Предложения

– Ну, что у нас тут? – раздался женский голос.

Фэйли подняла взгляд и замерла. Всякие мысли о горячем чае разом оставили ее.

Из снежной круговерти появились две айилки в сопровождении женщины‑ гай’шайн, которая была много ниже их. И хотя обе проваливались в устлавшее землю белое покрывало глубже чем по щиколотку, они ухитрялись шагать широко и уверенно. Гай’шайн же то и дело спотыкалась, семенила, стараясь не отстать от айилок, к тому же ей на плечо опиралась одна из них – та, чья голова была обмотана темно‑серой шалью. Все три заинтересовали Фэйли. Женщина в белом держалась смиренно, опустив голову, руки она, как и положено гай’шайн, прятала в широких рукавах, но ее облачение было сшито из плотного шелка. Украшения были запрещены для гай’шайн, однако ее талию стягивал широкий, искусной работы пояс из золота и огневиков. Фэйли успела разглядеть и такой же ошейник, охватывавший почти всю шею. Мало кто, за исключением королевских особ, мог позволить себе подобную роскошь. Очень странная гай’шайн, однако внимание Фэйли привлекли другие. Что‑то подсказывало ей, что это – Хранительницы Мудрости. Они просто‑таки излучали властность; эти женщины привыкли отдавать приказы и привыкли к повиновению других. Да и внешность их сразу бросалась в глаза. Женщина, что подталкивала гай’шайн, напоминала голубоглазую орлицу, и была она, как и большинство Айил, в добрый спан ростом. А вторая оказалась выше Перрина самое меньшее на пол‑ладони. Но крупной ее было не назвать. Светлые, желтовато‑песочные волосы, прикрытые широкой темной косынкой, ниспадали до пояса, а на плечах небрежно лежала коричневая шаль, открывая взорам полную грудь в глубоком разрезе светлой блузки. Как только она не мерзнет, ведь чуть ли не полгруди на мороз выставила? А все эти тяжелые костяные и золотые ожерелья на морозе наверняка превратились в ледяные!

Женщины остановились перед пленниками, и та, что походила на орлицу, неодобрительно нахмурилась, глядя на Шайдо рядом, и сделала короткий жест рукой. Другой рукой она почему‑то по‑прежнему крепко сжимала плечо гай’шайн. Три Девы немедленно развернулись и заторопились к походной колонне Шайдо. И один из мужчин сразу побежал туда же, но Ролан и остальные сначала обменялись мрачными взглядами и только потом последовали за ними. Возможно, эти взгляды означали что‑то, а возможно, и ничего не означали. Фэйли вдруг поняла, что чувствует человек, угодивший в водоворот и хватающийся за соломинку.

– У нас тут еще гай’шайн для Севанны, – задумчиво произнесла невероятно высокая женщина. Ее строгое лицо вряд ли кто‑то мог назвать привлекательным, но по сравнению с другой Хранительницей Мудрости она казалась самой сердечностью. – Севанна будет довольна только тогда, Терава, когда весь мир будет гай’шайн. Ну, лично я против такого возражать не стану, – со смехом закончила она.

Орлиноглазая Хранительница не засмеялась. Лицо ее оставалось каменным, как и голос.

– Сомерин, у Севанны и так слишком много гай’шайн. У нас слишком много гай’шайн. Из‑за них мы еле плетемся, когда нужно бежать. – Ее твердый как сталь взор резанул по пленникам.

Когда взгляд Теравы упал на Фэйли, девушка вздрогнула и поспешно уткнулась лицом в кружку. Она никогда раньше не видела Теравы, но по одному взгляду могла судить, что это за женщина, – готовая безжалостно сломить всякого, кто скажет слово поперек, и видящая в любом случайном взоре брошенный ей вызов. От таких хорошего ждать не приходится, будь то глупый лорд при дворе или прохожий на дороге, а уж если этакая орлица имеет свой интерес, то побег превращается в крайне трудное мероприятие. Но все равно Фэйли уголком глаза следила за нею. С таким ощущением, будто следила за полосатой гадюкой, свернувшейся, блестя чешуей, в футе от лица.

