Дерьмо, а не компасы!

Валил снег, весна наступила неожиданно, так бывает только в наших краях. Тут и там пришвартованы лыжи и санки, а на березках уже зеленеют листочки – это значит, через пару дней наступит самое настоящее лето. Каждый год в это время у нас проводится грандиозный день спорта, так называемый день Линга, названный в честь Пера Хенрика Линга, того, что придумал шведскую гимнастику. В этом году мы будем шастать среди зеленых березок и пугать зверье в поисках оранжевых щитов.

Ничего не имею против спортивного ориентирования. Отличная игра, в более взрослом возрасте это называется поиск кладов. В тот день у Пии было странное настроение, она была вся какая‑то взвинченная, то и дело нервно кривила рот.

Пока мы ждали, когда организаторы дадут отмашку, она развлекала небольшую толпу людей из нашей параллели рассказами о том, как ее колбасит от спорта.

– Матери приходится прятать от меня спортивную обувь, – вещала Пия. – Я подсела на морфины, которые выделяются в теле, ну вы понимаете, о чем я. От них становишься таким бодреньким и не чувствуешь боли. Как же они называются? А, ну да, вы меня поняли, я раб эндорфинов. Если я хоть час не занимаюсь спортом, у меня начинаются ломки! Я умоляю мать, чтоб она меня отпустила хоть один кружочек вечерком пробежаться. «Мамочка, хоть один круг, ну пожалуйста, я ведь могу остановиться в любой момент, стоит только захотеть…» А она зачем‑то кроссовки прячет. Что мне еще остается, приходится тайком отжиматься и прыгать с трамплина в сортире.

Единственным, кто действительно повелся на весь это бред, был Калле Кула, парень из ее класса, который был таким одержимым спортсменом, что даже головной мозг у него превратился в сплошные мускулы.

– Чё, серьезно? – переспросил он вне себя от восхищения. – И сколько тебе удалось сбросить? Чё‑то ни разу не видел тебя в качалке!

– В качалке? Ты что, думаешь, я хожу в такие места?! Это для любителей. Я из тех немногих посвященных, которые тайно поклялись на черепе Линга, что будем использовать свои силы только во славу Божью! Я переношу пожилых тетушек через дорогу или тяжелых пациентов в больнице. Еще я помогаю одиноким мамашам таскать детские коляски на четвертый этаж. Что скажешь, Калле, айда с нами? Глядишь, и от тебя человечеству будет польза. В твоей потной действительности появится смысл!

Калле вытаращил глаза. Вокруг них столпился народ, все заржали.

Не знаю почему, но мне это не понравилось. Пия вела себя как‑то странно. Она говорила так, будто для нее это было важно, голос ее дрожал. Она словно бы изо всех сил старалась привлечь тех, кто хохотал, на свою сторону. В конце концов мы один за другим, по дорожке пустились в путь, я шла рядом с ней. У нас были многозначные номера.

– Зачем ты подняла на смех этого несчастного бестолкового кекса? – спросила я. – По‑моему, он по уши погряз в своей спортивной петрушке, у него своих проблем хватает!

– Мне нужен козел отпущения, – вызывающе ответила Пия. – У меня сегодня паршивое настроение. Он был очень кстати, этот низколобый кретин с животом в кирпичиках. Просто попался под горячую руку!

– У тебя что, ПМС?

Пия только посмотрела на меня и ухмыльнулась недоброй ухмылкой.

– Наоборот! – ответила она.

Наоборот?

Пии назначили время старта, и она пустилась в путь, держа карту и компас, а я минут десять бежала за ней следом.

Маршрут был простой. Я преодолела его за сорок пять минут, но Пии у финиша не было.

Через двадцать минут я сказала об этом организаторам:

– Наверно, что‑то случилось! Пия до сих пор не пришла, хотя прошло уже больше часа!

Из‑за куста, где Калле Кула подставлял свои мускулы солнышку, послышался грубый смех. Он, разумеется, снял рубашку и собрал вокруг себя кучу поклонниц.

– Небось придумала себе новый вид спорта! Скажите, пусть подождет в лесу, я к ней скоро приду, помогу упражняться.

Я промолчала. К финишу подгребли последние бедолаги, и я пошла исследовать маршрут задом наперед. Пии нигде не было. Я стала ходить кругами и звать ее.

Без толку.

Пора было ехать домой. От школы был заказан автобус, который уходил через четверть часа. Я позвала громче: «Пия‑а‑а! Пи‑я‑а!»

Пока я там бегала, спотыкаясь в прошлогодней листве и кричала в пустоту, у меня появилось нехорошее предчувствие. Скоро что‑то случится. Мне казалось, будто земля под ногами разверзлась, – или это я уже потом вообразила?

Под конец я нашла ее. Довольно далеко от маршрута увидела под деревом синий спортивный костюм. Она сидела, согнувшись в три погибели и обхватив руками колени, словно маленький мячик. Пия смотрела перед собой невидящим взглядом. Казалось, она меня не слышала.

– Пия, что с тобой? Тебе плохо?

Она посмотрела на меня так, будто все это время знала, что я где‑то рядом, но у нее были дела поважнее. Взгляд был совершенно отсутствующим. Снова это каменное лицо.

– У меня карта неправильная, – пробормотала она. – Вечно у них с картами что‑то не то. Ни фига не найдешь, мы ж тут впервые! Блин!

И она зарыдала, судорожно всхлипывая.

Я была окончательно сбита с толку. Даже представить себе не могла, что Пия способна плакать.

Я осторожно погладила ее по спине:

– Что с твоей картой? Да плюнь ты на свой результат! Отец шведского спорта умер сто лет назад!

Пия ничего не ответила. Я прекрасно понимала, что соревнования здесь ни при чем, но не знала, как еще ее утешить и что у нее в голове. Думала, она сама об этом заговорит, но она молчала.

Сделав глубокий вдох, Пия встала.

– А компасы у них – просто дерьмо! – сказала она, помахав компасом на шнурке, и пустилась по направлению к лесу. – Ну что, пошли?

Ночью мне снился кошмарный сон о той самой доске с отверстиями из детского сада. Когда я пыталась забить четырехугольный брусок в четырехугольную дырку, он разбивался на крошечные кусочки, потому что был из стекла. Мне стало так жутко. Когда я проснулась, сердце чуть не выскочило из груди.

Что значит «наоборот»?

ИЮНЬ