Восхождение на Чимтаргу

Оставшись один, Гусев оглянулся по сторонам. Где же взять ишака? — кругом ни души! Чтобы не терять време­ни, он решил понемногу подтаскивать вещи вверх по Амшуту.

Крутое, узкое вначале, ущелье Амшута чуть выше сразу расширялось и превращалось в просторную зеле­ную долину. Тропа, идущая среди картофельных полей, была удобной для передвижения с грузом, и Гусев без особых усилий в два рейса перенес все имущество кило­метра на два в глубь долины, вплоть до начинающегося крутого подъема. Здесь была рощица ивняка — уютное место для ночлега.

Он зажег костер, сварил себе кашу с консервами, и в приятном предвкушении заслуженного отдыха начал ужи­нать. Вдруг сквозь шум речки ему послышались голоса людей, топот копыт и тотчас же из-за возвышения появи­лась большая кавалькада всадников. Кто это?

Оказалось — четыре таджика и с ними штук двенад­цать ишаков. Увидев человека, они спешились и, подойдя к костру, начали, приветливо улыбаясь, молча рассмат­ривать его.

Наконец, посыпались расспросы. Не понимая их и также улыбаясь, Валентин все же ответил: кто он, от­куда и куда идет. Один из таджиков, рослый и красивый парень, знал немного русский язык и, видимо, перевел другим ответ Валентина; тогда все в один голос стали приглашать его с собой на летовку.

Валентину было жаль расставаться с уютным ночле­гом, и он начал было договариваться с рослым парнем о том, чтобы завтра рано утром тот приехал с ишаком за ним и перебросил «шара-бара» к озеру Алло. Но вспом­нив тоскливое ожидание «ишачьего транспорта» на Ис­кандер-куле, принял приглашение.

Таджики взвалили груз на большого ишака, на дру­гого ишака посадили Валентина и всей шумной гурьбой с криками и песнями отправились вверх по тропе. Было тепло, ярко светила луна.

Летовка оказалась близ устья речки Зиндон. Здесь спешились и потом долго всей компанией сидели у ко­стра. Валентин угощал всех чаем, его угощали шурпой1 и бараниной, разговаривали, плохо понимая друг друга, смеялись и изъяснялись в дружеских чувствах.

Утром Валентин договорился с рослым парнем о пе­реброске груза к озеру Алло. Не мешкая, навьючили того же ишака и отправились вверх по Зиндону.

Сравнительно узкое ущелье Зиндона поросло листвен­ными деревьями и кустарником. Здесь были береза, ольха, ива, облепиха, изредка привлекали- взор ярко-красные кисти рябины.

Вид на южный склон главного хребта Фанских гор

из долины Зиндон

Вот попалось небольшое озерко с исключительно чи­стой, голубовато-зеленой водой. Это — озеро Малое Алло. Плохо различимая тропочка заставляла Валентина кое-где на поворотах маркировать путь для меня, привя­зывая к ветвям кустов ленточки из кумача.

Появились небольшие завалы — тропочка еще была, но путь становился для ишака трудным. Вот на путы встал невысокий, ню очень крутой завал, из нижней ча­сти которого с шумом вырывался бурный ручей. Ишака пришлось развьючить, помочь ему выбраться наверх, потом поднести туда же груз и вновь навьючить его на животное.

Выше речки уже не было видно — она текла где-то под землей, на поверхности журчал только маленький руче­ек. Не было и тропы, но таджик, с большим искусством выбирая дорогу, повел ишака дальше. Лиственные де­ревья поредели, появилась арча. Еще один завал из круп­ных острых камней. Торчащие кое-где между ними рас­щепленные стволы арчи свидетельствовали о недавней катастрофе.

Дальше для ишака дороги не было, и люди перело­жили вещи на свои спины. Пройдя около километра вверх, спутник Валентина остановился и сказал, что дальше не может идти, так как боится, как бы волки не съели оставленного ишака. Пришлось расплатиться с этим славным парнем и распрощаться с ним.

