Глава XXVII. Социология политики

Наши оценки современной политической жизни крайне проти­воречивы: то нам кажется, что в политике царит хаос, то начинают терзать сомнения, не разыгрывается ли перед нами очередной по­литический фарс. В условиях нестабильности, экономических труд­ностей мы надеемся, что политики смогут решить возникшие про­блемы, и быстро разочаровываемся в них, когда понимаем, что их действия не приносят желаемого результата.

За этими противоречивыми субъективными оценками скрыва­ются серьезные научные проблемы соотношения рационального и иррационального, случайного и определенного, изменчивого и ус­тойчивого в политике, решение которых может дать ответ на вол­нующие нас вопросы о стабильности политических режимов, ус­пехе демократических преобразований, повышении благосостоя­ния населения и др.

Рассмотрим эти проблемы с точки зрения социолога. Прежде всего рассмотрим процессы институализации политических отно­шений, так как именно социальные институты придают социальным взаимодействиям устойчивость, вносят элементы предсказуемости в поведение людей, и именно их разрушение провоцирует нараста­ние в стране хаоса и беспорядка.

§ 1. Институализация политической жизни

Становление политических институтов — процесс длительный. Его начало восходит к постепенному появлению качественно но­вого вида взаимодействия — политической власти, институализа­ция которой и положила начало созданию разветвленной сети со­временных политических институтов.

Напомним, что власть — это всегда взаимодействие, основан­ное на неравенстве индивидов. Индивид может понуждать другого или других к каким-либо действиям только при условии обладания такими ресурсами (сила, статус, интеллект, опыт и т.д.), которых нет у его партнеров по взаимодействию. Индивид, являющийся объектом власти, должен быть поставлен в такие условия, при ко­торых он не может не подчиниться. Властное взаимодействие не состоится, если один из его участников имеет возможность укло­ниться. Пресечение уклонения достигается тремя основными спо­собами:

• насилием, т.е. применением репрессивных мер;

• различными формами влияния-зависимости, т.е. требованием
каких-либо благ в обмен на подчинение;

• нормативным порядком, т.е. системой правил, законов.

631

Из всего многообразия властных отношений выделим те виды, которые предполагают вовлеченность в них буквально всех членов социума, — потестарную и политическую власть.

Потестарная власть была характерна для родоплеменной общи­ны, в которой для обладания властью над сородичами достаточно было быть старшим, иметь большой опыт, житейскую мудрость, знать обычаи и ритуалы.

Власть вождя над родоплеменной общиной, члены которой были связаны узами родства и соседства, не требовала использования особых механизмов — достаточно было жесткой системы социаль­ного контроля, которая применялась в общностях, характеризую­щихся непосредственным взаимодействием.

Численный рост племен способствовал расширению ареала их расселения. Борьба за жизненное пространство вынуждала племена объединяться в союзы. Эти два естественных процесса вызвали ка­чественный сдвиг в системе внутренних связей и взаимодействий: отношения родства и соседства перестали быть единственными свя­зующими структурами между людьми. Для обеспечения единства новых усложнившихся конгломератов требовались дополнительные мощные объединительные механизмы — важнейшим из них стала политическая власть, которая упрочивалась по мере усложнения и дифференциации системы социальных взаимодействий, по мере перехода от общинного, родоплеменного характера организации социальной жизни к социетальному. Политическая власть — это важнейший компонент общества: история свидетельствует, что смогли выжить и развиться лишь те общества, которые создали ус­тойчивые формы политической власти.

Устойчивость политической власти достигается в процессе ее институализации, которая начинается с выделения статусно-роле­вых групп, призванных управлять делами зарождающегося обще­ства.

Антропологи свидетельствуют, что только на стадии разложения родового строя появляется специализированный управленческий труд. Ранее вожди наравне со своими соплеменниками обрабаты­вали землю, занимались строительством, охотились и лишь эпизо­дически выполняли управленческие функции*. Усложнение струк­турных связей потребовало более квалифицированного управлен­ческого труда, к которому надо было готовиться, которому надо было обучаться, которым надо было заниматься профессионально.

Появление особых групп, которые освобождались от непосред­ственного участия в материальном производстве, отвечало потреб­ности социума в управленческом труде. Например, Русская Прав-

* Ранние формы политической организации: от первобытности к государствен­ности,—М., 1995, с. 28.

632

да, представлявшая собой первый свод законов древнерусского общества, фиксирует именно такое разделение людей. Указанные в ней служилые люди или княжьи мужи составляли слой, непосред­ственно участвовавший в управлении, помогающий князю в реше­нии таких задач, как оборона, сбор податей и т.д.*

Первоначально статусно-ролевое разделение сопровождалось созданием особых отличительных знаков, выделяющих правителей из общей массы. Вождь тхенду (Индия) «выделялся среди окружа­ющих своей внешностью и поведением: это и особый костюм с украшениями в виде черепа обезьяны или из крупных раковин и рогов, это и полное достоинства поведение. Люди приближались к нему в почтительной, полусогнутой позе, не поднимая на него глаз. В некоторых деревнях чистота вождя оберегалась настолько, что ему не давали касаться ногами земли и под его ноги, прежде чем сту­пить на землю, подстилали листья и ветви»**.

Цари Древнего Рима являлись перед народом в золотой короне, имитирующей венок из дубовых листьев. Они располагались на си­дении, украшенном слоновой костью, одетые в пурпурную туни­ку, расшитую золотом, и расписной плащ, держа в руках скипетр с орлом. Во время парадных выходов шедшие перед царем служите­ли-ликторы несли фасции — пучок розог с воткнутым в них бое­вым топором. Символы власти, создаваемые каждым народом, дол­жны были напоминать населению об особом статусе человека, ко­торый ими управляет,

В современных обществах, как правило, отсутствует нарочитая броскость одеяния, помпезность. Однако при всей демократичнос­ти нравов и сегодня старательно оберегается статус главы государ­ства, важнейших государственных органов. Их резиденции стано­вятся национальными символами, сами должностные лица полу­чают ряд льгот. И даже предвыборная борьба за обладание высши­ми государственными постами приобретает (по крайней мере внеш­не, для массовой аудитории) характер борьбы достойнейших из достойных.

