Функционалисты о социальной стратификации

В послевоенные годы основополагающим принципом стра­тификационных концепций стал функционализм. Т. Парсонс, Л. Уорнер, Б. Барбер и другие авторы этого направления истол­ковывали социальное неравенство как «функционально необ­ходимое для сохранения общества, части которого рассматрива­лись как объединенные и взаимозависимые в системе, находя­щейся в равновесии» [Хинкл, Бесков, 1961, с. 436].

Большой интерес представляет личный вклад Т. Парсонса в проблему стратификации. Хотя он не занимался ею специ­ально, тем не менее ему принадлежит заслуга формулирования ряда положений о социальной стратификации на самом высо­ком уровне обобщения. Парсонс считал, что сущностью стра­тификации в любом обществе является относительная мораль­ная оценка, система ценностей, в терминах которой оценива­ются различные социальные единицы. Что же касается крите­риев такой оценки, то Парсонс находился здесь под влиянием уорнеровской традиции и его системы субъективных оценок. Далее Парсонс разрабатывал классификацию условий, в соот­ветствии с которыми тот или иной вид деятельности или те или иные человеческие качества оцениваются выше, чем другие. Эти условия зависят от главной тенденции данного общества, которая может заключаться в том, что общество стремится к достижению поставленных целей или же акцент делается на сплочение и интеграцию.

Одним из основных вариантов приложения общей теории функционализма к проблемам социальной стратификации яв­ляется концепция К. Дэвиса и У. Мура. Как и Т. Парсонс, они утверждали, что их теория объясняет функциональную необ­ходимость и универсальное наличие стратификации в каждом обществе. Под стратификацией они понимали неравномерное распределение материальных благ и общественного престижа. Это неравномерное распределение определяется функцио­нальной важностью (значимостью) позиции. Важность пози­ции может быть, по их работам, истолкована двояко: в субъек­тивном значении — позиция важна потому, что люди признают

ее таковой, в объективном — позиция важна вне зависимости от того, что считают люди, в этом смысле важность позиции суть отражение власти, места в иерархичных структурах соци­альной организации.

В трудах Дэвиса и Мура впервые не с оценочных и морали-заторских позиций, а с позиций научного анализа был раскрыт феномен социальной стратификации. «Как ни странно, — писали ученые, — главная функциональная необходимость, объясняющая универсальное существование стратификации, связана с тем, что любое общество сталкивается с неизбеж­ной проблемой размещения индивидов и стимулирования их внутри своей социальной структуры. Как функционирующий организм, общество должно каким-то образом распределять своих членов по различным социальным позициям и побуж­дать их выполнять обязанности, связанные с этими позиция­ми. Оно должно, следовательно, гарантировать себе два разных уровня стимулирования: исподволь возбуждать у нужных ин­дивидов желание занять определенное положение; и уже у за­нявших данное положение — желание выполнять связанные с ним обязанности.

Хотя социальный порядок может носить относительно устойчивый характер, всегда налицо постоянный процесс ме­таболизма, поскольку одни индивиды рождаются, другие ста­реют, третьи умирают. Их втягивание в систему социальных позиций должно быть как-то организовано и мотивировано. Это одинаково верно как для системы, основанной на кон­куренции, так и для неконкурентной системы. Для системы, основанной на конкуренции, большое значение имеет моти­вация достижения определенного положения, для системы же, основанной не на конкуренции, большое значение имеет мо­тивация выполнения обязанностей данного положения, но для всех систем необходимы оба типа мотиваций.

Если бы обязанности, связанные с разными социальными позициями, были бы одинаково приятными индивидам, оди­наково важными для существования человеческого общества и требовали одинаковых талантов или способностей, то было бы все равно, кто какое положение занимает, и проблема определе­ния места в обществе потеряла бы свое значение. Однако в дей-

Ми

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

ствительности это очень и очень важно, кто и какое положение займет. Это важно не только потому, что некоторые социаль­ные позиции по природе своей более приятны, чем другие, но также и потому, что некоторые из них требуют особых талантов или специального обучения, а некоторые функционально бо­лее важны, чем другие. Необходимо также, чтобы обязанности, связанные с некоторыми социальными позициями, выполня­лись с тем усердием и прилежанием, которых требует их зна­чимость. Поэтому общество неизбежно должно располагать, во-первых, какими-то видами выгод, которые можно было бы использовать в качестве стимулов, а во-вторых, иметь в своем распоряжении какие-то способы неравномерного распределе­ния этих выгод (вознаграждений) в зависимости от занимае­мых позиций. Вознаграждение и его распределение становятся частью социального устройства и, в свою очередь, порождают (являются причиной возникновения) стратификации.

Могут спросить, какими видами вознаграждения рас­полагает общество для того, чтобы распределять свои кадры и обеспечивать наиболее существенные функции? Во-первых, в его распоряжении есть предметы, обеспечивающие средства существования и комфорт; во-вторых, средства для удовлетво­рения различных склонностей и для развлечения; и наконец, средства для укрепления чувства собственного достоинства и самовыражения. Последнее — в силу социального характера человеческой личности — является в основном функцией мне­ния других индивидов, но тем не менее занимает место наря­ду с двумя другими. В любой социальной системе все три вида вознаграждения должны распределяться дифференцирован­но в соответствии с занимаемыми социальными позициями. В определенном смысле вознаграждения как бы "встроены" в социальные позиции. Они состоят в "правах", связанных с этими позициями, плюс то, что можно назвать сопутствующи­ми благами. Часто права и иногда сопутствующие блага функ­ционально связаны с обязанностями, присущими данной со­циальной позиции...

Если права и сопутствующие блага, присущие различным социальным позициям в обществе, должны быть неравны­ми, то и общество, как следствие, должно быть стратифици-

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

рованным, потому что это и есть именно то явление, которое мы обозначаем термином "стратификация". Таким образом, социальное неравенство является тем неосознанно развивае­мым средством, при помощи которого общество обеспечивает выдвижение на важнейшие позиции наиболее компетентных лиц...» [Davis, Moore, 1945, p. 242-249].

Таким образом, Дэвис и Мур предложили следующие ба­зовые идеи, которые уже полстолетия служат источником дис­куссий.

1. Некоторые позиции в обществе функционально более важны, чем другие.

2. Только небольшое число людей в любом обществе об­ладает способностями, дающими возможность выполнять эти более ответственные функции.

3. Чтобы побудить одаренных людей нести нелегкие на­грузки, овладевать знаниями и навыками, им общество откры­вает доступ к дефицитным и необходимым благам.

4. Этот неравный доступ к благам (дефицитным ресур­сам, например, уникальным средствам поддержания здоровья) приводит к тому, что разные страты пользуются неодинаковым престижем и уважением.

5. Престиж и уважение плюс права и преимущества созда­ют институализированное неравенство, т.е. стратификацию.