Будь покорной, думала Фэйли. Я смиренно стою на коленях и ни о чем не думаю, только пью чай. Не стоит на меня дважды смотреть, ты, холодноглазая ведьма. Оставалось надеяться, что другие поняли то же, что и она.

Поняли все, кроме Аллиандре. Она попыталась подняться на опухших ногах, покачнулась и, скривившись, вновь опустилась на колени. И все равно Аллиандре выпрямилась, гордо вскинув голову, красное полосатое оделяло лежало у нее на плечах точно тонкая шелковая шаль поверх великолепного платья. Эффект несколько портили голые ноги и растрепавшиеся на ветру волосы, однако она являла собой вознесенную на пьедестал надменность.

– Я – Аллиандре Марита Кигарин, королева Гэалдана, – громко провозгласила она; так королева могла бы обратиться к бродягам или грабителям. – С вашей стороны будет благоразумно обращаться со мной и моими спутниками хорошо и примерно наказать тех, кто столь жестоко обошелся с нами. За нас вы можете получить большой выкуп, больший, чем вы способны себе представить, и будете помилованы за свои преступления. Пока не получен выкуп, я и моя госпожа, мой сеньор, требуем для себя пристойного стола и ночлега. Это же касается и ее горничной. Остальные удовольствуются более скромным, но отнюдь не дурным обращением. Я не заплачу выкупа, если поступят плохо хотя бы с самой последней служанкой моей госпожи.

Фэйли чуть не застонала. Неужели эта идиотка полагает, что эти люди – обыкновенные разбойники? Но застонать она просто не успела.

– Это правда, Галина? Она – королева из мокрых земель?

Возле пленников, выехав откуда‑то сзади, появилась еще одна женщина. Ее высокий вороной мерин тихо ступал по снегу. Фэйли подумала, что это тоже айилка, но до конца уверена не была. Так как женщина сидела верхом, то наверняка сказать было трудно, но, кажется, ростом она с Фэйли, что нечасто встречается среди Айил, и вот еще эти зеленые глаза на загорелом лице... И все‑таки... На первый взгляд ее широкие темные юбки очень походили на те, что носят айилки, правда, сшиты они для езды верхом и вроде бы шелковые... Айильскими были и кремовая блузка, и видневшиеся из‑под юбки‑штанов красные сапожки. Ее длинные золотистые волосы придерживала широкая косынка, расшитая красным шелком, а на голове красовалась золотая диадема в палец толщиной, отделанная огневиками. Если украшения Хранительниц Мудрости были из золота и поделочной кости, то у всадницы грудь в вырезе, немногим уступавшую груди Сомерин, наполовину скрывали низки крупных жемчужин и ожерелья из изумрудов, сапфиров и рубинов. И вырез у блузки был не меньше, чем у Сомерин. Браслеты, взбиравшиеся чуть ли не до локтей, также отличались от браслетов Хранительниц Мудрости. Айильцы колец не носили, но у незнакомки на каждом пальце сверкали самоцветы. Вместо темной шали плечи всадницы облегал ярко‑красный плащ, подбитый белым мехом и отороченный золотой вышивкой. Плащ слегка трепало на ветру. Однако сидела она в седле по‑айильски неловко.

– И еще ее госпожа? – Она запнулась на явно незнакомом слове. – Ее сеньор? То есть королева ей дала клятву верности? Тогда это поистине могущественная женщина. Отвечай, Галина!

Облаченная в шелк гай’шайн сгорбилась и заискивающе улыбнулась всаднице.

– Да, Севанна, женщина, которой королева клянется в верности, поистине обладает могуществом, – с готовностью подтвердила она. – Я о таком никогда не слыхала. Однако, по‑моему, она именно та, за кого себя выдает. Однажды я видела Аллиандре, несколько лет назад, и девочка, которую я помню, вполне могла вырасти в эту женщину. И она была коронована королевой Гэалдана. Что она делает в Амадиции, я не знаю. И Белоплащники, и Роэдран схватили бы ее в тот же миг, как...

– Хватит, Лина, – оборвала ее Терава. Ее рука сильнее сжала плечо Галины. – Ты же знаешь, я не люблю, когда языком болтают.

Гай’шайн дернулась, как от удара, и захлопнула рот. Скорчившись, она улыбнулась Тераве, глядя на нее с еще более заискивающим и жалким видом, чем на Севанну. Она заломила руки, и на ее пальце блеснуло золото. Но в глазах еще и гнев полыхнул. В темных глазах. Явно не айильских. Терава будто и не заметила раболепия Галины – собаке скомандовали: «К ноге!» – и та послушно исполнила требуемое, чего же большего? Все ее внимание было приковано к Севанне. Сомерин искоса глянула на гай’шайн, кривя губы от отвращения, но потом прикрыла грудь шалью и тоже воззрилась на Севанну. По лицам Айил мало что можно прочитать, однако было очевидно: Севанна ей не по нутру и в то же время она Севанну побаивается.

Поверх кружки Фэйли тоже смотрела на женщину на коне – примерно с такими же чувствами она смотрела бы на Логайна или на Мазрима Таима. Имя Севанны, как и их имена, было словно на небосводе написано – кровью и огнем. От ее бесчинств Кайриэн оправится нескоро, хорошо, если лет через десять, и кровавые волны докатились до Андора и Тира и еще дальше. Перрин винил во всем человека по имени Куладин, но Фэйли достаточно наслышалась об этой женщине и у нее сложилось свое, не слишком далекое от истины, мнение о том, кто стоял за всей той историей. И никто не оспаривал, что бойня у Колодцев Дюмай – всецело на совести Севанны. Фэйли согласна была оставить Ролану его уши, лишь бы забрать назад скоропалительно‑дурацкое заявление Аллиандре.

Кричаще разодетая Севанна медленно поехала вдоль ряда стоявших на коленях женщин, ее жесткие зеленые глаза были холодны, как у Теравы. Скрип снега под копытами вороного звучал неожиданно громко.

– Кто из вас горничная? – Странный вопрос. Майгдин помешкала, сжав челюсти, а потом подняла руку, выпростав ее из‑под одеяла. Севанна задумчиво кивнула. – И кто та самая... ее сеньор?

Фэйли подумала, что Севанна так или иначе, но узнает правду и таиться смысла нет. Без всякого желания она подняла руку. И ее охватила дрожь, причем не от холода. На нее обратила свой пристальный – и жестокий – взгляд Терава. И наблюдала она теперь и за Севанной, и за теми, кого та назвала.

Фэйли не понимала, как можно не заметить такой зловещий взгляд, однако Севанна как будто не чувствовала его. Она повернула мерина обратно и чуть погодя сказала:

– С такими ногами они идти не смогут. И не пойму, зачем им ехать вместе с детьми. Исцели их, Галина.

Фэйли вздрогнула и чуть не выронила глиняную кружку. Она сунула ее гай’шайн, сама не понимая, что делает. Все равно кружка уже пуста. Мужчина со шрамами равнодушно начал снова наполнять кружку чаем из бурдюка. Исцелить? Не может быть, чтобы...

– Очень хорошо, – сказала Терава, подтолкнув женщину‑ гай’шайн, да так, что та пошатнулась. – Давай по‑быстрому, маленькая Лина. Знаю, ты не хочешь меня разочаровать.

Галина устояла на ногах и с трудом побрела к пленницам. Местами ноги ее по колено увязали в снегу, но она упрямо шла к цели. На ее округлом лице с широко раскрытыми глазами страх и отвращение смешивались... невероятно, неужели со страстным желанием? И это вызывало неприятное чувство.

Севанна, объехав пленниц, вернулась туда, где Фэйли было хорошо ее видно, и натянула поводья перед Хранительницами Мудрости. Ее полные губы были поджаты. Плащ трепал ледяной ветер, но она не замечала его, как и снега, сыпавшегося на голову.