Параллельно с выделением статусной управляющей группы шло создание нормативно-правовой системы, регулирующей степень от­ветственности этой группы, характер ее взаимодействия с осталь­ной частью населения.

Судебник Ярослава Мудрого, Соборное Уложение Алексея Михай­ловича, Конституция Российской Федерации — все это документы разных эпох, но они закрепляли принятые в свое время нормы вла­стных отношений. Устойчивость, самовозобновляемость любого

* Ключевский В.О. Сочинения. В 9 т. — М, 1987, т. 1 с 250. ** Ранние формы политической организации¹ от первобытности к государ­ственности, с. 91.

633

института обеспечивается именно сложившимися нормами и пра­вилам, которые рассматриваются индивидами как само собой ра­зумеющиеся, естественные и потому обязательные к исполнению. Институализация политической власти стала возможной именно благодаря созданию многими поколениями каждого общества та­ких норм.

Следует оговориться, что нормы политической власти подвиж­ны и изменяются с развитием общества. Каждая страна, каждая эпоха имеют конкретные формы выражения норм и правил, регу­лирующих отношение политической власти. Но при всем своем многообразии и изменчивости они определяют права и обязаннос­ти управляющих и управляемых, их взаимную ответственность.

Отношения управляющих и управляемых могут регламентиро­ваться на основе как закона, так и правил, формально нигде не зафиксированных, но, тем не менее, всеми соблюдаемых.

Регламентация отношений между управляющими и управляе­мыми сводится обычно к фиксации сферы компетенции управляю­щих, т.е. к уточнению тех вопросов, которые составляют предмет власти. Исторической тенденцией здесь является сужение границ произвола, защита прав населения. Современные правовые акты четко указывают пределы и возможности государственных органов, должностных лиц.

В странах складывается и система ответственности населения перед государством, определяемая как гражданская ответственность или гражданский долг. Для поддержания нормативного порядка создавался надежный механизм санкций, обеспечивающий выпол­нение индивидами предписываемых норм и правил.

Особенностью политической власти является воспроизведение ею самого противоречивого вида неравенства, при котором управляю­щая группа получает огромные преимущества перед группой уп­равляемых. Недовольство управляемых может многократно усили­ваться некомпетентностью, злоупотреблениями власть придержа-щих. Поэтому политическая власть нуждается в особом механизме санкций, предполагающем право на законное применение силы и принуждения или, по выражению М. Вебера, «на монополию леги­тимного физического насилия»*.

Складывающийся политический институциональный порядок постепенно становился привычкой. Люди усваивали в ходе обуче­ния, общения нормы политического властного взаимодействия, узнавали о возможных санкциях в случае несоблюдения правил и стремились избежать столкновения с силой. Механизмы «опривы-чивания» нормативного политического поведения принципиально не отличаются от «опривычивания» нормативных отношений, на­пример, в семье. Регулярно воспроизводимые в социуме действия

* Вебер М Избранные произведения, с. 645. 634

становятся настолько обычными, что люди даже не задумываются о наличии альтернатив.

Подчеркнем вместе с тем, что «опривычивание» норм полити­ческого властного взаимодействия (идет ли речь о тех, кто осуще­ствляет власть, или тех, кто подчиняется) не происходит автома­тически. Оно осуществляется в ходе научения этим нормам и под постоянным контролем как со стороны окружающих людей, так и особых органов, призванных корректировать их поведение, в том числе и при помощи соответствующих санкций. Кроме того, в со­знании людей должны направленно формироваться представления о целесообразности, необходимости, правомерности сложившихся отношений политической власти, об их легитимности.

Институализация политической власти — естественный процесс. Его основу составляет не воля рационально мыслящих людей, стре­мящихся к заключению некоего общественного договора, а результат действий людей, преследующих сиюминутные интересы, но вы­нужденных в своих поступках исходить из ожиданий других людей, ориентироваться на них, вырабатывать нормы совместной жизни. Институализация — это отбор правил взаимодействия из множе­ства других. Причем отбор, особенно на ранних этапах, скорее слу­чайный, чем всесторонне продуманный. Этим, в частности, объяс­няется многообразие форм политических институализированных отношений: нормы вырабатывались всегда в конкретной ситуации и конкретными людьми.

Главным итогом институализации является появление в обще­
стве устойчивого механизма, обеспечивающего постоянное воспро­
изводство политических властных отношений. Причина «незыбле­
мости» власти заключена в специфике механизма его институцио­
нального воспроизводства: люди в своих действиях «обречены» по­
стоянно ориентироваться на ценности и нормы, созданные пре­
дыдущими поколениями. Ожидания и суждения других людей все­
гда будут корректировать поведение тех, кто не следует принятым
правилам. В процессе институализации власть деперсонализирует­
ся, потому что вся система складывающихся норм, механизма сан­
кций ориентируется на обеспечение власти не конкретного челове­
ка, а определенной династии, статусной группы, членов прави­
тельства, президента и т.п.,

Реальные политические взаимодействия, конечно, шире инсти­туциональных рамок. Человеку свойственна более широкая гамма действии, чем та, которая определена нормативными требования­ми и предписаниями. Однако в ходе институализации политичес­кая власть обретает четкие очертания. Властные отношения стано­вятся понятными, предсказуемыми, позволяющими каждому че­ловеку определить в них свое место.

635

затрат на обеспечение различных общественных работ, для созда­ния страхового фонда, персонального потребления правителей и их приближенных. Необходимость в централизованных фондах была очевидной. Но даже если она не осознавалась всеми членами соци­ума, то по мере выделения особой статусной группы, специализи­рующейся на управленческих функциях и не производящей мате­риальные блага, она превращалась в одно из условии существова­ния этой группы. Вот почему для создания централизованных мате­риальных и денежных фондов необходимы были властные отноше­ния, предполагающие, с одной стороны, наличие тех, кто будет собирать средства, распоряжаться ими, а с другой стороны, тех, кто будет эти средства добровольно или под принуждением отда­вать.

Подчеркнем еще раз: стремление людей иметь страховые фон­ды, возникающая необходимость перераспределения части произ­веденного валового общественного продукта вынуждали их воспро­изводить определенные устойчивые взаимодействия, что могло быть осуществлено только в рамках политических властеотношений, в которые вовлекается все население страны.

Вторая функция — поддержание социального мира в обществе. Социальные отношения в обществе не существуют в отрыве от лю­дей, воспроизводящих в своих действиях эти отношения. Но чело­веку свойственны поступки, способные привести к разрывам сло­жившихся связей. Примирить конфликтующих субъектов обычно может тот, кто обладает сильным влиянием на обоих. История сви­детельствует, что во всех странах люди искали приемлемые спосо­бы разрешения возникающих споров, и обычно в роли арбитров выступали те, кто был наделен властью. Обладание властью делало слово судьи весомым, обязательным к исполнению всеми участни­ками конфликта, более того, оно могло обретать силу закона. Та­ким образом, политические властеотношения становятся своеоб­разным полем, на котором разрешаются конфликты между инди­видами, группами, способные в противном случае привести к не­предсказуемым, разрушительным последствиям для общества в целом.

Третья функция — поддержание институционального единства общества, сохранение единого социокультурного пространства. Как из­вестно, общество в отличие от родоплеменной общины все более дифференцируется по мере своего развития. Люди, живущие в раз­ных городах, занимающиеся разными ремеслами, обычно замыка­ются на своих частных или групповых проблемах, у них возникают разные интересы, предпочтения, устремления. Удержать этих лю­дей в рамках единого территориального и социального простран­ства может только политическая власть, и ни только применяя на-

637

силие. Главное заключается в том, что субъект политической влас­ти обретает право формировать, изменять и поддерживать норма­тивный порядок в обществе.

Нормы, регулирующие поведение индивидов, возникают в об­ществе повсеместно в ходе взаимодействий индивидов и существу­ют в виде традиций, обычаев, обрядов, ритуалов, моральных зап­ретов и нравственных требований. Специфика всех этих норм зак­лючается в том, что они создаются самими участниками взаимо­действия и контроль за их выполнением осуществляется ими же.

В рамках политических властеотношений возникает особый вид нормотворчества — институт права, отличающийся предоставле­нием субъекту политической власти исключительных возможнос­тей создавать нормы; обязательным характером этих норм для всего населения; возможностью применения субъектом власти санкций в отношении тех, кто не соблюдает эти нормы.

Благодаря институту права создается единое нормативное про­странство, которое, не устраняя групповых различий, обеспечива­ет институциональное единство общества. Это достигается за счет ограничений на те или иные виды деятельности, законодательного закрепления за каждым социальным институтом, организацией, группой определенной ниши в социальном пространстве, опреде­ления единых функциональных требований, предъявляемых со сто­роны общества к институциональным образованиям. Отношения политической власти создают необходимые условия для эффектив­ного функционирования института права, а следовательно, для формирования единого нормативного порядка, скрепляющего мно­гообразные, разноплановые институционные образования.

Мобилизующая функция политической власти. Нередко люди на­чинают разрушать систему общественных отношений под влияни­ем чрезвычайных обстоятельств. Поэтому население любой страны нуждается в защите — от нападения извне, природных катаклиз­мов, голода, падения жизненного уровня, разгула преступности и т.д. Для этого необходимо объединить, скоординировать усилия всего или большинства населения. Эта задача может быть успешно решена только в рамках политических властеотношений, когда ре­шение субъекта власти, направленное на достижение определен­ной цели, не оспаривается населением и подлежит обязательному исполнению, в том числе под угрозой применения силы. Таким образом, мобилизующая функция политической власти проявляет­ся в ее способности организовывать и направлять массы на реше­ние вставших перед обществом проблем.

Мы перечислили позитивные функции политической власти, т.е. указали на виды зависимости, которые подчеркивают, во-пер­вых, что общество для сохранения своей целостности нуждается в

638

политической власти, и, во-вторых, сама политическая власть со­здает реальные возможности для поддержания этой целостности. Именно наличием этой сложной зависимости обусловлен сам факт неразрывности общества и политической власти.

Вместе с тем существует множество «подводных течений», ко­торые способны подчас до неузнаваемости изменить логику взаи­мозависимости — и тогда политическая власть демонстрирует свое бессилие, более того, может сама стать источником конфликтов, социальной нестабильности, привести к разрушению общества. Прежде чем ответить на вопрос, когда и почему это происходит, необходимо рассмотреть процессы, происходящие внутри полити­ческих властеотношений.

§ 3. Дифференциация политической власти

На ранних ступенях развития общества отношения политичес­кой власти были синкретичными, т.е. внутренне не разделялись на специфические сегменты, сферы управления.

Князья в Киевской Руси сами правили, сами вершили суд, сами возглавляли войско, сами отправлялись со своей дружиной за сбо­ром налогов, дани. И хотя правящие группы всегда были иерархич-ными, первоначально внутри их не существовало специализации по выполняемым функциям.

Главной тенденцией развития политических властеотношений в истории любого общества является их постепенная внутренняя диф-ферениация. Вначале образуются самостоятельные социальные ин­ституты, ответственные за выполнение той или иной функции по­литической власти в обществе: выделение армии в особый инсти­тут и особую организацию, отвечающую за безопасность сообще­ства, образование института судопроизводства, специализирующе­гося на разрешении споров и конфликтных ситуаций, института налогообложения.