6. Следовательно, социальное неравенство между страта­ми по этим признакам позитивно функционально и неизбежно в любом обществе.

Изложенные идеи далеко не всегда подтверждаются фак­тами реальной жизни. Дело в том, что присвоение благ и услуг обладателями собственности и власти зачастую неадекватно затратам труда и проявленным дарованиям. Признав функцио­нальность собственности и власти как базовых категорий нера­венства, а также отказавшись от иллюзий существования меха­низмов справедливого размещения людей соответственно спо­собностям, мы можем принять основные идеи Дэвиса и Мура.

В. Веселовский, известный польский социолог, в своей критике функциональной теории стратификации особое вни­мание обратил на механизм мотивации, побуждающей людей к профессиональной подготовке, являющейся условием высоко­го ранга позиции (по доходам, престижу и власти). Он считает,

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

что теория Дэвиса и Мура прежде всего внеисторична. Она ис­ходит из представления об устойчивости человеческой натуры, постоянства и универсальности существующих систем во всех человеческих общностях. Дэвис и Мур полагали, что образова­ние и профессиональная квалификация являются ценностями-средствами, а доходы и престиж — ценностями-целями. Между тем образование и квалификация сами по себе в современных обществах являются ценностями-целями. Таким образом, де­лает вывод Веселовский, неравномерное распределение до­ходов и престижа не является само по себе «функциональной необходимостью» для общества (см.: [Дэвис, Мур, 1968, с. 194— 212; Moore, 1963; Wesolovski, 1966, p. 129-162]).

К этому следует добавить, что функционалисты стремились отделить социологические законы от экономических. Особенно странно это выглядит в стратификационных концепциях. Как метко выразился американский социолог Райт Миллс, «трудно, например, вообразить более бесплодную процедуру, чем ана­лиз... стратификации в Соединенных Штатах в терминах "го­сподствующей системы ценностей", не принимающей во вни­мание известную статистику жизненных шансов, основанную на уровнях собственности и дохода». Далее он отметил, что при рассмотрении реальных ситуаций как у Т. Парсонса, так и у дру­гих функционалистов «внезапно возникает вся экономическая и профессиональная структура, понимаемая в чисто марксист­ских понятиях, а не в понятиях нормативной структуры, проек­тируемой высокой теорией. Это вызывает надежду, что высокие теоретики не полностью потеряли контакты с исторической ре­альностью» [Миллс, 1959, с. 416-417].

Сказанное не снимает позитивной оценки выдающегося вклада функционалистов в создание подлинно научного под­хода к изучению проблем социального неравенства. Не случай­но, что, несмотря на многолетнюю критику (вполне справедли­вую), не сложилось и поныне равноценного функционализму научного направления, по-иному и более глубоко объясняю­щего сущность социальной стратификации.

Если осмыслить в определенной исторической перспек­тиве место функционалистов на временной шкале социологии неравенства второй половины XX в., то оно отчетливо задано твердой защитой присущей тогдашней Америке системы со-

циального иерархического неравенства как функционально оправданного экономической и социальной (гарантированной стабильностью) эффективностью существующего социально-экономического порядка. Логика священности частной соб­ственности здесь впервые подкреплена четко обоснованным принципом меритекратизма отбора и закрепленности инди­видов в их социально-производственной позиции. Тем самым уже устоявшаяся система рузвельтовско-труменского курса высокого налогообложения привилегированного меньшин­ства здесь подкрепляется и отказом от наследственного закреп­ления позиций в деловых организациях, а по связанности по­следних с государственными организациями — регулирование карьер по всей совокупности позиций в мире бизнеса и поли­тики по критериям дееспособности на основе полученного об­разования и тестирования реальной практикой компетенций в выполнении функций.

' 5.6. Классы и слои в современной,: теории стратификации¹ ц-

Этап позитивных оценок открытости западного общества с его широкими возможностями вертикальных социальных перемещений, пришедшийся на 1940-1960-е гг., благодаря оправданной критике слева исчерпал себя к концу 1960-х гг.

Стремление наиболее продвинутых представителей интел­лектуальной и политической элиты Запада повысить эффектив­ность капиталистической системы за счет применения в про­цессах социальной мобильности и модернизации социальных верхов принципа меритократизма вызвало в основной массе представителей национальных элит яростное сопротивление. О технологиях этого противостояния и написаны известные работы как неовеберианцев во главе с Дж. Голдторпом, так и неомарксистов во главе с Э.О. Райтом, а также в работах фран­цузских социологов во главе с П. Бурдье. Wellfare state с само­го начала стал ареной ожесточенной борьбы за ограниченные

¹ Данный раздел написан совместно с моим коллегой и неоднократным со­автором Г.А. Ястребовым.

JUL

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

ресурсы. Расширение возможностей выходцев из низов, бур­ный рост среднего класса с его увеличивающимися и эконо­мическими, и политическими притязаниями были расценены в консервативно-буржуазных кругах как угроза стабильности самой системы. Отсюда и неовеберианство с четким доказа­тельством: рост стандартов потребления рабочих не приводит их массово к смене ценностных ориентации на переход в ряды среднего класса. Последовали блестящие опусы Голдторпа с его группой, Гидденса и т.д. В те же годы Бурдье доказал, что, несмо­тря на широко распространенные требования равенства возмож­ностей, элиты приспособили новые стратегии, чтобы обеспечить свою преемственность от поколения к поколению. Система со­циализации подрастающего поколения, включая технологии об­разования, была ключевым моментом в этих стратегиях.

Первый вопрос, который возник при рассмотрении про­блем стратификации, — это вопрос о классах. С самого начала следует учесть, что многие авторы пишут преимущественно о классах, не употребляя термин «страты». Один из распростра­ненных подходов к анализу этих категорий в их взаимосвязи таков. Классы есть частный случай страт. В любом историче­ском обществе было социальное неравенство. Соответственно существовали и группы людей, которые в чем-то значимом для них как членов данного общества были расположены выше или ниже других групп (например, на шкалах власти, собственности, престижа, богатства, физической силы, образования и т.д.).

К каким же из группирований людей современные сто­ронники европейского классового подхода к анализу систем неравенства относят понятие «класс»? Одну из трактовок предлагает современный британский социолог Джон Скотт в своей книге «Stratification and Power» (1996). По его мнению, в тех случаях, когда местоположение группы людей оказывает существенное влияние на жизненные возможности членов со­циальной группы, то эта группа — не просто страта, а социаль­ный класс. Если в обществе все страты являются социальными классами, то оно может быть охарактеризовано как классовое общество. Таково капиталистическое общество [Scott, 1996].

Для таких авторов, как Дж. Скотт, классовое членение есть один из видов (или форм) социальной стратификации. Но в литературе широко представлен и другой подход, согласно ко-

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

торому в современных обществах классовое разделение людей предшествует (или существует параллельно) стратификацион­ному, под которым понимается статусная иерархия. Статус же, как известно, ассоциируется с уважением и престижем, и, сле­довательно, статусные позиции распределяются в соответствии с традициями, правилами, нормами, предписаниями и госу­дарственной политикой. В этом подходе классы не рассмат­риваются как частный случай стратификационной иерархии.

