Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава четырнадцатая. Старший лейтенант Зобов не спешил соглашаться со своими подчиненными





 

Старший лейтенант Зобов не спешил соглашаться со своими подчиненными. Легко, словно перекатываясь, в новеньких, еще негнущихся валенках и кремовом полушубке с ослепнтельно белым воротником, то и дело сбивая ушанку то на затылок, то на глаза, он обходил всю оборону батальона, выискивая нужные огневые. В ходе этой рекогносцировки он и наткнулся на Жилина и Засядько, которые терпеливо лежали в кустарнике, выслеживая вражеского снайпера.

— А-а… Снайперята, бойкие ребята, — рассмеялся Зобов. — Либо дождик, либо снег, либо стрелим, либо нет. И давно выслеживаете?

Он стоял в рост, а сзади, присев на колено, чернел его связной из артразведчиков — в шинели, надетой поверх стеганки, в ватных брюках и валенках. Он казался толстым и неповоротливым. Костя чуть не взвыл от обиды; только устроились, замаскировались, а тут эти… со своими байками.

— Вы бы присели, товарищ старший лейтенант… Снайперы шалить не любят.

— Где тот снайпер, где передовая? — засмеялся Зобов. — Будет он сюда стрелять. — Он вздохнул, передвинул шапку на затылок и спросил:

— Твоя фамилия, помнится, Жилин?

— Жилин, — проклиная все на свете и опасаясь за жизнь Зобова, ответил Костя. — А что?

— Да вот думаю — одной стежкой бегаем, а никак не познакомимся.

Костя аж побелел от злости и от страха за Марию.

— Шли бы вы, товарищ старший лейтенант, от греха подальше, — процедил он. — А то я, обратно, за вас не ручаюсь.

— А ты что, раньше ручался? — уже недобро усмехнулся Зобов и не спеша пошел к следующей куртинке полузанесенных снегом кустарников.

Когда он отошел. Костя перевел дух и выругался. Что за привычка у людей не держать язык за зубами! Засядько сказал:

— Средний командир ведь… Должен понимать, что позицию размаскировал… Может, сменим?

— Нет. Они прошли, — значит, и снайпер и наблюдатели могут подумать, что тут ничего нет, — отрезал Костя.

Он лежал и думал о Марии. Скрывать свои отношения долго они не смогут. На передовой хуже, чем в деревне — все все знают, не спрячешься. Как тогда? Что о ней скажут? Что скажут мужики о нем, Костя представлял: похвалят. Не растерялся парень. А ей каково?

И вдруг пришла странная мысль: а может, Мария нарочно напросилась в их батальон?

Сладкая волна обожгла его, и на глазах навернулись слезы благодарности. Он не спрашивал, как она очутилась в батальоне, а она не говорила. Надо все выяснить. Все!

Потому что дело завязалось всерьез. Тут уж не просто так, шуточки… Выходит — любит, собой рискует…

Костя задумался и вздрогнул, когда правее, там, куда шел Зобов, раздался вскрик раненого. Костя сразу понял, что ранен связной Зобова — он хорошо виден на снегу, — а уж потом понял, что не слышал выстрела; задумался. Что стрелял снайпер, которого они стерегли, Костя не сомневался. Он понимал, что следить сейчас за позициями противника бесполезно, — снайпер наверняка скрылся в укрытии. И он с надеждой посмотрел на Засядько. Но тот приник к оптическому прицелу и молчал — значит, тоже не заметил.

Ну, ладно. Засядько только привыкает к настоящей снайперке, а он… Опытный человек, командир — и позволил, чтобы почти рядом с ним ранили бойца. Пахло позором еще похлеще, чем тот позор, который случится, если откроются их отношения с Марией. И тут он выругался, потому что понял — он все время думает о ней и все сводит к ней.

— Откуда стрелял? — отрывисто спросил он у Засядько.

— Вы ж слышали… Вроде из дзота — звук слабый. Хоть маленькое, но оправдание — слабый звук. Мог и не заметить.

— А вспышки выстрела не видел?

— Нет, не заметил.

Левее, там, где лежали в засаде Джунус и Кислов, раздался выстрел, и к бугорку протянулась трасса. Она погасла в снегу, а может, в амбразуре. Сейчас же раздалось два выстрела: теперь стреляли оба. Потом еще левее тоже прогремели два выстрела — били Малков и Алексей Кропт.

Жилин все понял: Жалсанов ждал, что первым выстрелит Костя, — снайпер бил в его секторе. Но командир промолчал, и Жалсанов решил правильно: командир не заметил врага, и выстрелил сам хотя бы для того, чтобы нагнать страха, дать знать фрицу, что он под наблюдением, пусть стережется. Малков тоже поступил правильно: ударила одна пара, ее следовало поддержать огнем, чтобы рассредоточить внимание противника. Все действовали правильно, грамотно, как договаривались. Один только командир оплошал, потому что думал. Думал о Марии. Впервые так нежно и так благодарно, и впервые из-за нее пролилась чужая кровь.