Политическая власть постепенно обретает все более сложную конфигурацию. Ее дифференциация была обусловлена сложными коллизиями социальных взаимодействий, когда индивиды для ре­шения своих проблем бывали вынуждены прибегать к созданию различных политических институтов. Следовательно, можно гово­рить о социальной обусловленности процесса дифференциации политической власти.

Рассмотрим, к примеру, редистрибутивную функцию политической власти. Заинтересованность как плательщиков, так и собирателей дани в упорядоченности отношений заставляла их вырабатывать соответствующие нормы и правила, что и означало начало форми­рования института налогообложения. По мере увеличения поступ­лений в казну возникала необходимость эффективно распоряжать-

639

¹

ний возникают качественно новые социальные институты, пред­назначенные упорядочить, регламентировать воздействие масс на субъекта политической власти: институт всеобщего избирательного права, институт политических партий, институт общественных орга­низаций и групп давления и т.п. Назначение этих институтов — согласование без применения силы интересов различных социальных групп, упорядочивание взаимодействия по поводу их выражения, защиты и реализации. Некоторые институты (например, институт общественных организаций и групп давления) занимают погранич­ное положение, одновременно являясь и законодательно регулиру­емой системой отношений с субъектом политической власти, и сложившимися нормами и правилами неполитического взаимодей­ствия, поэтому мы назовем их социально-политическими.

Каждый новый политический институт возникал в ответ на сфор­мировавшуюся общественную потребность, которая всегда прояв­лялась как в целенаправленных действиях сторонников установле­ния и закрепления данного вида взаимодействия, так и в молчали­вом одобрении их действий устойчивым большинством, потенци­ально готовым включиться в создаваемые социальные и полити­ческие структуры.

Вызревание общественной потребности в новом политическом институте — это всегда длительный и сложный путь.

Так, введению в Англии всеобщего избирательного права предше­ствовала ожесточенная борьба. Английская буржуазия получила избирательное право в 1832 г., однако широкие городские слои ремесленников, квалифицированных рабочих требовали распрост­ранения этого права и на себя. В 1836 г. они создали Лондонскую ассоциацию рабочих для борьбы за всеобщее избирательное пра­во, а два года спустя сформулировали Хартию — программный до­кумент, предусматривающий введение всеобщего избирательного права, отмену имущественного ценза для депутатов парламента, его ежегодное переизбрание, тайное голосование, уравнение избира­тельных округов. Так началось чартистское движение в стране, со­провождавшееся столкновениями с силами порядка. Другой исторический пример — революционные выступления в России в 1905 г., одним из следствий которых стало провозглаше­ние Октябрьского Манифеста и объявление о созыве первого в России парламента. Однако в начале XX в. институт парламента­ризма не прижился в России в силу ряда причин, в том числе и из-за непоследовательности инициаторов этого начинания и факти­ческого безразличия со стороны населения — значит, в обществе отсутствовала ярко выраженная потребность в этом институте.

Политическая власть в современном обществе представлена не только множеством институтов, но и огромным количеством раз­личных организаций, учреждений, органов. Например, институт политических партий в обществе предполагает, как правило, фун-

641

кционирование нескольких партий; институт парламентаризма пред­ставлен не только законодательным собранием, но и многими фор­мальными и неформальными группами, объединениями, оказыва­ющими помощь и поддержку избранным депутатам. Особенно раз­ветвленную сеть различных органов и учреждений имеет инсти­тут исполнительной власти.

Итак, политическая власть по мере развития общества стано­вится внутренне крайне сложным образованием. В рамках полити­ческих властеотношений исчезает даже однозначность в определе­нии субъекта власти. Регулярные выборы, референдумы, узаконен­ная практика давления на государственные структуры деформиру­ют картину политической власти как особой формы взаимодей­ствия, при котором субъект, используя определенные ресурсы, может добиваться своей цели. В современном обществе субъект вла­сти оказывается функционально разделенным, находясь в зоне вли­яния различных сил, в том числе и тех, которые формально долж­ны ему подчиняться.

Процесс дифференциации политической власти нашел отраже­ние в философско-политических и правовых доктринах.

Наиболее известной из них является «теория разделения властей», возникшая в период кардинальных изменений в экономике запад­ноевропейских стран и укрепления позиций буржазии. Ее лейтмо­тивом стала борьба против абсолютной власти монарха, ее основ­ной смысл заключался в необходимости разделения единой госу­дарственной власти на законодательную, исполнительную и судеб­ную.

Сложность, запутанность политических властеотношений в со­временном обществе крайне затрудняют их анализ. Пользуясь тер­минологией американского политолога Р. Даля*, можно назвать современную политическую власть полиархичной (от греческого poly — много, archi — старший, главный), подчеркнув ее основную отличительную черту — наличие нескольких институтов, регулиру­ющих отдельные сегменты политических властеотношений, несколь­ких центров принятия самостоятельных управленческих решений, нескольких центров влияния на процесс принятия этих решений.

Сложность политики определяется не только многообразием социальных институтов и организаций, но и выполнением ими не только явных, но и латентных функций, что порождает более слож­ные внутренние зависимости как внутри поля политических влас­теотношений, так и при воздействии политической власти на об­щество.

* Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство // Вопросы философии — 1994. — № 3, с. 37—48.

642

Например, институт парламентаризма решает две основные зада­чи — законотворчество и представительство интересов различных слоев населения общества, которые фиксируются и регламентиру­ются в нормах государственного права, однако парламентарии за­частую занимаются саморекламой или рекламой деятельности своей партии.

Латентность не опасна, если не блокирует выполнение ин­ститутом своих основных функций. Однако при определенных об­стоятельствах возможно появление откровенно негативных ви­дов воздействия политических институтов на общество, т.е. дис­функций.