Классовый подход нередко противопоставляют страти­фикационному (из множества трактовок понятия «класс» мы останавливаемся здесь на более традиционном — социально-экономическом). Особенно это характерно для американских социологов.

Включение в поле социологического анализа социального неравенства/стратификации наряду с классом и социального статуса является правильным для научного исследования. Но столь же значимо различение этих категорий и реальных яв­лений, стоящих за ними. К сожалению, эти категории нередко смешивают, подменяют классы, т.е. социально-экономические образования, статусными группировками. Между тем различие между классом и статусом зародилось давно и имеет длинную историю. Средневековые авторы в основном описывали окру­жающий их социальный мир, используя образы и лексику со­словий, представлявших собой официально признанные кате­гории людей. Индивиды, принадлежавшие к этим сословиям, занимали определенную позицию в статусной иерархии.

Переход от средневековых обществ к индустриальным.привел к социальным изменениям, в ходе которых статусная стратификация уступила место классовой. Такова доминирую­щая линия в научной европейской литературе. Европейские авторы обычно пишут, что лишь представляя жизнь классов, можно понять процессы, протекающие в современном им об­ществе. Классы определяются как экономические категории, занимающие определенную позицию в системе производства и принимающие участие в борьбе друг с другом. Возникновение классов видят в неравной собственности и доходах, создающих основные формы социального деления.

Основное направление американской социологии, с дру­гой стороны, объединяло эти две идеи в единую концепцию,

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

в которой основное внимание уделялось социальной позиции и соответствующему ей престижу и минимизировался эко­номический аспект. Таким образом, в американской социо­логической мысли слово «класс» используется (в тех случаях, когда оно вообще используется) для обозначения социального ранжирования и определения социального положения, соот­ветствующего каждому уровню социальной иерархии, которое Вебер называл статусом.

Эта путаница отражает нежелание многих американских исследователей рассматривать классы как коллективно орга­низованные социальные группы. Вместо этого подчеркивается открытый характер американского общества.

Доминирующее мнение университетских профессоров-традиционалистов таково: в американском обществе — обще­стве возможностей — люди могут с легкостью перемещаться по иерархической лестнице вверх и вниз. По мнению, преоб­ладающему в американском социологическом сообществе, класс — это устаревшая идея, родившаяся в XIX столетии и являющаяся неуместной для понимания прогрессивного ин­дустриального или постиндустриального обществ. Тенденции полной модернизации ведут к устранению классовых различий и способствуют возникновению общества, в котором достоин­ства и способности имеют большее значение, чем социальное происхождение. Принадлежность к какому-либо классу пере­стает играть решающую роль при социальной идентификации индивида в обществе, ее замещают пол, этничность и т.д.

Класс как таковой мертв, появляются новые способы идентификации индивидов — таково основное положение представителей бывшего весьма распространенным в конце XX в. течения постмодернизма.

Таким образом, постмодернисты выступают как скепти­ки в отношении сохранения классов или крупных социальных слоев, поскольку, по их мнению, классовый подход не отража­ет фрагментацию и изменчивость современного потребления. При этом они часто ссылаются на то обстоятельство, что люди в своей повседневной жизни не отождествляют себя с каким-либо классом, как на аргумент отсутствия классов. Однако, конечно, это на деле не доказательство, что классовые отноше­ния как объективная реальность исчезли.

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

Конкретная критика постмодернистов в адрес сторонни­ков классового подхода была связана прежде всего со слабой эмпирической состоятельностью критериев классовой ситуа­ции, принятых в классических и неоклассических подходах, а также иррелевантностью этих критериев в контексте перехо­да к формам социального расслоения, характерным для нового типа общества.

Во-первых, они обратили внимание на то, что в процессе доведения классических теорий до такой степени концепту­альной проработки, при которой основанные на них классовые модели начинают более или менее адекватно отражать факти­ческую социальную и экономическую дифференциацию в об­ществе, постепенно сходит на нет «классовый» характер этих самых теорий, т.е. речь в этом случае идет уже не о классах как таковых, а о профессиональных и статусных группировках.

Во-вторых, введение дополнительных измерений классо­вого положения и его последующее «расчленение» приводит к тому, что получаемые группировки утрачивают свою объяс­няющую способность применительно к другим измерениям социального неравенства. Это вынуждает сторонников клас­сового анализа включать в свои аналитические модели наряду с собственно классовым положением такие переменные, как пол, раса, возраст и пр., что, по мнению постмодернистов, ста­вит под сомнение релевантность классовых членений [Pakulski, 2005, р. 153-154].

Однако, оставив в стороне мнение о том, что подобную аргументацию вряд ли стоит считать доказательством исчезно­вения классовых отношений как объективной реальности, сле­дует указать на ограничения, с которыми сталкивается пред­ложенная постмодернистами рамка при анализе неравенств в некоторых современных обществах. Вполне вероятно, что применительно к обществам, развивающимся в логике пере­хода от индустриальной фазы к постиндустриальной, от модер­на к постмодерну, претенциозные гипотезы о многомерности и усложнении стратификации могут быть вполне обоснован­ными. Но как быть с обществами, не подпадающими под эту классификацию? Ведь до недавнего времени описанная дина­мика изменений изучалась исключительно на примере посте-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

пенной трансформации западных стран, а потому и сценарий этой трансформации рассматривается в качестве универсаль­ного при интерпретации изменений, происходящих в «менее развитых» странах. Однако никем из апологетов постмодер­низма не уделяется должного внимания анализу неоднород­ности институциональных предпосылок, определяющих срав­нительные успехи или провалы такой модернизации в тех или иных обществах. В этой связи, например, далеко не очевидно, что усиление и переплетение неклассовых принципов диффе­ренциации, о растущей роли которых рассуждают постмодер­нисты, является следствием перехода к обществу «постмодер­на», а не проявлением неких универсальных для глобализиру­ющегося мира тенденций, не связанных с вектором развития конкретного общества. В результате этого от внимания ис­следователя ускользает не только внутренний механизм этого развития, но и приводящие его в действие конкретные соци­альные акторы. Признание «классовой смерти» постмодерни­стами, по существу, равнозначно признанию «конца истории» по Ф. Фукуяме [Fukuyama, 2006], т.е. либерализма как системы социально-экономических отношений, у которой не осталось никаких жизнеспособных альтернатив. Однако сегодня почти не вызывает сомнения, что ни нынешний Китай, ни нынеш­няя Европа, ни даже Америка не готовы примириться с отсут­ствием альтернатив собственному развитию.

