Непростая должность

Вскоре меня расконвоировали[3]и предложили жить за зоной в вольнонаемной бане. Бывшего работника уволили за воровство и теперь там требовался надежный заведующий и кассир.

Незадолго до того, как с меня сняли конвой, я познакомился с заключенным, который работал прорабом. Он знал, что я верующий – Свидетель Иеговы. Наше знакомство дало ему возможность разглядеть во мне честного и хозяйственного человека. Он сообщил обо мне лагерному начальству как о соответствующей кандидатуре на место завхоза. Я, не посоветовавшись с братьями, принял это предложение. Это включало ответственность за чистоту в жилых помещениях и на территории лагеря, а также руководство обслуживающим персоналом – более пятидесяти человек. Я не подумал о том, что этот персонал – заключенные, люди самого разного сорта. Не учел, что в этой бригаде есть десять воров в законе, которые вовсе не работают, но хотят жить лучше. Мне постоянно приходилось приспосабливаться. Кому‑то приказывать, кого‑то просить или действовать иными методами, чтобы добиться результата. Приходилось идти на контакт даже с ворами, просить их о помощи. А договориться с ними было проще, чем с начальством. Быть в лагере среди того контингента хоть каким‑то начальником и оставаться при этом христианином стоило невыносимых усилий. Там другие манеры, другой язык, другой мир.

Работа и отношения потихоньку наладились. Приезжали две комиссии, которые признали лагерь лучшим по чистоте. Начальство оставалось мною довольно, вынесли благодарность с занесением в личное дело. Прораб тоже был доволен, ведь он меня рекомендовал. Я же старался избавиться от этой не совсем подходящей христианину обязанности, обращался к начальству, но они и слушать не хотели. Тогда я начал сознательно игнорировать некоторые их указания. Одно из них – лагерь в выходной день должен был выйти на субботник косить траву для конюшни. Должна была выйти и моя бригада. Я собрал мужчин лет пятидесяти, человек двадцать, и пошел косить траву вместе с ними. Это было нарушением, поскольку я должен был постоянно находиться в лагере и смотреть за ним хозяйским глазом. А я оставил его на целый день. Вечером, когда возвращались в лагерь, нашу бригаду встречали у ворот с музыкой: мы накосили больше, чем все остальные. Заместитель начальника лагеря Яковлев вызвал меня вечером к себе и говорит: «За косьбу благодарю, а за то, что оставил лагерь без хозяйственника, – пять суток изолятора». – «Разрешите идти, гражданин начальник?» – «Иди». Я пошел в изолятор. Там дежурил работник из моей бригады. Спросил его, есть ли свободные места в изоляторе, он сказал, что есть. «Тогда дай мне матрас, одеяло и подушку, я пойду отдыхать». Он спросил: «А постановление есть? Без постановления я не могу принять». – «Постановление будет, Яковлев распорядился дать мне пять суток изолятора, значит, будет постановление». – «А за что?» – «Давай постель, я пойду отдыхать. Я сегодня потрудился на косьбе». – «Да, я слышал, как вас встречали с музыкой. Иди, отдыхай». Так я и сделал.

Тот же начальник, Яковлев, на следующий день захотел поговорить со мной по поводу одного помещения. Послал посыльного, тот искал меня по всему лагерю и не нашел. Вернулся к начальнику и доложил, что поиски не увенчались успехом, нигде нет. Начальник по телефону звонит в изолятор и спрашивает, нет ли у них Мокрицкого. Там отвечают: «Он сказал, что Вы дали ему пять суток и что будет постановление». – «Я накажу тебя за то, что ты принял его без постановления, мало ли что он тебе сказал? Теперь слушай, что я тебе скажу. Чтобы Мокрицкий был у меня через десять минут, под твоим личным конвоем». Тот привел меня, и Яковлев начал кричать: «Ты что же хозяйничаешь? Что ты себе позволяешь?» – «Гражданин начальник, вы сказали про пять суток изолятора. Я спросил, идти ли. Вы сказали: иди. Я понял, что идти в изолятор. Кроме того, в лагере говорят, что «Яковлев зря трепаться не любит: сказано – сделано». – «Так говорят?» – «Да, так говорят», – ответил я. – «Правильно говорят. Но на сей раз я тебя прощаю. Нарушишь еще раз – десять получишь». Но как же уйти с этой должности? Я все больше убеждался, что эта работа не для меня.