Например, если парламентарии начинают подменять исполнитель­ную власть или вмешиваться в судопроизводство, то сразу проис­ходит сбой в работе всего механизма политической власти, ибо нарушается ранее сложившееся функциональное равновесие меж­ду политическими институтами. Если парламентарии стремятся использовать предоставленное им право на законодательную дея­тельность в целях личной выгоды, это может привести к дискреди­тации самого института парламентаризма. Если взяточничество ста­новится обычным явлением среди государственных чиновников, то ни о какой эффективности работы правительства, всей системы государственной службы не может быть и речи. Коррумпированная власть вызывает брезгливые чувства у рядовых граждан, что уже само по себе лишает ее массовой поддержки и делает беспомощ­ной в решении сложных вопросов социального развития.

Дисфункции, таким образом, противоречат формальным ин­ституциональным требованиям и сложившимся в обществе офи­циально декларируемым представлениям о назначении и роли того или иного института. Они являются результатом непредвиденных последствий взаимодействий людей. Коррупция как дисфункция госаппарата складывается из многочисленных фактов взяточниче­ства чиновников, в результате чего деформируются, искажаются роль и назначение институтов исполнительной власти, призван­ных осуществлять оперативное управление страной в интересх всего общества.

Возможно ли предотвратить появление и развитие дисфункций политических институтов, угрожающих расбалансировкой и даже распадом всей системы власти в обществе?

В простых политических системах традиционного общества, ас-криптивного по способу формирования политических элит, глав­ным регулятором всегда выступала исполнительная власть. Опира­ясь на право легитимного насилия, она контролировала деятель­ность любого социального института, при необходимости вноси­ла в его работу необходимые коррективы, исходя прежде всего из собственного понимания принципа государственной целесообраз­ности.

643

Конечно, волюнтаризм и произвол исполнительной власти в традиционном обществе имел свои ограничения. Как только поли­тическая система переставала выполнять свою основную функцию по управлению делами общества, она начинала испытывать силь­ное давление со стороны различных социальных слоев в виде на­родных бунтов и восстаний, фрондистских движений высших со­словий. Однако давление извне не ставило под сомнение сам прин­цип единоличного права исполнительной власти на регуляцию по­литических институтов.

В сложных политических системах современных обществ, осно­ванных на глубокой дифференциации управленческих функций, тре­бовался иной механизм внутренней саморегуляции. Как бы ни была компетентна исполнительная власть, она не могла в силу сложно­сти самого общества непосредственно контролировать все полити­ческие институты, достигшие в своем развитии достаточно высо­кого уровня автономности. Сосредоточение в одних руках всех ры­чагов управления неизбежно приводило к консервации старого, неспособности к самообновлению.

Тоталитаризм как явление XX в. — наглядное тому подтвержде­ние: всеобщий контроль над политическими институтами и други­ми сферами социальной жизни приводил к застою, падению ини­циативы, интеллектуальной деградации. Главный урок тоталита­ризма — вывод о неэффективности контроля за политическими и социальными институтами из одного центра

Возможна ли децентрализованная политическая система? Есть мнение, что такая система развалится под влиянием собственных же социальных институтов, работающих на воспроизводство от­дельных сегментов политической жизни. А если учесть стремление каждого института, и без того монопольно контролирующего оп­ределенные виды политических связей и отношений, к распрост­ранению своего влияния, исполняя и латентные функции, то это мнение рождает вполне оправданные опасения: например, инсти­тут налогообложения, предоставленный самому себе, может пре­вратиться в гигантскую машину по выкачиванию из населения де­нег любой ценой, институт охраны правопорядка во имя стабиль­ности может превратить насилие в главный регулятор поведения населения, институт парламентаризма может взять на себя функ­ции исполнительной власти, а правительство начнет диктовать пра­вовые нормы и т.д. Вот почему в обществе так широко распростра­нено убеждение если не в необходимости сильной, авторитетной личности, то, по крайней мере, в полезности особого образова­ния, стоящего как бы над всеми политическими институтами в виде, например, института главы государства.

644

Хотелось бы отметить, что необходимость в таком социальном ин­ституте появляется, как правило, лишь в условиях нарастания неста­бильности, конфликтности в самой политической системе. К сожа­лению, в такой обстановке проявляются латентные функции самого института главы государства, когда намерение согласовывать фун­кционирование органов государственной власти трансформирует­ся в откровенное давление, порождая тем самым авторитаризм в различных его проявлениях.

Можно ли в условиях многообразия политических институтов современного общества обеспечить единство политической власти и избежать проявлений авторитаризма?

Историческая практика показывает, что децентрализованная система власти возможна — ее основу составляет чисто функцио­нальная зависимость политических институтов, исключающая ру­ководство из единого центра. В общественно-политической мысли такой способ зависимости политических институтов получил на­звание принципа разделения властей.

Что же обеспечивает функциональное единство и целостность децентрализованных систем политической власти? Во-первых, рав­новесие подобных систем поддерживается соответствующими нор­мами и ценностями, обеспечивающими воспроизводство таких структурных связей между институтами, которые исключают до­минирование одного из них, но при этом четко определяют функ­циональное назначение каждого.

Характер таких норм можно проиллюстрировать на примере взаи­модействия Конгресса и президента США. Законодательная и ис­полнительная ветви власти в этой стране имеют полную свободу действий в рамках своей компетенции, но при этом ни одна из них не может расширить зону своего влияния из-за системы взаимных сдержек и противовесов Нормативные ограничения, таким обра­зом, не позволяют ни Конгрессу, ни президенту США взять в свои руки всю полноту политической власти в обществе.