Нет, это было не так — кровь пролилась не из-за нее. Из-за нее не удалось отомстить за эту кровь. Да и не обязательно сразу — фриц тоже человек умный, обученный. Можно было найти и многие другие объяснения, но Жилин ощущал свою вину: мог — и не сделал. Состояние было почти такое же, как в тот день, когда был убит комбат Лысов: никто не знал, как сложится бой, но Костя чувствовал — если бы он был рядом с комбатом, тот, может быть, остался жить. Ом тяжело вздохнул и ответил на молчаливый вопрос Засядько:

— Не стреляй. Зачем открывать огневую? Сейчас мы уже его не достанем.

В сумерках они последними вернулись в тыл. Рабочий по кухне лениво колол сырые дрова, повар ругался с ездовым, который привез не полную бочку воды. Из кухонной землянки слышался смех Марии. Сердце екнуло, и Костя заглянул в землянку. Мария чтото крошила на доске, а на плите, в сковородке, жарилась заправка для вечернего супа. У плиты сидел Кислов н говорил что-то смешное. Лицо у него, освещенное огнем из подтопка, было лукавым. Он увидел Жилина, поднялся, чтобы встретить командира, но Костя опустил плащпалатку и прикрыл дверь.

Теперь сердце не екало. Оно колотилось гулко, ощутимо. Во рту появилась горечь.

А что, собственно, знал Костя о Марин? она была в оккупации. Она видела и знала немцев. Как она вела себя с ними, если может вот так спокойно и весело хохотать с Кисловым, которого и знает-то… Впрочем, и его она знала…

И тут Костя, к своей чести, рассмеялся — горько, но рассмеялся: надо же, до какой чуши можно додуматься. Кислов в отделении стал вроде старшины. Значит, он и должен отираться возле Марии — все-таки «блат» на кухне. И ей удобней подбрасывать снайперам дополнительные блага. Но все-таки… Все-таки на душе было неспокойно, н Костя решил выяснить все. Что «все», он еще представлял слабо.

В уже протопленной землянке сидел один Джунус.

Он курил у печи, и волны дыма, выслаиваясь, легко и красиво вплывали в скупо освещенное поддувало. Его темное, не столько скуластое, сколько круглое, с прямым тонким носом, лицо с острыми, косого разреза темными глазами было бесстрастно. Он не взглянул на Костю, затянулся и, не изменяв ни позы, ни выражения лица, жестко, отрывисто сказал:

— На войне одно думать надо.

Он наверняка хотел сказать несколько иное и, наверное, долго примерял к русскому языку то, что хотел сказать, и вот получилась эта фраза. Костя понял его: иначе Джунус сказать не мог — он предупреждал командира, предупреждал товарища. Казах Джунус знал суровые законы войны, знал, что нарушать их не имеет права никто и никогда. Костя вышел из казачьего рода и тоже знал эти законы, и он чувствовал, что уже нарушил их. Не по своему почину, но нарушил. И сегодня пролилась первая кровь. Она осталась неотмщенной. Джунус, умный, бесстрашный, молчаливый Джунус понял, что произошло на огневой и почему.

— Ты прав, — устало сказал Костя, — обратно, прав…

Он сел рядом, бросил в топку полено и стал сворачивать цигарку. В поддувало падали угольки, на мгновение освещая их покойные, темные лица — совсем непохожие и очень одинаковые лица степняков из рода воинов.

Пожалуй, на всем белом свете не было сейчас более близких и нужных. друг другу людей, чем эти двое, чужих этой глинистой, промерзшей земле, этим занесенным снегом перелескам, скованным морозом болотам, но опять-таки не только разумом, но и опытом предков понимающих, что именно здесь они на месте, необходимы и что, самое важное, все это, не, так давно чужое, теперь тоже свое, родное и таким останется во веки веков. И как они. впитали в себя память степных предков, так впитанное ими. здесь, на этой подмосковной, калужской. или смоленской земле, они передадут своим потомкам…

— Плохо дело, комсомольцы-москвичи, — усмехнулся Костя — Что ж будем делать?

Джунус не ответил. Он считал, что сказанные Костей слова — пустые слова. Мужчина, воин должен уметь решать все сам. Только сам. А товарищ, друг должен помочь. И Джунус ждал решения… Оно пришло. Костя уже мог принимать такие решения — горячка любви остывала и помощь Джунуса не требовалась. Просто Костя не пошел к Марии.

 

Date: 2015-09-24; view: 271; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию