Глава 1. http://www.litportal.ru

Джудит Макнот

Само совершенство. Том 1

Современная серия – 5

http://www.litportal.ru

«Само совершенство. Книга 1»: АСТ; Москва; 2003

ISBN 5‑17‑017324‑5

Аннотация

Что чувствует один из самых богатых, красивых, талантливых и популярных актеров Голливуда, если в один страшный день он теряет все и, обвиненный в гнусном убийстве, оказывается в тюрьме? Или, может быть, пройдя через это нелегкое испытание, он приобретает нечто большее — истинную любовь?

Джудит Макнот

Само совершенство. Том 1

ПРОЛОГ

Маргарет Стенхоуп стояла у открытых дверей веранды и наблюдала, как дворецкий обносит напитками ее внуков, только что приехавших на летние каникулы из дорогих частных школ и колледжей. Ледяное выражение ее породистого лица не предвещало ничего хорошего. С высокой веранды открывался типичный пенсильванский пейзаж: буйно зеленеющая долина, в которой уютно расположился небольшой городок. Извилистые зеленые улочки, ухоженный парк, яркие витрины магазинов — все это создавало ощущение покоя, размеренности и благополучия. По правую руку на отлогих холмах раскинулся местный привилегированный клуб. А в самом центре Риджмонта гордо возвышались красные кирпичные строения, принадлежащие компании «Стенхоуп», главному источнику безбедного существования местных жителей. По негласной общественной иерархии, существующей в любом провинциальном городке, семейство Стенхоупов находилось, безусловно, на самой верхушке социальной лестницы. Видимо, следуя атому же принципу, их особняк расположился на самом высоком и крутом из холмов.

Однако сегодня мысли Маргарет Стенхоуп были далеки от собственного социального статуса, которым она обладала от рождения и который еще больше укрепила удачным замужеством. Сегодня все ее существо было сосредоточено на давно взлелеянной мести, на том сокрушительном ударе, который она собиралась нанести своим ненавистным внукам. Удовлетворенно отметив, как шестнадцатилетний Алекс перехватил ее взгляд и с явной неохотой взял с серебристого подноса чай со льдом вместо шампанского, которому явно отдавал предпочтение, она презрительно посмотрела на семнадцатилетнюю Элизабет. До чего же эти двое похожи друг на друга — оба испорченны, бесхребетны и абсолютно безответственны. Они слишком много пили, слишком много шлялись и не имели ни малейшего понятия о самодисциплине. Но скоро всему этому придет конец, уж она об этом позаботится!

Элизабет, одетая по случаю жары в туго обтягивающее желтое платье с вырезом до пупа, перехватила взгляд бабки, надменно фыркнула и демонстративно взяла с подноса два бокала с шампанским. Маргарет Стенхоуп оставила этот ребячливый вызов без внимания и промолчала. В конце концов, что с нее взять? Девица была точной копией своей мамаши — такая же легкомысленная, сексуально озабоченная и безмозглая пустышка. Та погибла восемь лет назад вместе с сыном Маргарет, когда их спортивная машина потеряла управление на обледенелой дороге. В результате четверо детей остались сиротами. Позднее полиция сообщила, что они ехали со скоростью более ста шестидесяти километров в час да к тому же оба были совершенно пьяны.

А полгода назад произошла еще одна катастрофа. На этот раз жертвой стал беспутный муж Маргарет, который никогда не хотел принимать во внимание такие мелочи, как преклонный возраст и плохая погода. Самолет, на котором он летел на «рыбалку»с двадцатипятилетней манекенщицей, взятой, очевидно, для того, чтобы насаживать наживку на крючок, попал в грозу и разбился. Вспомнив об этом, Маргарет сама удивилась собственному безразличию, даже злорадству. Обе катастрофы отнюдь не были роковой случайностью. Скорее они явились совершенно закономерным окончанием той распутной и безалаберной жизни, которую вели все мужчины семейства Стенхоупов. Высокомерные, дерзкие, красивые и безрассудные, они жили только сегодняшним днем, как будто время и смерть над ними были не властны.

Вследствие этого Маргарет пришлось всю жизнь прилагать титанические усилия для сохранения собственного достоинства и самообладания, в то время как ее муженек тратил огромные деньги на удовлетворение своих дорогостоящих прихотей, приучив к тому же и внуков. Ему ничего не стоило привести в дом проституток, с которыми они все вместе развлекались, пока она спала наверху. Все, кроме Джастина. Ее любимого Джастина…

Умный, ласковый, прилежный и аккуратный, Джастин был единственным из младшего поколения Стенхоупов, который пошел в мужчин семьи Маргарет, и она любила его беззаветной материнской любовью. Но теперь Джастин мертв, а его братец Захарий жив, здоров и весел, хотя даже одно его присутствие здесь является для нее изощренной пыткой. Повернув голову, Маргарет наблюдала, как легко и стремительно он поднимается по каменным ступеням, ведущим на веранду, и чуть не задохнулась от жгучей ненависти, которую вызывал в ней этот высокий, темноволосый восемнадцатилетний красавчик.

Захарий Бенедикт Стенхоуп III был назван в честь своего деда и являлся его точной копией, но у Маргарет Стенхоуп имелись гораздо более веские причины для того, чтобы ненавидеть своего старшего внука. И он это прекрасно знал. Но ничего, через несколько минут он наконец заплатит ей за все. Правда, возмездие будет недостаточным, но большего Маргарет сделать не могла, и ощущение собственного бессилия удваивало скопившуюся в ней глухую ярость.