– Терава, я только что получила известие, – голос ее был спокоен, хотя глаза так и метали молнии. – Сегодня вечером мы разобьем лагерь вместе с Джонин.

– Пятый септ, – бесстрастно отозвалась Терава. Для нее тоже словно не существовало ни ветра, ни снегопада. – Пятый, а семьдесят восемь как ветром разметало. Хорошо, Севанна, что ты помнишь свою клятву заново объединить Шайдо. Вечно мы ждать не станем.

Глаза Севанны теперь не молнии метали, они превратились во взорвавшиеся зеленые вулканы.

– Я всегда делаю то, что говорю, Терава. Хорошо, что ты этого не забываешь. И не забывай, что ты мне даешь советы. От имени вождя клана говорю я.

Круто развернув мерина, Севанна замолотила пятками по его бокам, пытаясь послать в галоп к потоку людей и фургонов, хотя вряд ли нашлась бы лошадь, способная нестись галопом по такому глубокому снегу. Вороной все же пошел быстрым шагом, но хватило его ненадолго. Терава и Сомерин, с лицами, ничего не выражавшими, словно маски, смотрели, как конь и наездница растворяются в белой пелене снегопада.

Важная деталь, по крайней мере для Фэйли. Напряжение – как натянутая струна арфы – и взаимная ненависть этих женщин. Слабость, которой можно воспользоваться, если придумать как. И в конце концов, тут, похоже, не весь клан Шайдо. Хоть и предостаточно их, судя по текущему мимо бесконечному людскому потоку. Но тут до пленниц добралась Галина, и все прочее вылетело из головы Фэйли.

Придав своему лицу выражение, отдаленно напоминавшее уверенное спокойствие, Галина, не сказав ни слова, сжала голову Фэйли обеими руками. Кажется, Фэйли охнула. Мир будто поплыл, а она рывком приподнялась. То ли часы пролетели, то ли проползли мгновения. Женщина в белом шагнула назад, и Фэйли свалилась ничком и лежала так, тяжело дыша в жесткую шерсть одеяла. Ноги больше не болели, но после Исцеления всегда просыпается зверский аппетит, а она со вчерашнего утра ничего не ела. Сейчас она в один присест проглотила бы тарелок десять чего угодно, похожего на еду. Усталости девушка больше не чувствовала, но мускулы из черствого пудинга превратились в кисель. Руки подламывались под тяжестью тела, однако Фэйли сумела подняться и неловко натянула на себя серое в полоску одеяло. Она была потрясена не только Исцелением, но и тем, что успела заметить на руке Галины, когда та схватила ее за голову. Благодарно взглянув на шрамолицего, Фэйли позволила ему поднести к ее губам горячее питье. Она боялась, что сама не удержит кружку.

Галина времени не теряла. Ошеломленная Аллиандре уже лежала ничком и старалась приподняться; полосатое одеяло с нее сползло. Ее рубцы, разумеется, тоже исчезли. Майгдин лежала, распростершись под одеялом, неуверенно шаря руками вокруг и пытаясь собраться с силами. Галина сжимала голову Чиад, а та, привстав на ноги, выгибалась дугой и бешено размахивала руками. Дыхание с громким хрипом вырывалось из горла. На глазах Фэйли желтоватая опухоль на лице Чиад исчезла. И когда Галина двинулась к Байн, Дева рухнула как подкошенная, правда, сразу же зашевелилась.

Фэйли принялась пить чай; в голове ее бешено кружились мысли. Золото на пальце Галины оказалось кольцом Великого Змея. Можно было бы счесть кольцо просто странным подарком – например, от того, кто дал ей другие украшения, – если бы не процедура Исцеления. Галина была Айз Седай. Должна быть ею. Но что тут делает Айз Седай, да еще в белом балахоне гай’шайн? Не говоря уж о готовности лизать руку Севанны или целовать ноги Тераве! И это Айз Седай!

Стоя перед обмякшей Аррелой, последней в ряду, Галина дышала несколько чаще – все же непросто Исцелить стольких и так быстро – и пожирала взглядом Тераву, словно в надежде на похвалу. Но две Хранительницы Мудрости, мельком взглянув на Галину, направились к потоку Шайдо; они заговорили о чем‑то, склонив друг к другу головы. Айз Седай нахмурилась и, подхватив подол белого одеяния, во всю прыть побежала за ними. Впрочем, она оглянулась, и не раз. Фэйли казалось, что Галина продолжала оглядываться, даже когда между ними сгустился белый занавес снегопада.

Потом подошли другие гай’шайн, с дюжину мужчин и женщин, и лишь один из них был айильцем – худощавый, рыжеволосый, с тонким белым шрамом, спускавшимся со лба к челюсти. Фэйли узнала кайриэнскую бледную кожу и невысокий рост, другие, повыше и посмуглее, были, скорее всего, из Амадиции или Алтары. Здесь оказалась даже бронзовокожая доманийка. Причем она и еще одна женщина носили широкие пояса из сверкающих золотых цепей, туго стягивавших талии, и ошейники с плоскими звеньями. Как и один из мужчин, кстати! Однако эти украшения на гай’шайн казались сейчас хотя и странной, но несущественной мелочью, по сравнению с принесенными ими едой и одеждой.

Вновь пришедшие принесли корзины с караваями хлеба, головками желтого сыра и с сушеным мясом, а запивать все можно было чаем, благо гай’шайн с бурдюками уже были здесь. Не одна Фэйли принялась с невиданной торопливостью набивать рот, одновременно одеваясь, – неуклюже и больше думая о быстроте, чем о приличиях. Белый балахон с капюшоном и две толстые нижние рубашки казались чудесно теплыми, как и плотные шерстяные чулки и мягкая айильская обувка со шнуровкой до колен – даже эти сапожки были выкрашены в белое! Но никакая одежда не могла заполнить сосущую пустоту в животе. Мясо оказалось жестким как подошва, сыр твердостью напоминал булыжник, хлеб был немногим мягче, но все вместе казалось пиршеством! С каждым куском рот переполнялся слюной.

Жуя сыр, Фэйли завязала последний шнурок на сапожках и, встав, оправила свое одеяние. Когда она потянулась за новым куском хлеба, одна из женщин с золотыми украшениями, пухлая и невзрачная, с усталыми глазами, достала из висевшего на плече мешка золотой поясок. Фэйли, торопливо сглотнув сыр, отступила назад.

– Спасибо, но я бы лучше обошлась без этого. – У нее возникло неприятное чувство, что она глубоко ошиблась, сочтя украшения не представляющей важности мелочью.

– Хочешь ты чего‑то или нет – не имеет значения, – устало отозвалась толстушка. Выговор выдавал в ней амадицийку, причем из образованных. – Теперь ты служишь леди Севанне. Ты будешь носить то, что тебе дают, и делать то, что велят. Иначе тебя станут наказывать, пока не поймешь, как себя вести.

Майгдин, тоже не давая надеть на себя ошейник, отгоняла доманийку. Аллиандре, вскинув руки и с болезненным выражением на лице, пятилась от мужчины с золотыми цепями. Он протягивал ей пояс. Хорошо хоть, смотрели обе на Фэйли. Возможно, урок, преподанный розгами в лесу, не прошел даром.

Тяжело вздохнув, Фэйли кивнула им, потом позволила пухленькой гай’шайн застегнуть на себе широкий пояс. Увидев такой пример, и эти двое опустили руки. Последний удар, казалось, подкосил Аллиандре, она стояла, безвольно уставясь в никуда, пока на ней застегивали пояс и ошейник. Майгдин же будто хотела взглядом просверлить дыру в стройной доманийке. Фэйли попыталась подбодрить их улыбкой, но улыбка не получилась. Для нее щелчок замка ошейника прозвучал как скрежет ключа, запирающего дверь темницы. Пояс и ошейник можно снять с той же легкостью, с какой их надели, но за гай’шайн, служащими «леди Севанне», наверняка станут присматривать. Несчастья громоздились одно на другое. Значит, хуже уже не будет, а может быть только лучше. Должно быть лучше.

