакаты повесить? – внезапно предложила она. Может, тему хочет сменить? Не хочет обсуждать папины подвиги на ниве возрождения культуры?

– Какие плакаты? – спросили остальные почти хором.

– «Помогите», «SOS», что-то в этом роде. Ведь вон с того дома увидят. И с другой стороны тоже. Здесь же везде жилые дома. Хоть где-то кто-то должен быть!

– А где взять такие плакаты? – спросил американец.

– Нарисовать! – закричала я. – У ребенка же должны быть фломастеры или карандаши. А депутатские плакаты – с рогами – на оборотной стороне белые. Пошли, народ! Все окна заклеим плакатами! Ксения, ты – гений!

Журналистка победно улыбнулась.

– За такую мысль можно и папу-вырожденца простить, – буркнул Вова. – То есть возрожденца. То есть… – Вова махнул рукой.

Ксения хотела его стукнуть, но Вова увернулся и первым выскочил в коридор.

Мы всей толпой бросились в комнату, где ночевали мы с Лассе, Вовой, Геной и Шедевром. Родька юркнул под кровать и выбросил нам все плакаты. Потом мы с Лассе и Вовой отправились в детскую искать карандаши и фломастеры.

Как только мы туда вошли, чертова собака опять яростно залаяла. Я подпрыгнула.

– Кто ее опять включил, мать вашу! – заорал Вова.

Лассе молча направился в игрушечному животному и выключил его.

– Она вообще-то могла испортиться, – заметил он. – У одних моих знакомых испортилась. Они ее выбросили в мусорный бак, и всю ночь, пока не приехали мусорщики, она там периодически начинала лаять. А представляете, какой звук получается изнутри металлического бака? На них потом соседи в полицию жаловались.

– У вас в Финляндии что, много таких игрушек? – удивленно спросил Вова.

– Так они и у вас есть, как я посмотрю.

У депутатского ребенка оказались большие запасы карандашей, фломастеров и красок. Вова решил, что лучше всего подойдут краски. Лассе взял фломастеры. От карандашей мы решили отказаться. Лассе отнес орудия труда части компании, устроившейся на кухне за большим столом, и вернулся к нам с Вовой. Я разместилась в детской за письменным столом, Вова с Лассе приподняли шкуру, которую Ксения посчитала верблюжьей, и стали рисовать на полу.

– Марина, что ты пишешь? – спросил Вова.

– «Освободите нас».

– А мне что писать?

– «У нас трупы». Лассе, а ты по-фински писать будешь?

– Зачем? – удивился он. – Кто из домов напротив читает по-фински? Наверное, я напишу просто SOS.

– А «Позвоните в 02» не хочешь? – хмыкнул Вова.

– Это мысль, – сказала я. – Пиши лучше про «02».

– Никогда в жизни я так не хотел видеть родные ментовские рожи, – признался Вова, – никогда в жизни не ждал их приезда.

Лассе хмыкнул.

– Тебе трудно поверить во все, что ты здесь слышишь? – спросил Вова у финна.

– Да нет. Я же в Россию с подросткового возраста езжу. Я же говорил. Но европейцу – и американцу – трудно вас понять. Вот хотя бы этот фонд «Возрождение». Я так понимаю, что через него воруют? Отмывают деньги? То есть занимаются исключительно незаконной деятельностью?

Мы с Вовой кивнули. Мы в этом нисколько не сомневались.

– Все это знают?

Мы опять кивнули.

– Но фонд продолжает существовать и процветает, а его организаторов, владельцев, или как они там называются, не то что в тюрьму не сажают, их вообще не привлекают ни к какой ответственности! Они воруют дальше и, более того, считаются сливками общества! Например, если бы в Финляндии кто-то перечислил деньги на благотворительность и они не дошли до адресата, было бы проведено тщательнейшее расследование, а потом полетели бы головы виновных. И так было бы в любой европейской стране. Цивилизованной, – тут же добавил Лассе. Не знаю уж, про какую страну он подумал. Вероятно, про кого-то из СНГ.

Мы с Вовой переглянулись и пожали плечами. Как говорится: это наша Родина.

Вскоре плакаты были готовы, и мы отправились к остальным. Там тоже постарались. Американец написал по-английски «HELP!!!», Агриппина Аристарховна по-русски «Помогите!!!». Иван Васильевич – «Спасите». Гена – «Звоните на ТВ», у Ксении получилось самое длинное послание, на целых двух плакатах. Она давала телефон папы и просила срочно ему позвонить. Шедевр написал «Нас убивают!». Кирилл Петрович ограничился SOS.

– Ну что, развешиваем на окнах? – спросил Вова.

– Поверх решеток? – Ник критически осмотрел решетки в кухне.

– Нет, протиснем между них. Бумажки-то тонкие. И решетки тут не такие плотные, как на двери.

– Надо бы скотчем прилепить, – сказала я.

– Это мысль, – кивнул Вова. – У Шедевра рука пролезет.

Скотч нашли в кухне, в выдвижном ящике стола, и принялись за работу. В результате мы пришли к выводу, что нам проще приклеивать плакаты к решетке со стороны стекла. Мы протискивали их между прутьев и закрепляли. Вскоре вся квартира была украшена физиономией депутата Верещагина с рогами и призывом «Спешите делать добро!». Депутат смотрел сквозь решетку. Мы все очень надеялись, что хоть кто-то обратит внимание на наши плакаты и позвонит в милицию, на телевидение, как просил Гена, или отцу Ксении, или хотя бы подойдет к двери! Интересно, нас услышат, если мы будем кричать? Например, если бы в дверь позвонили…

– Может, белый флаг вывесить? – предложил Кирилл Петрович.

– В смысле – простыню или наволочку?

– Не пойдет, – покачал головой Вова. – Народ не отреагирует.

– А если красный? – спросила я. – Я в одном шкафу видела красную скатерть.

– Нет, плакаты лучше всего, – сказал Лассе.

– Так мы будем пробивать потолок и черный ход? – уточнил Иван Васильевич.

– Наверное, лучше пробивать, – сказала я. – Хотя бы ради шума. Он тоже привлечет внимание, а тут еще и плакаты.