Кроме того, предположение о несущественности классо­вых делений в постиндустриальных обществах представляется определенным лукавством в свете блестящего анализа, кото­рый развивает в своих работах один из наиболее влиятельных современных социологов Мануэль Кастельс. Он одним из пер­вых обратил внимание на феномен усиливающейся в развитых западных странах фрагментации работников на малочислен­ную информациональную (т.е. высококвалифицированную, работающую преимущественно в инновационных отраслях) и родовую рабочую силу, представленную наиболее массовой группой работников. Этот процесс сопряжен с крайне нерав­номерным распределением ресурсов между двумя группами, вследствие чего основные слои среднего класса не только те­ряют свои сегменты на рынке труда, но и сталкиваются со сжа-

Глава 5.

Основные вехи становления теории социального неравенс

тием ресурсной базы для воспроизводства собственного соци­ального статуса и передачи части накопленного социального и человеческого капитала следующим поколениям. С другой сто­роны, так называемые золотые и даже платиновые воротнички концентрируют в своих руках значительную часть богатства и обладают высоким социальным престижем. Происходит это, по мнению Кастельса, вследствие перехода постиндустриаль­ных обществ к новому, информациональному способу произ­водства, в котором главным источником роста производитель­ности становятся информация и знания [Castells, 2010]. Что это, как не основа для нового классового деления?

Оппонируя концепциям смерти социального класса, Гордон Маршалл, профессор Оксфордского университета, в 1997 г. отмечал, что классовый анализ ныне, вероятно, более жизнеспособен, чем когда-либо в его долгой социологической истории. Социальный класс столь же важен для понимания индустриальных обществ конца XX в., как он был настоятель­но необходим для анализа обществ начала XX в., по важней­шим характеристикам — обществ-двойников. Другое дело, что макроструктурные классовые разделения конкретизируются в социальных ресурсах и жизненных шансах, вытекающих из исторически складывающихся специфических гражданских, рыночных и трудовых ситуаций, в которые включаются инди­виды. В современном мире жизненные шансы людей все боль­ше зависят от ресурсов образования, культурного и социально­го капиталов [Marshall, 1997].

Описанная выше ситуация означает, что в работах многих социологов концепция класса является открытой для несколь­ких интерпретаций — как статусная группа, как профессио­нальная группа, как группа по доходу и группа власти, т.е. по­нятием класса охватываются неоднородные социальные объ­екты в зависимости от того теоретического контекста, который вкладывают в этот термин различные авторы.

Различен и смысл, вкладываемый разными авторами в тер­мин «социальный слой». Большинство социологов обозначают этим термином общественную дифференциацию в рамках ие­рархически организованного общества. Зачастую содержание термина ничем не отличается от содержания, вкладываемого в

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

термин «класс». В тех же случаях, когда данные понятия разли­чают, термином «страта» обозначают группы внутри «классов», выделенные по тем же основаниям, что и сами «классы».

П. Сорокин как-то заметил: «Класс наделал своим теоре­тикам не меньше хлопот, чем национальность. И в этом случае попытки "схватить этого Протея" оказывались не более успеш­ными: "класс" либо ускользал и ускользает из пальцев своих теоретиков, либо, пойманный, превращается в нечто столь неопределенное и неясное, что становится невозможным от­личить его от ряда других кумулятивных групп, либо, наконец, сливается с одной из элементарных группировок» [Сорокин, 1993, с. 357]. Эти слова, написанные более 80 лет назад, совер­шенно не устарели и сегодня.

Наиболее интересные авторы стремились не игнориро­вать идеи ни сторонников классовых теорий, ни их оппонен­тов. В этом отношении плодотворен подход германского (бри­танского) социолога Ральфа Дарендорфа. Он подчеркивал, что страты образуют иерархическую систему (иерархический кон­тинуум), отличаясь друг от друга постепенными различиями. Класс же — это всегда категория для целей анализа динамики социального конфликта и его структурных корней, и поэто­му он может быть четко отделен от страты как категории для описания иерархических систем в данный момент времени [Darendorf, 1976, р.76].

Однако заметим, что проведенные исследования страти­фикации также не были ограничены ни поверхностью обще­ства, ни его статикой и притязали на то, чтобы объяснить сущ­ность общественной жизни. Лишь с помощью фундаменталь­ных законов функционирования и развития социальных орга­низмов может быть дан анализ и классов с их конфликтами, и страт с их взаимодействиями и противоречиями.

Проблема разграничения теорий стратификации и клас­совой структуры интересно интерпретирована И. Краусом. «Стратификация и классовое деление, — пишет он, — разные структуры отношений. Стратификация — понятие описатель­ное, подразумевающее некую упорядоченность членов обще­ства на основе какого-нибудь подходящего критерия, вроде дохода, образования, образа жизни, этнического происхожде-

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

ния... Классы... являются конфликтными группами, которые, объединяясь, оспаривают существующее распределение вла­сти, преимуществ и других возможностей... классы формиру­ются, когда совокупность индивидов определяет свои интере­сы как сходные с интересами других из той же совокупности и как отличающиеся и противостоящие интересам другой сово­купности лиц...». Краус подчеркивает важную роль в процессе формирования класса собственной идеологии и создания клас­совой организации. В этом явно чувствуются отголоски зна­комства с марксистскими понятиями «класс в себе» и «класс для себя», выработанными для характеристики процесса фор­мирования пролетариата и подчеркивающими огромную роль в этом процессе субъективного фактора.

Краус иначе, чем Маркс, представляет себе объективные факторы, обусловливающие существование классов. В марк­систской теории это прежде всего место в исторически опреде­ленной системе общественного производства, у Крауса — от­ношение к каким-либо социальным благам; поэтому любая страта, выделенная по произвольно выбранному признаку, яв­ляется потенциальным классом (своего рода «классом в себе»), а любая осознавшая общность своих интересов и организаци­онно оформившаяся страта превращается в действительный класс (т.е. «класс для себя»). Основной вопрос, с точки зрения Крауса, как «принадлежавшие к страте становятся представи­телями класса» [Kraus, 1976, р. 12, 15-16].

Представляется, что для понимания разницы между классовым и стратификационным подходами целесообразно на время забыть об эклектических и компромиссных совре­менных интерпретациях. Сопоставим классы в марксистской теории и страты в функциональной теории. В чем тут разни­ца? Признание класса означает признание антагонизма, про­тивоположности интересов больших общественных групп. Признание же страт означает признание определенных разли­чий между людьми по каким-то признакам, различий, которые приводят к слоевому размещению индивидов в обществе при продвижении их снизу вверх.

Марксистская теория классов занимается разделением общества, выявлением общественных противоположностей,

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

а теория стратификации — общественной дифференциацией. В первом случае выделяются элементы дезинтеграции, внутрен­них антагонизмов, тогда как дифференциация предполагает целостность общества, его функциональную неразделимость. Теория классов проводит разделение общества по альтерна­тивным признакам на властвующих и подданных, эксплуата­торов и эксплуатируемых, на владельцев средств производства и на лишенных их, тогда как теории стратификации разделяют общество на основе одной или нескольких черт, имеющихся в наличии в каждой из групп, но в различной степени (так, все имеют какой-то доход, но только различных размеров, и все в обществе имеют какой-то престиж, но не одинаковый).

