Глава 38. Вскоре Джулия имела возможность убедиться в том, что ее оптимизм по поводу скорой смены настроения Зака не имел под собой никаких оснований

Вскоре Джулия имела возможность убедиться в том, что ее оптимизм по поводу скорой смены настроения Зака не имел под собой никаких оснований. Он был безупречно вежлив, но по‑прежнему полностью погружен в свои мысли. Тогда Джулия решила прибегнуть к еще одной уловке – заставить его расслабиться с помощью спиртного. У нее накопилось несколько неотложных вопросов, и она чувствовала, что гораздо скорее получит на них полные и откровенные ответы, если Зак не будет так напряжен и сосредоточен.

Наклонившись вперед, она в четвертый раз наполнила его бокал и протянула Заку, мысленно хваля себя за сообразительность.

Но Зак внезапно перевел взгляд с бокала на ее лицо и сухо заметил:

– Надеюсь, ты не собираешься меня напоить? Если это так, то не трудись понапрасну, вряд ли у тебя что‑нибудь получится.

– Мне принести виски? – спросила Джулия, подавляя нервный смех.

Рука с бокалом замерла на полпути ко рту. Только сейчас Зак сообразил, что она действительно за ужином уж слишком усердно подливала ему вино. Кроме того, Джулия весь вечер пристально наблюдала за ним с каким‑то странным выражением лица.

– Ты думаешь, что оно мне может понадобиться?

– Не знаю.

Испытывая нехорошие предчувствия, Зак наблюдал за тем, как Джулия пересела к нему лицом. Правда, первый вопрос прозвучал достаточно невинно и шутливо:

– Скажи, Зак, разве я не была образцовой заложницей?

– Безупречной, – согласился Зак, невольно поддаваясь ее юмору и пытаясь подыграть ее настроению.

– Ты также не станешь отрицать того, что я была послушной, всегда готовой помочь, веселой, дисциплинированной и делала даже больше, чем кухарка?

– Согласен со всем, кроме эпитета «послушной». Улыбнувшись этому замечанию, Джулия продолжала:

– А раз я была такой образцовой узницей, то не кажется ли тебе, что я заслужила некоторые… ну, скажем так, привилегии?

– Что ты под этим подразумеваешь?

– Ответь на несколько вопросов. На лице Зака тотчас же появилось настороженное выражение.

– Ну что ж, возможно. Это будет зависеть от того, какими будут вопросы.

Его абсолютно не располагающий к дальнейшим вопросам ответ немного поколебал решимость Джулии, но она тем не менее продолжала:

– Ты ведь собираешься найти настоящего убийцу своей жены, правда?

– Попробуй задать другой вопрос, – сказал Зак ровным, бесцветным голосом.

– Хорошо. У тебя есть какие‑то соображения по поводу того, кто это может быть?

– Тебе лучше выбрать другую тему для расспросов. Его совершенно ненужная резкость больно ранила Джулию. Не только потому, что в последнее время она стала очень чувствительной к перемене его настроений, но и потому, что искренне была уверена в том, что имеет право знать ответ. Стараясь не выдать обуревавших ее чувств, она спокойно попросила:

– Пожалуйста, не надо разговаривать со мной подобным образом.

– Хорошо. Тогда, пожалуйста, выбери какую‑нибудь другую тему для разговора.

– Может быть, ты все‑таки соизволишь хотя бы выслушать меня? Попытайся понять – когда проходил суд, я по обмену училась за границей. Я даже толком не знаю, как именно все произошло, а мне бы очень хотелось это узнать.

– Ты можешь найти все, что тебя интересует, в библиотеке, в подшивке старых газет. Можешь заняться этим, когда вернешься домой.

Если что и могло вывести Джулию из себя, так это сарказм.

– Послушай, черт побери, меня совершенно не интересует то, что писали газеты! Я хочу узнать, как все произошло, именно от тебя. Мне необходимо услышать твою версию.

– В таком случае, тебе не повезло. – С этими словами Зак встал, поставил бокал и протянул ей руку.