И вскоре Фэйли побрела по сугробам на подгибающихся ногах, вместе с насупленной Майгдин и спотыкавшейся, с мутными глазами Аллиандре. Их окружали гай’шайн: они вели вьючных животных, несли на спинах закрытые корзины, тащили нагруженные тележки с полозьями вместо колес. Повозки и фургоны также были поставлены на широкие полозья, а колеса висели по бортам или были привязаны поверх припорошенного снегом груза. Может, Шайдо раньше и не видели снега, но о том, как передвигаться по нему, они кое‑что знали. Ни Фэйли, ни двух других женщин не заставили ничего нести, хотя пухлая амадицийка и дала ясно понять, что с завтрашнего дня у них будет своя ноша. Сколько бы Шайдо ни было в колонне, казалось, что в поход двинулся целый город, если не страна. Дети младше двенадцати‑тринадцати лет ехали на телегах или в фургонах, остальные шли пешком. Все мужчины были облачены в кадин’сор, но большая часть женщин была в юбках и блузах с шалями, как у Хранительниц Мудрости, и у большинства мужчин в руках было всего одно копье, а то и вовсе не имелось оружия, и вид у них был мягче, чем у прочих. Мягче означало, что это были камни, уступавшие в твердости только граниту.

Ко времени, когда амадицийка ушла, так и не назвав себя и не сказав ничего, кроме «подчиняйтесь, или вас накажут», Фэйли поняла, что за снегопадом потеряла из виду Байн и остальных товарищей по несчастью. Никто не заставлял ее держаться определенного места, так что она, в компании с Аллиандре и Майгдин, прошлась взад‑вперед вдоль колонны. Идти, засунув руки в рукава, оказалось непросто, особенно по глубокому снегу, но так было теплее. И ветер вынуждал поглубже надвигать капюшоны. Несмотря на золотые пояса, никто из гай’шайн или Шайдо не взглянул на женщин дважды. Они прошли вдоль колонны с десяток, если не больше, раз, но поиски оказались бесплодными. Повсюду были люди в белом, их было множество, и любой из глубоко надвинутых капюшонов мог скрывать лица их подруг.

– Мы их отыщем вечером, – наконец промолвила Майгдин. Ей как‑то удавалось ступать с достоинством, хотя и несколько неуклюжим. Из‑под капюшона яростно сверкали голубые глаза, одной рукой она держалась за широкую золотую цепь на шее, словно хотела ее сорвать. – А так на один шаг этих в колонне мы делаем десяток. А то и два десятка. Ничего хорошего не будет, если мы выбьемся из сил и вечером в лагере от усталости и шагу не ступим.

Очнувшаяся от безучастности Аллиандре, заслышав решительный голос Майгдин, даже приподняла бровь. Фэйли просто глянула на свою горничную, но этого взгляда оказалось достаточно, чтобы Майгдин вспыхнула и забормотала что‑то себе под нос. Что на нее нашло? Ладно, как бы ни вела себя служанка, для побега духу у нее хватит на двоих, в этом сомневаться не приходится. Какая жалость, что у Майгдин такие мизерные способности направлять Силу. На ее дар Фэйли возлагала большие надежды, пока не узнала, насколько они малы и практически бесполезны.

