Производственный роман

В субботнее утро Виктор уже не ходил на вокзал, а сделал вместе со «своей комнатой» утреннюю зарядку. Дикторша вела ее по радио непринужденно, с веселыми шутками и попутными советами, как достичь стройности фигуры, меняла нагрузки для разных возрастных групп. Вместо пианиста джазовый квартет играл ритмичные танцевальные мелодии, в основном двадцатых‑тридцатых. Прямо как аэробика. Виктор обратил внимание, что музыка звучала в общаге даже в умывальной, правда, видимо, здесь трансляцию включали только по утрам для создания настроения. Утро на пятьдесят тактов в минуту. Кстати, а ведь, несмотря на спартанские условия общаги, к утру полный релакс. Какое‑то давно забытое чувство подъема, легкости, отсутствия напрягов, будто на летней турбазе. Может, записаться в кружок линди‑хопа? Говорят, его можно танцевать под разную музыку, как шейк или диско…

В школу напротив общежития спешила толпа ребятни, и над входом специально для нее горел прожектор – чтобы никто случайно не попал под машину. Впрочем, машин на улице Пешкова (бывшей 50‑летия Октября в версии истории Виктора) и не было. Только на углу мирно стояла на обочине «летающая тарелка», как Виктор называл про себя мини‑машинки с плексигласовыми фонарями, одна из которых попалась ему в первый же день. Громкоговоритель над входом бодро исполнял вариацию на тему «O Sole Mio» в ритме рок‑н‑ролла. «Римейк», – подумал Виктор и, войдя, привычно показал вахтерше с наганом свой пропуск. Суббота – день короткий…

– Виктор Сергеевич! – окликнул его в коридоре доцент Тарасов. – Волжанов приехал, сейчас к нему сразу идем.

– А по какому вопросу?

– Не говорили. Вообще в Москве кипели страсти.

Они подошли к обитой клеенкой двери завкафедры. Дверь открылось, из нее появилась Зина с бумагами.

– У себя. Заходите. – И поспешила по коридору.

«Интересно, что за страсти и почему кипели. Вообще неудачный момент, можно под горячую руку попасть. Скажет что‑нибудь вроде «кого вы тут без меня с улицы понабрали»… Ладно, сейчас все и увидим. Чему бывать… Как его зовут‑то? Вроде Семен Игнатьевич».

Волжанов оказался крупным мужчиной лет сорока пяти, с густым низким голосом, совсем не похожий на профессора.

– Проходите! – пробасил он от стола и, шагнув навстречу, пожал руки обоим. – Это вы, значит, Еремин? Собирайте вещи, во вторник вместе едете в Харьков. Будете докладывать заводчанам вариант с поводковым карданом. Что вы так растерянно смотрите? Идею вы дали? Про десять‑пятнадцать допустимого процента деформации вы рассказывали? И про краевой износ втулок? Вам и пробивать наш вариант. Или вы сами в нем не уверены?

– Уверен, Семен Игнатьевич, – ответил Виктор. – Просто неожиданно как‑то.

– А привыкайте. Тут многое чего неожиданно.

На столе затрещал телефон.

– Волжанов. Митрошенко, ты? Да. Да. Да? А когда ты в сорок восьмом рапортовал о замене у себя инженеров ляйтерами, помнишь? До сих пор не нашел, кто тебе может разобраться? Ну я снимать преподавателей с занятий не буду, чтобы кто‑то съездил, твою ось посмотрел. Ну вези ее сюда. Да хоть на телеге вези. Конюшню на заводе еще не разогнали? Правильно, лимит на горючее кончится, а сено в пойме заготовить можно. Все. – И, повесив трубку, добавил: – Деятели…

«Видимо, с производства перешел», – сделал вывод Виктор.

– Ну что, проветримся в Харьков? – Тарасов был явно доволен визитом. – Сегодня день короткий, командировочные удостоверения будут с утра в понедельник, день отъезда. Берете удостоверение, сразу же, не отпрашиваясь, идете в УВД за откреплением. Будем там дня два‑три, гостиница заводская, много с собой брать не надо…

«А кто же такие ляйтеры, которыми инженеров заменяли? Ляйтер – по‑немецки руководитель, управляющий. Заменяли инженеров руководящей номенклатурой, что ли? Шишками? Тогда почему именно по‑немецки – ляйтер? Немцев приглашали? Всех инженеров – немцами? Нет, не может быть. Глупость какая‑то получается».