Валентин вновь остался один. От устья Зиндона в направлении озера Большое Алло было пройдено 4 км — значительное расстояние для такой трудной дороги.

Впереди за редким арчевым лесом уже виден был поворот к озеру вправо. Валентин спрятал половину гру­за под камни, замаскировал его и, взвалив на себя дру­гую половину, отправился дальше.

Скоро ручеек повернул в сторону и исчез. Рюкзак был очень тяжел. Валентин шел медленно, часто оста­навливаясь и продолжая подвязывать красные ленточки к ветвям арчи. Небо было безоблачно, солнце палило беспощадно. Пот заливал глаза, мучила жажда.

Средняя часть долины Зиндон почти сплошь завалена обломками главного хребта, в котором круто поднимает­ся вершина Сары-шах. От высоких скал левого склона ущелья спускаются мощные осыпи. Между этими осы­пями и завальными нагромождениями протекала когда-то речка.

Валентин шел по ее сухому ложу. Здесь на каждом шагу чувствовалась вековая работа воды, выточившей большие бассейны в светло-серых и розовых глыбах мра­мора.

По дну ложа, казалось, и сейчас бесшумно текла вода кристальной чистоты. Иллюзия была тем сильнее, чем больше донимала жажда; не раз Валентин нагибал­ся, чтобы набрать в кружку воды и натыкался на сухой, горячий камень.

Скоро окончился арчевый лес, впереди показалась мощная гряда очередного завала. Но вот и она осталась позади — впереди блеснула вода озера. Оно вполне оп­равдывало данное ему таджиками название «Алло» — Уединенное.

В свежих изломах угловатых каменных глыб завала, в обнаженных, нависающих скалах, в темной воде глубо­кого озера, в раскаленном солнцем сухом ложе реки, во всей окружающей обстановке виднелись следы страшной недавней катастрофы.

Всего лишь 21 год назад среди зеленеющей долины струилась горная речка, сбегающая с ледников высокого горного массива.

Озеро Большое Алло

Но вдруг — подземный толчок. Громадная скала дрогнула, треснула и, дробясь, как хрупкое стекло, на мелкие осколки, рухнула в долину. Река была заперта высокой и прочной грядой завала. Ее слабые воды не могли пробить каменную плотину, и тогда, образовав большое глубокое озеро, она нашла себе выход под зем­лей. Старое русло осталось сухим и лишь на пятом кило­метре река вновь вырвалась на волю.

***

В полдень я вышел из Кштута в обратный путь, объя­вив Вадиму Ивановичу свой контрольный срок— 10 дней. Если через десять дней не придем, — нас нужно искать у Чимтарги, подходя к ней по ущелью Зиндона. Это мог сделать Вадим Иванович с местными охотниками.

Так приятно было идти с легким рюкзаком после хо­рошего отдыха, по хорошей дороге. В кишлаке Порвин остановился отдохнуть на зеленой полянке под тенью уркжовых деревьев. Ко мне подошел красивый седой бабай в синем халате с розовыми цветочками и в белой чалме. Он приветливо улыбался и что-то говорил по-таджикски; должно быть спрашивал, — кто я и куда иду.

— Техник? — спрашивал он, указывая на мой ледо­руб. Я понял, что он принимает меня за геолога или за дорожника, но объяснять ему, что я альпинист, было очень долго и трудно и я кивнул утвердительно. Потом я пока­зывал вверх по долине, поднимал руку над головой и го­ворил: «Кух Чимтарго, кух Чимтарго»1.

Он, видимо, понял, что я иду на гору Чимтаргу, стал серьезным и покачал головой.

Я показал ему знаками, что хотел бы его сфотогра­фировать, он понял и одобрительно закивал головой. Я сделал снимок, и мы расстались, долго пожимая друг другу руки. Мне очень понравился этот бабай и было досадно, что я не смог поговорить с ним на его родном языке.