– Вечером так вечером, Майгдин, – согласилась Фэйли. Знать бы, сколько потребуется вечеров. Об этом говорить она не стала. Торопливо скользнула взглядом вокруг, не подслушивает ли кто. Шайдо целеустремленно шагали сквозь снегопад, упрямо двигаясь вперед к какой‑то неведомой цели. Гай’шайн же – остальных гай’шайн – вело иное. Подчиняйтесь, или вас накажут. – Судя по тому, как они нас не замечают, – продолжила Фэйли, – наверное, можно просто упасть на обочине. Ну, конечно, не под носом у Шайдо. Если у кого‑то из вас будет такая возможность, воспользуйтесь ею. Эти одежды помогут укрыться в снегу, а когда выйдете к деревни, то золото, которым они столь любезно нас одарили, поможет добраться до моего мужа. А он наверняка бросится в погоню. – Она надеялась, что бросится все же не сломя голову. И не станет слишком приближаться к айильцам. У Шайдо здесь целая армия. Пусть и маленькая, но больше, чем у Перрина.

Лицо Аллиандре окаменело.

– Без вас я не уйду, – негромко, но очень твердо заявила она. – Я дала вам клятву, миледи. Я либо сбегу вместе с вами, либо не сбегу вообще!

– Я бы сказала то же самое, – промолвила Майгдин, шедшая по другую сторону от Фэйли. – Может, я и простая служанка, – с презрением выдавила она из себя, – но я никого не брошу на милость этих... этих разбойников! – Голос ее был не просто тверд; он не допускал никаких возражений. М‑да, когда все закончится, Лини предстоит с ней очень долгая беседа, иначе Майгдин вряд ли удержится на своей должности!

Фэйли открыла было рот, чтобы возразить – нет, чтобы приказать: Аллиандре принесла вассальную присягу, а Майгдин была ее служанкой, что бы там ни взбрело ей в голову! Они обязаны исполнять ее приказания! Но слова замерли у нее на языке.

Темные фигуры двигались сквозь поток Шайдо и снегопад; приблизившись, они превратились в группку айилок. Их шали были наброшены на головы. Возглавляла айилок Терава. Она тихо что‑то произнесла, и остальные отстали, а Терава зашагала рядом с Фэйли и ее спутницами. Ее яростный взгляд, казалось, пригасил даже энтузиазм Майгдин, хотя она и ограничилась всего одним взглядом. Для Теравы обе не стоили того, чтобы на них смотреть.

– Вы подумываете о побеге, – заговорила Терава. Никто и рта не раскрыл, но Хранительница Мудрости с презрением в голосе бросила: – И не смейте этого отрицать!

– Мы стараемся служить, как и должны, Хранительница Мудрости, – осторожно промолвила Фэйли. Она низко опустила голову в капюшоне, чтобы не встречаться взглядом с Теравой.

– Тебе что‑то известно о наших обычаях. – Проскользнувшее в тоне Теравы удивление тут же исчезло. – Хорошо. Но не считайте меня дурой и не думайте, будто я поверю, что вы станете покорно служить. У вас троих есть внутренняя сила – для мокроземок. Так знайте – побег удается лишь мертвым. Живых всегда возвращают. Всегда.

– Я запомню ваши слова, Хранительница Мудрости, – смиренно сказала Фэйли. Всегда? Что ж, что‑то всегда случается в первый раз. – Мы все их запомним.

– Хм, очень хорошо, – проворчала Терава. – Какого‑нибудь слепца, вроде Севанны, вы могли бы обмануть. Но запомни, гай’шайн. Мокроземцы – не такие, как те, кто носит белое. Вас не отпустят через год и один день, вы будете служить, пока не сгорбитесь и не ослабнете, и не сможете больше работать. Я – ваша единственная надежда избежать такой участи.

Фэйли увязла в глубоком снегу, споткнулась, взмахнула руками и, если бы Аллиандре с Майгдин не подхватили ее, непременно упала бы. Терава нетерпеливым жестом велела им продолжать путь. Фэйли почувствовала себя дурно. Терава поможет им бежать? Чиад и Байн утверждали, будто Айил понятия не имеют об Игре Домов и презирают мокроземцев за приверженность ей, но сейчас Фэйли словно наяву ощущала подводные течения и водовороты Даэсс Дей’мар. Которые грозят утянуть их в бездну, если она сделает неверный шаг.

– Я не понимаю, Хранительница Мудрости. – Какая досада, что голос ее внезапно охрип.

