Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава двенадцатая. Одиночество не пугает сразу





 

 

Одиночество не пугает сразу. В первые минуты его просто не чувствуешь.

Они ушли, но Ильке все еще казалось, что звучат рядом, повторяются голоса:

 

«… И никуда не отходи…»

«Если кто подойдет, скажи, что мы рядом…»

«Костер не пали сильно…»

«Мы вернемся скоро…»

«Мы бегом…»

«Иначе все равно нельзя…»

 

– Да ладно, знаю, – нетерпеливо ответил Илька этим голосам. И только тогда по‑настоящему понял, что остался один.

Никаких голосов не было. Даже песня замолкла на том берегу. Огонь потрескивал, листья шептались еле слышно. Вот и всё. Эти звуки сливались с тишиной, которая по‑комариному звенела в ушах.

Чтобы прогнать этот звон, Илька шумно и старательно вздохнул. Вздох получился ненастоящий, какой‑то чужой. Тишина удивленно прислушивалась несколько секунд, а потом снова принялась наигрывать на комариных скрипках.

Лучше бы уж это были настоящие комары! Но они исчезли все до единого. Наверно, решили: пусть Илькино одиночество будет полным.

Илька поежился. Прошелся вокруг костра. Тряхнул плечами, чтобы прогнать навязчивое чувство неуютности. Это был не страх. Чего бояться? В конце концов, у него в кармане заряженный патрон. Конечно, без винтовки с таким патроном от врагов трудно отбиться, но все‑таки это не простой орешек. Да и какие здесь враги?

Илька попытался засвистеть назло темноте и сел поближе к огню. Попробовал лихо, как Генка, переломить о колено сук, но рассадил кожу. Бросил сук в пламя целиком и хотел обернуться, чтобы взять другой, потоньше.

И тут почувствовал, что оборачиваться страшно. Страшно было оторвать глаза от огня и посмотреть в густую темноту за спиной.

Конечно, он обернулся. Безжалостно обругал себя трусом и обернулся. С подчеркнутым спокойствием стал копаться в куче хвороста. Но каждое движение почему‑то давалось с трудом, словно Илька сидел по горло в воде и должен был преодолевать ее упругую плотность.

Страх не ушел, когда Илька опять сел лицом к огню. Сразу же стало казаться, что за спиной какая‑то опасность. Сначала она была неясной, просто что‑то пугающее. А потом Ильке отчетливо представилось, что из кустов бесшумно вышли двое в надвинутых на глаза фуражках и смотрят ему в спину. Он сжался сначала, а затем рывком повернулся навстречу врагам.

Конечно, он не увидел никаких врагов. Но и пустой поляны не увидел. И леса. В глазах плясали разноцветные следы пламени.

Нет, нельзя было этого терпеть! Все лесные страхи ожили. Как громадные темные бабочки, слетались они к Илькиному костру.

Илька поднялся и начал из чайника заливать огонь.

Костер сдался не сразу. Он возмущенно фыркал, плевался кусками пламени, горячими углями. Но наконец огонь, обиженно шипя, уполз под красные головешки и затих. Обжигая ноги, Илька притоптал угли.

За этой работой он о страхе почти забыл. Темнота навалилась со всех сторон, но сейчас она не казалась опасной. Она стала даже доброй. Не грозила ничем, а, наоборот, прятала Ильку. Он как бы слился с ней.

Илька отошел от неярких, тлеющих углей. Подобрал оставленную Владиком куртку. Слазил в палатку за своим фонариком. Он не собирался сидеть у погасшего костра. Решил, что уйдет в лодку и там дождется, когда все вернутся. Услышит шаги и крикнет, чтобы не пугались.

В лодке спокойно, как в своем доме. И нет темноты. Матово светится река, отблеск зари не гаснет на севере. Костры мерцают на том берегу. Слышны иногда голоса. Катера проходят, тепло блестя огоньками…

Илька оставил на берегу сандалии и пошел к лодке. Владькину куртку он повесил на крепкую суковатую палку, а палку положил на плечо.

Вода была теплая‑теплая, днем такой не бывает. Светлый круг фонарика падал сквозь воду на песчаное дно. Илька видел, как искрятся песчинки и шныряют у его ног стайки прозрачных мальков.