Я быстро шел, узнавая места, где проходил накануне вечером. В начале шестого часа вечера я перешел на правый берег Вору и, пройдя узкое ущелье, вошел в широкую долину Амшута. Навстречу мне прошел неболь­шой караван ишаков. Шедший с ним молодой таджик сказал мне, что один русский человек прошел на Зиндон. Значит, все в порядке: Валентин продвинулся впе­ред, может быть я догоню его еще сегодня...

Таджик-колхозник из кишлака Порвин

По крутой, малозаметной тропинке я поднимался по правому берегу Зиндона, из­редка находя отпечатки триконей1 Валентина на сухой земле. Значит, он впереди. Но уже темнеет, нужно ду­мать о ночлеге. У небольшо­го ручейка быстро устроил свой одинокий бивуак, поку­шал и заснул, как сурок.

В 8 ч. утра я пошел дальше по тропе правого бе­рега. На большом камне увидел красный лоскуток, прижатый камнем, — знак Ва­лентина. Внезапно откры­лось озеро Малое Алло.

Иду дальше. Впереди ущелье суживается и пово­рачивает немного влево. В самом узком месте ущелья, метрах в 200 от меня, вверх по осыпи бегут четыре дикие козы. Они скрываются в уз­ком боковом ущелье между высокими красными ска­лами.

Поднимаюсь на верх завала. Поток подходит сюда сверху, разливается маленьким озерком и здесь исчезает в завале. Остановившись, чтобы сфотографировать это живописное местечко, я слышу свист: из-за озера спу­скается вышедший мне навстречу Гусев.

Скоро мы подошли к месту ночлега Гусева и за зав­траком рассказали друг другу о своих приключениях. От­дохнув, мы двинулись дальше.

К озеру мы пришли задолго до заката солнца. Я тот­час же пошел на разведку дальнейшего пути к Чимтарге, а Гусев разжег костер — здесь между камнями завала было много расщепленных стволов арчи, и пока варился ужин, сел зарисовывать озеро.

Озеро Алло, лежащее на высоте 3360 м над уров­нем моря (по В.И. Соболевскому), значительно меньше Искандер-куля; его поверхность составляет всего около одного квадратного километра. В него впадает два по­тока, один из которых вытекает из-под завала к северу от озера, преграждающего уходящее к востоку ущелье, а другой берет начало с ледников крупной горной группы, расположенной к юго-западу от Чимтарги. Ущелье пер­вого потока мы условились называть «правый верхний Зиндон», долину второго — «левый верхний Зиндон».

Северный берег озера был завален беспорядочно на­громожденными камнями, восточный и южный берег об­рывались в воду отвесными скалами в несколько сот метров высотою. На скалах восточного берега виднелась узенькая полочка на, высоте 15-20 м над водою, по ко­торой казалось возможным проникнуть в долину левого верхнего Зиндона.

Чимтарга находилась где-то к востоку от нас, путь к ней должен был лежать по ущелью правого верхнего Зиндона. Для того чтобы просмотреть его, я решил под­няться на склон долины к северу от озера.

От западного конца озера, где мы остановились, я пошел по северному его берегу к востоку, пробираясь между беспорядочно нагроможденными глыбами завала и постепенно поднимаясь над уровнем озера. Наконец, я добрался до места, откуда было видно ущелье правого верхнего Зиндона после его крутого поворота к востоку. Оно шло узким коридором между крутым склоном глав­ного хребта с правой (орографически) стороны и отвес­ной скалой в несколько сот метров высотою — с левой; с обеих сторон на дно ущелья спускались осыпи, особен­но мощные под скалой слева.

В глубине ущелье поворачивало вправо. Над поворо­том поднималась какая-то огромная скалистая вершина с заснеженным северным склоном. Можно было думать, что эта вершина и есть Чимтарга, но уверенности в этом у меня еще не было. Ясно было пока одно — пройти в ущелье правого верхнего Зиндона возможно.