В теории классов специфические экономические, поли­тические и культурные интересы являются именно тем, что отделяет друг от друга классы, а в теории стратификации ка­тегория «интересы» вообще не присутствует, а если в исключи­тельных случаях и присутствует, то не является обязательным атрибутом социальных слоев.

С точки зрения приверженцев концепции К. Маркса, клас­сы являются объективно данными, т.е. они существуют незави­симо от сознания и представлений как их членов, так и внешних наблюдателей. Сознание классового отчуждения марксистами рассматривается не как критерий для выделения класса, а как высокая ступень в развитии самого класса (переход от «класса в себе» к «классу для себя»). В большинстве же стратификаци­онных подходов сознание самих членов выделенных слоев или внешних наблюдателей играет главную или, по крайней мере, существенную роль в дифференциации общества.

Современные сторонники марксистской теории клас­сов отказались от тезиса о растущей общественной поляри­зации. Их классовые схемы, сохраняя экономический детер­минизм, все в большей мере отражают растущее усложнение общественных структур и рост значения и доли средних слоев (классов). (Достаточно в этой связи вспомнить теорию и схемы классовой структуры Э.О. Райта, речь о которой пойдет ниже.) Одновременно последователи стратификационных подходов все чаще принимают в расчет конфликтологические аспекты классового подхода.

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

В этом отношении характерны обобщающие работы бри­танских социологов. Так, в книге Энтони Гидденса «Социология» соответствующая глава так и названа: «Стратификация и клас­совая структура». Родовым понятием выступает стратификация, а классы — как видовое понятие, частный случай стратифика­ции. Рассматривая проблемы стратификации и неравенства в современных западных обществах, Э. Гидденс именует основ­ные социальные группы классами, но описывает их не во вза­имном противостоянии, а как ранжированные общности («выс­ший класс», «средний класс», «низший класс») [Giddens, 1995, р. 205-241].

Надо заметить, что в исследованиях по проблемам соци­ального неравенства в мировой социологической науке с кон­ца XX в. наступила пауза, заполненная добротными эмпири­ческими изысканиями с расширением географии их проведе­ния, но без новых концептуальных откровений. По-прежнему доминирует европоцентристский подход, игнорирующий цивилизационное разнообразие социального неравенства. Отсутствуют теории, объясняющие системы социальных не­равенств в мире, разделенном на глобальную информацион­ную и старую индустриальную экономики. Нет сложившихся и признанных в научном сообществе концепций, объясняющих процессы трансформации социальных иерархий в постсоциа­листических обществах, отнюдь не во всех случаях движущихся по направлению к капитализму (см., например: [Lane, 2007]).

Подтверждением сказанного служат материалы дискус­сий, прошедших в начале 2000-х гг. на страницах академических журналов («American Journal of Sociology», «Acta Sociologica»). В них приняли участие такие авторитетные представители раз­личных научных и идейных направлений, как Дж. Голдторп, Э. Соренсон, Э.О. Райт, Д. Груски, Д. Скотт и др. Их теоре­тические конструкты, подтвержденные многолетними иссле­дованиями как в собственных странах, так и в сравнительных международных исследованиях, близки к жизненным реалиям современного мира. В любом случае все дискутанты призна­ют надобность изучения реальных социальных неравенств на основе выявления реальных групп в современном обществе как обладателей определенных реальных ресурсов (благ).

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

Перечень этих благ, на основе которых и складывается, и воспроизводится неравенство, практически неизменен. Он включает экономические ресурсы (владение землей, предпри­ятиями, рабочей силой и т.д.); политические (власть в обще­стве, на рабочем месте и т.д.); социальные (доступ к высокоста­тусным социальным сетям, социальным связям, ассоциациям и клубам); престижные («хорошая репутация», слава, уваже­ние, этническая и религиозная чистота); человеческие ресурсы (человеческий капитал) — мастерство, компетенция, обучение на работе, опыт, формальное образование, знание; культурные ресурсы (культурный капитал) - практика потребления, прису­щая людям с высоким общественным положением; «хорошие манеры»; привилегированный образ жизни. Как утверждает Дэвид Груски (и мы с ним согласны), перечисленные блага, ресурсы исчерпывают все основные существующие варианты (другими словами, «сырье») для построения стратификацион­ных систем [Grusky, 2001, р. 3-5 1J.

Спор в этой профессиональной среде касается соотноше­ния традиционных классовых исследований (как в неомарк­систской, так и неовеберианской интерпретации) и предло­женной современными американскими авторами (Д. Груски и др.) модели социальных классов как профессий (occupations), выступающих фундаментальными единицами эксплуатации. Авторы этой модели утверждают, что являются последователя­ми Э. Дюркгейма, который предсказал, что профессиональные ассоциации постепенно станут звеном между государством и индивидом. По их мнению, когда марксистские идеи пере­стали быть популярными, ученые стали переходить к разным версиям веберианства и постмодернизма, т.е. к подходам, ни один из которых не уделял должного внимания структуриро­ванию общества на основе профессий (occupations) [Sorensen, 2000, p. 1523-1558; Wright, 2000, p. 1559-1571; Goldthorpe, 2000, p. 1572-1582; Rueschemeyer, Mahoney, 2000, p. 1583-1591; Grusky, Weeden, 2001, p. 203-218, 2002, p. 229-236; Scott, 2002, p. 23-36; Goldthorpe, 2002, p. 21 1-216].

Переход к такому дезагрегированному уровню анализа со­циального неравенства оправдан авторами тем, что на эмпири­ческом уровне позволяет схватить «реальные» различия в об-

разе жизни, обеспеченности ресурсами и поведении, вызван­ные действием локальных профессиональных (occupational) субкультур. В свою очередь Груски и Уиден исходят из факта институционализированное™ профессии, т.е. ее встроенно-сти в социальную структуру общества, что на уровне реального наблюдения проявляется в деятельности различных профес­сиональных ассоциаций, существовании гласных и негласных кодексов или профессиональной этики, активности социаль­ных движений, преимущественно идентифицируемых по про­фессиональным признакам (вспомнить хотя бы участившиеся в последнее время в Европе выступления врачей, учителей, работников транспорта и т.д.). Кроме того, авторы отмечают, что профессия или специальность остаются одним из глав­ных социальных идентификаторов для работников. Категории профессий прочно укоренились в структуре индустриального общества, в то время как агрегированные классы представляют собой лишь абстрактные конструкты, интересные для исследо­вателей, но не самих работников.

