И на третий Вовин срок 4 page

ОТ АВТОРА.

Да-да, господа, повезло необычайно! Дядя загнулся или, говоря совершенно интеллигентно, хвостярник отстегнул, и мне по жребию достались носки, почти новые, всего три раза штопанные. С этих замечательных носков и началась моя любовь. Но – по порядку.
Почему я хочу поделиться своим счастьем и рассказать о нем публично? Потому что желаю подбодрить весь СНГовский простой народ: врачей, учителей, инженеров, слесарей, электриков, сторожей, дворников, писателей. Подтвердить, что и в наше гиперинфляционное время можно влюбляться, а может, даже и размножаться. В общем, кто знает, тот в курсе.

Часть первая.
ПОХОРОНЫ.

Сколько не заигрывай с вечностью –
вечной эту игру не сделаешь.

По городу движемся перебежками. Четверо с гробом, двое с крышкой, остальные – с музыкальными инструментами. Потому как кладбище у черта на куличках, а гроб на два часа на прокат взяли – туда и обратно. Но вообще ритуал блюдем. Где народу поболе, притормаживаем и на инструментах, на расческах то есть, исполняем нечто между «Реквием» Моцарта и «Свадебным маршем» Мендельсона. Вполне и вполне. Кто знает, тот в курсе. И выглядим прилично и подобающе. Все в телогрейках старых, почти не линялых, на ногах – лапти из газет. Причем, заметьте, не абы из каких попало газетенок, а у всех на ногах наворочана токмо газета «Правда». Потому дядя, царство ему небесное, был коммунистом. Коммунистом был, коммунистом и хвостярник отстегнул. Жалко дядю. Опять не сориентировался. Рядовой дядя был инженер и коммунист. Из тех, что не для карьеры, а идеалов для. Светлого будущего для. Не дожил. Сам виноват. Когда с работы сократили и больше никуда не приняли, дядя все продал, что нажил: кастрюлю, тарелку, ложку, ботинки. Ну, как все мы, рядовые. И решил на «переходный период» поголодать. Как бы почти лечебно-разгрузочно. Но «переходный период» вот уж третий год… Тут ни один голодальщик не выживет. Кто знает, тот в курсе.
Так что дядя не заразный и легкий, килограмм двадцать пять всего. И выглядит молодцом! Черная полуфрачная телогрейка. Брюки хлопчатобумажные натуральные, молью почти не почиканные. Носки серые. Лапти из газеты «Правда». Ну, лапти не проблема… А еще, по описи, я читал, у дяди есть майка и… о, роскошь! Трусы! Кто помнит, тот в курсе.
Фу-у, прибежали на кладбище. Быстро взяли могилку напрокат, на три минуты. Поставили гроб рядом с могилкой, старший из нас сказал речь.
- Господа! Дается человеку власть, чтоб мог он безнаказанно красть! Такой власти у нашего родственника не было, поэтому он слишком рано ушел от нас. Пусть земля ему будет пу… кх-кх,...
Мы все бросили в могилу по горстке земли. Собственно, как вы знаете, в могилу напрокат бросают не землю, а камни. Они у них, этих прокатчиков, на веревочки привязаны. Бросил – и сразу назад вытаскиваешь.
Ну, и началось самое приятное. Кто знает, тот в курсе. Кинули жребий – что кому. И вот, господа, мне достались носки! Стянул я их с дядиных ног осторожненько, чтоб не порвать. И каждый снял свое, что ему досталось. А некоторым не досталось вообще ничего. Обидно, конечно. Приперлись на кладбище, а с покойника и снять нечего. Но мы таким, кому не досталось, на поминках синявки на глоток больше налили. Синявка – она же нитхинол для чистки стекол. Кто знает, тот в курсе.
Ну, носки я получил и дальше бы можно о грустном не рассказывать, но может, кому пригодится для опыту.
Значит, когда дядю мы всего опростали, то опосля каждый из свово лаптя вытянул газету «Правда» и обернул дядю. Саван такой из печатного слова получился. Кто знает, тот в курсе.
Из наших рядов вышел один родственник. Маг, колдун и чародей. Он в свое время слишком много сеансов по телевизору принял Кашпировского с Горбачевым и сам стал экстрасенсить.
- Подойдите все ко гробу! – призвал нас колдун.
Мы подошли.
- Смотрите все на усопшего и говорите мысленно: «Тело, тело, возьмись за дело и превратись в астральное тело! В небо вознесись, в космос унесись!»
Ну, каждый смотрит на покойника и так, как приказано, думает. А иначе что ж? Назад его переть? Да и куда? Комната дядина по закону тут же подселенцам перешла. Кто знает, тот в курсе – что значит «квартира с подселением». А гроб и могила – напрокат, понарошку. А ежели не понарошку – тыщи и тыщи нужны. Откуда их взять?
Смотрели-смотрели, думали-думали, и дядя взлетел! Взлетел и в космосе скрылся. Причем, что любопытно, абсолютно голый! Вся газета «Правда», в которую мы его заворачивали, осталась, а голый тощий коммунист улетел…

Часть вторая.
ГОТОВ!
Мода может сделать с человеком
такое, чего бы сам он себе никогда
не позволил.

Жизнь с носками – это совсем не жизнь без носков. Кто помнит – тот в курсе. С носками можно не токмо в лаптях из газеты «Правда» рассекать, но и тапочки выходные прогулочные надеть. Подошву отвалившуюся проволочкой прикрутил – и вперед! Вообще, с носками да в тапочках можно да-алеко пойти! Тем более, уж середина февраля, весна, считай. Тем более, майка и шорты у меня имеются. В таком прикиде и по центральной Ленинской не грех прошвырнуться. Главное, на рэкетиров не нарваться. Подограбят, шорты снимут, а под ними у меня никакой роскоши, в смысле трусов. Трусы-то на похоронах другому достались.
Короче, у соседа-таджика выпросил на вечерок тюбитейку – за бычек сигаретный прошлогодний, пододелся, волосья со лба разгреб /кто знает, сколько стоит сейчас одна подстрижка, тот в курсе/, глаза нашарил, посмотрелся в стекло оконное – джентльмен! Тюбетеечка красненькая, телогреечка фиолетовая, шортики рыженькие! А носочки! А тапульки! Женюсь! Какие могут быть сомненья! Кто понимает – тот соображает. Тем более, хата у меня – завальняк! Просторная, девять метров. Лишнюю мебель в комиссионку сдал. Вон, в одном углу стопа опять же газеты «Правда» - это у меня диван. А вон в другом углу – стопа газеты «Советская Россия» - это у меня стол, стул и все остальные предметы роскоши. А вон, в третьем углу пол мешка перловки. Да на такое богатство любая клюнет!

Часть третья.
ЛЮБОВЬ! ЛЮБОВЬ! ЛЮБОВЬ!

Бог создал женщину, а мужчина
ее придумал.

Вышел на улицу, сел на газету «Правда» и – вперед! Я на горочке живу ледяной. Километра три отъехал, слышу сзади кто-то догоняет. Оборачиваюсь – ай, какая девушка! Не старше сорока. Вся в колготках из крупной рыбацкой сетки, в тапочках, сидит на газете «Красное знамя» - это наша местная, вроде любимой народной «Правды», и выруливает ближе ко мне.
Да, давненько я таких дам не видывал. Последний раз из окна в подзорную трубу месяцев пять назад. Но подзорную трубу пришлось сдать в комиссионку. «Эх, - думаю, - такую бы русалочку приватизировать… Или, хотя бы в аренду взять».
- Мужчина, у вас закурить не найдется? – спрашивает русалочка дивным хриплым баритоном.
- Вам с фильтром, без фильтра или папироску? – спрашиваю, скользя параллельно с красавицей.
- Махорочки бы…
- Махорки не гарантирую, но что-нибудь сейчас сообразим, - говорю я и делаю знаки проносящимся рядом «тойотам», «маздам», «хондам». Это господа свои ларьки позакрывали и едут по ресторанам города – культурно отдыхать.
- Оп! Поймал, вот, пожалуйста, свеженький американский окурок. Угощайтесь, фильтр можно оторвать…
- Ниче, зараза к заразе не пристанет, спасибочки.
- Между прочим, этот окурочек, - говорю я горделиво и с достоинством, - мне бросил сам Оладиков!
- Это кто? Недавний мэр города Владивостока?! Который продавал квартиры, машины, землю и крупный капитал сколотил?
- Да-да, тот самый. Сейчас он директор ассоциации деловых людей. По-моему, он меня узнал. Впрочем, книг-то они не читают…
- А вы что, известная личность?
- Ну-у… Как вам сказать. Пять книг написал и опубликовал. Говорят, единственный на Дальнем Востоке в четырех жанрах: проза, фантастика, детектив, юмор-афоризмы. За границей собираются переводить… Но, понимаете, я не член их Членария…
- Ой, как здорово! Мы с вами почти коллеги. Я художница… была. Да, у меня выставки по разным городам… были. Сейчас вот, правда, краски очень дорогие, так что… Я тоже не их членка…

Часть четвертая.
СЕКС УЛЕТЕЛ.
Любовь – зла, так выпьем за
козла!

Наши газеты давно остановились, потому что горка кончилась, и мы сидели у обочины дороги и беседовали. Но я почувствовал, что мои шортики примерзли к… Русалочка тоже посинела в своей сетке и походила на натуральную русалочку.
- У меня идея – зайдем в ближайший подъезд и согреемся! – Предложил я.
- А у вас что, есть презерватив?! Но учтите, только новый, не бэу.
- Ну-у… Нету. Да мы и без… Я знаю надежные методы. Но я вам пока другое хочу предложить. Выпить. У меня есть пол бутылки синявки. /С поминок умыкнул./
- О, нитхинол – это в е с ч ь! Пойдем скорее, а то у меня газета к попе примерзла. Дерните меня за руку.
Я дернул ее, но газета, примерзшая к попе, примерзла еще и к асфальту. С третьей попытки я все-таки оторвал что-то: то ли попу от газеты, то ли газету от асфальта – смотреть было некогда, потому что у меня в шортах тоже что-то оторвалось и звякнуло эдак льдисто и упало… Но мы забежали в подъезд, где уютно-привычно благоухало мочой, и сразу стало веселее и теплее. Кто нюхал – тот в курсе.
Мне хотелось потрогать русалочку, но пальцы смерзлись и я с трудом достал пузырь, зубами отвинтил пробку и протянул флакон подруге.
- За что первый глоток? – спросила она.
- Вообще, первый тост всегда за прекрасных дам, но если вы не возражаете, я бы хотел сделать исключение. И выпить первый глоток этой… божественной жидкости за отца.
- Вы так любите папу?
- Да. Но не своего, он у меня фронтовик, умер давно, вскоре после войны. Я хочу выпить за отца Перестройки! И пожелать ему всего того, что мы с вами сегодня имеем! Жаль, конечно, что мое пожелание вряд ли сбудется…
Вдруг в самом темном и ароматном углу что-то зашевелилось и чихнуло.
- Правильно, мужик! За него, за … … … … надо! И пожелать ему … … … … … … … … … … … …!!!
- Ой, ик, кто это?! – игриво икнула художница, успев отхлебнуть большой глоток и выпустить из гордого рта первый мыльный пузырь.
- Кто-кто, поэт я, да. Три книжки выпустил в центре. Вот живу здесь, в этом углу. А вы чей-то там жрете? Нитхинол? Ничтяк. Спирт с мылом – пользительно. Говорят, глистов и холестерин выводит. Вместе с печенкой. Да вы пейте, не боись, я на хвоста не упаду. У меня на мыло аллергия. Если б еще хозяйственное, а то ведь там захимичено. Я вам лучше щас свой стих продикламлю, я после него всегда балдею:

И понял я – социалистический закон таков –
Его, увы, мы ежедневно проверяем:
Не только стойло для дерьма и дураков,
Страна Советов – вотчина для негодяев!

Браво!!! – закричали мы с русалочкой, я сделал большой глоток, выпустил радужный мыльный пузырь, кровь замылилась, запенилась мысль в мозге. Или в мозгу. Разговорились. Захотелось поделиться с коллегами радостью.
- Да, ребята, на днях гонорар получил. За фантастическую повесть в сборнике. Год ее писал. И гонорар фантастический – пятьсот рубликов. По ценам 1913 года – это неплохо. А Дальневосточное книжное издательство триста тысяч наварчику отхватило. Они к старой цене – 4 рубля, ноль пририсовали и гонят, хе-хе. А че, нормалек. За хату заплатил, перловки приобрел. Слышь, поэт, а вон тот угол справа, как, свободен? А то, говорят, квартплата скоро еще в десять раз подорожает…
- Угол хороший, почти не сквозит. Вон те две кучи уберешь и в порядке. Там недавно режиссер жил. Что-то приболел слегка. В морг увезли.
Мы с русалочкой сделали уже по два глотка, все в нутрях радужно пузырилось-пенилось и мы ласково глядели друг на друга и на пустой угол.
И тут произошло непредвиденное! Из гордого невинного рта моей подруги стал выползать гигантский мыльный пузырь! Он выползал, расширялся, расширялся и моя русалочка вдруг залевитировала – поднялась в воздух! Неожиданно дверь от порыва ветра вдруг распахнулась и мою подругу сквозняком вытащило наружу! Я стремительно выбежал за ней, но она уже была высоко. И несло ее на Запад. Она махала мне руками и ногами в колготках из рыбацкой сетки и счастливо улыбалась.
Из меня же выскакивали какие-то мелкие пузырики, причем, совершенно из разных отверстий. Я подпрыгивал на одном месте и до Запада мне было ох как далеко!
Я вернулся в ароматный подъезд, попрощался с поэтом, попросил его держать за мной правый угол, и поплелся домой.

Глава пятая.
МЫ ВАС НЕ ЖДАЛИ, А ВЫ ПРИПЕРЛИСЯ…

В нашей стране возможно не только
что угодно, но и все остальное.

А дома меня ожидал еще более неприятный сюрприз. Дома меня ожидало астральное тело моего дяди-коммуниста!
- Да-да, дорогой племянничек, это я. Две шутки во Вселенной есть: первая – жизнь, вторая – смерть. В гробу я их всех не видел! Принимали меня в свою КПСС, а сейчас пусть принимают меня в свои кооперативы, биржи и ассоциации! Снимай носки.
- Слушай, дядя, да как же ты это сделаешь – в смысле «биржи», «ассоциации»? – спрашиваю я астральное тело, с грустью и сожалением стягивая носки.
- Как-как! Сделаю. Меня там, наверху, архангел Михаил научил. Прочту лекции в Японии и Америке, получу пару мильёнов баксов… Все же я – астральное тело! Понимаешь, племяш, в каждом возрасте душа поднимается на новые вершины – даже тогда, когда опускается…
Дядя забрал носки, отсыпал перловки в целлофан и шурша своим новым одеянием: газетами «Хозяин», «Биржа», «Маклер», удалился – к другим родичам за своими личными вещами.
А я нарезал пустых полос из газет «Правда» и «Советская Россия» /бумага-то давно кончилась/, и сел писать этот роман-супер-бестселлер. А че? Если пропечатают, получу ха-ароший гонорарчик, подкуплю пару килограммчиков перловочки. Жаль, токмо, словари пришлось все в комиссионку снесть. Ну ничаво. Ужо как нябудь.
А ежели нет, ежели не пробьюсь на демократические страницы – ничаво, не пропаду. Угол в подъезде пиит мне держит. Не надоть неколды унывать, господа! Потому что: Жизнь – это волшебная сказка даже тогда, когда она далеко не сказочна. И еще: Жизнь – это борьба с глупостью своего ума и с умом чужой глупости…
Кто соображает – тот в курсе.

«Ах, какой прекрасной могла бы быть жизнь, если бы это была жизнь!» - печально думало трутопчело, задрав лапы и подставив осеннему солнцу своё ню. «Мне некуда больше спешить, мне некого больше кормить, жу-жу-жу…», - едва шевелились в полусонном мозгу трутопчело слова старинного пчелиного романса.
А в это самое время, мимо, кряхтя и потея, с приогромнейшим бревном на горбу, проползал рабочий муравей. Увидев в эдаком непотребноразвратном положении пчелу, он был от всей муравьиной души шокирован. Да что же это?! Время самое трудовое, а рабочая пчела загорает себе под семейством бобовых и в ус не дует!
- Ты что, кума, не приболела ли часом?
- От великой идеи до кошмарных результатов – одна революция, - вяло отозвалась «кума».
- Как это? При чем здесь ты – и революция?! – Изумился кряхтун. – Ты же Рабочая пчела, как я – Рабочий муравей!
- Э-э, рабочий ты, рабочий… Что ты можешь понять в жизни? Жизнь, это… В жизни… Самая большая сложность жизни состоит в ее простоте! И вообще. Никакая я тебе не рабочая пчела. Я – ТРУТОПЧЕЛО!
Челюсть у муравья отвисла, бревно съехало с мозолистой спины. Он внимательно взглянул туда, где… Действительно, что-то не так. Пчела; ни пчела, трутень; ни трутень. Ни мальчик, ни девочка..
Трутопчело село. «Пожужжать что ли напоследок? Пожужжу, дело привычное, а там и помирать пора…»
- Да, мурашок, в жизни все просто – сложно только вовремя это понять. Ладно уж, слушай мою историю, может, и сгодится в качестве отрицательного опыта. Хотя, конечно, в жизни может быть всё, но не у всех. У вас-то в муравейнике совсем другие законы. Так вот, слушай. Был у нас улей. Обыкновенный. Ну, сам знаешь, как у нас там. Рабочие пчелы лётки за нектаром, пыльцой и водой делают, в улье приборкой занимаются, соты из воска строят. Ну, а трутни… Хотя и не работают, но их доле не позавидуешь. Один миг любви с маткой им жизни стоит. Да-а… А самая главная, как ты знаешь, у нас Матка. Всё для нее. И лучший дефицитный корм – молочко пчелиное, и место самое уютное и теплое. А Матка нам за такую заботу выращивает личинки – наше новое поколение, и строго следит за порядком. Чтоб ни-ни! Никаких тебе плутократий и бандократий! Положено рабочим пчелам работать – работайте, положено трутням функционировать – функционируйте. А тех, кто не успел влюбиться в Матку, осенью мы их того… из улья выбрасываем. Да-а. А что делать? Жизнь – волшебная сказка даже тогда, когда она далеко не сказочна…
И вот так текло наше бытие. Но я тебе по секрету скажу: хороша Матка первые годы. Крепкая, энергичная и личинки полноценные, и порядок строг. Но это я так, к слову, потому что матки, бывает, до-о-олго сидят! Вот и у нас так вышло. Сидела-сидела Матка, да засиделась, постарела, ослабла. А тут ветер как-то поднялся и… сдуло ее куда-то…
А мы-то поначалу и не заметили. Продолжаем работать как всегда. Лето, самая страда. Кто за нектаром и пыльцой, кто соты лепит.
Трутням, правда, туго – маятся без любви…
Но обнаружилось. Время Матку дефицитом подчевать – молочком, а мы глянь-поглянь – нету нашей Матки! Личинки уже в куколки превратились, им еще расти да расти, а они, беспризорные, повылазили из детсадовских ячеек и так и бегают по улью куколками, и до чего дошло – рэкетом занялись, мёд и прополис у взрослых отбирают!
И что тут у нас началось! Массовые митинги! Жу-жу-жу, да жу-жу-жу! Где Матка?! Кто допустил?! Происки, мол, империалистов из сопредельных ульев!
А время-то золотое идет, а на работу никто не летает! Некогда. И что работа? Скукота! А тут такие веселые дела: выборы, перевыборы, переперевыборы, референдумы, съезды, разъезды, новые партии, жу-жу-жу-жу-у-у-у-у-!!!!!!
Каждый, даже самый расхилый трутнишка объявил, что Матка – это он! А я был тогда рабочей пчелой, но говорю им: вы будьте все матками, а я буду – ПРЕЗИДЕНТОМ!
И в конце концов такая «демократия» превратилась в д е м о н о к р а т и ю: часть населения нашего улья превратилась в воров и бандитов, а остальные – в нищих. И тогда голоса стали раздаваться откуда-то из-под сот: «Сильная рррру-ука-аа нужна-а!!!»
А на хрен нам эта волосатая рука после такого плюрала и консенсусоида? И мы пошли другим путем. Поскольку на работу никто не летает, а кушать хотцца, то сожрали для начала весь мед, что на зиму запасли. А самые умные, во главе со мной, Президентом, подломили склад с дефицитом – молочком пчелиным. И вот, видишь, что вышло. Растут от него. И выросло я. Ни пчела, ни трутень… Как говорится: в жизни каждый может что-то получить, но не каждый знает, где окошко его кассы.
- Да, кошмарная история. И чем же она закончилась?
- Да чем, всё, что было, сожрали, а потом и улей начали грызть. Пришел пасечник, посмотрел на нас, сказал: «… твою мать! Т р у т н ё в к а!» - и вытряхнул нас всех из улья. Вот, лежу, зайдет солнце и я того… жу-жужукнусь… Эх, все мы чуть-чуть артисты, но жизнь – сплошное каскадерство!
- Что ж, прощай, трутопчело. Побегу. У нас-то в муравейнике порядок, нельзя опаздывать! – И взвалив бревно на спину, муравей закряхтел своей дорогой.
А на следующий день рабочий муравей привел на это место еще десять рабочих муравьев. Они подхватили дохлое трутопчело и поволокли на свалку. Ибо, как гласит известная муравьиная пословица: КАЖДЫЙ ЖИВЕТ В ТОЙ СИСТЕМЕ ФАНТАЗИЙ, НА КОТОРУЮ ХВАТАЕТ ЕГО РЕАЛИЗМА. И ПЛЮРАЛИЗМА…

П Е С С И М У М.

- Ну, мужики, поехали. Занюхать нечем, но я вам щас такое расскажу, что и закуси не надо. А-ах, хорошо пошла! Да, так вот, вы, гляжу, в очках, грамотные значит. А я вот академиев не кончал, восемь классов у меня. Неполных. Но я, между прочим, сегодня с утра открытие сделал. Встал, башка после вчерашнего не варит, а вот, задумался и сделал. Открытие. А представь, вот ты, ты, у тебя очки большие, представь, мужик, если б у меня после вчерашнего еще и башка варила? А? Я б чё? Я б еще больше открытие сделал!
- А что открыл-то?
- Слово. И даже несколько. Международные слова. Щас, еще по пятьдесят, и я вам… А-ах, прям сама катится, дай мне тоже сигарету. Фу-у, так вот слушай, ты, у тебя очки большие. Встал я утром, значит, и так соображаю: есть такое слово – писимист. Есть же, верно?
- Ну.
- То есть, значит, писимист – это такой хмырь, как я с утра после вчерашнего. Тоись, так все думаешь – а вдруг не похмелюсь?! А? Вдруг?! А с другой стороны, есть такое слово – оптимист. Есть же, верно?
- Ну.
- И тоже так себе думаю: да похмелюсь! Не может быть такого! И вот точняк, вас встренул, на троих сообразили. Но мог бы и не встренуть. Верно же?
- Ну.
- И вот, мужики, я и открыл. Я так сообразил себе с утра: нет в нашей советской, нет, не в нашей советской, а в нашей снговской… или какой там… Ну ты меня понял, слышь, в больших очках? Нет у нас чистых писимистов и чистых аптимистов. Давай, еще пятьдесят, и я вам… О-ох! Да. Ежели в нашей снговской ты, к примеру, полный писимист, то, считай – жмурик. Эти самые полные писимисты долго не выживают в нашей снговской. Дай докурю. Фу-у. А с другой стороны взять: нету у нас и полных аптимистов. Ты понял да, слышь, в больших очках? Где у нас полные оптимисты сидят? В дурдоме. Не, я наш парламент и там правительство не беру. Для них надо другие слова изобретать, тут у меня тяму не хватит. Я про нашего простого человека. Ну, слышь, в больших очках, наливай. У-ух! Так вот, мужики, я понял – в каждом нашем снговском простом человеке должен быть и тот, и другой. Писимист, значит, и аптимист.
- Так в чем открытие-то?
- В словах мужики, в словах. Два новых слова изобрел. Или даже четыре. А слово новое сочинить – это тебе не кошка нагадила, верно, слышь, в больших очках?
- Ну. Какие слова-то?
- Обыкновенные. Иностранные. Ты слышь, в больших очках, ты карандаш достань, достань-достань! И портфель открой, там тетрадку я у тебя видал. Записывай, диктую тщательно: п и с и о п т. Писиопт, это, значит, такой хрен, который все же с утра больше сомневается, хотя и надеется, ну, может, хоть на одеколон… Пиши дальше: о п т и п и с. А оптипис, понимаешь, это ра-адостный хрен с утра! Уверен, что похмелется, хотя некоторое сомнение есть: не подорожала ли за ночь в два раза? Слышь, в больших очках, понял, да? Разольем по последней…
- И-их. Вот щас, пока вам рассказывал, открыл еще варьянты. Люди же разные бывают, верно? У одного больше, у другого меньше, вот я и говорю. Может, он и не писиопт, а ПИСИПИС? З аписывай, слышь, в больших очках: ПИСИСИСТ. Нет, погодь: ОПТИСИС! Или все же – писипис?! А воще, мужики, если воще, я так вам скажу, такие новые слова, не, я без выражений, культурно. Все разделяются на: оптисосов и писисосов. А? Правильно я говорю, а, в больших очках?
- Вообще интересные разработки, мужик, перспективные. Я кандидат филосоло… лолосогических наук, ты по адресу попал. Ну, нам пора. Мы здесь на овощебазе лук перебираем, тут платят в три раза больше, чем в универе… А ты, мужик, держи на закусь тоже слово, оно в словаре иностранных языков есть: пессимум. Подумай, как его разработать. Бывай здоров, оптиписай!
- Погодь-погодь, а че оно обозначает-то?!
- Пессимум: ослабление деятельности органа или ткани при чрезмерно сильной или частой стимуляции, превышающей их функциональные возможности…
- Во грамотные мужики! Всё знают. Точно народ говорит: ученье – свет, а дипломов – тьма. А я ить и не слыхал никогда такого слова – писипуп…

Д Е Н Е Ж НЫ Й Н А С Т Р О Й.

Для тех, кто хочет иметь много денег, даю настрой. Но сначала приготовьте два больших мешка: для наших денег и для ихней валюты. Приготовили?
А теперь садитесь в кресло поудобнее. Если оно у вас есть. Расстегните давно и туго затянутый ремень. Расслабьтесь! Можно закрыть глаза. Можно открыть. Звучит музыка. Тра-ля-ля, тра- ляля-ля… Она уносит вас далеко-далеко, она возносит вас высоко-высоко. Вместе с вашими пустыми мешками. Тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля…
Музыка подсоединяет вас ко вселенской денежно-валютной оси! Вот, раз, р-раз – и подсоединила! Чувствуете-чувствуете?! Сейчас-сейчас, не упустите момент! Повторяйте громко за мной, тра-ля-ля, тра-ля-ля, да нет же, «тра-ля-ля» не повторяйте, это музыка звучит, а вы кричите: «Хочу иметь деньги! Деньги! Макли! Бабки!!! Капусту!!! Мани!!! Мони!!! Доллары!!! Иены!!! Евры-фунты-и-всё-остальное-конвертируемое!!! Тра-ля-ля-ля! Мои мешки наполняются! Чем больше пахнет деньгами, тем меньше они пахнут!!! Тра-ля-ля! Дайте мне торговую точку, а опору я найду сам!!! Тра-ля-ля… Я не боюсь инфляции, безработицы, мэров, губернаторов, милиции, капиталистов, дилеров, киллеров!!! Тра-ля-ля.. За всё хорошее надо платить – за нехорошее – переплачивать!!!
Совершенно состоит из мелочей, но на мелочь совершенство не купишь!!! Тра-ля-ля…
Если чего-то нельзя сделать за деньги, значит, сделать этого нельзя вообще!!! Тра-ля-ля…
- Чувствуете-чувствуете?! Как у вас холодеют ноги? Но зато ваш нос теплеет и увеличивается-увеличивается-увеличивается! Носярник. Нюхало. Рубильник. Шнобель. Супернос, короче. Обоняете-обоняете?! Он уже ловит не запахи, а з а п а х н о с т ь. Как сказал бы Аристотель – сущность сущности. Вот-вот, слышите, правой ноздрей? Запахность колбасности. За десять тысяч километров. А левой? Ароматность жаренности поросёнкности… из Новой Зеландии…
Мы отвлеклись. Всем убрать слюни! Взбодримся: У КАЖДОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ СВОИ ПИРАМИДЫ: У ОДНИХ – ФАРАОНСКИЕ ЕГИПЕТСКИЕ, У ДРУГИХ – МАФИОЗНЫЕ ФИНАНСОВЫЕ. НО РАСПЛАЧИВАЮТСЯ ЗА НИХ ВСЕГДА ОДНИ И ТЕ ЖЕ - РАБЫ.
Тра-ля-ля-ля…
А теперь, дорогие друзья, будем заканчивать наш сеанс денежного настроя. Постепенно, без чувства глубокого сожаления и беспросветной тоски, вы отсоединяетесь временно от мировой валютной оси. Отсоединяйтесь. Отлипайте-отлипайте…
Не забывайте, что деньги портят человека. Но помните, что их отсутствие портит характер жены человека.
А теперь будем возвращаться в свое н о р м а л ь н о е состояние.
На счет раз: Самая несказочная жизнь – жизнь среди мифов.
На счет два: Чем больше жизнь дорожает, тем меньшего она стоит.
На счет три: Чувство долга: знаешь, что должен, но чувствуешь, что не отдашь…
На счет четыре: Сколько ни взвешивай – всё равно обсчитают!
На счет пять: Не откладывай на завтра то, что можно украсть сегодня!
На счет шесть: Все мы по отношению к себе – психологи, а по отношению к другим – психопаты:
На счет семь: Для нашего человека нет ничего невозможного, когда он очень захочет чего-нибудь возможного…
На счет восемь: Тяжело накопить первый миллион, а потом, когда терять уже нечего, долги копятся легко и весело!
На счет девять: Если человек довольствуется малым, это совсем не значит, что он им довольствуется!
И, наконец, завершающе-отрезвляющий последний аккорд на счет десять: К а ж д ы й с х о д т с у м а п о-с в о е м у. Н о в с е п о п а д а ю т в о д и н д у р д о м.
Встаньте! Подойдите к зеркалу. Посмотрите на свои мешки. Под глазами. Видите-видите, они значительно увеличились! Это добрая примета – недолго мучаться… И лицо ваше тускло зеленеет, как неконвертируемая десятка… Ну, а то, что ваши мешки, приготовленные для маклей, пока пусты – не расстраивайтесь. Ведь это только наш первый денежный настрой. Для тех, кто хочет продолжить наши контакты, сообщаю: вот этот настрой с моим автографом действует значительно эффективнее.
Кодирует: от алкоголя, курения, импотенции, золотухи и сверхдоверчивости. Вам нужно в конверт в моим адресом вложить пустой конверт со своим адресом и квитанцию перевода на сто североамериканских рублей.
До встречи на вселенской моничной оси! Ибо: Н и ч т о т а к н е о б о г а щ а е т ч е л о в е к а, к а к Р А З Н Ы Е л ю д и!!!
Звучит бодрящая и в то же время успокаивающая, уносящая в далекую даль и возвращая в близкую близь, ввергающая в необозримое будущее и низвергающая в обозримое прошлое – музыка.
Тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля……….