Лодка закачалась, закивала мачтой, когда Илька подошел и взялся за борт. Тоже соскучилась одна.

Илька оставил горящий фонарик на корме, а сам пошел на нос. Было хорошо сидеть там и смотреть издалека на яркий огонек.

Но кроме фонарика Илька хотел еще видеть перед собой покинутый берег. Он снова прыгнул в воду и развернул лодку. Она послушно осталась на новом месте: на отмели почти не было течения.

Потом Илька устроил поудобнее фонарик. Там же, на корме, под скамейкой, он заметил склянку со злополучным растворителем. Сказал ей: «Не бойся, этот огонь не опасный».

На реке не было глухой тишины. На правом берегу, за лесом, шипели и тяжело отдувались товарные составы. Прогудела машина. Потом долетел тихий, но отчетливый обрывок разговора:

– Витька, бородатый тип, отдай мою фляжку…

– Не отдам…

Илька обернулся, чтобы посмотреть на дальний берег, где бородатый тип Витька кому‑то не отдавал фляжку.

И не увидел костров.

Берега он не увидел тоже. Вместо него небо и воду соединяла серая сумеречная пелена. Потом Илька заметил, как погасло в потускневшей воде отражение яркой звезды, а пунцовый огонь бакена расплылся и начал таять.

Шел туман.

Было непонятно, как он при полном безветрии катится с такой скоростью.

А может быть, туман рождался прямо здесь, у лодки, и лишь казалось, что он идет со стороны?

Прошло каких‑то две минуты, и увидел Илька, что вокруг нет ничего. Пространство сжалось и потемнело. Тьма была не черная, а словно уголь, подернутый пеплом. Серая вата. Только фонарик на корме светился тусклым красным кружком.

Илька не встревожился. Было даже интересно: похоже на приключение. Он не отрывал глаз от фонарика. Легко было представить, что это не фонарик, а громадный, но очень далекий прожектор. А Илька – путешественник. Он плывет на свет далекого маяка. Без такого огня в этой мгле дороги не найти.

Илька тихонечко засвистел: «Без огня дороги не найти…» Слова складывались в песенную строчку. Других строчек не было, но он не огорчился. Хватит и одной.

«Без огня дороги…» – Илька оборвал свист. При чем тут песня? Ведь в самом деле не найти!

Что же он наделал!..

Он испугался, погасил костер, убежал от палатки.

И не могло быть никакого оправдания. Человек, который так поступает, называется дезертир. Это значит предатель и трус.

«Я же не знал, что будет туман!» – с отчаянием сказал себе Илька. Но сразу понял, что это глупость. И без тумана дорога ночью нелегка. Попробуй отыскать палатку, если нет костра!

А когда они все‑таки отыщут, Генка со спокойным и скучноватым лицом будет смотреть мимо Ильки. Он не станет тратить времени даже на презрение. Владик будет жалостливо молчать. Иван Сергеевич скажет: «Илька, я же тебя просил…» И лицо у него сделается таким, словно он сам, а не Илька виноват…

Илька тоскливо сжался на скамейке. Можно было даже заплакать, все равно не видел никто и не слышал. Но плакать не хотелось. Слезы помочь не могли, могли помочь только спички, а их Ильке не оставили. Забыли.

Он вскочил и начал шарить в карманах. Может быть, случится чудо и отыщется коробок? Не было чуда. В левом кармане был плоский перочинный ножичек, в правом – патрон.

Теплый патрончик, гладкий, с тупой тяжелой головкой.

Если вынуть пулю, на ладонь скользнет щепотка пороха. И найти бы тогда хоть искорку…

Где ее найдешь?

Лишь фонарик светит сквозь серую пелену. Светит все слабее. Или стал плотней туман, или садится батарейка и бледнеет в лампочке крошечный огонек.

Илька смотрел на фонарик не отрываясь, и в мыслях у него соединялись постепенно две разные вещи: лампочка и патрон.

Лампочка – тонкий стеклянный пузырек…

Раскачивая лодку, Илька бросился на корму. Ему теперь казалось, что времени прошло очень много. Наверно, ребята с Иваном Сергеевичем спешат назад. О том, что Владик может задержаться у врача, Илька просто не думал. Он с самого начала не верил, что Владьке грозит серьезная опасность. Не бывает так, чтобы столько несчастий на одного человека…

Здесь, на корме, глазок фонарика был ярче. Илька увидел при его свете, как течет и колышется кисея тумана. Зазубренным ножиком начал Илька скрести и строгать палку, которую принес в лодку. Палка была твердая и гладкая, как из пластмассы, но выдержать злой Илькин напор не могла. На крашеную скамейку сыпались завитые стружки, щепочки, чешуйки коры. Тонкие и сухие.