С другой стороны, несмотря на это, объектом критиче­ского переосмысления Груски и Уидена прежде всего являлись не классы в традиционному понимании, а, как это ни стран­но, отрицаемое постмодернистами существование классов как таковых. При этом именно защитники традиционного клас­сового анализа — как неовеберианцы, так и неомарксисты — выступили в качестве основных критиков смелых идей амери­канских социологов. Пожалуй, самой спорной их идеей была признана идея редукции классов, поскольку в этом случае ис­следователи теряют взгляд на общество «с высоты птичьего по­лета», который важен для классового анализа, позволяющего предвидеть и объяснять реакции и поведение достаточно боль­ших общественных масс в зависимости от изменений, которые претерпевает общество в своем развитии.

Однако, не отбрасывая идеи о связи профессионального признака, а точнее рода занятий (occupation), с классовой при­надлежностью, отметим, что нам представляется более обос­нованным доминирующий у европейских социологов подход, который в ходе последних обсуждений с наибольшей прозрач­ностью и последовательностью был выражен Дж. Голдторпом. Он исходит из идеи, что в первую очередь классовые позиции

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

определяются статусом занятости, а именно отношениями найма в индустриальном обществе, где соблюдаются принци­пы экономической и технологической рациональности.

Голдторп — абсолютный приверженец веберианского под­хода, он утверждает, что рыночный механизм, обеспечиваю­щий распределение людей по местам в системе общественного разделения труда, является главной причиной их неравенства. При этом (и здесь наблюдается, пожалуй, единственное сход­ство с марксистским подходом у Голдторпа) им выделяются три основные классовые позиции: наемные работники, рабо­тодатели и самозанятые. Работодатели покупают рабочую силу и тем самым получают некоторую власть над наемными работ­никами, наемные работники вынуждены продавать свою рабо­чую силу работодателям, тогда как самозанятые представляют собой в известной степени автономных работников, поскольку работают исключительно на себя, иногда прибегая к найму до­полнительной рабочей силы.

Однако более важным с точки зрения изучения обще­ственной дифференциации, как признает сам автор данной концепции, является неравенство, возникающее внутри наи­более массовой группы наемных работников. И в этой свя­зи Голдторп вводит новый дифференцирующий критерий, который напрямую связан с характером трудовых отноше­ний, — тип трудового контракта, регулирующего занятость. Концептуальное обоснование введения дополнительного кри­терия заключается в существовании естественных рисков, с ко­торыми сталкиваются работодатели при заключении контрак­та с работником, а именно невозможность полностью контро­лировать их деятельность и специфичность навыков и знаний, ценность которых для некоторых типов занятости возрастает прямо пропорционально длительности найма. Все эти условия учитываются работодателем и определяют соответствующий характер трудового контракта.

Голдторп утверждает, что выделенные таким образом классы различаются по специфическим для каждого из них ограничениям и возможностям, в число которых входят те, ко­торые оказывают влияние на индивидуальную экономическую безопасность, стабильность и перспективы. Однако в некото­рых его приложениях концептуализация классов применяется

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

также для анализа внутри- и межпоколенной социальной мо­бильности (см., в частности, результаты масштабного проекта по изучению социальной мобильности в промышленно разви­тых странах (CASMIN) [Вгееп, 2004]).

Возвратимся к различению классов на основе специфиче­ских отношений найма. Рабочий класс выделяется Голдторпом на основании рабочего контракта (англ, labour contract), где, как правило, фиксируется факт покупки работодателем опре­деленного количества рабочей силы, труда, выражаемого в часах или объеме работы. Это предполагает, что расходуемый работником труд легко поддается измерению, и потому ри­ски, связанные с мониторингом его деятельности, невелики. В результате заключения такого контракта между рабочим и работодателем устанавливается ставка заработной платы (англ, wage) как определенный «формат» материального вознаграж­дения, получаемого рабочим за свой труд.

В случае когда работодатель сталкивается с необходимо­стью найма высококвалифицированных работников (так на­зываемый «сервис-класс», состоящий, как правило, из менед­жеров и профессионалов различного уровня), он прибегает к совершенно иному типу контракта, основанному на сервисных отношениях (от англ, service relationship). Поскольку работни­ки названной категории представляют, как правило, довольно высокую ценность вследствие обладания специальными зна­ниями и навыками, работодателю выгоднее обеспечить с ними как можно более длительное сотрудничество (не говоря уже о потенциальном увеличении отдачи от их деятельности, свя­занной со специфичностью обладаемых ими активов). Кроме того, мониторинг деятельности высококвалифицированных специалистов в отличие от мониторинга менее сложных ви­дов труда, разбивающихся на рутинные операции, сопряжен с определенными трудностями (невозможность напрямую из­мерить «затраченные усилия», количество производимого про­дукта и т.д.). В связи с этим работодатели стремятся адекватно мотивировать таких работников, предлагая им помимо со­лидных вознаграждений всевозможные бонусы и привилегии (соцпакеты и проч.) и подкрепляя перспективы карьерного ро­ста и увеличения заработков более длительными контрактами.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Поэтому, в частности, в отличие от рабочих в трудовых кон­трактах представителей так называемого сервис-класса' оплата труда устанавливается в форме вознаграждения (от англ, salary) за соответствующие услуги.

Занятость остальных работников, которых объединяют промежуточные виды занятости, регулируется смешанными контрактами (от англ, mixed relationship), которые сочетают элементы вышеупомянутых контрактов. Характер таких кон­трактов, по Голдторпу, дифференцирован в зависимости от сте­пени автономности труда, квалификационных требований и перспектив дальнейшего продвижения, связанных с конкрет­ным видом деятельности.

Схема классов Голдторпа, разработанная им совместно с коллегами Р. Эриксоном и Л. Портокарреро и справедливо но­сящая соответствующую аббревиатуру EGP, получила широкое распространение не только в национальных стратификацион­ных исследованиях (прежде всего в европейских странах), но и в ряде сравнительных исследований. В развернутом виде дан­ная классификация представлена в табл. 5.2.

Как правило, исследователями используется 7-классовая схема EGP, классы в которой пронумерованы соответствующи­ми римскими цифрами. На более высоком уровне агрегирования классы I и II объединяются в сервис-класс, VI и VII — в рабочий класс, III и V — соответственно в промежуточные. Существуют, однако, другие версии агрегирования классов Голдторпа. Так, например, в некоторых исследованиях V класс (низкоквалифи­цированные технические специалисты и супервайзеры работ­ников физического труда) и класс Illb (так называемый низший средний класс) иногда включаются в состав рабочего класса, что обосновано схожестью условий труда и рыночной ситуацией представителей соответствующих категорий работников.