Джулия тоже поднялась, не желая, чтобы он возвышался над ней как гора, и автоматически вложила свою руку в его, думая, что это жест примирения.

– Давай ляжем в постель.

Джулия рывком выдернула руку. Его оскорбительное отношение к ней было просто невыносимым.

– Не хочу. Неужели я требую от тебя слишком многого? По‑моему, это просто мелочь по сравнению с тем, через что мне пришлось пройти по твоей милости с тех пор, как мы познакомились, и ты это понимаешь не хуже меня!

– Я не собираюсь снова вспоминать тот день ради кого бы то ни было. И тебя в том числе, – огрызнулся Зак. – Я это уже делал сотни раз в полиции и на суде. Теперь этой темы для меня просто не существует. Она закрыта. Раз и навсегда.

– Но я же хочу помочь. Прошло уже пять лет. За это время твои воспоминания и точка зрения на определенные вещи могли измениться. А мы бы составили список всех, кто был там в тот день, и ты бы рассказал мне о каждом из этих людей. Я отношусь к ним ко всем абсолютно непредубежденно, и это могло бы помочь. Может быть, я свежим взглядом подметила бы то, что ты в свое время проглядел…

Его презрительный смех оборвал Джулию на полуслове:

– Каким же это образом ты могла бы мне помочь?

– Я могу попытаться!

– Не говори глупостей. Я истратил более двух миллионов на адвокатов и частных детективов, но никто из них не смог найти ни одного возможного подозреваемого, кроме меня.

– Но…

– Хватит об этом, Джулия!

– Нет, не хватит! В конце концов, я имею право на объяснение!

– Ты не имеешь никаких прав ни на что, – резко оборвал ее Зак. – И мне абсолютно не нужна твоя помощь.

Джулия отшатнулась, как будто он ее ударил, но смогла сдержать свою ярость и ничем не выдать того, насколько он унизил ее.

– Понятно, – сказала она.

И ей действительно было все понятно – ему не нужно от нее ничего, кроме постели. От нее не ждали рассуждений – от нее ждали только чувств. Она должна была лишь развлекать его и по первой прихоти удовлетворять сексуальные потребности.

Зак взял ее за плечи и притянул к себе:

– Пойдем в постель.

– Убери свои руки! – прошипела Джулия, резко вырываясь и отпрыгивая от него, как кошка. Дрожа от ярости и злости на собственное легковерие, она пятясь обошла диван и кофейный столик так, чтобы иметь свободный проход в свою спальню.

– Джулия, какого черта ты пытаешься кому‑то доказать?

– Я никому ничего не доказываю. Я просто только что поняла, какой бессердечный мерзавец ты есть на самом деле! – Застывшее ледяное выражение его лица ничуть не охладило бушевавшую в ней ярость. – После этого дома ты собираешься просто перебраться в очередное, более надежное убежище! Ты никогда и не собирался найти настоящего убийцу!

– Нет! – огрызнулся Зак.

– Тогда ты должен быть самым большим трусом на свете! – с убийственным сарказмом проговорила Джулия, будучи слишком разъяренной для того, чтобы дрогнуть перед новым, не предвещающим ничего хорошего выражением его лица. – Если же это не так, значит, ты и есть настоящий убийца!

Открыв дверь в свою комнату, она задержалась на пороге и зло добавила:

– Я уезжаю завтра утром, и если ты собираешься задержать меня, то тебе придется прибегнуть к помощи пистолета!

Зак смерил ее презрительным взглядом.

– Задержать тебя? – язвительно переспросил он. – Да я сам поднесу твою сумку до машины!

Не дослушав последних слов, Джулия захлопнула за собой дверь спальни. Из последних сил сдерживая слезы, она сняла брюки и надела большую майку, которую обычно использовала в качестве ночной рубашки. И лишь когда она оказалась в постели и выключила свет, самообладание окончательно изменило ей. Натянув толстое стеганое одеяло до самого подбородка, Джулия перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Она плакала от стыда и унижения, которому подверглась по собственной же глупости и легковерию. Она плакала до тех пор, пока просто не иссякли все слезы, после чего, совершенно измученная и опустошенная, перевернулась на бок и застывшим взглядом уставилась на залитый лунным светом зимний пейзаж.