– Теперь по лаборатории. Из полставочников кто‑нибудь дальше разобрался, как монтировать?

– Зеленцов вполне самостоятельно может.

– Отлично. Кинем ему усиление из второй смены, а сами начнем нелинейный вычислитель монтировать. Его уже по карте пробили как централизованный и за срок ввода будут драть.

Нелинейным вычислителем оказалась та самая привезенная вчера аналоговая машина. К счастью, руководство по монтажу было расписано со всеми подробностями, а в непонятках можно было разобраться, зная принцип работы машины, например, Виктор сразу понял, что такое «решающий усилитель». Хорошо, что в студенческие годы застал все это… Чуть ли не на каждой второй странице руководства действия разжевывались рисунками, а в ящиках оказался не только крепеж, но и комплект необходимого инструмента – в общем, поражала тщательность, которая позволяла собрать аппаратуру как можно быстрее, не отвлекаясь на всякую ерунду вроде поиска нужной отвертки или замены закатившемуся винту. К руководству прилагались советы, как рационально выполнять ту или иную работу, и даже в одном из ящиков имелись баночки с краской и кисти – на случай, если что‑то при сборке поцарапают.

В итоге монтаж пошел быстро и особых мозговых усилий не требовал. Тарасов попутно стал рассказывать о грядущей командировке.

– Основные наши конкуренты – заводчане. У них тоже упругий кардан, но с кольцевой муфтой из пружинной проволоки. Поэтому наше предложение даст экономию легированной стали – раз, ремонтировать проще – два…

«Ясень пень», – подумал Виктор, который уже видел лет тридцать назад этот самый вариант конкурентов в каком‑то учебнике; насколько он понял, из идеи этой так ничего в производстве и не вышло. Ему даже стало как‑то неудобно перед разработчиками: они старались, создавали, испытывали, а он сейчас просто пожинает плоды людей, трудившихся до него. Вдобавок конструкторов какими‑то ляйтерами пытались заменять.

«Ляйтер, ляйтер… Что это еще‑то значит? Шеф, босс… не то. Организатор – нет, в немецком организатор – он так и есть. Что еще… диспетчер? Менеджер? Стоп. Пытались заменить инженеров манагерами! Людьми деловыми, но технарями поверхностными…»

Собранный вычислитель включили и поставили прогревать – чтобы показания от температуры не плавали. Как объяснил Тарасов, греться она должна была примерно час – как раз почти до конца работы. Машина приятно гудела, загадочно сияла неоновыми лампочками, и от нее несло теплом.

Внезапно в динамике музыка оборвалась, и раздался голос Зинаиды Семеновны:

– Внимание! Внимание! Тарасова, Мещерюка, Нелидова, Еремина просят пройти на хозяйственный двор возле гаража. Повторяю: Тарасова, Мещерюка…

На хозяйственном дворе стояла ломовая телега на автомобильных колесах, запряженная здоровенным черным битюгом. На ней лежали две половинки небольшой колесной пары – судя по размерам, что‑то из промтранспорта. Волжанов, в широком коричневом двубортном пальто и бурках, уже стоял рядом, ему что‑то докладывал худощавый высокий человек в стильном полупальто и шляпе пирожком.

– Оси летят массово где‑то после года эксплуатации. Пробовали менять материал, усилить, увеличить сечение – бесполезно…

Волжанов перевел взгляд на подошедших сотрудников.

– Ну что скажет симпозиум?

Виктор заметил, что ось была будто срезана наискось, аккурат под угол сорок пять градусов, посредине; на одной из половинок виднелась коническая шестерня с остатками грязной смазки.

– Извините, а в эксплуатации вот это вот часто боксует?[6]

– Да постоянно, – вздохнул человек в шляпе пирожком. – В шахте и уклоны, и рельсы загрязнены, и влага…

– По излому похоже на касательные напряжения из‑за автоколебаний, возникающих в колесной паре при боксовании. Ну как струна смычком возбуждается.

– А откуда вы это знаете? Исследования такие проводили?

– Как‑то случайно встретил публикацию, кажется, Лысака.

– Лысак? Это который в Коломне динамикой тяговых двигателей занимается?

– Может быть. – Виктор попытался уклониться от скользкой темы; Лысак был в его истории именно тем, кто исследовал это явление, и хотелось, чтобы лавры достались по заслугам. – Колесные центры колеблются в противофазе, узел колебаний посредине оси, шестерня тоже посредине и в рассеянии энергии колебаний практически не участвует…

– Понятно. И что же сейчас можем предложить заводчанам?

– Или сместить шестерню вбок, или сделать разные диаметры левой и правой половин оси. Тогда при автоколебаниях будут удары в зубьях передачи, и эти удары станут рассеивать энергию колебаний.

– Попробуем разные диаметры, – решил человек в шляпе пирожком. – Попытка не пытка.

Мерину надоелу стоять, и он пустил струю, парящую на легком морозе. Народ отошел к заднему концу телеги.

– Ну вот, – проворчал Волжанов, – всегда найдется кто‑то, кому на мнение ученых глубоко… так сказать.

– А я вот помню, случай был, когда еще в сборочном работал и там детали тоже на лошадях возили, – заметил Мещерюк, мужчина лет за тридцать пять, с рыжей шкиперской бородкой. – Так вот там корпуса букс на кобыле с семнадцатого участка привезли, и только начали разгружать, так кобыла струю прямо на кабель сварочного аппарата пустила. А кабели, знаете, их часто просто друг к другу прикручивают, чтобы нарастить, вот она на такое место попала. И как рванет по проходу! Корпуса в разные стороны, народ уворачивается, кто в смотровую канаву сиганул, кто за верстаки, кто за что…

До обеда АВМ запустить успели. После прогрева выставили нули, набрали простенькую схему, народ с шумом и восторгом смотрел, как движется стрелка вольтметра. Послали за Волжановым. Тот пришел, потрогал ладонью нагретый шкаф и сурово посмотрел на собравшихся.

– А вы все представляете себе, что вы тут натворили?.. – В лаборатории наступила тишина, нарушаемая только гудением трансформатора. – Вы же новую эпоху открыли! Придет время – и мы не будем физические модели делать! Только вот на таких вычислителях все будем моделировать. Я вчера из Москвы, там нам показывали вычислитель на полупроводниках, который идет в производство, – он и дешевле, и меньше электричества ест, и это только начало! Нынешние наработки наших электронщиков позволят создать цифровые вычислители, понимающие языки высокого уровня, которые будут сначала размером с письменный стол, а потом вообще с портативную пишущую машинку. Просто достаете такую машину из портфеля, ставите на стол и работаете! Все, что сделали, записываете на вот такую магнитную или фотооптическую пластинку, как для говорящего письма, – и он показал рукой что‑то размером с CD, – и вообще на таких можно всю нашу научную библиотеку поместить. Машина сразу же построит графики и покажет их на плоском экране из элементов тлеющего разряда…

«Это что? Это он им типа про ноут рассказывает? – произнес про себя ошеломленный Виктор. – Это же я должен рассказывать! Так во всех фантастических романах пишут! Это мы продвинутые! А они еще на лошадях ездят!»

– Домой бы себе такую, – подал реплику кто‑то сзади.

«Ага. С двухъядерным процессором и семнадцатидюймовым монитором. И видюху покруче, чтобы игрушки шли… А если… Если Волжанов тоже из будущего? Тоже так же попал, живет инкогнито, стал профессором? А может, сюда так часто от нас попадают? И поэтому никто не удивляется, и регистрацию под нас придумали… А может… – Тут у Виктора даже зачесался нос от внезапно пришедшей в голову догадки. – Может, они специально нас похищают! А Брянск – это у них такой фильтрационный лагерь, потому и регистрация местная… Хотя… Как же командировка?.. Надо проверить, – решил он через пару секунд. – Подать ему какой‑то знак, сказать про то, что у нас все знают, – но так, чтобы другие не заметили. Как же, как же это сделать…»

И тут Волжанов сам обратился к Виктору:

– Вы тут так иронически смотрите… Скажите честно – не верится сегодня в это?

– Ну почему же не верится? Физике это не противоречит, а технология за десятилетия быстро развивается… Вот, например… например… кого из современных людей удивил бы полет Гагарина?

– Хм… авиацией сейчас, конечно, никого не удивишь… – Он взглянул на часы. – Ну ладно, выключайте пока, а то много за свет нагорит.

«Не знает».

Народ начал расходиться. Виктор взял из шкафчика круглый металлический пенал – закрыть лабораторию, опечатать и сдать на вахту.

«А может, он из другого будущего? Где нет Гагарина?»