Чимтарга из ущелья Зиндон

Удовлетворенный рекогносцировкой я вернулся к кост­ру уже затемно. Ужин был готов и рисунок окончен.

Наутро, оставив в прибрежных камнях продукты, предназначенные на обратный путь, мы отправились впе­ред. Бирюзовая гладь озера чуть искрилась от легкого ветерка, причудливые силуэты арчи оживляли суровость пейзажа. Преодолев довольно большой завал, преградив­ший ущелье на самом повороте, мы вышли на длинную и узкую галечниковую поляну, которая местами была по­крыта сухим мягким илом. Эта поляна была, по-видимому, дном когда-то бывшего здесь озера.

В самом начале поляны среди сплошной гальки рос огромный шарообразный ивовый куст, который мы издали приняли за большой валун. Откуда появился такой рос­кошный куст в этой каменной пустыне? Ведь даже стелю­щаяся низкорослая арча не пошла дальше последнего завала.

Впереди, в глубине ущелья, стояла огромная вершина, принятая мною вчера при разведке за Чимтаргу. Прямо перед нею обозначилось боковое ущелье, которое вело, по-видимому к ее северному гребню. Это ущелье я не за­метил вчера вечером из-за неблагоприятного освещения.

Галечниковая поляна в верхней части замыкалась до­вольно высоким древним моренным валом, с которого каскадами спадал шумный поток, растекавшийся потом по поляне и постепенно исчезавший в гальке.

Поднявшись на высокий уступ, мы спустились не­много и некоторое время шли по широкой долине, посте­пенно поворачивавшей на юг. По ее плоскому дну тихо струился прозрачный поток, небольшие лужайки с гу­стой зеленой травой подходили к самой воде, как где-нибудь на русской равнине, голубенькие незабудки до­полняли сходство.

Но вот полянки кончились, и мы, поднимаясь по кам­ням, поравнялись с боковым ущельем, верхняя часть ко­торого была заполнена ледником.

Куда идти дальше? Перед нами на юге была верхняя часть долины «верхнего правого Зиндона», замыкавшая­ся полукругом страшно крутых скалистых склонов. Над ними в левом углу, за склоном горы, которую мы прини­мали за Чимтаргу, поднималась высокая снежная вер­шина; в правом углу виднелась остроконечная вершина меньшей высоты. Этот вид показался мне очень знакомым. Я вспомнил, что такая фотография помещена в книге В.И. Соболевского, и быстро достал из рюкзака альбом, где у меня лежала репродукция с нее. Под ней стояла подпись: «Верховья р. Зиндон. Направо — верши­на г. Чимтарга (5632 м), налево — Пик 5170».

Верховья правого Зиндона

Мы были озадачены. Выходило, что Чимтарга — ни­чем не выделяющаяся остроконечная вершина в правом углу тупика, но это было явным недоразумением. Нам было ясно, что самой высокой из всех стоявших перед нами вершин была та, крутые склоны которой обрывались к боковому ущелью, обозначенный же на фото «Пик 5170» — был той вершиной, которую мы видели с вершины Ганзы рядом с Чимтаргой, к югу от нее.

А по Соболевскому все выходило иначе. Мы решили все же верить больше своим глазам и свернули влево, в боковое ущелье, чтобы по леднику подняться на север­ный гребень Чимтарги. Этот гребень мы видели с вер­шины Ганзы и из долины Арга и еще тогда решили, что путь на вершину Чимтарги нам следовало искать именно с этого гребня.

Между тем небо затуманилось, погода стала ухуд­шаться. Большое облако повисло над ущельем, пошел снег. Больше двух часов поднимались мы среди густо падавших снежинок, сразу же таявших на теплых кам­нях осыпи, и незаметно подобрались к языку ледника. Внезапно снегопад прекратился, облака раскрылись, скользнул последний луч солнца и озарил засыпанный свежим снегом ледник. Внизу ущелья стояла мгла, гу­стой туман покрыл все его дно и. пополз кверху. Стало холодно.

Северо-западный ледник Чимтарги

Мы выбрали на морене удобную площадку, расчис­тили ее и установили палатку. Так же, как и при подъ­еме на Ганзу, каждый из нас прихватил с собой по не­большой вязанке хвороста, и это позволило нам пригото­вить себе горячий, быстро согревший нас, ужин.

На следующее утро было холодно и туманно.

Пока Валентин готовил завтрак, я взобрался повыше на гребень морены и просмотрел в бинокль верхнюю часть пути. До самой низкой точки северного участка гребня, где он упирался в скалистую стенку небольшой узловой вершины1, было не так далеко, и путь до нее по леднику казался не сложным.

Я поделился результатами своей разведки с Валенти­ном, и мы рассчитали, что, устроив ночевку под скальной стенкой на гребне, на высоте примерно 5000 м, суме­ем в один день подняться до вершины Чимтарги и воз­вратиться обратно. Чтобы достичь намеченного места ночлега, нам нужно было набрать около 900 м высоты, но, не будучи уверенными в погоде, мы решили не торо­питься с выходом, тем более, что путь по леднику казал­ся не трудным, и мы рассчитывали затратить на него не более шести часов. В полдень мы свернули лагерь и от­правились дальше. Путь вначале действительно был не­сложным: сперва он шел по морене ледника, потом по леднику, покрытому слоем щебня, и дальше вновь по боковым моренам и «бараньим лбам» — гладким, отшли­фованным ледником и покрытым «пустынным загаром»1 плитам из мраморовидного известняка.

Но вот мы перешли на чистую и белую поверхность ледника. Склон стал круче, появились трещины — наше движение замедлилось, нам пришлось связаться, при­крепить к нотам кошки и надеть защитные очки. Опять посыпалась мелкая снежная крупа, но ветра не было, видимость не терялась и мы поднимались без оста­новок.

Чем выше, тем сложнее становился наш путь: лед сменился крутым, засыпанным свежим снегом, твердым фирновым склоном, который местами уже требовал ледорубной работы и страховки; стали попадаться скрытые трещины и перед каждым шагом приходилось прощупы­вать снег ледорубом.

Так, шаг за шагом, все выше и выше, одна веревка за другой, мы поднимались к гребню. Но уже начала чув­ствоваться высота: стало холоднее, дыхание чаще, дли­тельнее остановки для отдыха. Сзади за нами потянулась извилистая ленточка глубоких следов.

На время снегопад прекратился, и стало светлее. Вни­зу, за острыми скальными пиками в клубящихся обла­ках закатывалось солнце, небо стало пурпурным, снег фиолетовым, скалы черными.

После шести часов непрерывного подъема, шести ча­сов, полных физического напряжения и неослабного вни­мания, мышцы стали уставать, организм требовал отды­ха. Но гребень был близок — еще несколько трудных шагов, и под ногами захрустел щебень гребня. Здесь под высокой скальной стенкой мы остановились на ночь. По другую сторону гребня был обрыв в глубокую котловину, заполненную внизу ледником; вправо гребень с нависаю­щими в сторону обрыва колоссальными фирновыми кар­низами повышался и упирался в высокую скалистую ступень, за которой, насколько можно было увидеть в на­ступающей темноте, поднимался крутой снежный склон. Сама вершина была скрыта облаками.

Расчистив от снега щебенистую площадку и поставив палатку, мы раскололи захваченные с собой сухие арче-вые сучья и стали разжигать костер. Но те самые дрова, которые на километр ниже горели, как порох, здесь, едва разгоревшись, обугливались, дымили и гасли — для горе­ния не хватало кислорода. Мы пробовали расщеплять сучья на мелкие лучинки — все равно настоящего огня не было. Кое-как согрели себе по кружке воды и поужинали.

Утром встали с рассветом. Снаружи мороз в 6°, кру­гом облака, солнца не видно; не видно и вершины Чимтарги. Что делать? Идти на вершину или оставаться на месте и пережидать непогоду?

Пока готовили завтрак, облака начали расходиться, появилось солнце, сразу стало теплее, контуры гребня стали отчетливее и, наконец, показалась вершина. Мы подумали, что, может быть, погода разгуляется и реши­ли, что нам во всяком случае следует сделать попытку восхождения, так как пережидать непогоду на большой высоте не только неприятно, но и не безопасно. Долгое пребывание на большой высоте влечет за собой физиче­ское ослабление и резкое уменьшение сознания опасно­сти, притупление бдительности, а при непогоде увеличи­вается еще и опасность обморожения.

Быстро позавтракав и оставив все лишнее под палат­кой, мы связались, подвязали кошки, одели темные очки и тронулись в путь.

Снежный гребень, по которому мы шли, нависал ог­ромным фирновым карнизом над глубокой пропастью налево и падал крутым снежным склоном направо, к леднику, по которому мы вчера поднимались. Мы придерживались «золотой середины»: не приближались к краю карниза, но не заходили и на крутой правый склон гребня. Скоро путь нам преградила глубокая трещина, за которой поднималась высокая ледяная стена, — ее пришлось обойти, спустившись вправо на крутой склон. Дальше перед нами встала скальная стена с засыпанны­ми снегом уступами. Здесь нужно было быть особенно осторожным: с обеих сторон — более чем километровые обрывы, — неверный шаг, неточное движение могли по­влечь за собой падение в бездну.

Гусев медленно полез вверх, я, перекинув веревку через каменный выступ, постепенно выдавал ее, зорко следя за каждым его шагом. Выветрившиеся скалы не давали надежных опор, сорвавшиеся камни летели мимо меня в пропасть. Добравшись до небольшой площадки, Валентин очистил ее ледорубом от снега и щебня, хо­рошо укрепился и перекинул конец веревки, идущей ко мне, через небольшой скальный уступ. Теперь полез я, а товарищ, внимательно следя за каждым моим движе­нием, стал выбирать веревку. Вот мы стали рядом, я укрепился, и Гусев полез дальше.

Мне вспомнился наш подъем на Кырк-шайтан. Тогда гак же, как и теперь, каждый шаг требовал напряжен­ного внимания и взаимной физической и моральной под­держки. Но там было тепло, сияло солнце, легкая одеж­да не стесняла движения, дышать было легко. Внизу ле­жали поля, зелень, паслись стада, были люди.

А здесь... Опять нахлынули облака, посыпалась снеж­ная крупа; холод не позволял снять варежки, чтобы крепче держаться за скользкие обледенелые скалы; теп­лая одежда стесняла движения, разреженный воздух за­труднял дыхание; а кругом только снег, лед, туман, ска­лы и ни одной живой души.

Этот довольно трудный скальный участок отнял у нас много времени, хотя его и удалось нам преодолеть в три этапа, метров по 18-20 каждый. Мы успели заметить, что дальше за скалистым гребнем, который можно было обойти слева по неширокому фирновому карнизу, подни­мается небольшой снежный конус, и мы, вновь надев кошки, пошли к нему.

Облака спустились ниже, к ветру и снегопаду при­бавился туман, видимость стала ухудшаться, и когда мы обошли скальный гребень и приблизились к основанию снежного конуса, пропали даже ближайшие ориенти­ры. Мы остановились. Вновь встал вопрос: не вернуть­ся ли?

В том, что мы сумели бы добраться, хотя и с трудом, до вершины — у нас не было сомнений. Но целесообра­зен ли был бы подъем на нее в такую погоду? Что мы могли бы увидеть сверху? Ни фотоснимков, ни буссольных засечек сделать будет невозможно — смысл восхо­ждения наполовину пропадал. Но, с другой стороны, вершина была близка, и она тянула к себе с неудержи­мой силой. Стоять без движения стало холодно, нужно было на что-то решиться.

Тем временем ветер разорвал облака, на время про­яснилось; мы увидели путь подъема на снежный конус и без колебаний пошли вперед. Взобравшись по глубоко­му снегу, мы увидели за конусом продолжение снежного гребня и, ориентируясь по отдельным скальным обна­жениям, продолжали подъем.

Вот мы дошли до крайней точки гребня: слева крутой снежный склон, справа отвесные скальные обрывы, впе­реди пологое понижение. Не вершина ли это? Как будто она должна быть дальше, но там ничего не видно. Мы опять остановились: опасно идти неизвестно куда. Стоять без движения было холодно, мы стали размахивать ру­ками и пританцовывать, чтобы согреться.

Немного прояснилось, и мы за небольшим пониже­нием слева увидели новый подъем; обозначились конту­ры снежного гребня, на котором четким силуэтом встал «жандарм», похожий на огромный поднятый вверх кулак. Вершина где-то там, но ее по-прежнему не видно. Кру­тизна гребня возросла; снег на нем стал мягким и пуши­стым; мы шли, увязая местами по колена. Вот и «жан­дарм», его мы обходим слева. Впереди появился скали­стый выступ, похожий на вершину, но, подойдя к нему, мы увидели, что гребень, повышаясь, уходит дальше в туман к новому скалистому выступу; казалось ему не будет конца. Наконец, перебравшись через фирновую трещину и перевалив небольшой снежный конус, мы уви­дели сквозь пелену тумана слабые контуры небольшого скалистого выступа, на котором, как на постаменте, сто­ял тур с шестом. Это была вершина.

Мы знали от работников искандеркульской гидроме­теостанции, что в прошлом, 1936, году на вершину Чимтарги поднялась группа топографов и, очевидно, тот тур, что мы увидели, был сложен ими.

В 4 ч. 20 м. дня мы стояли на вершине, на высоте 5487 м, но ничего, кроме тура с шестом, не видели — нас окружала белая стена тумана. Морозный ветер не­много успокоился, и мы могли без риска отморозить руки, извлечь из тура консервную банку с «летописью» Чимтарги — записками восходителей. Мы узнали, что группа топографа Сибирцева совершила первовосхожде­ние на Чимтаргу по юго-восточному скальному ребру в августе 1936 г., а 2 сентября 1937 года, всего за 15 дней до нас, на вершину поднялась двойка москвичей, о которых мы уже слышали. Это были Казакова и Регель. Они поднялись по пути первовосходителей и оценили трудность маршрута по IV-А категории. Сравнив их путь восхождения с нашим, мы отметили, что нам удалось найти наиболее легкий маршрут, с примерной оценкой его трудности по II-Б категории.

Я спрятался от ветра за основание тура и засты­вающими от холода руками начал снимать копии с за­писок Сибирцева и Казаковой, а потом писать свою за­писку.

В это время Валентин стал исследовать бамбуковый шест: его заинтересовал звук, похожий на жужжание шмеля и происходивший как будто от ветра, но шест был гладкий и найти источник звука ему не удалось. Тогда он спустился немного ниже по- склону и стал при­слушиваться. И когда я, закончив писать, положил за­писки в банку вместе с фотографией своего маленького сына: пусть и он будет когда-нибудь покорителем Чим­тарги, Валентин мне крикнул, чтобы я провел рукой по шерстяной шапке. Сделав это, я услышал характерный треск электрического разряда. Я поскорее вложил банку с записками в тур и сбежал вниз к Валентину. Здесь мы оба отложили в сторону ледорубы, которые тоже начали гудеть и могли вызвать «ощутительный» разряд. Звук, казалось нам, начал усиливаться; при трении руки о шерстяную ткань к треску стало прибавляться легкое по­калывание, почувствовался болезненный зуд.

