ГАЛИНДА 4 page

– А с кем она живет? С матерю?

– Мама умерла. Считается, что за Нессой ухаживает отец.

– Считается?

– С ним тоже не все так просто. Папа – весь в религии. – Эльфаба провела одну ладонь кругом над другой – жест, означавший, что можно сколько угодно крутить жернова, но если зерна между ними нет, муки все равно не получится.

– Тяжко вам. От чего умерла ваша мама?

– Умерла во время родов. Ну все, хватит обо мне.

– Тогда расскажите о профессоре Дилламонде. Говорят, вы у него работаете.

– Лучше вы расскажите, как продвигается борьба за ледяное сердце Галинды.

Вопрос вернул мысли Бока в привычное русло.

– Я ни за что не отступлюсь! Стоит ее увидеть – и во мне все пылает, я прямо сгораю от любви. Не могу говорить, ясно думать – я словно засыпаю и вижу сны. Вы меня понимаете?

– С трудом. Мне никогда ничего не снилось, – призналась Эльфаба.

– Неужели нет никакой надежды? Галинда хоть допускает мысль, что ее чувства ко мне могут измениться?

Эльфаба оперлась локтями о стол, положила подбородок на руки и переплела пальцы так, что только вытянутые указательные прижались к ее тонким сероватым губам.

– Знаете, Бок, – задумчиво сказала она. – Галинда уже начинает мне нравиться. Сквозь ее самообожание иногда проглядывает ум. Она умеет думать. Если запустить ее мозги в работу и слегка направить в нужное русло, Галинда и о тебе, наверное, задумалась бы, и даже с приязнью. Так мне кажется. Всего лишь кажется, я не знаю наверняка. Но когда она снова становится собой – кокеткой, способной тратить по два часа в день на завивку своих драгоценных волос, – то все, разумная Галинда как будто запирается в какой‑то каморке и перестает общаться с миром. Как будто прячется от сложностей жизни. Для меня это странно. Я, может, и сама не прочь сбежать от действительности, вот только не знаю как.

– Вы слишком резки и несправедливы к ней, – осуждающе сказал Бок. – Если бы Галинда услышала ваши слова, то пришла бы в ужас.

– Я просто говорю как есть, по‑дружески. Хотя, конечно, у меня не так много опыта в дружбе.

– Ничего себе по‑дружески! Вы и Галинду считаете подругой – а так о ней отзываетесь!

Несмотря на раздражение, Бок был вынужден признать, что разговор с Эльфабой получился гораздо живее всех его прошлых попыток побеседовать с Галиндой. Он боялся оттолкнуть Эльфабу своим осуждением.

– Расскажите мне лучше о профессоре Дилламонде, – добавил он важно, голосом отца, – а я закажу еще чаю.

– Полегче с чаем, я еще этот не выпила, чего деньгами сорить? Я и так расскажу о Дилламонде. Если вас, конечно, интересует мое мнение.

– Простите, я не хотел вас обидеть. Ну, не сердитесь. Сегодня такой хороший день, и мы не в университете. Кстати, как это у вас получилось вырваться одной? Мадам Кашмери знает?

– А вы как думаете? – улыбнулась Эльфаба. – Беру с вас пример. Когда выяснилось, как легко пролезть к нам в Крейг‑холл, я решила, что и выбраться будет несложно. Все равно меня никто не хватится: меня и так никто не замечает, а моего отсутствия – и подавно.

– Как‑то не верится, – ухмыльнулся Бок. – Вряд ли вы сливаетесь со стенами. Но что профессор? Он мой кумир.

Эльфаба вздохнула и отложила посылку, готовясь к долгому рассказу. Профессор Дилламонд пытался выяснить естественнонаучным путем разницу между зверями, Зверями и людьми. Существующая литература по этому вопросу, как выясняла в библиотеке Эльфаба, полна духовно‑нравственными рассуждениями, которые не выдерживают никакой критики.

– Наш университет, если вы помните, когда‑то состоял при монастыре, поэтому, несмотря на кажущуюся открытость ученых новым идеям, религиозные настроения слишком сильны.

– Я тоже верующий и не вижу в этом противоречий, – возразил Бок. – Безымянный Бог мог открыться разным созданиям, не обязательно только людям. Или вы говорите о том, что унионистские трактаты оттесняют Зверей на второй план?

– Так считает Дилламонд, и при этом сам он унионист. Объяснил бы мне кто‑нибудь этот парадокс. Нет, я его очень уважаю, но меня больше захватывает политический аспект работы. Если профессору удастся доказать наше биологическое единство, подтвердить, что принципиальных различий между человеческой и Звериной плотью нет, что мы суть одно, – ну, понятно, что из этого следует.

– Нет, – признался Бок. – Непонятно.

– Ну как же? Чем оправдать запреты на передвижение Зверей, если профессор Дилламонд научными методами докажет, что никакой разницы между людьми и Зверями нет?

– Ах вот оно что! Но это же так наивно!

– Почему это? На каком тогда основании Гудвин будет держаться за свои законы?

– Да разве ему нужны основания? Утвердительную палату он уже распустил. Вряд ли Волшебник прислушается к доводам даже такого мудрейшего из Зверей, как профессор Дилламонд.

– Обязан прислушаться! Должен же он следить за развитием науки! Вот как Дилламонд выведет свое доказательство, так сразу и начнет писать Гудвину и призывать его к пересмотру запретов. Ну и конечно, постарается, чтобы все Звери в стране узнали о его открытии. Профессор ведь не дурак – противостоять Гудвину в одиночку.

– Я и не говорил, что он дурак. Но как по‑вашему – близок ли он к открытию?

– Откуда я знаю? Он мне не докладывает. Я всего лишь его помощница. Лаборантка. Секретарша. Сам‑то он копытами писать не может, вот я и пишу под диктовку, собираю материалы, бегаю в нашу библиотеку, смотрю источники.

– Наша библиотека лучше бы для этого подошла, – заметил Бок. – Но даже в книгохранилище Колледжа трех королев, где я сейчас работаю, кипами лежат монашеские работы по жизни растений и животных.

– Я, конечно, не очень привычно выгляжу, но вход в библиотеку мужского колледжа для меня закрыт. А с нынешними запретами – для профессора Дилламонда тоже. Поэтому все ваше богатство – для нас несбыточная мечта.

– Зато я могу туда попасть, – осторожно сказал Бок. – И если бы я знал, что конкретно вас с профессором интересует…

– Когда он закончит борьбу за равенство людей и Зверей, пусть воюет за равенство полов, – продолжала Эльфаба, но тут поняла, на что намекнул Бок. Она едва не схватила его за руки. Куда только делись этикет и вежливые обращения на «вы»! – Ой, Бок, милый, от имени профессора Дилламонда я принимаю твое щедрое предложение нам помочь. На этой же неделе я передам тебе список работ. Только не упоминай моего имени ладно? Мне‑то все равно, пусть Кашмери брызжет ядовитой слюной, но я бы не хотела, чтобы она вымешала свою злобу на моей сестре.

Одним глотком Эльфаба допила чай, поправила косынку и не успел Бок привстать для вежливого прощания, сорвалась с места. Посетители удивленно поднимали глаза от своих книжек и газет и провожали взглядом странную стремительную девушку. Бок сел, медленно соображая, во что он ввязался, и растерянно оглядывая зал. Что‑то необычное было здесь сегодня – но что? Что? Не сразу он понял, а потом его будто током ударило. Во всем кафе не было ни одного Зверя. Ни единого!

Всю свою жизнь – а жить ему предстояло долго – Бок будет помнить это лето: запах книжной пыли, плывущие перед глазами буквы древних рукописей. Он в одиночку перебирал горы рукописей, рылся в ящиках с ветхими пергаментами. За решетчатыми окнами не переставая моросил дождь, колючий, как песок. Дождь, ожидаемый в Манчурии, проливался, так туда и не добравшись. Бок старался об этом не думать. Постепенно он приобщил к работе Крона и Тиббета. Поначалу мальчишки собирались искать старые манускрипты по всем правилам шпионской науки: в пенсне без стекол, напудренных париках и плащах с высокими воротниками; все это предполагалось раздобыть в подсобке студенческого драмкружка. Боку стоило большого труда отговорить приятелей от маскарада. Зато, убедившись в серьезности задачи, они принялись задело с большим азартом. Раз в неделю все трое встречались с Эльфабой на Вокзальной площади. В эти дождливые недели Девушка приходила закутанная в коричневый плащ с капюшоном, в сапогах и в двух парах чулок на тощих ногах. Когда Бок впервые увидел ее в таком облачении, он только руками развел.

– Я этих двоих едва уговорил оставить шпионские штучки, и тут приходишь ты, одетая, как Кембрийская ведьма.

– Я не красоваться перед вами пришла, – сухо сказала Эльфаба, сняв с себя плащ и сложив его мокрой стороной внутрь.

Всякий раз, когда входил новый посетитель и стряхивал воду с зонта, она втягивала голову в плечи, избегая даже мельчайших брызг.

– Ты чего, воды боишься? – удивился Бок. – По каким‑то религиозным соображениям?

– Я тебе уже говорила: я не придерживаюсь ни одной религии, что не мешает мне иметь собственные соображения. И вообще тех, кто руководствуется в жизни религиозными соображениями, надо изолировать от общества, как психически больных.

– Отсюда, – вставил Кроп, – твой страх перед водой. Окропит тебя кто‑нибудь святой водой – глядишь, твой атеизм и испарится.

– Так, хватит обсуждать мой атеизм, – оборвала его Эльфаба. – Перейдем к делу.

«Эх, если бы здесь была Галинда!» – думал Бок. Дружба между молодыми людьми крепла, чему свидетельством были их регулярные встречи. Отбросив формальности, они сразу перешли на «ты», спорили, перебивали друг друга, смеялись и чувствовали себя храбрецами, взявшимися за секретное задание. Кроп и Тиббет не слишком переживали за Зверей и ущемление их прав: оба приехали из Изумрудного города, оба родом из преданных Волшебнику семей: один – сын сборщика налогов, другой – отпрыск советника дворцовой охраны. Но слепая вера Эльфабы в благородство поставленной цели постепенно заразила и их. Бок сам увлекался все больше и больше. Если бы только Галинда сидела рядом с ними, возбужденно придвинувшись к столу, а ее глаза сверкали бы таким же азартом…

– Я думала, что слышала от отца про все виды страсти, – говорила Эльфаба. – Но, мальчики, я еще никогда не видела подобного тому, что творилось на днях с Дилламондом. Он придумал расположить две линзы так, чтобы смотреть через них на кусочек ткани, положенный на прозрачное стекло и освещенный свечным светом, и взглянул на эту ткань. Что тут началось! Он начал диктовать, но был так возбужден, что стал петь о том, что видел. Только представьте – арии о структуре, цвете и форме мельчайших единиц жизни. Его голос был ужасный, трескучий, в общем, козлиный, – но до чего искренний, до чего проникновенный! Глиссандо для введения, вибрато для наблюдения, тремоло для обобщения – долгая, торжественная песнь великого открытия. Я боялась, что нас услышат, но ничего не могла поделать – вторила ему, как школьница на уроке пения. Ах как это было прекрасно!

Вдохновленный своим успехом профессор давал Эльфабе все новые задания. Он предпочел не объявлять сейчас о своем открытии, а дождаться политически более подходящего случая, и просил к концу лета собрать древние тексты о взглядах лурлинистов и унионистов на происхождение Зверей и остальных животных. «Он не надеется, конечно, найти в религиозных писаниях научные истины, – объясняла Эльфаба. – Просто хочет выяснить мнение предков на этот счет. Старые сказочники могут дать ему дополнительные доводы для полемики с Гудвином».

Друзья тут же принялись вспоминать, что они об этом знают.

– Вот что я помню из древних легенд, предшествовавших «Озиаде», – сказал Тиббет, откинув театральным жестом светлые волосы со лба. – Наша гипотетическая королева фей Лурлина притомилась летать, спустилась посреди песков и воззвала к подземным водам. Те забили послушными фонтанами, и пустыня вмиг ожила и превратилась в страну Оз во всем ее величии. Лурлина напилась до одури и завалилась дрыхнуть на Трехглавую гору. Спала себе, спала, потом проснулась и облегчилась, сотворив тем самым реку Гилликин, которая побежала через Гилликинский лес, изогнулась вдоль восточной границы Винкуса и влилась в Тихое озеро. Животные в отличие от Лурлины и ее крылатой свиты были геобионтами. Не смотрите на меня так, это вполне нормальное слово. Оно означает «обитающий на земле», я проверял. Так вот животные возникли из кусочков почвы, которые растолкала рвущаяся наверх растительность. Когда Лурлина начала справлять нужду, они обезумели от страха, решили, что настал конец света, и бросились в бушующие воды, пытаясь перебраться на другой берег. Те, кто струсил и вернулся, остались бессловесными тварями: их впрягают в повозки, выращивают на мясо, стреляют на охоте. Переплывшие получили в награду дар речи.

– Хорошенький дар – понимать, что смертен, – пробормотал Кроп.

– Так и возникли Звери. И сколько помнит история, они всегда существовали вместе со зверями.

– Крещение мочой, – подытожила Эльфаба. – Интересно, это что – попытка одновременно объяснить происхождение Зверей и внушить к ним отвращение?

– А те животные, которые утонули, – кем были они? – спросил Бок. – Ничтожествами?

– Или мучениками?

– Или стали подземными духами и устраивают теперь засуху в Манчурии?

Они рассмеялись.

– Мне недавно попались более поздние тексты унионистского толка, – сказал Бок. – В них языческую легенду слегка подчистили. Потоп, случившийся когда‑то между сотворением страны Оз и появлением человека, был не мочой Лурлины, а морем слез Безымянного Бога во время его первого и единственного пришествия. Он почувствовал все то горе, которое со временем переполнит страну, и зарыдал. Земля на милю погрузилась в соленые воды. Животные удерживались на плаву, хватаясь за вырванные с корнем деревья. Те, кто наглотался слез Господних, преисполнились состраданием к братьям по несчастью и стали строить плоты из всего, что плавало на поверхности. Они спасли остальных из чистой жалости и за свою доброту обрели разум.

– Другое крещение – питьем божественных слез, – резюмировал Тиббет. – Красивая версия.

– А что там с магией? – поинтересовался Кроп. – Могут ли волшебники взять какое‑нибудь животное и наделить его разумом?

– Я пыталась найти записи об этом, – сказала Эльфаба. – Известные теоретики пишут, что если некто – Лурлина, Безымянный Бог или кто‑то еще – создал Зверей из зверей, то магия способна это повторить. Они даже намекают, что Звери появились не в результате божественного вмешательства, а благодаря волшебству Кембрийской ведьмы, настолько сильному, что оно не ослабло и по сей день. Мне кажется, что это все добавки к мифологии лурлинистов. У нас нет никаких доказательств, что магия настолько сильна.

– Как нет у нас и доказательств, что бог настолько силен, – напомнил Тиббет.

– Что лишний раз свидетельствует против него, – парировала Эльфаба. – Но не будем об этом. Беда в том, что если это кембрийские чары многовековой давности, то они могут быть обратимы. Или кто‑то решит, что они обратимы, а это ничуть не лучше. И пока волшебники подбирают заклинания, Звери теряют свои права одно за другим, но достаточно медленно, чтобы никто не заподозрил, что их порабощают. Гудвин играет в очень рискованную игру, и Дилламонд пока еще не знает…

Тут Эльфаба накинула капюшон, и за складками плаща ее лицо стало почти неразличимым.

– Что… – начал Бок, но она предостерегающе поднесла палец к губам. Кроп с Тиббетом словно по команде начали бестолковую болтовню о том, как было бы здорово, если бы их похитили пираты, увезли в пустыню и заставили танцевать в одних набедренных повязках. Бок осторожно осмотрелся, но не заметил ничего необычного. Пара служащих увлеченно изучала программу бегов, несколько элегантных дам читали книги за чашкой чая, чей‑то механический слуга покупал увесистый мешок кофе, чудаковатый профессор бился над какой‑то теоремой, раскладывая и перекладывая кусочки сахара вдоль столового ножа.

Через несколько минут Эльфаба сняла капюшон.

– Уф, вроде пронесло. Этот железный человечек служит в Крейгхолле. Громметиком его, что ли, зовут. Он как преданный щенок – повсюду следует за мадам Кашмери. Кажется, он меня не заметил.

Но она слишком нервничала, чтобы продолжать разговор, и, наскоро дав друзьям новые задания, поспешно удалилась в заоконную сырость.

За две недели до конца каникул из своей усадьбы в Десятилуговье вернулся сильно загоревший Эврик и стал дразнить Бока за дружбу с ребятами из Колледжа трех королев. При других обстоятельствах Бок, наверное, забросил бы новых друзей, но теперь он работал с ними над общим заданием. Приходилось терпеть насмешки Эврика.

На очередной встрече Эльфаба обмолвилась, что получила письмо от Галинды, гостившей у подруг на озере Хордж.

– Представляете, зовет меня к себе на выходные. До чего надо было озвереть от своих бестолковых соседок!

– С какой стати? – удивился Бок. – Это ведь ее лучшие подруги.

– Ой, не спрашивай. Я плохо разбираюсь в их отношениях, но, по‑моему, они не так лучезарны, как изображает Галинда.

– Так когда ты едешь?

– Никогда. У меня важная работа.

– Покажи письмо.

– Я его не взяла.

– Тогда принеси в следующий раз.

– Зачем оно тебе?

– Хочу сам прочесть. Может, Галинде нужна твоя помощь.

– Моя помощь? – Эльфаба громко рассмеялась. – Ну хорошо. Ты потерял голову, и в этом есть доля моей вины. Я принесу письмо. Но ехать, только чтобы тебя порадовать, я все равно не собираюсь, имей в виду. Несмотря на нашу дружбу!

На следующей неделе она показала Боку письмо.

Моя дорогая Эльфаба!

Пишу тебе по просьбе пригласивших меня мисс Фэнни из Фэн‑холла и мисс Шень‑Шень из клана Минкос. Отдых здесь чудесный. Все тихо, спокойно и очень приятно. Не хочешь ли ты приехать к нам денька на три‑четыре перед занятиями? Ты ведь устала, наверное, работать все лето. Приезжай проветрись. Можешь даже не писать заранее – просто садись в поезд, доезжай до станции «Долина забвения», а дальше на извозчике или пешком (там не больше пары миль от моста) до дачи, которая зовется «Сосновый каприз». Чудный домик, весь увит плющом и обсажен розами. Благодать. Я очень надеюсь, что ты приедешь, в том числе и по причинам, которые не хочу указывать в письме. К сожалению, ничего не могу посоветовать насчет сопровождения: мисс Клотч уже здесь и опекунши девочек, мисс Клип и мисс Вимп, С нетерпением жду, когда смогу с тобой поговорить.

Твоя добрая подруга

Галинда Ардуэнская.

Писано 33‑го жарника, в полдень,

На даче «Сосновый каприз».

– Как же можно после этого не ехать? – вскричал Бок. – Ты же видишь, как она пишет.

– Да. Как человек, который редко берется за перо.

– Она пишет: «Я очень надеюсь, что ты приедешь». Ты нужна ей, Эльфи! Ты непременно должна ехать.

– Вот как? Может, тогда сам поедешь?

– Меня ведь не приглашали.

– Это легко устроить. Давай я напишу, что подыскала себе замену.

– Вам бы все шутить, мисс Эльфи, – надулся Бок. – А дело серьезное.

– Очередной приступ любовной горячки, – покачала головой девушка. – И брось свой обиженный тон. Даже если бы я хотела поехать, то не смогла бы. Меня некому сопровождать.

– Давай я с тобой поеду.

– Ха! Так Кашмери меня с тобой и отпустила!

– Ну, тогда… – соображал Бок, – как насчет моего друга Эврика? Он сын маркграфа. Перед ним даже твоя Кашмери дрогнет.

– Чтобы Кашмери дрогнула, нужен по меньшей мере сын короля. И потом, ты обо мне подумал? Не хочу я никуда ехать с твоим Эвриком.

– Эльфи, – напомнил ей Бок. – Ты передо мной в долгу. Я тебе и сам все лето помогал, и Кропа с Тиббетом привлек. Пора расплачиваться. Ты отпросишься на несколько дней у Дилламонда, а я поговорю с Эвриком. Он как раз не знает, куда себя деть. Втроем поедем на озеро Хордж. Мы с Эвриком остановимся в какой‑нибудь гостинице неподалеку; ты, разумеется, с Галиндой и ее подругами. Побудем там чуть‑чуть, убедимся, что с ней все в порядке, и сразу же назад.

– Я не за нее, а за Тебя беспокоюсь, – сказала Эльфаба, и Бок понял, что победил.

* * *

С мадам Кашмери пришлось повозиться: она не хотела отпускать Эльфабу ни с одним, ни с двумя мальчиками.

– Если с вами что‑то случится, мисс Эльфаба, ваш отец никогда меня не простит. Я ведь совсем не такая кошмарная Кашмери, какую вы из меня строите. Да‑да, я наслышана, какие прозвища вы мне придумываете. Детский сад. Нос другой стороны, я боюсь, что вы надорветесь. Работаете круглый год. Как говорится, зимой и летом одним цветом. Если мистер Эврик, мистер Бок и вы возьмете моего верного Громметика и будете приглядывать за ним, а он – за вами, то я разрешу вам это маленькое развлечение.

Эльфаба, Бок и Эврик сидели в купе; Громметика засунули наверх вместе с багажом. Время от времени Эльфаба встречалась глазами с Боком и морщилась от недовольства. Эврика она невзлюбила с первого взгляда и старательно игнорировала. А тот, закончив листать спортивную программку, начал подтрунивать над другом.

– Как же я, уезжая, не догадался, что тебя сводит любовными конвульсиями? Ты строил слишком серьезное лицо, это сбило меня с толку. Я‑то опасался, как бы ты не заболел какой‑нибудь чахоткой. Надо было пойти со мной в «Приют философа» – враз избавился бы от своей хвори.

Бок ужаснулся от упоминания злачного притона в присутствии девушки, но Эльфаба никак не отреагировала. Может, она еще не знала, что это за место? Он попытался сменить тему.

– Ты просто не видел Галинду, поэтому не понимаешь. Она тебе понравится, вот увидишь.

«И ты ей тоже», – запоздало осознал Бок. Но он был согласен даже на это, лишь бы помочь Галинде. Эврик презрительно оглядел попутчицу.

– Мисс Эльфаба, – высокомерно обратился он к ней. – Ваше имя случайно не означает, что у вас в роду были эльфы?

– Какой оригинальный вопрос! – воскликнула она. – Как бы это проверить? А, знаю! Если в моем роду были эльфы, то руки у меня должны быть хрупкими, как лапки кузнечика, и ломаться от малейшего перегиба. Вот попробуйте. – Девушка протянула ему зеленую, как незрелый крыжовник, ладошку. – Нет вы попробуйте, и покончим с этим раз и навсегда. Мы подсчитаем, сколько усилий вы потратите, чтобы сломать мне руку, сравним с усилиями для рук, которые выломали прежде, и вычислим относительное содержание человеческой и эльфийской крови в моих венах.

– Да я вас и пальцем не трону! – ответил Эврик, умудрившись вложить море смысла в единственную фразу.

– А жаль, – огорчилась Эльфаба. – Если бы вы оторвали мне руки и ноги, пришлось бы вам отправить меня обратно в Шиз, что избавило бы меня от непрошеных каникул. И от вашей компании в придачу.

– Эльфи! – поморщился Бок. – Зачем же так сразу? Не успели познакомиться…

– Нет‑нет, все хорошо, – сказал Эврик, сверкнув глазами на Эльфабу.

– Я даже представить не могла, что дружба требует столько сил, – пожаловалась Эльфаба Боку. – Раньше мне жилось гораздо проще.

Было уже прилично за полдень, когда Эльфаба, Бок и Эврик приехали в Долину забвения, облюбовали гостиницу и, оставив в ней вещи, пошли вдоль озера к «Сосновому капризу». Рядом с крыльцом сидели две пожилые женщины и чистили фасоль и тугоручину. В одной из них Бок узнал мисс Клютч; вторая, по‑видимому, была опекуншей Шень‑Шень или Фэнни. Женщины встрепенулись, заметив гостей. Мисс Клютч в удивлении подалась вперед, и фасоль посыпалась у нее с колен.

– Батюшки! – воскликнула она. – Да это же мисс Эльфаба собственной персоной! Святые угодники! Я и представить не могла…

Она набросилась на девушку и сжала ее в объятиях. Эльфаба замерла, как гипсовое изваяние.

– Сейчас, сейчас, дайте только дух перевести, – тараторила опекунша. – Какими это судьбами вы оказались в наших краях? Я просто глазам своим не верю!

– Галинда написала мне письмо с просьбой приехать. Друзья вызвались меня сопровождать. Вот я и решила принять приглашение.

– Надо же, а мне она ничего не сказала. Давайте‑ка свою сумку, а я найду вам сменную одежду. Устали, наверное, с пути. Вы, молодые люди, остановитесь, конечно, в гостинице. Но пока можете поздороваться с девушками – они в беседке на берегу.

Друзья спустились по дорожке с лестницами. Громметик задержался на ступеньках и отстал: никто не пытался помочь неуклюжему существу с металлической кожей и механическими мозгами. Обогнув последние кусты остролиста, они вышли к обещанной беседке. Это была ротонда на шести бревенчатых столбах с замысловатыми узорами, открытая малейшему дуновению ветра с озера Хордж, синевшему за ней голубой гладью. Девушки беседовали, сидя в плетеных креслах; рядом пристроилась опекунша, поглощенная каким‑то сложным рукоделием с тремя спицами и множеством разноцветных нитей.

– Мисс Галинда! – воскликнул Бок, желая, чтобы его услышали первым.

Девушки подняли головы. В легких летних платьицах без кринолина они казались птицами, готовыми вот‑вот взлететь в небо.

– Мама дорогая! – ахнула Галинда. – Вы что здесь делаете?

– Я неодета, – взвизгнула Шень‑Шень, привлекая общее внимание к своим бледным босым ногам.

Фэнни прикусила губу, стараясь превратить озорную усмешку в приветливую улыбку.

– Я к вам ненадолго, – сказала Эльфаба. – Знакомьтесь: Эврик, сын маркграфа Десятилуговья из Гилликина, и мистер Бок из Манчурии. Оба студенты Бриско‑холла. Мистер Эврик, как вы уже, наверное, догадались по восторженному лицу Бока, это мисс Галинда Ардуэнская и ее подруги, мисс Фэнни и мисс Шень‑Шень, которые пусть лучше сами расскажут о своих родословных.

– Как неожиданно и мило! – восхитилась Шень‑Шень. – Ай да Эльфаба Неприступная. Да за такой приятный сюрприз мы навсегда прощаем твою нелюдимость. Как поживаете, господа?

– Но… – выдавила Галинда. – Зачем ты здесь? Что случилось?

– Я здесь потому, что рассказала Боку о твоем приглашении, а он решил, что это чуть ли не знак свыше и нам надо срочно ехать.

Тут Фэнни не выдержала и с хохотом повалилась на пол беседки.

– Что? – удивилась Шень‑Шень, оглядываясь на подругу. – Ты чего?

– О каком таком приглашении? – спросила Галинда.

– Неужели забыла? – неуверенно сказала Эльфаба. Бок впервые видел ее смущенной. – Хочешь, чтобы я его достала?

– Да они меня разыгрывают! – вскричала Галинда, бросив на беспомощную Фэнни испепеляющий взгляд. – Посмеяться надо мной вздумали! И вовсе это не смешно, мисс Фэнни, прекратите немедленно, а то я как… ударю.

В этот самый миг из‑за кустов остролиста показался Громметик. От вида неуклюжей железяки, балансирующей на краю очередной ступеньки, Шень‑Шень осела в приступе хохота и теперь вместе с Фэнни изнемогала от смеха на полу беседки. Даже опекунша, мисс Клип, расплылась в улыбке, складывая рукоделие.

– Что здесь происходит? – спросила Эльфаба.

– За что мне такое наказание? – со слезами в голосе взвыла Галинда. – Ты когда‑нибудь оставишь меня в покое?

– Подождите, мисс Галинда, – взмолился Бок. – Ни слова больше. Вы расстроены.

– Я… – простонала Фэнни между припадками смеха. – Это я написала письмо.

Эврик хихикнул. Эльфаба выкатила глаза.

– То есть ты мне ничего не писала и сюда не звала, – уточнила она у Галинды.

– Конечно, нет! – Галинда мало‑помалу совладала с собой, хотя сказанного уже не воротить. – Моя дорогая Эльфаба, я никогда бы не подвергла тебя тем жестоким шуткам, которые эти злые насмешницы проделывают друг с другом и со мной, лишь бы повеселиться. Тебе здесь совершенно нечего делать.

– Но меня пригласили, – напомнила Эльфаба. – Мисс Фэнни, это вы написали письмо за Галинду.

– А ты и поверила! – фыркнула Фэнни.

– Тем лучше. Это ваш дом, и я с удовольствием принимаю ваше приглашение, даже если оно написано от чужого имени. – Эльфаба спокойно смотрела в злобно прищуренные глаза Фэнни. – Пойду распаковывать веши.

Она ушла в сопровождении одного лишь Громметика. Воздух звенел от несказанных слов. Постепенно истерический смех Фэнни прекратился, она только пофыркивала и икала, потом притихла и, растрепанная, замерла на каменном полу.

– И нечего так на меня смотреть, – сказала она наконец. – Это была всего лишь шутка.

Остаток дня Эльфаба просидела в комнате. Галинда тоже пропадала; спустилась только на обед да еще пару раз ненадолго присоединялась к подругам. Боку с Эвриком достались Шень‑Шень и Фэнни. Друзья купались, катали девушек на лодках, и Бок даже пытался пробудить в себе интерес к кокеткам, ноте дружно вешались на его приятеля. Наконец Бок поймал Галинду на крыльце и взмолился, что хочет поговорить с ней. Галинда покорно согласилась.

Они сидели рядышком на качелях.

– Это я во всем виноват, – говорил Бок. – Я не разглядел подвоха и настоял, чтобы Эльфи поехала. Сама она не хотела.

– Как это вы настояли? И что это у вас с ней за фамильярности, хотела бы я знать?

– Мы подружились.

– Да уж вижу. Так зачем вы настояли? Неужели было непонятно, что я не могла такого написать?

– Откуда я знал? Вы с ней соседки.

– Только по распоряжению мадам Кашмери.

– Вот оно как. А мне казалось, вы подруги. Галинда фыркнула и скривила рот, но промолчала.

– Если вы считаете, что вас непоправимо обидели, отчего вы не уедете? – продолжал Бок.

– Может, и уеду. Я пока думаю. Эльфаба говорит, отступить – значит признать поражение. Но если она сейчас выползет из своего логова и начнет разгуливать со мной… с нами… это станет вконец невыносимым. – Спохватившись, Галинда добавила: – Мои подруги ее недолюбливают.