¹ Или «класса служащих», что, впрочем, не является точной переводческой интерпретацией используемого Дж. Голдторпом обозначения service class, по­скольку служащие (или клерки) как работники нефизического труда, выполняю­щие рутинные операции, не требующие высокой квалификации, определены им в отдельную категорию, объединенную в промежуточный класс (англ. — intermediate class). Иначе сервис-класс в модели Голдторпа также именуется как salariat (в пер. с англ. — работники, работающие за гонорары или вознаграждение, в противовес тем, кто работает за почасовую заработную плату).

183 Таблица 5.2 Классы в схеме Голдторпа—Эриксона—Протокареро

184 Окончание табл. 5.2

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

185 Однако сам Голдторп в своих последних работах справедли­во отмечает, что его схема описывает структуру неравенства, ха­рактерную для современных (англ, modern) обществ с развитым рынком труда [Goldthorpe, McKnight, 2006, p. 111]. Одновременно тем самым он оппонирует концепции «смерти классов» [Pakulski, Waters, 1996; Bauman, 2001; Beck, 1992], сторонники которой считают, что в обществах постмодерна класс перестает быть зна­чимой формой неравенства, уступая место различиям в потре­блении и социальной идентификации на основе ассоциации с комплексной мозаикой статусных групп: религиозные сообще­ства, социальные движения, множественные городские субкуль­туры и т.д. Для Голдторпа экономический базис, определяющий основу класса, является незыблемым. Это подтверждают резуль­таты его собственных многолетних эмпирических исследований [Goldthorpe, McKnight, 2006, p. 113-129, 1987], в которых он по­казывает, что принадлежность к определенному классу (как от­ражение реальной ситуации на рынке труда) по-прежнему в зна­чительной степени определяет риски, связанные с безработицей, а также уровень материального вознаграждения, на который мо­гут рассчитывать работники соответствующего типа.

Вместе с этим из самой постановки, что неравенство клас­совых ситуаций определяется неравным положением, занимае­мым индивидами на рынке труда, следует ограниченная приме­нимость концептуальной схемы Голдторпа для анализа обществ, условно говоря, не совсем рыночного типа. В данном случае имеются в виду общества, в которых рынок как форма взаимо­действия между покупателями и продавцами так или иначе при­сутствует, однако уровень развития институтов, определяющих рациональность и эффективность этого взаимодействия, на­ходится в прямой зависимости от специфических культурно-исторических условий развития общества как социальной си­стемы в целом. В частности, к таковым могут быть отнесены постсоциалистические общества, испытывающие определенные трудности с формированием полноценного рынка труда вслед­ствие унаследованных от социалистической системы институтов найма и моделей поведения, ограничивающих конкуренцию¹.

¹ В связи с вышесказанным особого интереса заслуживает недавнее иссле­дование А. Р. Бессуднова, применившего операционализацию классов по схеме Дж. Голдторпа для анализа характеристик найма в неформальном секторе россий­ской экономики. В частности, автор утверждает, что именно в неформальном сек-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

186 Одним из наиболее распространенных критических за­мечаний в адрес Дж. Голдторпа является то, что в отличие от марксистов он не выделяет в отдельную социальную группу крупных собственников, «сливая» их с высококвалифициро­ванными наемными работниками и управленцами высшего звена. Связано это, по признанию самого Голдторпа, с тем, что крупные собственники в массовых опросах, как правило, представлены настолько незначительным числом респонден­тов, что попросту нет смысла выделять их отдельно, посколь­ку анализ распределения параметров собственности, доходов, жизненных шансов и пр. внутри данной группы будет сопря­жен с высокими ошибками вследствие ничтожности выбор­ки. Концептуально же это обосновано тем, что интересы и социально-экономическая ситуация крупных собственников и высококвалифицированных работников сферы обслуживания (менеджеров и профессионалов), как правило, имеют мно­го общего [Goldthorpe, 1990, р. 435; Erikson, Goldthorpe, 1992, p. 40-41].

В этом отношении серьезную альтернативу взглядам Дж. Голдторпа представляет подход одного из наиболее по­следовательных современных неомарксистов Эрика Олина Райта. Из теорий социального неравенства, построенных на исходных позициях К. Маркса, именно концепция известного американского социолога Э.О. Райта приобрела наибольшую известность. Его получившие признание публикации относят­ся к 1970-1990-м гг.

Райт, как впрочем, и все последователи Маркса, акценти­рует внимание на том, что главное разделение людей на соци­альные классы в современных обществах по-прежнему заклю­чается в неравенстве доступа к средствам производства. Это разделение обусловливает противоположность интересов — главный источник неравенства социальных отношений, что является одной из основных причин, почему данное разделе­ние не может быть проигнорировано [Wright, 2005, р. 4-30].

торе, где условия найма максимально приближены к рыночным вследствие услов­ности формальных ограничений, основные положения концепции Голдторпа со­ответствуют реальным отношениям, которые складываются между работодателем и работником. Это предположение подтверждается автором эмпирически с помо­щью прямого тестирования конструктной валидности применяемой им классовой схемы. Однако, несмотря на это, стоит признать, что вопрос о ее применимости для анализа дифференциации всей совокупности экономически активного насе­ления сегодня по-прежнему остается открытым [Бессудное, 2010, с. 246-260].

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

Вслед за Марксом Райт полагает, что в классовой структу­ре современного (капиталистического) общества как и прежде доминируют два основных класса — рабочие (наемные работ­ники) и капиталисты (владеющие средствами производства). Интересы капиталистического класса противоположны инте­ресам рабочих постольку, поскольку капиталисты заинтересо­ваны в присвоении части труда рабочих в форме прибавочной стоимости. В то же время такие понятия, как универсальный гарантированный базисный доход и устойчиво низкая норма безработицы, отражают коренные интересы рабочих и, более широко, согласно классической идее марксизма — универ­сальные интересы людей.

Таким образом, отношения эксплуатации, лежащие в осно­ве фундаментальной противоположности интересов рабочих и капиталистов, считает Райт, не потеряли своего значения и уж тем более никуда не исчезли. Американский социолог придер­живается Марксовой точки зрения на эксплуатацию как ключе­вой концепт для понимания природы классовых отношений.

Классовая эксплуатация раскрывается им через три прин­ципа:

• материальное благополучие одной группы непосред­ственно зависит от материальных лишений других;

• асимметричное исключение эксплуатируемых из сферы до­ступа к необходимым производственным ресурсам (что, как пра­вило, закреплено соответствующими правами собственности);

• трансформация неравенства в сфере доступа к средствам производства в материальное неравенство (неравный доступ к материальным благам), из чего следует, что благополучие экс­плуататоров зависит не столько от лишений, которые испыты­вают эксплуатируемые, сколько от трудовых усилий последних [Wright, 1997, р. 10].

Из этого, по признанию самого Райта, следует, что важ­нейшей проблемой современного классового анализа являет­ся распознавание классовых отношений, основанных на соб­ственности на средства производства. Фактор собственности, по Райту, в современном капиталистическом обществе помимо капиталистов и рабочих как таковых определяет существова­ние еще одной группы — мелкой буржуазии, которая в ряду с двумя другими рассматривается как реальная классовая пози-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

ция в обществе с рыночными отношениями, но существующая вне капиталистических средств производства.