Обождав, пока Захарий возьмет у дворецкого бокал с шампанским, Маргарет заговорила:

— Наверное, вы недоумеваете, зачем я собрала этот маленький семейный совет.

Захарий, небрежно облокотившись на балюстраду, сохранял абсолютную невозмутимость, чего нельзя было сказать об Алексе и Элизабет, сидевших за столиком. Приготовившись к длинной и скучной нотации, они обменялись выразительными взглядами, что, естественно, не укрылось от Маргарет Стенхоуп. Этим двоим явно не терпелось поскорее сбежать с веранды и встретиться со своими дружками — такими же распущенными и бесхарактерными оболтусами, привыкшими к тому, что «Деньги родителей смогут вызволить их из любых неприятных ситуаций.

— Я вижу, что вы торопитесь, — продолжала Маргарет, обращаясь к парочке за столиком, — а потому перейду прямо к делу. Уверена, что никто из вас не задумывался над столь низменным вопросом, как собственное материальное положение. Но тем не менее, думаю, вам будет небезынтересно узнать, что ваш дедушка был слишком занят» общественными делами «, а также слишком уверен в собственном бессмертии, чтобы позаботиться о составлении нормального завещания после смерти ваших родителей. Таким образом, я являюсь единственным законным владельцем всего состояния Стенхоупов. Если вы не понимаете, что это значит, то я с удовольствием вам объясню. — Она победно улыбнулась. — Я буду оплачивать ваше обучение и даже позволю сохранить некоторые дорогостоящие игрушки типа спортивных машин. Но это будет продолжаться только до тех пор, пока вы будете удовлетворительно учиться в колледже и вести тот образ жизни, который я сочту приемлемым. Точка.

Первой реакцией Элизабет было скорее удивление, чем испуг.

— А как насчет моего содержания и денег на карманные расходы, когда я осенью вернусь в колледж?

— У тебя не будет никаких» карманных расходов «, потому что ты никуда не вернешься. Ты останешься здесь и пойдешь в местный двухгодичный колледж. Если в течение этих двух лет ты будешь пристойно себя вести и нормально учиться, то тогда и только тогда я позволю тебе уехать учиться в другой город.

— Двухгодичный колледж! — Возмущению Элизабет не было предела. — Надеюсь, ты не рассчитываешь всерьез на то, что я соглашусь!

— Очень даже рассчитываю. А впрочем, можешь проверить серьезность моих намерений и отказаться. Только, боюсь, в этом случае мне придется лишить тебя вообще каких бы то ни было средств к существованию. То же самое произойдет и в случае, если до меня дойдут хоть малейшие слухи о пьянстве, наркотиках и распутстве. — Повернувшись к Александеру, Маргарет продолжала:

— Кстати, на тот случай, если у тебя возникли какие‑то сомнения, все вышесказанное относится и к тебе. И среднюю школу ты тоже будешь заканчивать здесь, а не в Эксетере.

— Но ты не имеешь права так поступать с нами! — взорвался Алекс. — Дедушка никогда бы не позволил этого!

— Ты не имеешь права указывать, как нам жить, и решать за нас нашу судьбу. — подхватила Элизабет, которая уже была близка к истерике.

— Если тебя не устраивает мое предложение, — стальным голосом отпарировала Маргарет, — то я не запрещаю тебе устроиться куда‑нибудь официанткой или подыскать подходящего сутенера. К сожалению, на сегодняшний день это единственные поприща, на которых ты можешь себя проявить.

С нескрываемым удовлетворением Маргарет отметила полную растерянность на внезапно побледневших лицах младших внуков.

— А как насчет Зака? — наконец угрюмо пробурчал Алекс. — Ведь он один из лучших студентов и Иеле. Не хочешь же ты заставить и его вернуться сюда?

Наконец‑то наступил момент торжества Маргарет Стенхоуп.

— Нет, — сказала она, — не хочу. И резко повернувшись к Захарию, заговорила, а точнее выплюнула ему в лицо все те слова, которые так долго вынашивала в себе:

— Убирайся вон! Убирайся из этого дома и никогда больше сюда не возвращайся! До конца моих дней я не желаю ни видеть твоего лица, ни слышать твоего имени.

Если бы не плотно сжавшиеся губы Захария, то можно было подумать, что слова бабки не возымели никакого действия. Он не задавал вопросов, потому что не нуждался в ответах. Все было ясно с той самой секунды, как Маргарет Стенхоуп начала излагать свой ультиматум. А потому теперь, ни слова не говоря, он отошел от балюстрады и протянул руку к ключам от машины, которые лежали на столе. Резкий голос Маргарет остановил его руку.

— Твоя машина останется здесь! Ты уйдешь отсюда в том, что на тебе есть! — Захарий отдернул руку и посмотрел на брата и сестру, как будто ожидая от них каких‑то слов ободрения и поддержки. Но те молчали, поглощенные собственными несчастьями. А может, просто боялись, что в случае малейшей попытки поддержать брата их постигнет та же участь.

Маргарет в глубине души презирала младших внуков за трусость, но на всякий случай решила в корне пресечь всякие возможные проявления запоздалого мужества.

— И учтите, — обратилась она к Алексу и Элизабет, в то время как Захарий повернулся и направился к выходу, — что если кто‑нибудь из вас будет продолжать общаться с ним или даже» случайно» встречаться у общих знакомых, то его постигнет та же участь. Надеюсь, я достаточно ясно выразилась? — Повысив голос, Маргарет добавила, обращаясь к удаляющемуся юноше:

— Захарий, на тот случай, если ты решил найти пристанище у кого‑то из своих друзей, хочу предупредить, чтобы ты на это не особенно рассчитывал. Компания «Стенхоуп» является основным и практически единственным источником заработка для всех жителей Риджмонта. А так как я являюсь ее единственным и полноправным владельцем, то вряд ли кто‑нибудь захочет помочь тебе, рискуя вызвать мое недовольство и, соответственно, потерять работу.