Зубами Илька расшатал и вытащил пулю. Осторожно высыпал на скамью серые крупинки.

Вытянул из‑под ремня рубашку и рванул от подола широкую полосу. Он знал, что в тлеющей тряпке огонь живуч и раздуть его будет легко.

Но сначала надо зажечь. Ой, только бы зажечь!..

Он свинтил с фонарика и отбросил рефлектор с линзой. Найдутся потом… Свет лампочки стал рассеянней и слабее.

Щепочки и стружки Илька вплотную придвинул к пороху. Потом выключил фонарик и лампочку прижал к острому краю доски.

Он не видел теперь ничего. Ребром ладони нащупал он гладкий шарик лампочки. Взял ножик за конец лезвия.

И ударил рукояткой!

Ударил не сильно и не слабо, а так, чтобы раскололось стекло, но не смялись проволочки.

Хрустнуло. На ногу упали стеклянные крошки.

Илька встал. Он очень боялся. Так боялся, что стук сердца отдавался в барабанных перепонках. Ведь он не знал главного: сохранился ли контакт. Будет ли вспышка?

Осторожно‑осторожно тронул он усиками разбитой лампочки пороховой запал. Глотнул слюну, вздохнул поглубже и нажал кнопку.

Желтый невысокий язык пламени с шипением раскидал стружки. Он тут же погас, но на двух щепочках остались голубые круглые огоньки. Они, как светящиеся жучки, посидели, зацепившись на лучинках, и вдруг выросли, посветлели.

От этого крошечного костра поджег Илька лоскуток и скомкал его, чтобы загнать огонь внутрь. Нитки легкой материи то загорались мгновенными огоньками, то начинали тлеть, и тогда Илька жмурился и кашлял от едкого дыма.

Чтобы огонь привык к своему жилищу, Илька начал дуть на тряпку так, что зашумело в ушах. И поэтому он не сразу услышал другой шум, пришедший со стороны.

Это было частое и тяжелое дыхание. Наверно, так дышат загнанные слоны. Но здесь не Африка и слоны ни при чем.

А звук вырастал. Каждый вздох был громче и отчетливей. Казалось, что вся туманная мгла вздрагивает от этих упругих толчков и расходится кругами.

Илька вытянулся навстречу шуму и замер. С резкой ясностью он вдруг понял, как смешны были прежние страхи: темнота, тени, двое в фуражках… В темноте и при солнце, в тумане и под ясным небом земля остается землей, река – рекой, леса – лесами. Это его земля, его река и лес! Чего же бояться? Страшно другое – когда движется настоящая беда. Такая, как сейчас.

– Куда же тебя несет! – зло и беспомощно сказал он в туман.

Шах‑х, шах‑х, шах‑х! – доносилось в ответ.

И понял Илька, что очень скоро пробьются сквозь мглу огни и тут же разнесется над водой скрежет, звон лопнувших стекол, скрип накренившейся мачты.

Мысль о том, что пароход пройдет стороной, даже не появилась. Звук надвигался так, что было ясно: судно идет на мель. А мель ощетинилась бетонными зубьями.

«А вдруг это „Орехов“?» – подумал Илька.

В самом деле, ведь сейчас он должен возвращаться…

Балки пробьют пароходу днище. Погаснет свет, замолчит машина. Начнут подниматься с палубы упавшие пассажиры. Кто‑то с испугом, кто‑то с кровью из носа. Кто‑то со сломанной рукой. А если кто‑то не встанет совсем?

Там эти малыши – Валерка и Юрка… Но зачем же тогда погибал Яшка?!

Тлеющий лоскут обжег руку. Илька уронил его и, торопливо нагнувшись, увидел, как искры отразились в стекле маленькой бутылки.

С этой секунды он делал все стремительно и бесстрашно. Он не мог быть дезертиром второй раз. Швырнув на скамейку рубашку, он выплеснул на нее половину едкой, пахнувшей ацетоном жидкости. Потом дунул на лоскуток с огнем.

И бросил.

Он не ждал, что пламя будет таким ярким. Белый огонь взлетел выше головы, и тогда Илька прыгнул за борт, потому что знал: это лишь начало.

Теплая волна воздуха догнала Ильку и толкнула, когда он был шагах в десяти от лодки. Илька обернулся и увидел, как поднялся, вырос и погас ярко‑желтый шар. Это взорвались остатки горючей жидкости.

Илька сделал еще несколько шагов к берегу. По инерции. Пальцы левой ноги ударились о что‑то твердое. От боли Илька присел. Неизвестно откуда появилось течение. Оно мягко повалило Ильку на бок. Пришлось нырнуть. А когда Илька попытался встать, под ногами не было дна.

Он ничуть не испугался, только удивился. Ведь между лодкой и берегом не было глубины. Откуда она?

И течение…

Фыркая и молотя по воде ладонями, Илька поплыл к земле. Ему казалось, что плывет он долго и быстро, и было непонятно, почему нет ни берега, ни дна. Руки устали. И тут Илька наконец понял, что может сейчас утонуть.

– Ух ты!.. – сказал он вслух. И подумал: «А мама?»

Изо всех сил замахал Илька руками и повернулся к лодке. Там расплывалось пятно неяркого света: лодка горела. Течение Ильку не пускало к ней. Но, отчаянно барахтаясь, он вдруг сообразил, в какую сторону плыть. Совсем не туда, куда плыл раньше. Он спутал направления и хотел найти берег на середине реки. Видимо, чуть заметное движение воды все‑таки развернуло на отмели лодку, когда Илька сидел в ней. В тумане он этого не заметил и запутался…

 

 

Он выбрался на берег и сел на твердый песок, пробитый редкими щетинками травы.

Болели ушибленные пальцы. Болели ссадины и царапины. Непонятно, где он их заработал. Боль была едкая, как от ожогов. «Будто по углям ползал», – подумалось Ильке. И при этой мысли об углях пришла простая догадка о том, как глупо он себя вел. Стоило ли мудрить с порохом и лампочкой? Ведь на месте костра обязательно остались непогасшие угли.

Но все же хорошо, что так вышло. Иначе как бы зажег Илька сигнальный огонь?

Гудело в ушах, и шума судовых двигателей Илька сейчас не слышал. Может быть, они глохли в тумане, а может быть, пароход ушел далеко или застопорил машину. Но он не наткнулся на мель – это было ясно. Да и как он мог наткнуться? Не зря же горел фрегат «Африка»…

Наверно, пароход принял огонь за береговой костер и дал задний ход…

Илька посмотрел назад. Сквозь туман проглядывали кусты. Черные и ни на что не похожие. Илька отвернулся. Он ничего не боялся сейчас. Вернее, боялся одного: что не сможет раздуть огонь на поляне. Конечно, можно было взять огонь у лодки, но идти к ней Илька не хотел. Не хотел видеть, как она догорает. То, что лодка погибла, он понимал. Он знал, как горит дерево со свежей масляной краской.

Ладно, он найдет угли на поляне… Но и поляну еще надо было искать.

А чтобы искать, надо было встать и идти.

Ой, как не хотелось вставать! Ничего не хотелось: он устал.

Илька поднялся. Майка стала холодной и противно липла к телу, но снимать ее и выкручивать не было сил. Илька побрел у самой воды навстречу течению.

Почему‑то сейчас он почти не жалел о погибшем фрегате «Африка». И нисколько не боялся, что попадет от Ивана Сергеевича и ребят. Он был уверен, что все сделал, как надо. И тревожила только мысль о погасшем костре…

Илька шел почти вслепую. Реки он не видел, а береговые кусты стояли с левой стороны темной массой. И вот в этой тьме зашуршали, захлопали ветки. Кто‑то шел напролом.

Кто?

Илька замер и перестал дышать. А шум приближался. Илька неслышно и торопливо стал отступать в реку. Вода была уже почти до колен, когда на берегу запрыгал глазок фонаря и такой знакомый голос, просто родной, сказал:

– Черти бы сожрали эту погоду!..

– Гена! – завопил Илька.

 

 

Date: 2015-09-24; view: 288; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию