Улица Синего Карпа

Мин сидела на кровати, скрестив ноги – не слишком удобная поза, когда ты не в штанах, а в дорожном платье, – и вертела между пальцев один из своих ножей. Совершенно бесполезное умение, как говаривал Том, но порой мелькающий в руке нож приковывал людские взгляды и, не требуя больших усилий, заставлял обращать на себя внимание. Ранд стоял в центре комнаты и, держа в руках меч в ножнах, внимательно разглядывал разрезы, сделанные им в узах мира. На девушку он вообще не обращал внимания. Драконовы головы на тыльных сторонах его запястий отливали алым металлом и золотом.

– Ты же сам признаешь, что это ловушка, – рычала девушка. – Лан с этим согласен. Даже у слепого козла в Селейзине хватает мозгов, чтобы не лезть в капкан! «Только дураки целуются с осами или кусают огонь!» – процитировала она.

– Капкан – не капкан, если знаешь, где его поставили, – отсутствующим тоном заметил Ранд, аккуратно подправляя один из разрезанных шнуров, чтобы кончики легли ровно. – Если знаешь, где ловушка, ее можно обойти, и значит, это уже не ловушка.

Мин со всей силы метнула нож. Он пролетел мимо головы Ранда и вонзился в дверь. Девушка вздрогнула, припомнив последний раз, когда она так сделала. Что ж, сейчас она не лежит, обнимая его, и Кадсуане, что еще хуже, вряд ли сюда зайдет. Чтоб сгореть этому мужлану – когда у Ранда перед носом пролетел нож, застывший узел чувств у нее в голове даже не дрогнул, даже удивления не мелькнуло!

– Если только увидишь Гедвина и Торвала, знай, что и остальные поблизости, прячутся где‑то. Свет, да они могут посадить в засаду полсотни наемных мечей!

– В Фар Мэддинге? – Ранд поднял взгляд, посмотрел на торчавший в двери нож, но лишь покачал головой и вновь принялся рассматривать узы мира. – Сомневаюсь, Мин, что во всем городе есть хотя бы пара наемников. Поверь мне, я не хочу, чтобы меня убили. Я и близко к ловушке не подойду, если не пойму, как из нее выскочить и не попасться.

Да в нем страха не больше, чем в булыжнике! И благоразумия столько же. Он не хочет, чтобы его убили, – как будто кто‑то хочет!

Мин неловко поднялась с кровати, открыла прикроватный столик и вытащила оттуда ремень – они лежали у госпожи Кини в каждом номере, даже когда она сдавала комнаты чужеземцам. Ремень был длиной с руку Мин и шириной в ладонь, с деревянной ручкой, и конец его разделялся на три хвоста.

– Может, если я угощу тебя этим, ты почуешь наконец, что у тебя перед носом! – крикнула она.

В этот момент и вошли Найнив с Ланом и Аливия. Найнив и Лан были в плащах, на бедре у Лана висел меч. Найнив сняла все украшения, оставив только унизанный самоцветами браслет и тот пояс, Колодезь. Лан тихо прикрыл дверь. Найнив и Аливия встали, уставившись на Мин, замахнувшуюся ремнем.

Девушка тут же уронила сей необычный предмет на цветастый ковер и быстрым движением ноги отправила под кровать.

– Не пойму, Найнив, почему ты разрешаешь Лану так поступать, – сказала Мин самым твердым своим тоном. Правда, не особенно он был сейчас и тверд. И что у людей за манера всегда входить в самое неподходящее время?

– Иногда сестра должна полагаться на суждения своего Стража, – невозмутимо ответила Найнив, натягивая перчатки. На лице у нее отражалось не больше чувств, чем на личике фарфоровой куклы. Да, она была Айз Седай с головы до пят.

Он же не твой Страж, а твой муж, хотелось сказать Мин, и уж сама‑то ты не отпустила его одного, идешь с ним вместе. Не знаю, женится ли на мне мой Страж, но он пригрозил, что свяжет меня, коли я попытаюсь за ним увязаться! Правда, она не слишком‑то настаивала. Если он хочет быть гусаком‑недоумком, попытаться спасти его можно и не тыкая ни в кого ножом.

– Если мы собрались этим заняться, овечий пастух, – мрачно заметил Лан, – лучше поспешить, пока еще светло.

Его голубые глаза были холоднее обычного, взгляд был тверд, как полированный камень. Найнив бросила на Лана встревоженный взор, который чуть не заставил Мин ее пожалеть. Самую малость.

Ранд застегнул поверх куртки ремень с мечом, потом набросил на спину плащ с капюшоном и повернулся к Мин. Лицо его было твердым, как у Лана, и так же холодны были серо‑голубые глаза, но стылый камень у нее в голове заискрился вдруг ослепительными золотыми жилами. Ей захотелось запустить руки в его выкрашенные в черный цвет волосы, что отросли почти до плеч, и крепко поцеловать – и плевать, сколько народу на них смотрит. Вместо этого Мин скрестила руки на груди и вздернула подбородок, ясно давая понять, что относится к его затее крайне неодобрительно. Она тоже не намерена погибать тут ради него и не позволит ему думать, что его упрямство заставит ее уступить.

Ранд не сделал и попытки обнять Мин. Кивнув, как будто и впрямь все понял, он взял с маленького столика у двери перчатки.

– Мин, я вернусь как можно раньше. Потом мы отправимся к Кадсуане.

Золотые жилы продолжали светиться, даже когда Ранд вышел из комнаты. Лан последовал за ним.

Найнив помедлила, придерживая дверь.

– Мин, я пригляжу за ними обоими. Аливия, останься, пожалуйста, с нею и не дай натворить никаких глупостей. – Она казалась воплощением холодной, величавой невозмутимости Айз Седай. Пока не выглянула в коридор. – Чтоб им сгореть! – вскрикнула она. – Уходят!

И Найнив припустила бегом, так и не закрыв дверь.

Ее затворила Аливия.

– Давай, Мин, поиграем, и время быстрее пролетит. – Пройдя через комнату, она села на табурет перед камином и достала из поясного кошеля веревочку. – В кошкину колыбельку?

– Нет, Аливия, спасибо, – сказала Мин, покачав головой, – в голосе шончанки слышалось слишком большое желание. Возможно, Ранда и устраивала будущая роль Аливии, но Мин поставила себе задачу побольше узнать о ней и была поражена тем, что ей открылось. Бывшая дамани была взрослой женщиной, с виду средних лет, строгой, вспыльчивой и даже грозной. Она определенно нагнала страху на Найнив. Найнив редко кому говорила «пожалуйста», кроме Аливии. Но ее превратили в дамани в четырнадцать лет, и пристрастие к детским играм было не единственной ее странностью.

Мин пожалела, что в комнате нет часов, хотя гостиница, в которой имелись бы в каждой комнате часы, могла предназначаться, по ее представлению, разве что для королев и королей. Расхаживая взад‑вперед под бдительным приглядом Аливии, девушка мысленно отсчитывала секунды, давая время Ранду и его спутникам отойти от гостиницы достаточно далеко, чтобы потерять здание из виду. И когда решила, что пора, достала из гардероба свой плащ.

Аливия кинулась к двери и, подбоченясь, загородила ее. В выражении ее лица не было ничего детского.

– За ними ты не пойдешь, – с тягучим выговором, но решительно произнесла она. – Ни к чему хорошему это не приведет, и я тебя не выпущу.

И Мин вспомнила свою тетушку Рану, хотя Аливия не походила на ту ни цветом голубых глаз, ни оттенком золотистых волос: тетушка, кажется, всегда знала, когда Мин делала что‑то не то, и принимала меры, дабы впредь учинить подобное племяннице и в голову не приходило.

– Ты помнишь наши разговоры о мужчинах, Аливия? – Та залилась яркой краской, и Мин поспешила добавить: – Я имею в виду о том, что они не всегда думают головой. – Может, на свете и немало женщин, которые ничего не знают о мужчинах, но до встречи с Аливией Мин такие не встречались. Вот уж кто не знал о них ничегошеньки! – Без меня Ранд попадет в беду еще большую. Лично я отправляюсь искать Кадсуане, и если ты попробуешь меня остановить... – Девушка подняла сжатый кулак.

Аливия, нахмурясь, долго смотрела на Мин. Наконец сказала:

– Дай я возьму плащ, и мы пойдем вместе.

* * *

На улице Синего Карпа не видно было ни портшезов, ни ливрейных лакеев, и по этому узкому, извилистому проходу между зданиями не проехал бы ни один экипаж. Вдоль улицы тянулись крытые шифером каменные лавки и дома, большей частью двухэтажные, плотно зажатые соседями, лишь кое‑где между ними темнел небольшой переулочек. Мостовая блестела после дождя, холодный ветер норовил сорвать с Ранда плащ, но на улицах снова появились люди, спешившие по своим делам. Трое солдат Уличной Стражи, один с ловчим шестом на плече, замедлили шаг, глядя на меч Ранда, а потом двинулись дальше. Неподалеку, на другой стороне улицы возвышалось на целых три этажа, не считая чердака под остроконечной крышей, здание, где находилась сапожная мастерская Зерама.

Костлявый человечек со скошенным подбородком бросил Рандову монетку в кошель и наколол на тоненькую лучинку мясной пирожок с поджаристой корочкой. На тележке разносчика под решеткой дышали жаром уголья. Лицо его испещряли морщины, темная куртка была поношена, а длинные седые волосы прихвачены кожаным шнуром. Продавец бросил быстрый взгляд на меч Ранда и тут же отвел глаза.

– А почему вы спрашиваете о сапожнике? Вот вам, пожалуйста, превосходная баранина, – он широко ухмыльнулся, и его маленький подбородок совсем исчез, а глаза вдруг забегали. – Сама Первая Советница лучше не едала.

Когда я был мальчишкой, тогда тоже были пирожки с мясом. Расстегаи назывались, пробормотал Льюс Тэрин. Мы покупали их за городом и...

Перекидывая пирожок из руки в руку и чувствуя жар даже сквозь перчатки, Ранд отогнал голос Льюса Тэрина.

– Я не прочь знать, какому человеку заказываю тачать сапоги. А если он, к примеру, чужеземцев не любит? Вряд ли он тогда выполнит заказ на совесть.

– Да, госпожа, – сказал торговец, кланяясь невысокой седой женщине и глядя на нее искоса. Завернув в кусок грубой бумаги четыре пирожка, он протянул ей кулек и только потом взял деньги. – Пожалуйста, госпожа. Да осияет вас Свет. – Покупательница, не сказав ни слова, заковыляла прочь, пряча сверток с пирожками под плащом, а торговец скорчил кислую мину и лишь потом повернулся снова к Ранду. – Нелюбовью к чужеземцам Зерам в жизни не славился, а будь оно так, Милса живо выбила бы из него дурь. Это его жена. С тех пор как последний из их детей обзавелся семьей, Милса сдает внаем верхний этаж. Когда находит такого жильца, который не возражает, чтобы на ночь его на ключ запирали, – хохотнул костлявый торговец. – У Милсы лестница ведет прямиком на третий этаж, так что комнаты отдельные. Но она не желает понапрасну денежки тратить и прорезбть новую дверь, поэтому лестница выходит в мастерскую. А она не настолько доверчива, чтобы оставлять по ночам мастерскую незапертой. Вы пирожок есть будете или только глядеть на него?

Быстро откусив кусочек, Ранд слизнул с подбородка горячий сок и, увидев поблизости козырек маленькой скобяной лавочки, отошел в укрытие. Немало прохожих тоже трапезничали на скорую руку, покупая у разносчиков еду, – пирожки с мясом, жареную рыбу, жареные бобы в кулечках. Трое или четверо мужчин ростом не уступали Ранду, а две‑три женщины, такие же высокие, как большинство мужчин на улице, вполне могли бы быть айилками. Продавец без подбородка, по‑видимому, все‑таки не был мошенником, каковым казался, а, может, причиной было то, что Ранд ничего не ел с самого завтрака, но он поймал себя на мысли, что ему хочется проглотить пирожок в один присест и купить еще. Но он заставил себя есть медленно. Дела у Зерама, похоже, шли хорошо. В мастерскую постоянно, если не непрерывно, заходили мужчины, большинство несло под мышкой сапоги или башмаки для починки. Даже если Зерам пропустит кого‑то к постояльцам, не известив тех заранее, он потом может опознать гостей, а заодно их опознают и двое‑трое его заказчиков.

Если изменники снимают у жены сапожника верхний этаж, им вряд ли доставляет большое неудобство то, что по ночам дверь запирают. С южной стороны мастерскую отделял от одноэтажного дома переулок, прыгать там из окна было бы опасно, но по другую сторону ее стена к стене подпирало двухэтажное здание с мастерской белошвейки. Окна Зерама выходили только на улицу – за домом проходил другой переулок, куда выносили мусор, Ранд уже проверял, – но на крышу все равно должен быть выход, иначе как же ее чинят? С крыши дома сапожника можно спрыгнуть на крышу белошвейки, потом перебраться еще через три здания, там стоит дом пониже, свечная мастерская, откуда запросто можно спуститься на улицу или на задний переулок. Особо и рисковать не нужно, ни ночью, ни даже днем, если держаться подальше от улицы и при спуске не попадаться на глаза патрулям Стражи. Улица Синего Карпа изгибалась так, что ближайшие караульные вышки были отсюда не видны.

Двое мужчин, подходивших к сапожной мастерской, заставили Ранда отвернуться к маленькой витрине из плохого, с пузырями, стекла и сделать вид, будто он рассматривает выставленные там ножи и ножницы. Один из мужчин был высок ростом, хотя и не настолько, чтобы принять его за айильца. Глубокие капюшоны скрывали их лица, но у них не было в руках сапог, и хотя они придерживали плащи обеими руками, ветер приподнимал полы, открывая взору ножны мечей. Порыв ветра дернул с головы более низкого мужчины капюшон, тот подхватил его, но было уже поздно. Волосы Чарла Гедвина были прихвачены на затылке серебряной заколкой, украшенной большим красным камнем, но лицо его все так же не ведало жалости, и смотрел он на всех вызывающе. И если это Гедвин, другой, стало быть, Торвал. Ранд готов был побиться об заклад. Из тех пятерых только он был таким высоким.

Дождавшись, пока парочка скроется в мастерской Зерама, Ранд слизнул с перчаток несколько жирных крошек и направился по кривой улице на поиски Лана и Найнив. Их он обнаружил неподалеку, даже не потеряв из виду мастерской сапожника. Чуть позади него находилась свечная лавка, которую он наметил для спуска с крыш, а сбоку от лавки темнел переулок. Впереди узкая улица сворачивала в другую сторону. Не более чем в пятидесяти шагах находилась караульная вышка со стражником наверху, но вид на крыши дозорному перекрывало еще одно трехэтажное здание, мебельная мастерская, что стояла в переулке рядом со свечной лавкой.

– С полдюжины людей узнали Торвала и Гедвина, – сказал Лан, – но других не опознали.

Он говорил, понизив голос, хотя никто из прохожих не взглянул бы на их троицу дважды. Любому хватало беглого взгляда на этих двух мужчин, чтобы, заметив у них под плащами мечи, слегка прибавить шаг.

– Мясник дальше по улице говорит, они покупают у него мясо, – сказала Найнив, – но всегда только на двоих, не больше. – Она искоса глянула на Лана, как будто считала, что именно ее сведения являются настоящим доказательством.

– Я их видел, – сказал Ранд. – Они уже внутри. Найнив, можешь поднять меня и Лана? Вон на ту крышу, из переулка за домом?

Найнив, нахмурившись, посмотрела на дом Зерама, ладонью потерла свой пояс.

– По одному за раз смогу, – наконец промолвила она. – Но на это уйдет больше половины запаса Колодезя. Спустить вас уже не получится.

– Нам только наверх, – сказал Ранд. – Мы уйдем по крышам и слезем вниз вон там, рядом со свечной мастерской.

Конечно, Найнив принялась возражать, пока они втроем шагали обратно по улице к сапожной мастерской. Она всегда встречала в штыки то, что придумала не сама.

– Я что, подсажу вас на крышу, и все? И буду дожидаться? – бурчала она, сердито зыркая налево и направо, так что проходившие мимо шарахались уже и от нее, а не только от шагавших по бокам от нее мужчин с мечами. Найнив высунула руку из‑под плаща, показывая браслет с бледно‑красными камнями. – Вот эта штука закроет меня броней лучше, чем сталь. Я даже не почувствую ударившего меня меча. Я‑то думала, что пойду внутрь вместе с вами.

– И что бы там делала? – тихо спросил Ранд. – Держала бы их Силой, чтобы мы их зарезали? Или убила бы их сама?

Насупившись, Найнив уставилась в мостовую под ногами.

Пройдя за мастерскую Зерама, Ранд приостановился перед низким зданием и как можно осторожнее огляделся вокруг. Уличной Стражи на виду не было, но, подталкивая Найнив в узкий переулочек, он действовал быстро. Впрочем, тогда, преследуя Рочайда в переулках, он тоже не заметил стражников.

– Ты очень молчалива, – заметил Лан, идя вплотную следом.

Найнив сделала еще три быстрых шага и только потом ответила, не останавливаясь и не оглядываясь.

– Раньше я как‑то не задумывалась, – негромко сказала она. – Я думала об этом, как о приключении, стычке с Приспешниками Темного, изменниками‑Аша’манами. Но вы будто собираетесь их казнить. Если получится, вы убьете их прежде, чем они поймут, кто вы такие, да?

Ранд бросил через плечо взгляд на Лана, но тот лишь покачал головой, будучи в замешательстве, как и он сам. Разумеется, если сумеют, убьют без предупреждения. Это ведь не поединок; Найнив называла это казнью. Ранд надеялся, что во многом так оно и есть.

Переулок за домами оказался немногим шире того, что выходил на улицу, каменистая почва была изрыта колеями и выбоинами от тележек с мусором, который вывозили по утрам. Вокруг высились голые каменные стены без окон. Никому не хотелось любоваться на тележки с мусором.

Найнив постояла, разглядывая дом Зерама с тыльной стороны, потом вздохнула.

– Если сумеете, убейте их спящими, – сказала она, очень тихо для столь жестоких слов.

Что‑то невидимое крепко обхватило Ранда под мышками и вокруг груди, и он медленно взмыл в воздух. Он поднимался все выше, пока не оказался над краем выступавшего карниза. Невидимая упряжь исчезла, и его сапоги опустились на наклонную крышу; подошвы чуть скользнули по мокрым серым плиткам. Скорчившись, Ранд пополз вверх на четвереньках. Через несколько мгновений снизу приплыл Лан. Оказавшись на крыше, Страж тоже пригнулся и всмотрелся в переулок внизу.

– Она ушла, – сказал он наконец. Повернувшись и встав лицом к Ранду, Лан указал рукой. – Нам туда.

Среди шиферных плит, ближе к коньку крыши, был вмонтирован люк, обитый по краям металлом, чтобы вода не затекала внутрь. Откинув дверцу, Ранд спустил ноги в пыльное пространство чердака, тускло освещенное через отверстие люка. Какое‑то мгновение он висел на руках, потом разжал пальцы и пролетел несколько футов до пола. Не считая трехногого стула и сундука с откинутой крышкой, в вытянутом помещении не было ничего, как и в том сундуке. По‑видимому, Зерам перестал использовать чердак под кладовку, когда жена начала пускать жильцов.

Двое мужчин, легко ступая, осматривали половицы, пока не нашли еще один люк, побольше, заподлицо вделанный в пол. Лан ощупал медные петли и прошептал, что они не смазаны, но не заржавели. Ранд вытащил меч и кивнул, и Лан рывком распахнул люк.

Ранд понятия не имел, что обнаружит внизу, когда, опершись рукой о край люка, спрыгивал в проем. Он ловко приземлился на цыпочки в комнате, которая, по всей видимости, использовалась вместо чердака – вдоль стен расставлены платяные шкафы и комоды, деревянные сундуки громоздятся друг на друга, на столах стоят стулья. И менее всего Ранд ожидал увидеть двух распростертых на полу мертвецов. Их как будто приволокли в кладовку и бросили тут. Черных распухших лиц было не узнать, но у того, что пониже, в волосах виднелась серебряная заколка с большим красным камнем.

Лан, бесшумно спрыгнув с чердака, увидел трупы и приподнял бровь. И все. Его вообще ничего не удивляло.

– Здесь Фейн, – прошептал Ранд. Прозвучавшее имя словно взорвалось в его теле: в боку в тот же миг запульсировали обе раны, та, что постарее, – ледяным диском, вторая – огненной полосой поперек него. – Это он прислал письмо.

Лан мечом указал на люк, но Ранд покачал головой. Он хотел своими руками убить изменников, однако теперь Торвал и Гедвин мертвы – и почти наверняка Кисман тоже. То был его распухший труп, о котором упоминал купец в «Золотом Колесе». И еще Ранд понял, что ему все равно, кто их убил, лишь бы они были мертвы. Если бы какой‑то незнакомец прикончил и Дашиву, это тоже не имело значения. Но Фейн – совсем другое дело. Фейн наводнил Двуречье троллоками и нанес Ранду вторую неизлечимую рану. Если Фейн где‑то рядом, Ранд не должен дать ему уйти. Он жестом велел Лану действовать, как на чердаке, а сам, обеими руками сжимая меч, встал у двери. Когда Лан распахнул дверь, Ранд ворвался в просторную, освещенную лампами комнату с кроватью под балдахином у дальней стены и с маленьким камином, где потрескивал огонь.

Спасла Ранда только быстрота. Уголком глаза он уловил какое‑то движение, что‑то рвануло плащ, раздувшийся у него за спиной, и юноша неловко развернулся, отражая размашистые удары кривого кинжала. Каждое движение давалось напряжением воли. Раны в боку уже не просто пульсировали болью; боль терзала его, плоть наперебой рвали когтями раскаленное железо и вечный лед. Льюс Тэрин взвыл. Но Ранд мог думать только о всепоглощающей боли.

– Сказал же тебе, он мой! – вскричал костлявый человечек, отпрыгивая в сторону от меча Ранда. С искаженным от ярости лицом, с большим носом и торчащими ушами, он казался страшилищем, которыми пугают детей, но в глазах его горела жажда убийства. Оскалив в рычании зубы, он походил на взбесившегося хорька, одолеваемого смертельной яростью. На бешеного хорька, готового наброситься даже на леопарда. А с этим кинжалом в руках он мог убить сколько угодно леопардов. – Мой! – завопил Фейн, вновь отскакивая, когда в комнату ворвался Лан. – Убей того, уродливого!

Лишь когда Лан развернулся к нему спиной, Ранд понял, что в комнате есть еще кто‑то, кроме Фейна, – высокий бледнолицый мужчина, чуть ли не с готовностью скрестил свой клинок с мечом Стража. Лицо Торама Райатина было изможденным, но в танце мечей он двигался плавно, с ловкостью мастера клинка, каковым и был. Лан встретил его атаку с равной грациозностью, мгновенно войдя в ритм танца стали и смерти.

Увидев здесь, в Фар Мэддинге, да еще в поношенной одежде, человека, который претендовал на королевский трон Кайриэна, Ранд поразился, но не отвел взгляда Фейна, и меч его был направлен в сторону бывшего торговца. Приспешника Темного, и даже хуже, как когда‑то давно его охарактеризовала Морейн. Слепящая боль заставляла Ранда спотыкаться, но он все равно наступал на Фейна, не обращая внимания на топот ног и звон стали у себя за спиной, точно так же не вслушиваясь в стоны Льюса Тэрина. Фейн скакал и метался, пытаясь подобраться ближе, чтобы пустить в ход кинжал, которым нанес когда‑то Ранду неисцелимую рану, и то и дело приглушенно сыпал ругательствами, когда клинок Ранда вынуждал его отступить. Неожиданно Фейн повернулся и побежал куда‑то в глубь дома.

Едва Фейн выскочил из комнаты, страдания Ранда уменьшились до слабой боли, но двинулся он следом за тщедушным человечком тем не менее осторожно. И уже в дверях заметил, что Фейн вовсе не собирается прятаться. Он поджидал Ранда у ведущей вниз лестницы, сжимая в руке кривой кинжал. В головке рукояти кинжала, отражая свет ламп, стоявших на столах в лишенной окон комнате, мерцал крупный рубин. Стоило Ранду ступить за порог, как огонь и лед принялись терзать его тело с новой яростью, и он почувствовал, что сердце едва не разрывается в клочья. Он мог держаться прямо только ценой огромного усилия, на одной железной воле. Сделать шаг вперед казалось и вовсе невозможным, но Ранд сделал его, а потом и еще один.

– Я хочу, чтобы он знал, кто его убил, – брюзгливо заскулил Фейн. Он злобно глядел на Ранда, но разговаривал, казалось, сам с собой. – Я хочу, чтобы он знал! Но если он умрет, то перестанет досаждать мне в снах. Да. Тогда он перестанет в них являться, – и с улыбкой Фейн поднял вторую, свободную руку.

По лестнице поднялись Торвал и Гедвин, неся переброшенные через руку плащи.

– Я говорю, что мы и близко не подойдем к нему, пока я не буду знать, где остальные, – ворчал Гедвин. – М’Хаель убьет нас, если...

Не думая, Ранд повернул запястья в «Рассечении Ветра», а потом сразу же провел «Раскрытие Веера».

Иллюзия вернувшихся к жизни мертвецов исчезла, и Фейн с воплем отскочил назад, по лицу его побежала кровь. Вдруг он склонил голову, как будто к чему‑то прислушиваясь, и через миг, обрушив на Ранда вопль бессловесной ярости и злобы, сбежал вниз по лестнице.

Гадая, что на него нашло, Ранд шагнул было следом, но тут Лан поймал юношу за локоть.

– Овечий пастух, на улице перед домом полным‑полно Стражи. – На куртке Лана, слева на боку, темнело влажное пятно, но меч его был в ножнах, что ясно говорило о том, кто оказался более искусным в том танце. – Если уходим, самое время выбираться на крышу.

– В этом городе человеку с мечом даже по переулку не пройти, – проворчал Ранд, пряча оружие в ножны. Лан не засмеялся, впрочем, он вообще смеялся редко, разве только с Найнив. Внизу под лестницей поднялся шум, послышались крики. Возможно, Уличная Стража схватит Фейна. Воможно, его повесят, найдя наверху трупы. Малая кара за все его злодейства, но придется смириться. Не в первый раз Ранду приходилось поступать вопреки своим желаниям.

Забравшись на чердак, Лан подпрыгнул, ухватился за край люка, подтянулся и вылез на крышу. Ранд не был уверен, что сумеет проделать то же самое. Нестерпимая боль ушла вместе с Фейном, но ощущения были такие, словно его долго били по боку топорищем. Он еще собирался с силами, когда в люк заглянул Лан и протянул руку.

– Может, овечий пастух, они наверх и не сразу поднимутся, но зачем нам их дожидаться?

Ранд ухватился за руку Лана, тот потянул его вверх, и, зацепившись за край люка, юноша выполз на крышу. Низко пригибаясь, они добрались по мокрому шиферу до задней части здания, потом начали короткий подъем к коньку крыши. Несмотря на стражников на улице, была еще надежда уйти незамеченными, особенно если удалось бы подать Найнив сигнал, чтобы она как‑нибудь отвлекла возможную погоню.

Ранд добрался уже до гребня крыши, как позади раздался неприятный скрежет – сапог Лана соскользнул с шиферной плиты. Извернувшись, Ранд схватил Лана за запястье, но Лан потянул и его своей тяжестью вниз по скользкому серому скату. Тщетно оба старались зацепиться свободной рукой за какой‑нибудь выступ, за край плиты, за что угодно. Ни один не проронил ни звука. Ноги Лана соскользнули с крыши, потом он съехал целиком. Ранд ухватился‑таки за что‑то пальцами; за что, он не знал и знать не хотел. Его голова и одно плечо свесились с крыши, и Лан, которого он держал за руку, повис на высоте десяти шагов над примыкавшим к дому переулком.

– Отпусти, – тихо произнес Лан. Он смотрел вверх на Ранда, взгляд его был тверд и холоден, на лице ничего не отражалось. – Отпусти.

– Когда солнце станет зеленым, – ответил Ранд. Если удастся чуть‑чуть подтянуть Стража, чтобы тот сумел ухватиться за карниз...

То, за что он держался, с резким хрустом обломилось, и переулок устремился им навстречу.