Захарий, уже спускавшийся по лестнице, оглянулся и посмотрел на бабку с таким ледяным презрением, что она с некоторым запозданием сообразила, что внук никогда и не помышлял просить милости у кого бы то ни было. Что было в его глазах до того, как он повернул голову? Боль? Ярость? Страх? Маргарет Стенхоуп искренне надеялась, что и то, и другое, и третье.

Неуклюжий фургон, поравнявшись с высоким стройным молодым человеком, бредущим по обочине шоссе, с грохотом затормозил.

— Эй! — окликнул Чарли Мердок, высунувшись из кабины. — Тебя подвезти?

Янтарные глаза отрешенно уставились на Чарли, и у того возникло ощущение, что до парня не сразу дошел смысл его слов. Но через мгновение он все же кивнул и забрался в кабину. Чарли обратил внимание на дорогие брюки, шикарные туфли из натуральной кожи с подобранными в тон носками, модную стрижку. «Видать, из богатеньких студентов», — решил он и попытался завязать непринужденную светскую беседу.

— Ты в каком колледже учишься?

Парень судорожно сглотнул, как будто пытался протолкнуть застрявший в горле комок, и отвернулся к боковому окну, но когда он заговорил, его голос звучал ровно и спокойно:

— Я не учусь в колледже.

— Наверное, у тебя сломалась машина где‑то неподалеку?

— Нет.

— Возвращаешься от родителей?

— У меня нет родителей.

Несмотря на резкий тон своего странного пассажира, Чарли, который сам был отцом троих взрослых сыновей, безошибочно почувствовал, что этому мальчику приходится проявлять недюжинное самообладание, стараясь ничем не выдать обуревающих его чувств. Поэтому он выдержал небольшую паузу и небрежно спросил:

— А имя у тебя есть?

— Зак… — ответил тот и после некоторого колебания добавил:

—..Бенедикт.

— Куда направляешься?

— Куда угодно. Если не возражаете, то туда же, куда и вы.

— Я еду аж на Западное побережье. В Лос‑Анджелес.

— Прекрасно, — ответил Зак и добавил тоном, который отбил у Чарли всякую охоту продолжать беседу:

— Лос‑Анджелес ничем не хуже любого другого места.

Но несколько часов спустя разговор все же возобновился. Причем инициатором на этот раз был сам молодой человек, — Вам, случайно, не нужна будет помощь по разгрузке в Лос‑Анджелесе?

Чарли еще раз украдкой внимательно оглядел своего пассажира. Нет, и на сей раз интуиция не подвела его. Этот парень одевался, говорил и вел себя как сын богатых родителей. Но было также совершенно очевидно, что в настоящее время этот избалованный, выхоленный юнец не имел ни денег, ни связей и был крайне несчастен и одинок. Правда, уже одна готовность заняться обычным физическим трудом, потребовавшая от него определенной силы духа и даже самоуничижения, вызывала в Чарли невольное уважение.

— Ты производишь впечатление довольно сильного парня, — сказал он, быстро оглядев стройную, мускулистую фигуру Бенедикта. — Наверное, занимался тяжелой атлетикой или чем‑то в этом роде?

— Я занимался боксом в… — начал было Зак, но вовремя спохватился, — да, я немного занимался боксом.

«В колледже», — мысленно завершил недоговоренную фразу Чарли. Он уже принял решение помочь этому парню. То ли потому, что тот чем‑то напоминал его собственных сыновей, то ли потому, что почувствовал — положение Зака Бенедикта действительно отчаянное.

— Меня зовут Мердок, Чарли Мердок. Я, конечно, не смогу заплатить тебе много, но зато ты проникнешь в святая святых киношного бизнеса. Этот грузовик забит декорациями для «Эмпайр студиос». Я работаю там водителем.

Полное безразличие, с которым Бенедикт отреагировал на эти слова, окончательно убедило Чарли в том, что его пассажир еще более беспомощен, чем могло показаться на первый взгляд. Судя по всему, он не имел ни малейшего понятия, как выбраться из той пиковой ситуации, в которой оказался.

— Если я увижу, что ты можешь хорошо работать, то замолвлю за тебя словечко в отделе по найму. Конечно, если ты только ничего не имеешь против того, чтобы орудовать метлой или делать другую грязную работенку.

В ответ на это Зак отвернулся к окну и молча уставился в темноту. Чарли подумал было, что ошибся и что парень считает для себя унизительным заниматься черной работой, но когда юноша заговорил, в его голосе звучали огромное облегчение, смущение и признательность:

— Спасибо. Я был бы вам очень благодарен.

Глава 1

— Моя фамилия Боровская. Я — сотрудница Ла‑Салльского детского дома. — К столу секретаря подошла дама средних лет, похожая на фельдфебеля. В одной руке она сжимала пакет с покупками из Валворта, а другой волокла за собой миниатюрную одиннадцатилетнюю девчушку. — А это, — добавила она холодно, — Джулия Смит. Ее вызвала доктор Тереза Уилмер. Оставляю ее вам — мне еще нужно сделать кое‑какие покупки.

Секретарша ласково улыбнулась девочке.

— Доктор Уилмер должна прийти с минуты на минуту, Джулия. А пока заполни анкету — сколько успеешь. Я забыла дать ее тебе в прошлый раз.

Оглядевшись, Джулия вдруг особенно остро почувствовала, как убого она одета. Потертые джинсы и растянутый свитер не вписывались в изысканную обстановку приемной. Дорогой восточный ковер покрывал пол, на старинном кофейном столике стояли изящные фарфоровые статуэтки, а на мраморных подставках — дорогие бронзовые скульптуры. Осторожно обойдя столик с хрупкими безделушками, Джулия направилась к огромному аквариуму, в котором среди зеленых кружевных водорослей плавала экзотическая золотая рыбка с развевающимися плавниками. Входная дверь снова открылась, и в ней показалась голова мадам Боровской.

— Хочу вас предупредить, — обратилась она к секретарше, — что эта девица тащит все, что не прибито гвоздями. Она такая шустрая, что вам лучше не спускать с нее глаз.

С трудом сдерживая слезы обиды и унижения, Джулия плюхнулась на стул и постаралась принять самую развязную и независимую позу, всем своим видом показывая, что ей абсолютно безразличны любые замечания в ее адрес. Правда, общее впечатление несколько портили пунцовые от смущения щеки и ноги, упорно не желавшие доставать до пола, так что небрежно вытянуть их вперед не было никакой возможности.

Наконец Джулия все же приняла более удобное и естественное положение, после чего, замирая от страха, начала рассматривать анкету, которую ей дала секретарша. Она знала, что не сможет разобрать ни слова, но тем не менее, высунув от напряжения язык, начала рассматривать черные значки, напечатанные на белой бумаге. Первое слово начиналось с буквы И, такой же, как в вывеске «Игровые автоматы», которую она не раз видела на улице, — один из друзей прочитал ей эту надпись. Вторая буква была М, как в слове «Америка», только это слово было совсем другим. Пальцы Джулии судорожно сжали желтый карандаш. Знакомое чувство беспомощности и отчаяния захлестнуло ее. В первом классе они учились писать слово «кот», но кому и зачем нужно было это дурацкое слово, если его никто нигде никогда на пишет! Разве что в идиотских книжках для первоклассников.

Хотя, попыталась быть справедливой Джулия, книжки не были идиотскими, и учителя, наверное, знали, что делали. Ведь любой ребенок ее возраста смог бы прочесть эту дурацкую анкету за несколько секунд! Значит — все дело в ней.

Наверное, она просто тупа.

Но с другой стороны, она знает много такого, о чем остальные дети не имеют ни малейшего понятия. Потому что она умеет замечать многие вещи. И она давно заметила, что если люди протягивают тебе какой‑то бланк и просят его заполнить, то они ожидают, что в первую очередь ты напишешь на нем свое имя…

Со скрупулезной старательностью она печатными буквами написала в верхней части анкеты ДЖУЛИЯ СМИТ и остановилась, потому что больше при всем желании написать ничего не могла. Чтобы не портить себе настроение мыслями о дурацком листе бумаги, который лежал перед ней, Джулия решила помечтать о чем‑то хорошем и приятном. О свежем весеннем ветерке, обвевающем лицо, о большом раскидистом дереве, под которым можно лежать и наблюдать за белками, прыгающими в ветвях над головой. Но ласковый голос секретарши вернул ее к неприятной действительности.

— Что случилось, Джулия? Карандаш не пишет? Джулия уперлась острием грифеля в джинсы и резко надавила.

— Он сломался.

— Возьми другой…

— Извините, но у меня болит рука, — солгала Джулия, вставая со стула. — Поэтому я лучше не буду ничего писать. Кроме того, мне нужно в туалет. Где он?

— Рядом с лифтами. Но учти, что доктор Уилмер должна вот‑вот прийти. Поэтому не ходи слишком долго.

— Не буду, — послушно ответила Джулия и вышла в коридор. Но перед тем как отправиться на поиски туалета, она внимательно изучила первые буквы таблички, прикрепленной на двери, чтобы не ошибиться при возвращении. — П, — прошептала она вслух, чтобы запомнить наверняка, — СИ. — Довольная собой, Джулия прошла вдоль длинного, устланного ковровой дорожкой коридора, повернула налево, дошла до небольшого фонтанчика и повернула направо. Но когда она наконец добралась до лифтов, то обнаружила там две двери, на каждой из которых была какая‑то надпись. В том, что это туалеты, она не сомневалась. Джулия давно заметила, что в больших зданиях их двери и ручки сильно отличаются от остальных. Проблема заключалась в другом. На этих дверях не было ни знакомых ей слов «Мальчики»и «Девочки», ни удобных рисунков, по которым всегда можно определить, какая дверь куда ведет. Джулия осторожно приоткрыла одну из них, заглянула внутрь и пулей отскочила в сторону, увидев одну из этих смешных настенных раковин, которые встречаются только в мужских туалетах. Она давно заметила, что мужчины пользуются такими странными унитазами и не особенно любят, когда маленькие девочки ошибаются дверью и застают их за этим занятием. Зато теперь можно смело открывать соседнюю дверь.

Выйдя из туалета, Джулия ускорила шаг и поспешно направилась в ту часть коридора, где, как она помнила, находилась приемная доктора Уилмер. «ПСИ», — шептала девочка, вспоминая. Однако слово на ближайшей двери начиналось с букв ПЕТ. «Наверное, перепутала», — решила Джулия и взялась за ручку. Незнакомая седая женщина оторвалась от машинки и повернулась к ней.

— Что тебе нужно?

— Простите, я ошиблась дверью, — пробормотала Джулия, и от смущения на ее щеках вспыхнул яркий румянец. — Вы случайно не знаете, где находится приемная доктора Уилмер?

— Доктора Уилмер?

— Да, понимаете, там еще написано такое слово — оно начинается на ПСИ!

— ПСИ… А‑а, ты, наверное, имеешь в виду «психолог»! Это тебе нужна комната двадцать пять‑шестнадцать. Она немного дальше по коридору.

В любом другом случае Джулия сделала бы вид, что все поняла, и пошла дальше по коридору, открывая все двери подряд, пока не нашла бы нужную. Но сейчас она слишком боялась опоздать, а потому решила пройти это испытание до конца.

— Вы не могли бы повторить номер еще раз, но раздельно?

— Раздельно?

— Ну да! — в отчаянии выкрикнула Джулия. — По одной цифре, пожалуйста. Ну, например, так: три — шесть — девять — четыре — два. Я вас очень прошу.

Женщина недоуменно посмотрела на нее, и Джулия почувствовала себя полной идиоткой. Раздраженно вздохнув, седая дама все же снизошла до ответа:

— Доктор Уилмер находится в комнате два — пять — один — шесть.

— Два — пять — один — шесть, — повторила Джулия.

— Это четвертая дверь по коридору с левой стороны, — добавила женщина.

— Так почему же вы не сказали мне этого сразу! — в отчаянии выкрикнула девочка и выбежала из комнаты.

Секретарша доктора Уилмер оторвала голову от бумаг и ласково спросила вошедшую Джулию:

— Ты заблудилась?

— Я? С чего бы это? — не моргнув глазом, соврала она и, гордо тряхнув кудрями, направилась к своему стулу. Не зная, что за ней наблюдают сквозь специальное двойное зеркало, она подошла к аквариуму. За время ее отсутствия в зеленом царстве произошла трагедия. Золотая рыбка, которая так весело плавала прежде среди густых водорослей, теперь лежала на дне, мертвая и безразличная, а две другие рыбки медленно подбирались к ней, явно помышляя об этой своеобразной добавке к своему рациону. Джулия постучала пальцем по стеклу, чтобы отпугнуть их, но через несколько мгновений они снова вернулись.

— Там мертвая рыбка, — наконец решилась Джулия обратиться к секретарше, стараясь при этом казаться не слишком озабоченной. — Я могу помочь вам достать ее.

— Благодарю тебя, дорогая, но в этом нет никакой необходимости. Вечером придут уборщики и сделают все, что нужно.

Джулия с трудом подавила гневный протест против того, что считала ненужной жестокостью по отношению к мертвой рыбке. С деланным равнодушием она раскрыла журнал, продолжая украдкой наблюдать за двумя живыми рыбками, хищно снующими вокруг своей мертвой соседки. Каждый раз, когда они собирались приступить к своей жуткой трапезе, Джулия бросала быстрый взгляд на секретаршу и, убедившись, что та занята своими делами, быстро стучала по аквариумному стеклу.

А всего в паре метров от нее, по другую сторону лжезеркала, доктор Тереза Уилмер наблюдала за развитием ею же самой придуманного сценария. С понимающей улыбкой она следила за доблестными попытками девочки, не привлекая внимания секретарши, защитить мертвую рыбку. Повернувшись к стоящему рядом мужчине — коллеге‑психиатру, который недавно начал участвовать в ее особой программе, доктор Уилмер улыбнулась.

— Итак, вот она перед нами, эта «ужасная Джулия», которую воспитатели дружно заклеймили как умственно отсталую, неуправляемую, оказывающую дурное влияние на остальных детей и вообще как претендента номер один на место в колонии для малолетних преступников. Ты знаешь, — в ее голосе прозвучало что‑то похожее на искреннее восхищение, — однажды ей даже удалось организовать в Ла‑Салле голодовку! Она уговорила сорок пять детей, большинство из которых были старше ее, устроить эту своеобразную забастовку и требовать лучшей еды.

— Я полагаю, она это сделала для того, чтобы насолить начальству, — внимательно посмотрев на девочку, сказал Джон Фрейзер.

— Нет, — сухо ответила доктор Уилмер, — она это сделала для того, чтобы, как ни странно, лучше питаться. Я брала образцы пищи из Ла‑Салля. Может, эта еда и питательна, но она абсолютно безвкусна.

Фрейзер удивленно взглянул на свою напарницу.

— А что ты думаешь о ее кражах? Не хочешь же ты просто закрыть глаза на этот порок? Терри задумчиво спросила:

— Скажи, Джон, разве ты никогда не слышал о Робин Гуде?

— Конечно, слышал, но при чем здесь это?

— Ты видишь перед собой современную разновидность Робин Гуда. Только в подростковом варианте. Джулия такая шустрая, что может стянуть золотую коронку прямо у тебя изо рта, и ты этого даже не заметишь.

— Если это действительно так, я тебя совсем не понимаю. Ты же собираешься отправить ее к своим техасским родственникам?

Доктор Уилмер пожала плечами.

— Да, Джулия действительно крадет еду, одежду, игрушки и тому подобные мелочи, но она никогда ничего не оставляет себе. Вся добыча достается младшим воспитанникам Ла‑Салля.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Я специально это проверяла. И неоднократно.

— Тогда она больше похожа на Питера Пэна, чем на Робин Гуда, — с веселой улыбкой сказал Джон Фрейзер, рассматривая миниатюрную фигурку у аквариума. — Честно говоря, прочитав ее досье, я ожидал совсем другого.