Во-вторых, нормы и правила, регламентирующие отношения между политическими институтами, должны стать неотъемлемой частью культуры общества. Иными словами, их надо не только про­возгласить, зафиксировать в каком-либо важном юридическом до­кументе (например, в конституции), но и сделать реальными об­разцами, стандартами, на которые ориентируются и политические деятели, и простые граждане. Интериоризация норм и ценностей децентрализованной политической системы, пожалуй, самый слож­ный и противоречивый процесс. Убедить людей в правомерности именно такого государственно-политического устройства, побудить их следовать установленным правилам, наконец превратить это побуждение в привычку необычайно сложно. Для этого требуются не только соответствующая идеологическая работа, но и постоян-

645

пая демонстрация способностей децентрализованной политичес­кой системы решать острые социальные проблемы.

Усвоение обществом нормативного порядка децентрализован­ной политической системы зависит от степени укорененности в политической культуре ценностей рационализма, законности и сво­боды. Рациональное поведение, как показал М. Вебер, порождает и требует определенного вида политического господства, при кото­ром главным регулятором является закон. Только освобождение от произвола может гарантировать индивиду право на свободный вы­бор, только последовательное соблюдение закона делает возмож­ным реализацию этого права всеми гражданами. Осознание важно­сти, значимости закона, а не воли правителя является основой для установления нормативного порядка децентрализованной полити­ческой системы.

В-третьих, достоянием общественности должны становиться все случаи нарушения нормативного порядка децентрализованной си­стемы политической власти — в этом важную роль должны сыграть средства массовой информации. Но их роль будет эффективной толь­ко при наличии нормативного порядка — в противном случае об­щественное мнение будет не в состоянии адекватно оценить опас­ность размывания норм и ценностей демократии.

§ 4. Легитимность власти

В политической истории можно наблюдать немало, на первый взгляд, парадоксальных явлений. Одним из них является покорность масс тираническим, тоталитарным режимам, которую трудно объяс­нить страхом перед вооруженной силой, тем более, что люди сами способствуют приходу к власти авторитарных правителей, требуют сильной власти, поощряют вмешательство государства во все сфе­ры общественной жизни. Есть также немало случаев отторжения массами демократических форм организации политической жиз­ни, недоверия к демократическим институтам, лидерам, отстаива­ющим либеральные принципы свободы личности (классическим примером этого является падение Веймарской республики в Гер­мании, приход к власти Гитлера).

Однако, с точки зрения социолога, эти явления нельзя назвать парадоксальными. Люди могут подчиняться власти в силу привыч­ки, симпатий и глубокой веры в истинность намерений правите­лей, своих убеждений и ценностных ориентации, расчета. Институ-ализация политической власти, таким образом, требует включения механизмов, обеспечивающих необходимую мотивацию поведения. Достигается это путем формирования соответствующих ценност-

646

ных образцов с последующим их внедрением в массовое сознание, в мотивационную структуру личности.

Укорененные в сознании масс образцы поведения обусловлива­ют легитимацию различных типов политического господства. Опре­деление М. Вебером основных типов социального действия позво­лило ему назвать и основные типы легитимности политической власти:

традиционный тип легитимности, в основе которого лежит «ав­торитет «вечно вчерашнего»: авторитет нравов, освященных искон­ной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение»*. Иными словами, у людей под воздействием традиции вырабатыва­ется определенный стереотип поведения в системе политических властеотношений, который они воспроизводят по привычке, по­тому что так поступали их предки.

В.О. Ключевский наглядно демонстрирует эту особенность отно­шения человека к политической жизни на примере Бориса Годуно­ва. Народ знал или догадывался о политической недееспособнос­ти Федора Иоановича, но не роптал и не выступал против него, так как в его представлении последний из Рюриковичей был «закон­ным царем». Восшествие на престол Годунова противоречило сло­жившейся традиции. Наделенный умом государственного деятеля, жаждущий осуществить реформы во благо Отечества, он так и не был понят и признан своим народом. Пресечение царской динас­тии, олицетворяющей привычное политическое правление, по мне­нию В.О.Ключевского, стало одной из важнейших причин великой смуты;

харизматический тип легитимности (от греческого charisma — при­звание, божественный дар), в основе которого лежит особое, эмо­ционально окрашенное отношение масс к своему лидеру. Такой тип легитимности свойствен обществам, в которых в силу опреде­ленных причин люди в своих поступках руководствуются скорее чувствами, чем привычкой или разумом. Они безгранично преданы своему лидеру, верят в его исключительность и готовы исполнять его волю, надеясь на его особый дар;

легальный, или рациональный, тип легитимности характерен для тех обществ, где доминирует целерациональный тип поведения. Рациональный человек готов подчиниться лишь такому политичес­кому порядку, который будет восприниматься им как необходимое условие достижения личных целей. А для достижения своих целей ему прежде всего необходима определенность, устойчивость вне­шних правил. Вот почему рационально действующий человек заин­тересован в наличии четких, эффективных законов и готов поддер­живать ту власть, которая гарантирует ему стабильность, не сковы-

Вебер М. Избранные произведения, с. 31.

647

вающую, однако, его личную инициативу. Легальный тип легитим­ности является, по мнению М. Вебера, исторически высшей фор­мой, он свойствен только современным обществам.

Человек формирует представления о политическом норматив­ном порядке под влиянием определенной социокультурной тради­ции, что в конечном итоге обусловливает легитимацию различных, а подчас и противоположных политических порядков. Либеральная социокультурная традиция способствует легитимации демократи­ческих институтов, авторитарная провоцирует недоверие к парла­ментаризму, принципу разделения властей, порождает благожела­тельное отношение к концентрации власти в одних руках.

Итак, легитимация является важным механизмом, обеспечива­ющим устойчивость, стабильность и эффективность работы поли­тических институтов и системы политической власти в целом. Ее основу составляет способность человека интериоризировать внешние нормы, превращать их в собственные установки, убеждения, что ведет к возможности воспроизводства институциональных связей без видимого принуждения. На процесс интериоризации институ­циональных норм оказывает огромное воздействие политическая культура, влияющая на формирование ценностных ориентации, убеждений, мировоззрения личности.

Список литературы'

Алмонд Г. Гражданская культура. Политические установки и демократия пяти наций. В кн.: Антология мировой политической мысли. Т. II. — М., 1997.

Американская социологическая мысль. Тексты. — М., 1994.

Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы/Под ред. Т. Парсонса. — М., 1972.

Андреева Г.М. Социальная психология. — М., 1997. Ансофф И. Стратегическое управление. — М., 1988. Антология исследований культуры. Т.1. — СПб., 1997. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. — М., 1993. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. — М., 1993.

Ахиезер А.С. Россия: критика политического опыта. Т. I. — Новосибирск, 1997.

Бауман 3. Мыслить социологически. — М., 1996.

Бергер П. Приглашение в социологию. — М., 1996.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. — М., 1995.

Блау П.М. Исследование формальных организаций/Американская социо­логия. Проблемы. Перспективы. Методы. — М., 1972.

Блок М. Апология истории. — М., 1973.

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV— XVIII вв. Т. 1—3. — М., 1986—1992.

Бурдье П. Рынок символической продукции//Вопросы социологии. — 1994. — № 5.

Бурдье П. Социология политики. — М., 1993. Вебер М. Избранное. Образ общества. — М., 1994. Вебер М. Избранные произведения. — М., 1990.

Вебер М. Три типа господства. — Москва — Иерусалим//Двадцать два. — 1990. — № 72.

Вебер М. Харизматическое лидерство//СОЦИС. — 1988. — № 5. Верховин В.И. Экономическая социология. — М., 1998. Гараджа В.И. Социология религии. — М., 1996. Гвишиани Д.М. Организация и управление. — М., 1998.

* Учитывая учебный характер издания, в список включена лишь общедоступная литература.

649

Гидденс Э. Девять тезисов о будущем социологии//ТНЕ81Б. — Весна. —

1993. Т. 1, вып. 1.

Гидденс Э. Социальная стратификация//СОЦИС. — 1992. — № 7, 9, 11.

Гидценс Э Социология. — М., 1999.

Годфруа Ж. Что такое психология. Ч. 1,2. — М., 1992.

Гоулднер Э. Анализ организаций//Социология сегодня. Проблемы и пер­спективы. — М., 1967.

Громов И., Мацкевич А., Семенов В. Западная социология. — СПб., 1997. Гумилев Л.П. Этногенез и биосфера Земли. — М., 1994.

Давыдов Ю.Н. Веберовская социология капитализма//С0ЦИС. — 1994. — № 8—10.

Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство//Вопросы философии. —

1994. — № 3.

Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта//СОЦИС. — 1994. — № 5.

Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. — М., 1998. Друкер П.Ф. Эффективный управляющий. — М., 1994.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. — М., 1991.

Дюр^ейм Э. Самоубийство. — М., 1994. Ерасов Б.С. Социальная культурология. В 2 ч. — М., 1994. Жеманов О.Н. Буржуазная индустриальная социология. — М., 1974. Зайцев А.К. Социальный конфликт на предприятиии. — Калуга, 1993. Замошкин Ю.А. Вызовы цивилизации и опыт США. — М., 1991.

Зарубина Н.Н. Социокультурная основа хозяйства и предприниматель­ства. — М., 1998.

Здравомыслов А.Г. Социология конфликта. — М., 1994. Зиммель Г. Избранное. Т. II. — М., 1996.

Зиммель Г. Общение. Пример чистой или формальной социологии// СОЦИС. — 1984. — № 2.

Зиммель Г. Экскурс по проблеме: Как возникло общество?//Вопросы со­циологии. — 1993. — № 5.

Ионин Л.Г. Социология культуры. — М., 1996.

История теоретической социологии. В 4-х т/Отв. ред. Ю.Н. Давыдов. — М., 1995—1998.

Катц Д., Кан Р. Социальная психология организаций. — Киев, 1993.

650

Клакхон К. Зеркало для человека. Введение в антропологию. — СПб., 1998.

Козер Л. Функции социального конфликта: Завершение конфликта. В кн.: Современная зарубежная социология. — М., 1993.

Комаров М.С. Введение в социологию. — М., 1994.

Кон И.С. Открытие «Я». — М., 1978.

Кон И.С. Ребенок и общество. — М. 1991.

Кондратьев Н. Основные проблемы экономической статики и динами­ки.—М., 1991.

Кравченко А.И. Введение в социологию. — М., 1995.

Кравченко Е.И. Эрвин Гоффман. Социология лицедейства. — М., 1997.

Култыгин В.П. Концепции социального обмена в современной социоло-ГИИ//СОЦИС. — 1997. — № 5.

Лапин Н.И. Проблемы социального анализа организационных систем// Вопросы философии. — 1974. — № 7.

Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. — М., 1992. Лебон Т. Психология народов и масс. — СПб., 1995. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. — М., 1991.

Луман Н. Почему необходима системная теория. Понятие общества. В кн.: Проблемы теоретической социологии. —СПб., 1994.

Майерс Д. Социальная психология. — СПб., 1997.

Макгрегор. Человеческий фактор и производство//СОЦИС. — 1995. — № 1.

Манхейм К. Диагноз нашего времени. — М., 1994.

Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. — М., Т. 3, изд. 2.

Маслоу А.Г. Мотивация и личность. — СПб., 1999.

Мертон Р.К. Социальная теория и социальная структура. Глава VI. Соци­альная структура и аномия//СОЦИС. — 1992. — № 2—4.

Мертон Р.К. Явные и латентные функции. В кн.: Американская социологи­ческая мысль. — М., 1994.

Миллс Ч. Социологическое воображение. — М., 1998.

Мильнер Б.З. Теория организаций. — М., 1998.

Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. — М., 1992.

Моль А. Социодинамика культуры. — М., 1973.

Монсон П. Лодка на аллеях парка: введение в социологию. — М., 1995.

Монсон П. Современная западная социология. — СПб., 1992.

651

Московичи С. Век толп. — М., 1996.

Московичи С. От коллективных представлений к социологии//Вопросы социологии. — 1992. — № 2. Т. 1.

Норт Д.К. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. 1997.

Основы социологии/Под ред А.Г. Эфендиева. — М., 1993.

Парк Р. Компромисс и конфликт//Вопросы социологии. — 1994. — № 5.

Парсонс Т. Общий обзор. В кн.: Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы. — М., 1972.

Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения// THESIS. — Весна. — 1993. — Т. 1, вып. 2.

Парсонс Т. Система современных обществ. — М., 1997.

Парсонс Т. Современная западная теоретическая социология. Вып. II. — М., 1994.

Подмарков В.Г. Введение в промышленную социологию. — М., 1979.

Покровский Н.Е. Проблема аномии в современном обществе. — М., 1995.

Пригожий А.И. Современная социология организаций. — М., 1995.

Проблемы теоретической социологии. — СПб., 1994.

Радаев В.В. Экономическая социология. — М., 1997.

Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная страцификация. — М., 1995.

Российская цивилизация. Этнокультурные и духовные аспекты. — М., 1998.

Смелзер Н. Социология. — М., 1994.

Современная американская социология. — М., 1994.

Современная западная социология: словарь. — М., 1990.

Современная зарубежная социальная психология. Тексты. — М., 1984.

Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. — Новоси­бирск, 1995.

Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. — М., 1992. Социальная стратификация. Вып. 1—3. — М., 1992. Социология / Под ред. Г.В. Осипова. — М., 1995.

Социология сегодня Проблемы, перспективы / Под ред. Р К. Мертона. — М., 1965.

Тернер Дж. Структура социологической теории. — М., 1985. Тойнби А. Постижение истории. — М., 1991. Тощенко Ж.Т. Социология. 2-е изд. — М., 1998.

652

Уоллерстайн И. Социальное изменение вечно? Ничто никогда не изменя-ется?//СОЦИС. — 1995. — № 1.

Фролов С.С. Социология. — М, 1994.

Хабермас Ю. Отношение между системой и жизненным mmpom//THESIS. — Весна. — 1993.—Т. 1, вып. 2.

Хачатурян В.М. История цивилизаций. — М., 1997.

Хоманс Дж. Социальное поведение как обмен/Современная зарубежная социальная психология. Тексты/Под ред. Г.М. Андреевой и др. — М., 1984.

Штомпка П. Социология социальных изменений. — М., 1996. Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. — М., 1969. Щербина В.В. Социология организаций: Словарь-справочник. — М., 1996. Щюц А. Структуры повседневного мышления//СОЦИС. — 1986. — № 1.

Щюц А. Формирование понятий и теории в общественных науках. В кн.: Американская социологическая мысль. — М., 1994.

Эпштейн С. Индустриальная социология в США. — М., 1972.

Ядов В.А. Стратегия социологического исследование. Описание, объяс­нения, понимание социальной реальности. — М., 1998.

ОБЩАЯ СОЦИОЛОГИЯ

Учебное пособое

Редактор Т.Г. Берзина Корректор Е.А. Морозова Компьютерная верстка СМ Майоров Художественное оформление «Ин-Арт»

ЛР № 070824 от 21 01 93

Подписано в печать 25 08 2000

Формат 60x90/16 Печать офсетная. Уел печ. л 41,0. Тираж 6000 экз Заказ № 5211

Издательский Дом «ИНФРА-М» 127214, Москва, Дмитровское ш, 107

Тел. (095) 485-70-63, 485-71-77

Факс (095) 485-53-18 Робофакс (095) 485-54-44

E-mail [email protected]

http //www infra-m ru

Отпечатано с готовых диапозитивов

в ГИПП «Нижполиграф». 603006, Нижний Новгород, ул Варварская, 32.

ISBN S-Lb-00DL7b-X

9 785160 001760

OCR: Мельников А.С. 2.08.06

ИНФРА-М

Книги рассылаются почтой по всей территории России и ближнего зарубежья.

Рассылка книг производится только по предоплате.

Для оформления заказа нужно воспользоваться прайс-листом Издательского Дома "ИНФРА-М"

Прайс-лист можно бесплатно заказать по почте, получить по факсу с круглосуточного автоматического факс-аппарата, заказать по электронной почте или найти на www-сервере http7/www.infra-m.ru

Заказчик самостоятельно подсчитывает по прайс-листу стоимость своего заказа.

Рекомендуемая к предоплате величина почтовых расходов составляет 40% от стоимости заказа. Это средняя величина почтовых расходов для России. Реальные почтовые расходы могут быть больше или меньше оплаченной суммы.

При поступлении средств на расчетный счет Издательского Дома "ИНФРА-М" на каждого клиента открывается лицевой счет, на котором фиксируется движение средств клиента.

Цена заказанного товара может отличаться от указанной в прайс-листе. Цена, по которой производится отгрузка, назначается в момент регистрации заказа оператором. Это оптовая цена, действующая в день регистрации заказа.

При выполнении заказа с лицевого счета списываются стоимость книг и реальная сумма почтовых расходов, исчисленная по почтовым тарифам доставки на указанный клиентом адрес.

Остаток средствфиксируется на лицевом счете и может быть использован по усмотрению клиента для закупки литературы по прайс-листу или оплаты услуг Издательского Дома "ИНФРА-М". С каждой посылкой вы получаете свежий прайс-лист.

Теяефоиьг. ЩЩ 4Ш~7М7> 48&-7В1& _: Факт (ШЩ ■* Робофакс: >