В то же время в своей спальне Зак пытался успокоиться, выбросив из головы сцену, которая только что произошла в гостиной. Но все его усилия были тщетны. Слова Джулии настойчиво звучали в ушах, причиняя нестерпимые мучения, тем большие, чем чаще он вспоминал презрительное выражение ее лица, когда она назвала его трусом и убийцей. Раньше ему казалось, что за время судебного расследования и заключения у него выработался иммунитет к подобного рода оскорблениям, но, очевидно, Джулии удалось каким‑то образом пробиться сквозь броню. Он ненавидел ее за это, но еще сильнее ненавидел себя за то, что позволил ей это сделать.

Швырнув свитер на кровать, Зак начал расстегивать брюки. И в этот момент его осенило. Вот оно – единственное возможное объяснение ее совершенно неадекватной реакции на те слова, которые он сказал в гостиной. Эта мысль настолько потрясла его, что он так и застыл с брюками в руках.

Джулия думала, что влюблена в него. И поэтому считала, что имеет определенные «права».

Может быть, она также думала, что и он влюблен в нее. И что он нуждается в ней и ее помощи.

– Сукин сын! – вслух выругался Зак, швыряя брюки вслед за свитером. Он абсолютно не нуждался в Джулии Мэтисон и уж, конечно, вовсе не хотел дополнительной ответственности за наивную школьную учительницу из маленького провинциального городка, которая даже не понимает разницы между элементарным физическим желанием и непонятным чувством под названием любовь. Для нее же было бы гораздо лучше, если бы она его ненавидела. Не говоря уже о нем. Это бы значительно облегчило ему жизнь. Их связывал только секс. Они хотели друг друга, а Джулия отказывала им обоим в этом удовольствии из какого‑то детского упрямства и желания отомстить за мнимые обиды.

Необходимо расставить все точки над i. Правда, пока у Зака было весьма смутное представление о том, как именно он это сделает, но тем не менее он решительно направился в спальню Джулии.

Джулия тоскливо размышляла о том, что ей делать завтра в случае, если Зак передумает и не сдержит своего обещания отпустить ее, когда дверь в спальню резко распахнулась и на пороге появился он сам, собственной персоной, совершенно обнаженный.

– Что тебе нужно? – резко спросила она.

– Этот вопрос, – насмешливо ответил Зак, отбрасывая в сторону одеяло, – почти такой же идиотский, как и твое решение провести ночь в этой спальне. Моя гораздо удобнее.

Разъяренная его совершенно очевидными намерениями, Джулия резко метнулась к противоположному краю кровати и, торопливо выбравшись из нее, бросилась к двери. Но не тут‑то было. Зак перехватил ее и крепко прижал к своей обнаженной груди.

– Немедленно отпусти меня!

– Мне нужно, – сообщил ей Зак, с запозданием возвращаясь к ее первоначальному вопросу, – то же самое, что нужно и тебе каждый раз, когда мы смотрим друг на друга!

Джулия отчаянно сопротивлялась.

– Мерзавец! Если ты собираешься изнасиловать меня, то я убью тебя из твоего же собственного пистолета!

– Изнасиловать? – с ледяным сарказмом переспросил Зак. – Мне бы это и в голову не пришло. Не пройдет и трех минут, как ты сама будешь упрашивать меня взять тебя.

С этими словами он закрыл ей рот поцелуем. В последней отчаянной попытке Джулия постаралась ударить его коленом в пах и чуть не заплакала от бессилия, когда ей это не удалось. А уже через несколько мгновений она, совершенно беспомощная, лежала на спине, придавленная сверху его тяжелым телом.

Вместо того чтобы отомстить ей за неудавшийся удар и войти в нее сразу, как Джулия поначалу предполагала, Зак начал нежно ласкать ее, искусно пробуждая в ней желание с таким знакомым, безотказно действующим мастерством. Она поняла, что он не собирается ее ни к чему принуждать. Ему было нужно, чтобы она уступила ему добровольно! И если она это сделает, то окажется в гораздо более унизительном положении, чем если бы была просто беззащитной жертвой. Но самое ужасное заключалось в том, что тело, помимо ее воли, уже начинало отвечать на его ласки. Джулия ненавидела себя за это и прилагала последние отчаянные усилия, чтобы спасти хотя бы остатки собственной гордости. Для этого необходимо было, чтобы все закончилось прежде, чем она окончательно капитулирует.

– Заканчивай все это поскорее, будь ты проклят! Его ответный шепот был таким же холодным, как и его сердце:

– Зачем? Чтобы ты смогла называть меня не только трусом и убийцей, но еще и насильником?

Его пальцы, ни на секунду не прекращая двигаться, проникали все глубже и глубже. Почувствовав, как его губы сомкнулись вокруг ее соска, Джулия предприняла последнюю отчаянную попытку протеста, но ничего не получилось. Бедра, помимо ее воли, уже выгибались дугой под его руками. Правда, на какое‑то мгновение тихий смех Зака почти полностью парализовал ее, но уже в следующую секунду ее собственное, ненавистное в своей слабости тело, в который раз предало Джулию, жадно отвечая на его расчетливые ласки.

– Ты же совершенно мокрая, – насмешливо сказал Зак, и даже абсолютная бессердечность того, что он с ней делал сейчас, не могла остановить горячих, все более сильных волн желания. – Ты хочешь меня, Джулия?

Она отчаянно хотела его. Она чувствовала, что если немедленно, сейчас же не испытает фантастических ощущений, которые только он мог ей дать, то просто умрет от неудовлетворенного желания.

– Иди к черту! – задыхаясь, прошептала Джулия.

– Я и так уже там, – прошептал Зак, приоткрывая языком ее губы, в то время как его бедра плотно прижались к бедрам Джулии, чтобы она могла в полной мере ощутить, как он ее хочет. – Ну скажи, что хочешь меня, – попросил он.

Ощущение близости его возбужденного тела и настойчивых поцелуев оказалось гораздо сильнее, чем Джулия могла вынести. Ее собственное тело начало дрожать от с трудом сдерживаемого, мучительного желания, а ответ походил скорее на отчаянный всхлип:

– Я хочу тебя…

В то же самое мгновение он вошел в нее и, быстро работая бедрами, довел до оргазма за считанные секунды… По телу Джулии еще продолжали пробегать волны дрожи, а Зак уже вышел из нее, небрежно высвободился из ее объятий и встал.

– Как я и предполагал, на это ушло ровно три минуты, – сообщил он и решительно захлопнул за собой дверь.

Джулия оцепенела. Но не от холода, а от сознания того, что Зак действительно смог доказать свою точку зрения таким омерзительным способом. Чувствуя себя полностью разбитой и эмоционально, и физически, она свернулась клубком и натянула на себя одеяло, сползшее на пол. Но глаза ее были сухи. В этот момент Джулия поклялась самой себе, что больше не прольет из‑за него ни единой слезинки. Никогда.

Зак сидел в кресле перед камином, уронив голову на руки, и изо всех сил старался ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Он сделал именно то, что собирался сделать, и даже больше; он доказал и ей, и самому себе, что абсолютно в ней не нуждается, даже в сексуальном плане. Он также доказал ей, что ему совершенно безразлично то, что утром она собирается уехать отсюда.

Он весьма эффективно добился именно того, к чему стремился. И еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным. Никогда в жизни ему еще не было так стыдно за себя.

Конечно, после сегодняшней ночи у Джулии не останется никаких иллюзий в отношении него. Она его окончательно возненавидит и будет совершенно права. Но еще больше он ненавидел себя сам. Он презирал себя за то, что сделал с ней, а также за совершенно непонятную и незнакомую ему прежде слабость, из‑за которой ему хотелось немедленно же отправиться в спальню Джулии и умолять ее о прощении. Выпрямившись в кресле, он взглянул на постель, в которой они вместе провели столько счастливых минут, и понял, что не сможет там спать в одиночестве. Особенно зная о том, что она тоже без сна лежит в соседней комнате и ненавидит его.