— Я тоже была удивлена, — призналась Тереза. — Ты бы видел характеристику, которую представила мне директриса Ла‑Салльского детского дома: «…постоянная нарушительница дисциплины, хроническая прогульщица, смутьянка, воровка, неоднократно была замечена в дурных компаниях старших подростков мужского пола». — Действительно, прочитав бумаги, доктор Уилмер ожидала увидеть перед собой воинственную, огрубевшую юную особу, чье постоянное пребывание в мальчишеских компаниях, возможно, объяснялось ранним половым созреванием. Поэтому, когда два месяца назад Джулия вошла к ней в кабинет, Тереза на несколько мгновений лишилась дара речи. Вместо малолетней женщины‑вамп перед ней предстало нечто вроде чумазого эльфа в старых джинсах и потрепанном спортивном свитере. Шапка вьющихся темных волос обрамляла худенькое личико, на котором, казалось, не было ничего, кроме огромных, окруженных густющими черными ресницами глаз какого‑то невероятного темно‑синего цвета. И все же эта невинность была обманчивой. В мальчишеских повадках Джулии, в том, как она стояла перед доктором Уилмер, засунув руки в задние карманы брюк и выпятив вперед узенькую грудь, сквозил открытый вызов.

Эта первая встреча совершенно покорила Терезу, хотя личность Джулии заинтересовала ее с той самой минуты, как она прочла ответы девочки на разработанные ими психологические тесты. Перед ней открылась гордая, глубоко ранимая душа ребенка, брошенного родителями сразу после рождения и отвергнутого двумя приемными семьями. Джулия была обречена провести детство в переполненных детских домах, расположенных на задворках Чикаго. За всю ее коротенькую жизнь единственным источником человеческого тепла были товарищи по несчастью — такие же чумазые и неухоженные дети, как она сама. Дети, которые научили ее прогуливать уроки и воровать еду в окрестных магазинчиках. Быстрый ум и еще более быстрые пальцы помогали Джулии мгновенно завоевывать авторитет в любой подростковой компании, независимо от того, насколько часто ее переводили из одного детского дома в другой. А пару месяцев назад ей было оказано высшее доверие — группа подростков решила взять ее с собой и показать несколько приемов, используемых ими для угона машин. Это милое приключение закончилось тем, что их всех повязала чикагская полиция. В том числе и Джулию, которая просто стояла в стороне и наблюдала.

Первый арест оказался решающим в судьбе Джулии Смит, потому что именно он в конечном счете обратил на нее внимание доктора Уилмер. После этого задержания Джулия попала в поле зрения группы психологов и психиатров, работавших над экспериментальной программой, организатором и душой которой была Тереза Уилмер. Основной целью программы являлась социальная адаптация детей‑сирот, попытка удержать их от мелких правонарушений в настоящем и гораздо более серьезных преступлений в будущем.

По крайней мере в случае с Джулией доктор Уилмер решила добиться поставленной цели во что бы то ни стало. А все, кто был знаком с этой женщиной, знали, что если она чего‑либо сильно хотела, то обязательно добивалась.

В свои тридцать пять лет Тереза обладала аристократической внешностью, приятными манерами и железной волей. Помимо внушительного списка медицинских степеней и генеалогического древа, которое впечатлило бы любого сноба, она также в избытке была наделена такими бесценными качествами, как интуиция, сострадание и полная, безоговорочная преданность своему делу. С неиссякаемым пылом евангелиста‑миссионера Тереза Уилмер бросила процветающую частную практику и полностью посвятила себя спасению беспомощных подростков, ставших своеобразными жертвами страдающей вечной нехваткой денег, помещений и кадров системы государственной опеки. Для достижения своей цели Тереза пользовалась всеми возможными средствами, включая беззастенчивую эксплуатацию личных симпатий при вербовке коллег, например, в случае с Джоном Фрейзером. Приняв участие в судьбе Джулии, она обратилась за помощью к своим дальним родственникам. Они не были богаты, зато имели достаточно большой дом, а главное, достаточно большое сердце, чтобы приютить эту маленькую, беспомощную девчушку.

— Я хотела, чтобы ты обязательно на нее посмотрел, — сказала Терри, собираясь задернуть занавески, закрывающие окно, но в это время Джулия внезапно встала, беспомощно и отчаянно огляделась по сторонам, а потом вдруг решительно запустила обе руки в аквариум — Какого черта… — начал было Джон Фрейзер, но тут же замолчал, изумленно наблюдая за тем, как девочка быстрым шагом пересекла комнату и подошла к занятой своей работой секретарше. В ее сложенных ковшиком мокрых ладонях лежала мертвая рыбка.

Джулия смотрела, как вода капает на шикарный ковер и, наверное, может испортить его, но она не могла смириться с тем, что такое прелестное создание, эта рыбка с длинными, развевающимися плавниками, будет изуродована и съедена. Но секретарша то ли действительно не замечала ее, то ли делала вид, что не замечает. Джулия подошла почти вплотную к ее стулу и, протянув вперед обе руки, громко сказала:

— Извините, пожалуйста!

Секретарша, сосредоточенно стучавшая на машинке, подпрыгнула от неожиданности и, резко обернувшись, испуганно вскрикнула, увидев перед своим носом мокрую, блестящую рыбку.

Джулия на всякий случай немного отступила назад, но упорно продолжала добиваться своего.

— Она умерла, — сказала девочка, стараясь ничем не выдать той сентиментальной жалости, которая переполняла ее, — а другие рыбки хотят ее съесть. Это гадко, и я не желаю этого видеть. Дайте мне, пожалуйста, кусок бумаги, я заверну ее, и вы сможете бросить сверток в корзину для мусора.

Оправившись от испуга, секретарша с трудом подавила улыбку, выдвинула ящик стола и достала оттуда несколько бумажных салфеток, которые и протянула Джулии.

— Может быть, ты хочешь забрать ее домой и похоронить?

Джулии очень хотелось это сделать, но ей почудилась насмешка в словах женщины, а потому она быстро завернула трупик в салфетку и протянула секретарше, пробурчав:

— Я не такая глупая, как вы думаете. Ведь это всего лишь рыбка, а не кролик или что‑то в этом роде.

Доктор Фрейзер по другую сторону зеркала хмыкнул и покачал головой.

— Сдается, ей больше всего на свете хочется похоронить рыбку по всем правилам, но гордость не позволяет признать это. — Минутное умиление быстро сменилось жестким профессиональным подходом:

— А что делать с ее умственными способностями? Насколько я помню, у нее уровень семилетнего ребенка.

Доктор Уилмер презрительно фыркнула и потянулась за папкой, в которой находились результаты тестов Джулии.

— Обрати, пожалуйста, внимание на ее результаты, — улыбнувшись, сказала она. — В этом случае тесты проводились устно, и ей не нужно было читать.

Просмотрев записи, Джон Фрейзер расхохотался:

— Да у этого ребенка коэффициент умственного развития выше, чем у меня.

— Джулия вообще необычный ребенок, Джон. Я начала догадываться об этом, еще когда знакомилась с результатами тестов, но когда я встретилась с ней лицом к лицу, то убедилась в этом окончательно. Она необыкновенно эмоциональна, впечатлительна, отважна и очень остроумна. Под ее ребяческой бравадой скрываются удивительная нежность, неиссякаемый оптимизм и несгибаемая вера в добро, которую не может поколебать даже безобразная действительность. А так как она не в состоянии облегчить собственную жизнь, то старается сделать это хотя бы в отношении младших ребятишек. Причем это повторяется во всех детских домах, куда ее помещают. Она крадет для них, лжет, чтобы их выгородить, подбивает их на голодные забастовки, и они следуют за ней повсюду, куда бы она их ни повела. В свои одиннадцать лет это уже прирожденный лидер. Но чем раньше мы сможем прекратить ее робингудство, тем лучше. Потому что все эти подвиги рано или поздно приведут ее в колонию для малолетних преступников. А ведь это в данный момент даже не самая худшая из ее проблем.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что несмотря на все ее замечательные способности, самооценка девочки крайне низка, практически равна нулю. С тех пор как ее отказались удочерить, она постоянно чувствует себя нелюбимой и никому не нужной. А из‑за того, что не умеет читать так же хорошо, как ее сверстники, считает себя недоразвитой и тупой. Но самое ужасное то, что сейчас она практически дошла до предела. Еще немного — и она сдастся. Пока у нее еще есть душевные силы цепляться за собственную мечту, но нить очень тонка и может оборваться в любой момент. — Голос Терри посуровел, и она отчетливо произнесла, подчеркивая каждое слово:

— А я стараюсь не допустить, чтобы огромный потенциал этой девочки, ее надежды и оптимизм были растрачены попусту. Доктор Фрейзер удивленно приподнял брови:

— Прости, Терри, что напоминаю об этом, но, по‑моему, именно ты не раз подчеркивала, что в отношениях с нашими пациентами лучше обходиться без личных пристрастий.

Доктор Уилмер облокотилась о стол и улыбнулась, но если в этой улыбке и промелькнуло раскаяние, то оно было не вполне искренним.

— Понимаешь, я с легкостью придерживалась этого правила, когда моими пациентами были дети из богатых семей, которые, не получив на свое шестнадцатилетие спортивной машины за 50 000 долларов, считали, что это как‑то ущемляет их интересы и унижает их достоинство. Ты сам поймешь, когда поработаешь с нами подольше и пообщаешься с такими детьми, как Джулия. Детьми, полностью зависимыми от нашей «системы» воспитательных учреждений и по какой‑то причине выпавшими из этой же самой системы. Познакомившись с ними поближе, ты не сможешь спать спокойно, думая об их дальнейшей судьбе.

— Наверное, ты права, — вздохнул Джон, возвращая папку. — Но мне все равно любопытно узнать, почему ее так никто и не удочерил?

— Скорее всего, здесь имело место сочетание нескольких факторов — и не правильный выбор времени, и элементарное невезение. В досье сказано, что ее бросили прямо на улице, когда ей было всего несколько часов от роду, причем, судя по всему, она родилась на целых десять недель раньше срока.

Когда ее наконец доставили в больницу, она была в ужасном состоянии, что привело к целой куче осложнений и к тому, что до семи лет она практически постоянно болела.

Впервые Служба семьи нашла ей приемных родителей, когда Джулии было два года. Процесс удочерения был в самом разгаре и все документы уже практически готовы, но тут потенциальные родители по какой‑то причине решили развестись, и вопрос о ребенке отпал сам собой. Спустя несколько недель ей подобрали еще одних приемных родителей, причем на сей раз проверка проводилась так тщательно, как это только возможно. Но теперь Джулия слегла с пневмонией, и новая пара, которая потеряла собственного ребенка как раз в таком возрасте, испугалась и отказалась от удочерения. После этого ее поместили в семейный детский дом. Предполагалось, на очень короткое время. Но несколько недель спустя сотрудник, который занимался ее судьбой, попал в серьезную аварию, получил травму и так больше и не вышел на работу. А дальше начинается то, что мы обычно называем «комедией ошибок». Папка с делом Джулии затерялась среди других дел…

— Но как такое возможно? — изумленно спросил Джон.

— Не будем судить Службу семьи слишком строго. В большинстве своем это очень самоотверженные и преданные своему делу работники. Но они всего лишь люди, а потому, учитывая объем работы, которую им приходится выполнять, и деньги, которые они за это получают, странно, как они еще умудряются делать то, что делают. Короче, в детском доме, где она жила, решили, что Служба не смогла найти ей приемных родителей из‑за слабого здоровья. К тому времени, как в Службе семьи спохватились, Джулии уже было пять лет, и она вышла из того возраста, когда детей забирают наиболее охотно. Кроме того, у нее по‑прежнему было очень слабое здоровье. Начались сильные приступы астмы, и получилось так, что в первые два года учебы она очень много пропускала по болезни. Но учителя исправно переводили ее из класса в класс, потому что она была «такой славной девочкой». В новом семейном детском доме, кроме нее, было еще трое детей‑инвалидов, которые требовали очень много внимания, и потому никто вовремя не заметил, что Джулия безнадежно отстала от своих сверстников. К четвертому классу Джулия и сама начала остро чувствовать свою неполноценность. Она стала притворяться больной, чтобы почаще оставаться дома. Когда же взрослые раскусили эту хитрость и заставили ее ходить в школу, то Джулия, стремившаяся любой ценой избежать того места, где она особенно остро ощущала собственную «дефективность», начала при каждой возможности прогуливать занятия и болтаться по улицам в компании своих сверстников. А так как она необычайно сообразительна, энергична и бесстрашна, то быстро научилась тому, как половчее стянуть что‑нибудь в магазине и не быть при этом пойманной не только за воровство, но и за прогулы.

Остальное тебе известно. Однажды ее все‑таки поймали и отправили в Ла‑Салль, где собирают всех детей, которые в чем‑то серьезно провинились и не прижились в системе государственной опеки. А несколько месяцев назад ее арестовали, причем несправедливо, вместе с группой подростков, которые демонстрировали ей свои таланты по угону машин. — Терри рассмеялась, как будто вспомнив о чем‑то очень смешном, и продолжала:

— Джулия просто стояла в сторонке и завороженно наблюдала. Но самое смешное то, что при желании она и сама могла бы это сделать. Она сообщила мне об этом во время нашей последней встречи и даже предложила устроить небольшую демонстрацию. Представляешь, эта крохотная девчушка с огромными невинными глазами действительно может завести твою машину без всякого ключа! Хотя она никогда не станет ее красть. Как я уже сказала, Джулия крадет только то, что может пригодиться детям в Ла‑Салле.

Многозначительно ухмыльнувшись, Фрейзер кивнул в сторону приемной:

— Как ты думаешь, им смогут пригодиться красный карандаш, шариковая ручка и пригоршня карамелек?

— Что?

— Пока ты мне рассказывала о ее судьбе, твоя драгоценная пациентка ухитрилась незаметно все это стащить.

— О Боже! — воскликнула доктор Уилмер, но в ее голосе не прозвучало искренней озабоченности.

— С ее талантами она спокойно могла бы работать фокусником, — добавил Фрейзер с невольным восхищением. — Знаешь, на твоем месте я бы вмешался, не дожидаясь, пока она придумает способ, как протащить в дверь аквариум. Я уверен, что детям в Ла‑Салле очень бы понравились экзотические тропические рыбки.

Тереза Уилмер взглянула на часы и сказала:

— Мэтисоны должны позвонить с минуты на минуту и сообщить, когда они будут готовы принять ее. Я хочу встретить Джулию во всеоружии. — Интерком на столе ожил.

— Доктор Уилмер, вас просит к телефону миссис Мэтисон, — сообщила секретарша.

— Наконец‑то! — радостно воскликнула Терри. Джон Фрейзер, в свою очередь, взглянул на часы:

— Через несколько минут у меня начинается первый сеанс с Сарой Петерсон. — Он направился к смежной двери, которая вела в его кабинет, но перед тем, как повернуть ручку, остановился и притворно обиженным тоном произнес:

— Должен сказать, что в рамках твоей программы нагрузка распределяется крайне несправедливо. Ты работаешь с девочкой, которая крадет карамельки и раздает их бедным, а моя малышка, ни больше ни меньше, пыталась укокошить своего приемного отца. Другими словами, если ты имеешь дело с Робин Гудом, то я — с Лиззи Борден.

— Но ведь тебе всегда нравились трудности, — рассмеялась Тереза и, взяв трубку, добавила:

— Я хочу попросить Службу семьи перевести мадам Боровскую из Ла‑Салля куда‑нибудь еще, где бы она имела дело только с младенцами и малышами. Там ей самое место. Она совершенно замечательная нянька, но только до тех пор, пока дети не начинают соображать и, соответственно, нарушать правила. Таких людей нельзя допускать к работе с подростками. Они не способны отличить детское бунтарство от правонарушения.

— А может, ты просто злишься на нее за то, что она сказала секретарше, что Джулия способна стянуть все, что плохо лежит?

— Нет, — ответила Тереза, поднося трубку к уху, — но это замечательно подтверждает мои слова.

Закончив беседу по телефону, доктор Уилмер встала и направилась к Джулии Смит, предвкушая тот сюрприз, который собиралась ей преподнести.