Мы поняли, что с вершины нам нужно как можно скорее уйти, и, с опаской, забрав свои ледорубы, быстро пошли вниз по знакомому уже пути, используя свои ста­рые следы, слегка занесенные снегом. Спустившись метров на сто, мы вышли из зоны грозовых явлений и по­шли медленнее. Погода немного улучшилась, туман поредел, ближайшие ориентиры были ясно видимы, и мы, не боясь сбиться с пути, шли без остановок.

Уже в сумерках подошли к спуску по скальной стене, опять сняли кошки и по очереди полезли вниз. Два этапа спуска прошли благополучно. На третьем Валентин, спу­скавшийся вторым, поскользнулся на промежуточной площадке и начал сползать к краю пропасти, но вовремя успел перекинуть веревку за выступающий камень, а я сумел вовремя ее натянуть и задержать его на пло­щадке.

Мы явно устали, а вдобавок к этому надвигалась темнота, нужно было сосредоточить всю волю, чтобы не сделать ошибки в движении, чтобы не сделать неверного шага в самом конце спуска. С величайшей осторожно­стью обошли мы опять трещину, разверзшую, как бы в ожидании жертвы, свою черную пасть, и вышли на гре­бень. Большое облако поглотило нас; медленно двига­лись мы в зыбком, озаренном луной, тумане. Вдруг я по­терял опору под ногами и повис над трещиной на широко разведенных локтях. Предупреждающий крик — Валентин натягивает веревку, и через минуту я выбира­юсь на твердый снег.

После этого мы пошли несколько левее и долго искали занесенную снегом палатку. Наконец мы нашли ее, рас­ставили и забрались в свои спальные мешки.

Утром сюрприз: тихая солнечная погода, небо безоб­лачное, воздух недвижим, тепло. Куда делись туман, мо­роз, леденящий ветер, пурга? Насколько интереснее бы­ло бы восхождение, как много могли бы мы увидеть с вершины, какие эффектные могли бы сделать фотосним­ки, если бы такая погода была накануне.

Вершина Чимтарги и часть нашего пути, отмеченного тонкой цепочкой следов, были прекрасно видны. На за­паде, за рядами понижающихся горных хребтов далеко внизу, в фиолетовой дымке лежала обширная равнина самаркандского оазиса; на востоке, не далее 8-10 км от нас, вставали одна за другой могучие вершины — «пятитысячники», не имеющие еще названий и ожидаю­щие еще исследователей и восходителей.

Вершина Чимтарги с севера

Вчерашний день, полный физического и душевного напряжения, сегодня вызвал небольшую реакцию — мы сидели, ласкаемые лучами солнца, и нам не хотелось двигаться.

Но я превозмог апатию и слазил на верх скальной стенки, под которой был наш лагерь. Оттуда на севере я увидел широкую впадину Куликалонских озер.

Сходил я и к тому месту гребня, где в запорошенной трещине чернела дыра, по краям которой были видны следы локтей. Это была предкарнизная трещина. Еще бы шагов пять-шесть и... вряд ли удержал бы меня Ва­лентин.

Между тем становилось все теплее, скалы, обращен­ные к солнцу, нагревались, снег на них быстро таял. Мы долго еще сидели на гребне; здесь так же, как и на вершине Ганзы, было хорошо и не хотелось уходить. Лишь во второй половине дня мы, не спеша, начали спу­скаться вниз.

К вечеру знакомым путем мы добрались до поворота ущелья Верхнего Зиндона к озеру Алло и там на мяг­ком ложе из сухого ила галечниковой полянки, у одино­кого ивового куста остановились на ночь. Мы нашли дрова, разожгли костер и опять, как после спуска с Ганзы, радовались возвращению к теплу, воде и зелени.

Через день, спустившись по долинам Зиндона, Амшу-та и Вору, мы к вечеру уже были в Кштуте, где нас приветливо встретил начальник гидрометеостанции, Ва­дим Иванович Васьковский.

Второй этап нашего путешествия был закончен.