Потерять солнце

Одной рукой стараясь крепче держать непривычный шерстяной плащ, стараясь не свалиться с еще более непривычного седла, Шалон неуклюже ткнула лошадь пятками и последовала за Харине и ее Господином Мечей Моадом сквозь проем в воздухе, что вел с конюшенного двора Солнечного дворца на... Она не очень хорошо понимала, куда он вел. На какое‑то длинное открытое пространство – вроде бы это называется поляной? Кажется, так... На поляну среди холмов, окруженную редкими чахлыми деревьями, не уступавшую по величине палубе быстроходного корабля‑гонщика. Шалон узнала сосны – низенькие и кривые, они не годились ни на смолу, ни на скипидар. Большая часть остальных деревьев своими голыми ветвями напоминала ей костлявые остовы. Утреннее солнце поднялось до верхушек деревьев, холод тут кусал как будто сильнее, чем в городе, что остался позади. Снег лежал не везде, и Шалон надеялась, что лошадь не споткнется и не сбросит ее на камни, торчавшие из земли среди палой листвы. Лошадям она не доверяла. В отличие от кораблей животные себе на уме. На такие коварные создания она не стала бы залезать. К тому же у лошадей есть зубы. Стоило ее коню оскалиться, совсем рядом с ее ногами, как Шалон вздрагивала и принималась гладить животное по шее и издавать успокаивающие звуки. По крайней мере, она надеялась, что лошадь сочтет их таковыми.

Сама же Кадсуане, облаченная в темно‑зеленый наряд, легко восседала на высоком коне с черными гривой и хвостом, удерживая плетение, создавшее переходные врата. Ее лошади не волновали. Ее ничто не волновало. Налетевший порыв ветра рванул спускавшийся с плеч на конский круп темно‑серый плащ, но Кадсуане ничем не показала, что чувствует холод. Качнув золотыми подвесками, украшавшими ее собранные в пучок волосы, она повернула голову и стала смотреть на Шалон и ее спутников. Внешне Кадсуане была привлекательной, но в толпе на нее вряд ли посмотрели бы дважды, разве что обратило бы на себя внимание ее гладкое лицо, не соответствовавшее темным волосам с проседью. А когда подойдешь поближе, будет уже поздно.

Шалон многое бы дала, чтобы разобраться, как сделано это плетение, пусть даже и пришлось бы подойти к Кадсуане, но на конюшенный двор ее впустили лишь тогда, когда врата были закончены, а паруса ставить не научишься, глядя на уже растянутый на рее парус, нужно хотя бы видеть, как его ставят. Шалон же было известно только название плетения. Проезжая мимо Айз Седай, она отвела глаза, чтобы не встретиться с нею взглядом, но почувствовала на себе ее взор. От этого Шалон неосознанно поджала пальцы ног, стараясь обрести опору, которую не могли дать стремена. Она не видела пути к спасению, но надеялась отыскать его – получше изучив Айз Седай. Шалон охотно признавала, что об Айз Седай ей известно крайне мало: до отплытия в Кайриэн она с ними вообще не встречалась и в мыслях возносила Свету благодарность, что не ее выбрали, чтобы стать одной из них. Однако в окружении Кадсуане существовали свои течения, таившиеся глубоко под поверхностью. Глубокие, сильные течения могут изменить все, что на поверхности представляется ясным и понятным.

На другом краю... поляны поджидали остальных четверо Айз Седай, проехавшие сразу следом за Кадсуане. Рядом с ними были три Стража. Во всяком случае Шалон считала, что Ивон – Страж вспыльчивой Аланны, а Томас – Страж коренастой, невысокой Верин, но она также была уверена, что молоденького парнишку, державшегося подле пухленькой Дайгиан, она встречала в черной куртке Аша’мана. Вроде бы он не мог быть Стражем. Или мог? Эбен же почти мальчишка. Однако всякий раз, как Дайгиан смотрела на него, она, и без того гордая донельзя, раздувалась от гордости еще больше. Кумира, приятного облика женщина с голубыми глазами, которые становились острыми что твои ножи, когда ее что‑то интересовало, сидела, чуть повернувшись в седле, и пронзала взором юного Эбена. Удивительно, как это он еще не лежал на земле, подобно тюленю с ободранной шкурой.

– Больше я с этим мириться не собираюсь, – ворчала Харине, ударами босых пяток подгоняя свою кобылу. Расшитая золотой нитью желтая шелковая юбка скорее мешала ей сидеть в седле, как и Шалон мешала ее голубая. Она покачивалась в седле и скользила при каждом движении лошади, на каждом шагу рискуя свалиться наземь. Вновь задул порывистый ветер, захлопал болтавшимися концами ее кушака, раздул плащ, но Харине считала ниже своего достоинства сражаться с одеждой. Плащи на кораблях – вещь не слишком привычная; они путаются в ногах, из них можно не высвободить вовремя руку в самый неподходящий момент, когда ты борешься за жизнь. Моад вообще отказался от плаща, доверившись стеганой синей куртке, которую надевал в самых холодных морях. Через врата проехала Несан Бихара в шерстяном наряде бронзового цвета, она глядела вокруг с таким видом, словно хотела увидеть все сразу. За ней – Элза Пенфелл, та куталась в подбитый мехом зеленый плащ, и почему‑то с лица у нее не сходило мрачное выражение. Кажется, больше никто из Айз Седай не позаботился защитить себя от холода.

– Может, у меня будет возможность повидаться с Корамуром, так она сказала, – ворчала Харине, натягивая поводья, чтобы кобыла повернула к краю поляны – противоположному тому, где собирались Айз Седай. – Может! И она предложила эту возможность, будто одаривала какой привилегией. – Харине незачем было упоминать имя; когда Харине вот так, словно сплевывая, произносила слово «она», то имела в виду одну‑единственную женщину. – У меня есть полное право, по соглашению и по сделке! Она отказывает мне в оговоренной свите! Я должна оставить свою Госпожу Парусов и сопровождающих лиц! – Во вратах появилась Эриан Боролеос, собранная, будто в ожидании боя; следом за ней – Белдейн Нирам, которая с виду вовсе не походила на Айз Седай. В одежде обеих присутствовал зеленый цвет – Эриан во всем зеленом, а у Белдейн зеленое виднелось в прорезях рукавов и юбок. Интересно, это что‑то означает? Наверное, нет. – Неужели мне придется появиться перед Корамуром, как палубной девчонке перед Госпожой Парусов, лишь приложив руку к сердцу? – Когда несколько Айз Седай собираются вместе, сразу заметна печать безвозрастности на их гладких, без морщин лицах, и невозможно определить, двадцать кому‑то лет или в два раза больше, даже если у женщины совсем белые волосы. И Белдейн выглядела двадцатилетней девчонкой. Что говорило Шалон ничуть не больше, чем цвет ее юбок. – И мне самой сушить постель? Стирать простыни? Да она весь протокол в ветер превратила! Не позволю! Никогда! – Ничего нового в этих сетованиях не было; с прошлого вечера, когда Кадсуане заявила о своих условиях, Харине их уже с десяток раз произносила. Предложенные условия требовали от многого отказаться, но у Харине не было иного выбора, кроме как согласиться, что только добавляло ей горечи.

Слушала Шалон вполуха, кивая и бормоча подходящие случаю ответы. Соглашение, конечно. Ее сестра ожидала выполнения договора. Но внимание Шалон занимали Айз Седай. Она старалась никак не показать своего интереса и наблюдала за ними тайком. Моад даже не притворялся, что слушает Харине, но ему‑то проще, он у нее Господин Мечей. Со всеми прочими Харине могла быть неуступчивой, как намокший морской узел, однако Моаду позволяла такую свободу действий, что можно было подумать, будто этот седоволосый мужчина с жестким взглядом – ее любовник, тем более что оба они вдовы. Правда, так могли бы подумать те, кто не знал Харине. Она ни за что не взяла бы в любовники того, кто стоит ниже нее, что теперь, разумеется, означало, что никого и не найдется. Так или иначе, как только они остановили лошадей возле деревьев, Моад оперся локтем на высокую переднюю луку седла, опустил руку на длинную, из резной драгоценной кости, рукоять меча, заткнутого за зеленый кушак, и не скрываясь принялся разглядывать Айз Седай и мужчин рядом с ними. Где Моад научился ездить на лошадях? Он как будто не испытывалникаких затруднений. Взглянув на него, сразу можно было определить его ранг, даже будь он без меча и парного к нему кинжала, достаточно восьми массивных сережек и кушака, завязанного особым узлом. Почему у Айз Седай нет ничего похожего? Неужели у них царит такой разброд и неорганизованность? Считалось, что Белая Башня подобна хитроумному механизму, подпирающему троны и придающему им облик согласно своей воле. Конечно, теперь, похоже, механизм сломан.

– Я спросила, Шалон, куда она нас завела?

От голоса Харине, полоснувшего ледяной бритвой, от лица Шалон отхлынула кровь. Всем трудно служить под началом младшей сестры, но с Харине приходилось вдвойне тяжелее. Она и наедине‑то холодна сверх меры, а на людях – вовсе беспощадна, и за малейшую оплошность может подвесить за лодыжки даже Госпожу Парусов, не говоря уж о какой‑то Ищущей Ветер. И еще несноснее Харине стала с тех пор, как та молодая женщина, сухопутница Мин, сказала ей, что однажды она станет Госпожой Кораблей. В упор глядя на Шалон, Харине подняла золотую коробочку с благовониями, как будто хотела заглушить неприятный запах, но холод убил весь аромат.

Шалон поспешно посмотрела на небо, стараясь определить положение солнца. Как жаль, что ее секстант остался под замком на «Белопенном» – сухопутники не должны его даже видеть, не говоря уж о том, чтобы пользоваться им в их присутствии, – однако она не была уверена, что от секстанта был бы какой‑то прок. Хоть деревья и низкорослые, но горизонта все равно не видно. Ближе к северу холмы перерастали в горы, уходившие отрогами на северо‑восток и юго‑запад. Не определить, на какой они высоте. Местность была слишком неровной, и то уходила вверх, то вновь понижалась. Тем не менее любая Ищущая Ветер знает, как сделать грубую прикидку. И когда Харине требует каких‑то сведений, она предполагает получить ответ.

– Могу лишь догадываться, Госпожа Волн, – сказала Шалон. Харине стиснула челюсти, но ни одна Ищущая Ветер не станет выдавать приблизительную оценку за точное местоположение. – Полагаю, мы в трехстах–четырехстах лигах к югу от Кайриэна. Большего не скажу.

Ученицу, даже в первый день занятий определившую, пользуясь палкой и веревкой, местоположение с таким допуском, отправили бы к боцману, но у Шалон, едва она сама услышала, что сказала, отнялся язык. Для корабля‑гонщика сделать в день сотню лиг считалось хорошим ходом. Моад задумчиво пожевал губами.

Харине медленно кивнула, глядя сквозь Шалон, словно видела корабли‑гонщики под всеми парусами, скользящие через сплетенные с помощью Силы дыры в воздухе. Тогда моря поистине принадлежали бы им. Встряхнувшись, она наклонилась к Шалон и впилась в нее взглядом‑гарпуном.

– Ты должна научиться этому, чего бы это ни стоило. Скажи ей – если она тебя научит, ты станешь шпионить за мной. Коли убедишь ее, она может и научить, да будет на то воля Света. Или хотя бы найди подход к любой другой из них, лишь бы тебя научили.

Шалон облизнула губы. Она надеялась, что Харине не заметит ее дрожи.

– Я уже отказала ей раньше, Госпожа Волн. – Требовалось дать объяснение, почему Айз Седай продержали ее целую неделю, и самым безопасным казалось рассказать правду. Или почти всю правду. Харине знала почти все. Кроме той тайны, что из Шалон вытянула Верин. И кроме того, что Шалон уступила требованиям Кадсуане, чтобы не раскрылась эта тайна. Да будет на ней Милость Света, Шалон сожалела об Айлил, но ей было так одиноко, что, сама того не понимая, она заплыла чересчур далеко. С Харине они никогда не вели по вечерам за вином с медом душевных разговоров, которые облегчили бы долгие месяцы разлуки с мужем Мишайлом. В лучшем случае ей придется прождать еще много месяцев, прежде чем она вновь окажется в его объятиях. – И как, помня о моем отказе, она мне поверит?

– Потому что ты хочешь научиться, – Харине рубанула в воздухе рукой. – Жадности сухопутники всегда поверят. Разумеется, чтобы проявить себя, кое‑что тебе придется рассказывать. Что именно, я буду решать сама. Возможно, мне удастся направить ее нужным мне курсом.

В виски Шалон как будто впились жесткие пальцы. Она намеревалась рассказывать Кадсуане как можно меньше и как можно реже, пока не найдет способ освободиться от нее. Если же ей надо будет разговаривать с Айз Седай каждый день и, еще того хуже, в открытую врать ей, та выведает больше, чем Шалон хотелось бы. Больше, чем хотелось бы Харине. Намного больше. В этом нет сомнений, как и в том, что завтра взойдет солнце.

– Простите меня, Госпожа Волн, – сказала Шалон, собрав всю почтительность, какую сумела, – но если мне будет позволено сказать...

Она осеклась, когда Сарен Немдал, подскакав, осадила коня перед Морским Народом. Врата миновали последние из Айз Седай и Стражей, и Кадсуане заставила проход исчезнуть. Кореле, худенькая, но привлекательная женщина, разговаривала с Кумирой и смеялась, то и дело откидывая назад гриву своих черных волос. Мериса, высокая, с глазами еще синее, чем у Кумиры, с лицом красивым, но столь суровым, что могла бы смутить и Харине, отрывисто жестикулировала, отдавая указания четырем мужчинам с вьючными лошадьми. Все прочие подбирали поводья. По всей видимости, поляну вскоре предстояло покинуть.

Сарен была очень мила, хотя на ее красоте, разумеется, не могли не сказаться как отсутствие украшений, так и простое белое платье, которое она носила. Кажется, многим сухопутникам неведома радость сочетания различных цветов. Даже ее темный плащ был подбит белым мехом.

– Кадсуане, она попросила... поручила... мне сопровождать вас, Госпожа Волн, и помогать вам, – сказала Сарен, почтительно склоняя голову. – И я отвечу по возможности на все ваши вопросы. Помогу уяснить обычаи, насколько я сама их знаю. Я понимаю, что могу доставить вам неудобство своим присутствием, но когда Кадсуане приказывает, мы должны подчиняться.

Шалон улыбнулась. Видимо, Айз Седай не знают, что на кораблях сопровождающие выполняют работу, которую сухопутники поручают слугам. Харине могла бы рассмеяться и спросить, способны ли Айз Седай как следует выстирать белье. Неплохо бы привести ее в доброе расположение духа.

Но вместо того чтобы засмеяться, Харине одеревенела в седле, словно хребет ее превратился в грот‑мачту, и широко открыла глаза.

– Никакого неудобства я не чувствую! – огрызнулась она. – Просто я предпочитаю... задавать вопросы кому‑нибудь другому... например, Кадсуане. Да. Именно Кадсуане. И я не подчиняюсь ни ей, ни кому‑то еще! Никому! За исключением Госпожи Кораблей! – Шалон нахмурилась; подобная несдержанность не в обычае ее сестры. Харине же, глубоко вздохнув, продолжила более твердым голосом, хотя все в той же не‑привычной манере: – Я говорю от имени Госпожи Кораблей Ата’ан Миэйр, и я требую должного уважения! Я требую, слышишь меня? Слышишь?

– Я попрошу ее назначить кого‑нибудь другого, – с сомнением промолвила Сарен, словно не ожидая, что эта просьба что‑то изменит. – Вы должны понять, она дала мне на сегодня определенные распоряжения. Но мне нельзя выходить из себя. Есть за мной такой грешок. А ведь несдержанность губит логику.

– Я понимаю, что такое подчиняться приказам, – прорычала Харине, пригибаясь в седле. У нее был такой вид, будто она готова вцепиться Сарен в глотку. – Подчинение приказам я только одобряю! – почти рявкнула она. – Однако приказы, которые положено выполнять, могут быть забыты. О них больше незачем говорить. Ты меня поняла?

Шалон изумленно скосила на нее глаза. О чем она толкует? Какие такие приказы обязана исполнять Сарен и почему Харине хочет, чтобы о них забыли? Моад, не таясь, вздернул брови. Харине заметила его испытующий взгляд, и лицо ее превратилось в грозовую тучу.

Сарен будто ничего не замечала.

– Не понимаю, как можно нарочно забыть, – медленно сказала она, слегка нахмурив лоб, – но я подозреваю, вы имеете в виду, что нам стоит притвориться. Это так? – Она сокрушенно покачала головой, бусинки в ее косичках издали тихий стук. – Очень хорошо. Я отвечу на ваши вопросы, как смогу. Что вы хотите знать?

Харине громко вздохнула. Шалон могла бы счесть это признаком нетерпения, но ей показалось, что вздох был облегченный. Облегченный!

Испытывала она облегчение или нет, но Харине вновь стала сама собой, воплощением самообладания и властности, и встретила взгляд Айз Седай так, словно хотела заставить ту потупить взор.

– Можешь рассказать мне, где мы и куда направляемся, – предложила Харине.

– Мы находимся в Холмах Кинтара, – сказала Кадсуане, внезапно появившись рядом. Лошадь ее встала на дыбы, с копыт летели комья снега. – И направляемся в Фар Мэддинг.

Она не только удержалась в седле, она словно и не заметила, что лошадь вздыбилась!

– Корамур в этом самом Фар Мэддинге?

– Как я уже говорила, Госпожа Волн, терпение – большая добродетель. – Несмотря на то, что, обращаясь к Харине, Кадсуане воспользовалась надлежащим титулом, в ее поведении почтительности не было и в помине. – Ты поедешь со мной. Не отставай и постарайся не упасть. Будет неприятно, если мне придется везти тебя, как мешок с зерном. Когда доберемся до города, молчи, пока я не разрешу тебе говорить. Не хотелось бы, чтобы по неведению ты доставила нам хлопоты. Позволь Сарен быть твоим проводником. Ей даны на этот счет свои указания.

Шалон ожидала вспышки гнева, но Харине придержала язык, хотя и с видимым усилием. Как только Кадсуане развернулась, Харине сердито проворчала что‑то под нос, но крепко стиснула зубы, когда лошадь Сарен сделала первый шаг. Очевидно, ее ворчание не предназначалось для ушей Айз Седай.

Отряд двинулся между деревьев на юг. Ехать с Кадсуане означало, как выяснилось, ехать позади нее. На самом деле рядом с ней ехали Аланна и Верин, но когда Харине решила присоединиться, хватило одного взгляда Кадсуане, чтобы понять – та будет лишней. И вновь ожидаемого взрыва не последовало. Харине только наградила почему‑то хмурым взглядом Сарен, а потом рывком развернула лошадь, заняв место между Шалон и Моадом. Она не беспокоила расспросами Сарен, ехавшую по другую сторону от Шалон, только жгла взглядом спины женщин впереди. Не знай ее Шалон лучше, она сказала бы, что в этом взгляде больше угрюмости, чем гнева.

Шалон, со своей стороны, рада была ехать в молчании. Не до разговоров, когда на лошади еле держишься. Кроме того, она вдруг поняла, почему Харине ведет себя так странно. Должно быть, Харине старается вывести отношения с Айз Седай на спокойные воды. Наверное, так. Без особой нужды Харине никогда не обуздывала свой нрав. А сейчас она с таким напряжением сдерживает себя, что внутри наверняка вся кипит. И если ее усилия не приведут к желаемому результату, то кипяток, того гляди, выплеснется на Шалон. От таких мыслей у нее разболелась голова. Да поможет ей Свет и да направит ее, должен же быть способ не шпионить за своей сестрой и не лишиться наградной цепочки, и не оказаться назначенной на шаланду под командование Госпожи Парусов. Которая вечно предается унылым размышлениям, почему ей никогда не получить более высокую должность, и готова излить свое недовольство на любого, кто подвернется под руку. Плохо и то, что Мишайл может разорвать их брачные обеты. И все‑таки должен быть какой‑то способ.

Порой Шалон поворачивалась в седле и оглядывалась на ехавших позади Айз Седай. От женщин впереди ничего узнать не удастся, это уж точно. Время от времени Кадсуане и Верин переговаривались, но так тихо и так близко склонившись друг к другу, что ничего не было слышно. Аланна же напряженно смотрела вперед, на юг. Два или три раза она заставляла лошадь ускорить шаг и вырывалась вперед, но Кадсуане тихо приказывала ей вернуться. Повиновалась Аланна нехотя, сверкнув глазами или скорчив гримасу. Похоже, Кадсуане и Верин почему‑то проявляли заботу об Аланне – Кадсуане поглаживала ее руку таким же жестом, каким Шалон успокаивала лошадь, а Верин лучезарно улыбалась, словно Аланна оправлялась после болезни. Все это ни о чем не говорило Шалон. Поэтому она стала размышлять о других Айз Седай.

На кораблях по служебной лестнице не поднимешься благодаря одним лишь способностям к Плетению Ветров и к предсказанию погоды, или умению определять местоположение. Нужно уметь находить смысл, который кроется между слов, когда тебе приказывают, истолковывать еле заметные жесты, понимать выражения лиц; нужно замечать, кто кому подчиняется, когда и почему уступает, пусть это и еле уловимые детали, ибо возвысить тебя могут только смелость, решительность и способность ничего не упускать из виду.

Четверо Айз Седай, Несан и Эриан, Белдейн и Элза, ехали группкой позади, неподалеку от Шалон, хотя нельзя было сказать, что они держались вместе, – просто оказались рядом. Они не разговаривали между собой, не смотрели друг на друга. Они как будто и не замечали друг друга. Мысленно Шалон поместила их в ту же лодку, что и Сарен. Эти Айз Седай прикидывались, будто все они – под Кадсуане, однако это явно было не так. Команду другой лодки, которой правила Кадсуане, составляли Мериса, Кореле, Кумира и Дайгиан. Аланна, как казалось, была то в одной лодке, то в другой, а Верин вроде бы была из лодки Кадсуане, но все‑таки не в ней. Возможно, плыла рядом, а Кадсуане держала ее за руку. Если этой странности было мало, оставался еще вопрос старшинства среди Айз Седай.

Странно, но кажется, превыше опыта или умений Айз Седай ценили уровень в Силе. Они ранжировали себя, определяя, кто обладает большей силой, словно матросы, вздумавшие тягаться между собою в прибрежной таверне. Все, конечно, с почтительностью относились к Кадсуане, но в отношениях между остальными наблюдались странности. Исходя из собственной иерархии Айз Седай, кое‑кто из лодки Несан занимал такое положение, что к ним должны были уважительно относиться некоторые из лодки Кадсуане, но эти последние хотя и проявляли уважение к вышестоящим, проявляли его так, словно те совершили страшное преступление, о котором известно всем. По иерархии Айз Седай, Несан должна была стоять выше всех, за исключением Кадсуане и Мерисы, однако с Дайгиан, стоявшей в самом низу, она держалась так вызывающе, словно упрямо не желала признавать, что совершила то самое преступление. Так же вели себя и остальные в ее лодке. Все эти нюансы во взаимоотношениях проявлялись крайне сдержанно – чуть приподнятый подбородок, слегка выгнутая бровь, изгиб губ, но для глаза, приученного подмечать все мелочи за многие годы восхождения по ступеням корабельной иерархии, они были весьма заметны. Возможно, все это не могло ничем помочь Шалон, но коли она вынуждена щипать паклю, единственный путь – найти нить и тянуть.

Ветер начал набирать силу; его порывы едва не срывали плащ с плеч. Но Шалон почти не обращала внимания на ветер.

Другой ниточкой были Стражи. Все они держались в самом хвосте, не видные за Айз Седай, что ехали за Несан и тремя ее спутницами. Вообще‑то Шалон полагала, что с двенадцатью Айз Седай будет не семь Стражей, а больше. Считалось, что у каждой Айз Седай есть по меньшей мере один Страж. Она недовольно покачала головой. За исключением Красной Айя, конечно. Нет, она совсем ничего не знает об Айз Седай.

Так или иначе вопрос заключался не в том, сколько здесь Стражей, а в том, все ли они – Стражи. Шалон была уверена, что видела и седого старого Дамера, и милашку Джахара в черных куртках, до того, как они вдруг появились при Айз Седай. В то время она не испытывала большого желания пристальнее присматриваться к черномундирным, да и, по правде говоря, Ищущая Ветер была едва ли не ослеплена утонченной Айлил, однако сейчас она была уверена, что не ошибается. И, каково бы ни было объяснение в случае с Эбеном, Шалон была почти уверена, что те двое – теперь Стражи. Почти. Повинуясь мановению Мерисы, Джахар вскакивал одновременно с Нетаном или Бассаном, а судя по тому, как Кореле улыбалась Дамеру, он был либо ее Стражем, либо грел ее постель, и Шалон не могла представить себе, чтобы женщина вроде Кореле пустила к себе в кровать лысого, хромого старика. Она мало знала об Айз Седай, но была уверена – связывать узами мужчин, способных направлять Силу, не совсем обычная практика. Если бы она могла доказать, что они так поступили, то в руках у нее оказался бы нож, достаточно острый, чтобы отсечь себя от Кадсуане.

– Эти мужчины, теперь они больше не могут направлять, – тихонько промолвила Сарен.

Шалон слишком резко выпрямилась в седле и, чтобы не свалиться, вынуждена была вцепиться обеими руками в лошадиную гриву. Ветер закинул плащ на голову, и ей пришлось изрядно с ним повозиться, пока удалось наконец сесть прямо. Отряд выезжал из‑за деревьев на широкую дорогу, что от холмов петлей выгибалась к югу, к озеру в миле от них, раскинувшемуся на краю плоской равнины, покрытой бурой травой. Бурое море тянулось до самого горизонта. Озеро, по западной кромке поросшее узкой полоской камыша, представляло собой жалкую пародию на водную ширь и имело самое большее десять миль в длину и намного меньше в ширину. В центре озера угнездился немалых размеров остров, на нем раскинулся город. Остров, насколько видела Шалон, окружали высокие стены с башнями. Всю эту картину она заметила лишь мельком, ибо не могла отвести глаз от Сарен. Та как будто прочитала ее мысли.

– Почему они не могут направлять? – спросила Шалон. – Неужели вы их... Вы их... укротили?

Ей казалось, что она использовала нужное слово, хотя считалось, что укрощение убивает человека. Шалон всегда считала, что это просто необычный способ сделать казнь по какой‑то причине менее жестокой.

Сарен заморгала, и Шалон поняла, что Айз Седай разговаривала сама с собой. Направившись вниз по склону следом за Кадсуане, Сарен какое‑то время глядела на Шалон, а потом устремила взор на город на острове.

– Ты многое замечаешь, Шалон. Будет лучше, если ты оставишь при себе то, что заметила в этих мужчинах.

– Например, то, что они Стражи? – негромко сказала Шалон. – Поэтому‑то вам и удалось связать их узами? Потому что вы их укротили?

Она надеялась своей откровенностью вырвать какое‑нибудь признание, но Айз Седай только молча посмотрела на нее. И заговорила вновь, лишь когда отряд добрался до подножия холмов и вслед за Кадсуане свернул на дорогу. Тракт был широким, грунт – вытоптанным множеством ног, копыт и колес, но, кроме них, на дороге больше никого не оказалось.

– Это не совсем секрет, – сказала Сарен, явно без особого желания делиться этим «не секретом», – но и знают о том мало. Мы не часто говорим о Фар Мэддинге, обычно о нем вспоминают сестры, которые там родились. Да и они редко бывают в Фар Мэддинге. Но тебе лучше узнать до того, как мы въедем в город. В городе находится тер’ангриал. Или, скорее всего, там три тер’ангриала. Это никому не известно. Их – или его – нельзя изучить, так же как нельзя и сдвинуть с места. Должно быть, их создали во времена Разлома, когда властвовал страх перед безумцами, направлявшими Силу. Но безопасность имеет свою цену. – Она недоверчиво покачала головой, и бусинки в косичках, ниспадавших на грудь, тихонько застучали. – Эти тер’ангриалы воспроизводят стеддинг. Боюсь, по крайней мере, в наиболее важных отношениях, хотя, по‑моему, огир вовсе так не считают. – Айз Седай печально вздохнула.

Шалон, открыв рот, изумленно посмотрела на нее, переглянулась в замешательстве с Харине и Моадом. Почему Айз Седай боится небылиц? Харине открыла было рот, потом жестом велела задать сам собой напрашивавшийся вопрос. Возможно, ей не худо бы подружиться и с Сарен, чтобы помочь выправить курс? У Шалон совсем разболелась голова. Однако и ее саму снедало любопытство.

– В каких таких отношениях? – осторожно спросила она. Неужели Айз Седай и в самом деле верит в людей пяти спанов росту, да еще поющих деревьям? И еще в легендах что‑то было насчет топоров. Вот придет Элфин, украдет горбушку; вот придет огир, отрубит башку. О Свет, когда она в последний раз слыхала это присловье – когда еще водила Харине на детском поводке? Воспитание Харине легло в свое время на ее плечи, поскольку мать занимала высокие посты на кораблях, а у Шалон уже появился тогда первый ребенок.

Сарен от удивления округлила глаза.

– Ты не знаешь, да? – Взор ее вновь привлек город на острове. Судя по выражению лица, она готовилась ступить в затхлую трюмную воду. – Внутри стеддинга невозможно направлять Силу. Нельзя даже почувствовать Истинного Источника. Ни одно плетение, созданное снаружи, не возымеет действия внутри. На деле, здесь два стеддинга, один в другом. Больший влияет на мужчин, но в малый мы войдем еще до того, как достигнем моста.

– Вы не сможете там направлять? – сказала Харине. Когда Айз Седай, не отводя взгляда от города, кивнула, по губам Харине скользнула тонкая ледяная улыбка. – Пожалуй, когда мы разместимся, мы с тобой обсудим указания.

– Вы изучаете философию? – У Сарен сделался изумленный вид. – Теория Указаний... нынче ее не слишком хорошо понимают, однако я всегда верила, что из нее можно почерпнуть многое. Думаю, обсуждение окажется интересным, а мне приятно будет отвлечься. Если Кадсуане даст нам время.

У Харине отвалилась челюсть. Глядя с открытым ртом на Айз Седай, она забыла держаться за седло, и только Моад, подхватив Госпожу Волн под локоть, уберег ее от падения.

Шалон никогда не слыхала, чтобы Харине упоминала про философию, но ей было все равно, о чем говорит ее сестра. Глядя в сторону Фар Мэддинга, она нервно сглотнула комок в горле. Конечно, она научилась отсекать других от использования Силы, и в ходе обучения ее саму отсекали от Источника, однако и будучи отрезана от него, ты ощущаешь Источник. Как солнце, сияние которого улавливаешь самым краешком глаза. На что же это похоже, когда вообще не чувствуешь Источника? На что похоже, когда потеряешь это солнце?

Пока приближались к озеру, Шалон как будто впитывала в себя сияние Источника, ощущая его острее и ярче, чем тогда, когда с небывалой радостью впервые прикоснулась к нему. Большего она сделать не могла, разве что припасть к Источнику, но тогда Айз Седай увидят сияние и, скорей всего, поймут, в чем дело. Она не вправе опозорить таким образом ни себя, ни Харине. На озерной глади виднелись маленькие, широкие суденышки, самое большее в шесть‑семь спанов в длину, одни рыбаки расставляли сети, другие двигались на длинных веслах. Судя по волнам на незащищенной от ветра поверхности, сталкивавшимся, как прибой, в фонтанах пены, здесь паруса скорей мешали бы, чем помогали. Тем не менее лодки показались чем‑то родным, хотя имели мало общего с элегантными четырех‑, восьми– или двенадцативесельными шлюпками, которые есть на кораблях. Слабое утешение среди чуждого окружения.

Дорога свернула на длинную косу, которая на полмили, если не больше, вдавалась в озеро, и Источник вдруг пропал. Сарен вздохнула, но ничем иным не выдала своих чувств. Шалон облизнула губы. Оказалось не так плохо, как она ждала. Возникло ощущение... пустоты... но она это вынесет. Если только не слишком долго. Ветер, порывистый, налетавший со всех сторон, пытавшийся сорвать плащи, вдруг сделался пронзительно холодным.

На конце косы, между дорогой и водой стояла деревня – серые каменные дома с шиферными, тоже серыми, но потемнее, крышами. Завидя конный отряд, деревенские женщины, торопившиеся куда‑то с большими корзинами, останавливались. Не одна и не две, глядя на Морской Народ, трогали себя за нос. В Кайриэне Шалон успела привыкнуть к подобным взглядам. Во всяком случае, внимание ее привлекло укрепление напротив деревни – громада в пять спанов высотой из плотно пригнанных каменных блоков. На углах высились башенки, откуда за отрядом следили солдаты в шлемах с решетчатыми забралами. Некоторые, как она смогла разглядеть, держали в руках взведенные арбалеты. От больших, окованных железом ворот у ближнего конца моста на дорогу высыпало еще больше солдат – в доспехах из прямоугольных пластин, с эмблемой в виде золотого меча на левом плече. Некоторые были вооружены мечами, хотя еще не вынимали их из ножен, другие держали в руках длинные копья и арбалеты. Шалон гадала, не думают ли они, что Айз Седай станут прорываться с боем. Офицер с желтым пером на шлеме жестом велел Кадсуане остановиться, потом приблизился к ней и снял шлем. Прихваченные на затылке длинные, до пояса, седоватые волосы рассыпались по спине. Лицо у офицера было твердое и недовольное.

Кадсуане наклонилась из седла, обменялась с офицером несколькими тихими словами, потом достала из седельных сумок толстый кошель. Он взял увесистый мешочек и отступил, жестом подозвав одного из солдат – высокого и костлявого, без шлема. В руках у него была дощечка для письма, и его волосы, как у офицера, подвязанные сзади, тоже доходили до пояса. Он с почтением склонил голову перед тем, как спросить у Аланны имя, а потом старательно, высунув язык и часто обмакивая перо, записал его. Недовольный офицер, держа шлем у бедра, стоял и с непроницаемым видом разглядывал остальных путников за спиной Кадсуане. Забытый кошелек свисал с его руки. Казалось, он не понимает, что разговаривал с Айз Седай. Или, может, ему было все равно. Здесь Айз Седай ничем не отличались от обычных женщин. Шалон содрогнулась. Здесь и она ничем не отличается от обычной женщины, лишившись на время своих способностей. Именно лишившись.

– Они записывают имена всех чужеземцев, – сказала Сарен. – Советницы хотят знать, кто находится в городе.

– Возможно, Госпожу Волн они впустили бы и без мзды, – сухо заметила Харине. Костлявый солдат, отвернувшись от Аланны и увидев украшения Харине и Шалон, вздрогнул, как и всякий сухопутник. Потом подошел к ним.

– Ваше имя, госпожа, будьте любезны, – вежливо сказал он Сарен, вновь коротко поклонившись. Она назвалась, не упоминая звания Айз Седай. Шалон назвалась так же просто, но Харине не преминула огласить полный титул – Харине дин Тогара Два Ветра, Госпожа Волн Клана Шодейн, Чрезвычайный Посол Госпожи Кораблей Ата’ан Миэйр. Солдат заморгал, потом закусил язык и склонился над своей дощечкой. Харине грозно взирала на него. Если она хотела произвести на кого‑то впечатление, она не сомневалась в том, что произведет его.

Пока костлявый записывал, подошедший коренастый солдат в шлеме с забралом и с кожаной сумой на плече встал между лошадьми Харине и Моада. Из‑за пересекавшего лицо зарубцевавшегося шрама уголок его рта был приподнят, что придавало солдату презрительный вид. Он довольно почтительно поклонился Харине, а потом попытался забрать у Моада меч.

– Отдайте меч. Иначе до отъезда придется оставить оружие здесь, – быстро сказала Сарен, когда Моад вырвал свой меч из рук коренастого. – Это услуга, Госпожа Волн, вот за что заплатила Кадсуане. В Фар Мэддинге никому не разрешено носить оружие иначе, как скрепленным узами мира, – чтобы нельзя было его обнажить. Дозволены разве только поясные ножи. Даже этим людям, из Стенной Стражи, нельзя уносить меч с поста. Это ведь так? – обратилась Сарен к костлявому солдату, и тот ответил, что так и есть и что это очень хорошо.

Пожав плечами, Моад вытащил меч из‑за кушака и, когда малый с вечной ухмылкой потребовал заодно кинжал с костяной рукоятью, отдал и его. Сунув длинный кинжал за пояс, солдат достал из сумы моток тонкого шнура и начал ловко обматывать меч, упаковывая его в некое подобие мелкой сети. Время от времени он останавливался, вытаскивал из‑за пояса пломбир и опечатывал шнуры маленькими свинцовыми дисками – и все это проделывал ловкими, отработанными движениями.

– Список имен передадут на два других моста, – продолжала объяснения Сарен, – и там заставят показать шнуры в целости. Иначе задержат, пока магистрат не установит, что не совершено других преступлений. И даже в этом случае наказанием будет очень большой штраф и плети. Большинство чужестранцев предпочитает, чтобы не платить лишнего, оставить оружие на хранение, но это означает, что город придется покинуть через те же ворота. А одному Свету ведомо, в какую сторону нам предстоит отправиться потом... – Бросив взгляд в сторону Кадсуане, которая, по‑видимому, удерживала Аланну, в одиночку собравшуюся отправиться через мост, Сарен почти неслышно прибавила: – Надеюсь, что она именно так и рассуждает.

Харине фыркнула.

– Что за нелепость! А как защищать себя?

– В Фар Мэддинге, госпожа, ни одному человеку нет нужды защищать себя. – Голос коренастого был груб, но насмешки в нем не слышалось. Он просто объяснял очевидное. – Об этом позаботится Уличная Стража. Позволь всякому, кому захочется, меч при себе носить, так у нас будет ничуть не лучше, чем везде. Слыхал я, госпожа, что в тех краях деется, и нам того даром не надо. – Поклонившись Харине, он зашагал вдоль колонны, следом за ним пошел писарь с доской.

Моад быстро осмотрел меч и кинжал, искусно оплетенные шнуром от рукояти до ножен, потом засунул оружие за кушак, стараясь не повредить пломбы.

– Мечи только тогда в дело годятся, когда мозгов не хватает, – сказал он.

Харине вновь фыркнула. Шалон же задумалась, откуда у того мужчины шрам через все лицо, коли в Фар Мэддинге так безопасно?

Сзади, где находились другие мужчины, послышался протестующий ропот, но очень быстро затих. Благодаря Мерисе – Шалон была уверена. Порой рядом с нею Кадсуане казалась нетребовательной. Ее Стражи напоминали дрессированных сторожевых псов, которых используют Амайяр и которые готовы кинуться на кого угодно по свистку хозяина, и Мериса, ни мгновение не колеблясь, отчитала бы Стража любой Айз Седай. Вскоре все мечи оказались запеленуты в узы мира, вьючные лошади проверены – нет ли где спрятанного оружия, и всадники въехали на мост. Подковы зазвенели о камень.

Мост был ровным и широким, как и дорога, что вела к нему, с низким каменным парапетом по обеим сторонам – такой парапет не позволит фургону свалиться в воду, но и не станет укрытием для нападающих. Вдобавок мост был длинным, примерно в три четверти мили, и прямым как стрела. Время от времени под мостом проплывали лодки – будь у них мачты, они бы там не прошли. У обитых железными полосами городских ворот – Сарен назвала их Кэймлинскими Воротами, – по обеим сторонам которых стояли высокие башни, путников встретили стражники с эмблемами в виде золотого меча на плечах. Они поклонились женщинам и окинули подозрительными взглядами мужчин. А улица за воротами...

Пытаться смотреть вокруг было бесполезно. На широкой и прямой улице, вдоль которой вытянулись дома в два‑три этажа, было полно людей и тележек, но все расплывалось перед глазами. Источник пропал! Шалон понимала, что он вернется, когда она покинет это место, но Света ради, как ей хотелось убраться отсюда немедленно! Долго ли она тут выдержит? В этом городе должен быть Корамур, а Харине намерена не отходить от Корамура ни на шаг, возможно, из‑за того, кто он такой, а возможно, и потому, что думает, будто он поможет ей возвыситься до Госпожи Кораблей. Пока Харине не покинет город, пока Кадсуане не освободит их от уговора, Шалон здесь все равно что на якоре. Здесь – где нет Истинного Источника.

Сарен беспрестанно что‑то говорила, но Шалон ее едва слышала. Всадники миновали большую площадь, в центре которой высилась огромная статуя женщины, но Шалон уловила только ее имя, Эйнион Авхарин, хотя и поняла, что Сарен рассказывает, чем эта женщина прославилась в Фар Мэддинге и почему статуя указывает на Кэймлинские Ворота. За площадью вдоль улицы потянулся ряд лишенных листвы деревьев. Через толпу пробирались портшезы и экипажи, мелькали прямоугольные бляхи доспехов стражников, но Шалон замечала их только глазами, не сознанием. Дрожа, она сжалась в комочек. Город исчез. Время исчезло. Исчезло все, остался только страх, что она больше никогда не ощутит Источник. Она никогда раньше не понимала, какую поддержку и покой дарит его невидимое присутствие. Источник всегда был рядом, обещая несказанную радость, жизнь столь яркую, что цвета блекли, когда Сила покидала ее. И теперь исчез сам Источник. Исчез. Только эту пропажу она осознавала, только о ней и могла думать. Он исчез.