Однако, следуя аргументам упоминавшегося выше Голд-торпа, применение схемы Райта для анализа современных ка­питалистических обществ в таком прямом виде вполне логич­но приведет к тому, что чрезвычайно большая группа занятого населения будет отнесена к массовой группе эксплуатируемых. Таким образом, возникает проблема размещения средних сло­ев — людей, которые не обладают собственностью на средства производства и потому вынуждены продавать свою способ­ность к труду, но при этом не являются частью рабочего класса как такового, а также всех тех индивидов, чьи трудовые усилия не оплачиваются капиталистами.

Идейное расширение взглядов К. Маркса, предложенное Э.О. Райтом и позволяющее более точно описать характер диф­ференциации в современном обществе, заключается в том, что эксплуатация обусловлена не только неравенством во владении средствами производства, но и различиями в степени владения организационными и квалификационными активами, а также степенью автономности труда.

Первый из предложенных им дополнительных критериев классовой позиции — участие в управлении (англ, relation to authority) — включает контроль чужого труда, а также контроль над денежным и материальным капиталом. Сочетание макси­мумов этих видов контроля в совокупности с собственностью на средства производства исчерпывающе характеризует клас­совую ситуацию буржуазии.

В то же время критерий участия в управлении позволяет Райту объяснить классовую позицию менеджеров и управля­ющих разного уровня, суть которой заключается в осущест­влении управления, делегированного им капиталистами для контроля за производственным процессом. Из этого следует противоречивость их положения в системе классовых отно­шений, т.е. они одновременно могут быть рассмотрены в ка­честве представителей как класса капиталистов, так и класса рабочих. В первом случае их близость обоснована осуществле­нием функции господства над рабочими (контроля чужого тру­да), во втором случае они так же являются контролируемыми

и эксплуатируемыми капиталистами в процессе производства. Таким образом, чем более высокое положение управляющий занимает во властной иерархии, тем ближе его интересы к ин­тересам собственников, и наоборот.

Еще одним измерением классовой позиции работников яв­ляется уровень квалификации (англ, credentials) как интеграль­ная характеристика, отражающая обладание специальными уме­ниями и знаниями и определяющая специфический вид власти. Этот критерий позволяет выделить классовую позицию профес­сионалов (экспертов, специалистов). Умения, по Райту, явля­ются «неотчуждаемым» ресурсом по сравнению с «отчуждаемой собственностью (средствами производства)». Такие очевидные различия в ресурсах способны формировать две альтернативные системы эксплуатации: одна основана на «капитале», другая — на «квалификации». Райт отмечает, что местоположение про­фессионалов, обладающих знаниями и дипломами, также как и управленцев, является двойственным, близким одновременно как собственникам, так и рабочему классу.

В общем виде концептуализация классовых ситуаций, пред­ложенная Райтом, представлена в рис. 5.1 [Wright, 1997, р. 25].

Введение дополнительных критериев эксплуатации позво­лило Райту, в частности, «вписать» в свою схему так называемые средние классы, которые занимают промежуточные позиции между традиционными классами капиталистов и рабочих. Так, на основании неравенства в степени автономности труда в схеме нашлось место традиционному среднему классу, т.е. мелкобур­жуазным собственникам, которые, с одной стороны, выступают либо как наниматели, либо как работники, занятые индивиду­альной трудовой деятельностью, а с другой — не относятся к числу крупнокапиталистических собственников, чьи решения зачастую имеют далеко идущие последствия, если вовсе не идут вразрез с интересами мелкой собственности. Схожая логика имеет место при объяснении противоречивости классовой пози­ции профессионалов и менеджеров, или представителей нового среднего класса. Неравенство во владении специальными навы­ками, с одной стороны, определяет относительное сходство их интересов с интересами собственников, а с другой — ставит их в положение все тех же наемных работников.

Рис. 5.1. Классовая схема по Э.О. Райту

Резюмируя сказанное, можно утверждать, что различия в подходах Дж. Голдторпа и Э.О. Райта сводятся к различиям в акцентах, которые каждый из этих исследователей расставляет над ключевыми критериями, определяющими классовую ситу­ацию. Так, следуя традиции рассуждений, идущей от М. Вебера, Голдторп в центр внимания выносит рынок как главный меха­низм, регулирующий социально-экономические отношения и размещение индивидов в системе социально-экономических позиций. Собственность (отношение к средствам производ­ства) рассматривается им как важный, но не решающий крите­рий позиции на рынке труда. С другой стороны, Э.О. Райт, раз­вивающий марксистскую идею противоположности интересов в обществе как основы социальных отношений, утверждает, что именно критерий обладания собственностью или, более точно, критерий сравнительной отдаленности/близости людей к классу собственников (по степени их участия в управлении или степени обладания специфическими знаниями и навыка­ми), является главным детерминирующим фактором их соци­ального и экономического положения.

Тем не менее, несмотря на концептуальные различия в схемах Э.О. Райта и Дж. Голдторпа, есть основания полагать, что в запад­ном научном сообществе происходит определенное сближение позиций по части раскрытия реальных социальных неравенств и отображающих их иерархических конструкций, поскольку так или иначе обе эти конструкции отражают принципы социально­го членения в соответствии с логикой воспроизводства современ­ных капиталистических обществ, конститутивными элементами которых являются рынок и институт частной собственности.

Предложенные этими социологами конструкции впол­не справедливо могут считаться флагманами каждой из пе­речисленных традиций. Тем не менее справедливости ради стоит отметить, что наибольшей популярностью в практике эмпирических исследований сегодня пользуется интерпрета­ция классов на основе схемы Голдторпа. Это подтверждается тем, что его концептуальные разработки, помимо оригиналь­ной и повсеместно применяемой классификации Эриксона— Голдторпа— Портокареро (EGP), не только были использова­ны при создании социально-экономической классификации Британского бюро национальной статистики — NS-SeC [Rose, Pevalin, 2005]), но и легли в основу при разработке Европейской

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

социально-экономической классификации — ESeC [Harrison, Rose, 2006]. Классовая шкала Э.О. Райта не нашла столь широ­кого применения, однако попытки применить разработанную им классификацию не раз осуществлялись как им самим в рам­ках Проекта по сравнительному изучению классовой структу­ры и классового сознания (более подробно см.: [Wright, 1997, 1989, р. 3—22]), так и некоторыми другими исследователями [Bergman, Joye, 2001; Leiulfsrud, Bison, Jensberg, 2005].

При этом функционалистский подход по-прежнему стоит «особняком» в среде существующих теорий по поводу соци­ального неравенства. Систематизировать основные положения трех доминирующих подходов к анализу проблем социального неравенства можно в форме табл. 5.2.

Таблица 5.2