Но, возможно, именно хриплость и убедила Тераву. Люди ее склада верят, что господствующее чувство в человеке – страх. Так или иначе, но Терава улыбнулась. Вернее, просто изогнула тонкие губы, тем не менее в их изгибе ощущалось удовлетворение.

– Вы втроем будете следить и слушать, пока служите Севанне. Каждый день Хранительница Мудрости станет расспрашивать вас, и вы повторите ей каждое слово Севанны и ее собеседников. Если она заговорит во сне, вы перескажете и это. Порадуете меня, и я сделаю так, чтобы вас отпустили.

Фэйли совершенно не хотелось участвовать в этой затее, но об отказе не могло быть и речи. Если она откажется, до утра никто из них не доживет. В этом Фэйли была уверена. Терава не оставит им ни малейшего шанса. Они даже до темноты рискуют не дожить; снег быстро укроет три трупа в белых одеяниях, и Фэйли очень сомневалась, что кто‑нибудь вступится, если Тераве вздумается перерезать пару‑тройку глоток у всех на глазах. Никто и не заметит ничего: все поглощены переходом и снегопадом.

– Если она об этом узнает... – Фэйли сглотнула. Терава все равно что просит их пройтись по краешку пропасти. Вернее, приказывает им. Интересно, айильцы убивают шпионов? Ей никогда в голову не приходило спрашивать Байн и Чиад о подобных вещах. – Вы защитите нас, Хранительница Мудрости?

Женщина с безжалостным лицом стальными пальцами ухватила Фэйли за подбородок и потянула вверх – девушке пришлось подняться на цыпочки. Такой же стальной взгляд Теравы впился ей в глаза. Во рту у Фэйли мигом пересохло. Этот взгляд сулил боль.

– Если она об этом узнает, гай’шайн, то я сама тебя вздерну для котла. Так что для тебя же лучше, чтобы она ничего не узнала. Сегодня вечером вы будете прислуживать ей в ее палатках. Вы и сотня других, так что много работать вам не придется. И ничто не отвлечет от самого главного.

Окинув всех троих внимательным взглядом, Терава довольно кивнула. Она видела перед собою изнеженных мокроземок, слишком слабых и не способных ни на что, кроме подчинения. Не сказав ни слова, она отпустила Фэйли и повернулась, и через пару мгновений снегопад поглотил ее и остальных Хранительниц Мудрости.

Какое‑то время все три женщины брели молча. Фэйли не стала заговаривать вновь о побеге в одиночку и тем более не стала приказывать. Она была уверена, что ее спутницы опять заартачатся. Вдобавок согласие для них теперь означало бы, что они передумали из‑за Теравы, из‑за страха перед ней. Фэйли достаточно знала характер обеих женщин, чтобы сказать с уверенностью: они скорее умрут, чем признаются, что Терава нагнала на них страху. А ее саму Терава изрядно напугала. И я скорее язык проглочу, чем скажу об этом вслух, угрюмо подумала Фэйли.

– Интересно, что она имела в виду под... котлом, – произнесла наконец Аллиандре. – Как я слышала, Допросники Белоплащников иногда привязывают пленников к вертелу и прокручивают над огнем. – Майгдин, вся содрогаясь, обхватила себя руками, и Аллиандре, высвободив руку из рукавов, погладила ее по плечу. – Не волнуйся. Если у Севанны сотня слуг, мы можем никогда не оказаться рядом с ней, чтобы что‑то услышать.

Майгдин горько рассмеялась; белый капюшон чуть качнулся.

– Ты считаешь, что у нас остался какой‑то выбор. Выбора у нас нет. Так бывает, и лучше пойми это сразу. Эта женщина выбрала нас не потому, что в нас есть внутренняя сила, – последние слова она почти выплюнула. – Готова поспорить, что точно так же Терава наставляла и всех остальных слуг Севанны. Если мы упустим хоть слово, которое должны были услышать, то будь уверена: она об этом узнает.

– Может, ты и права, Майгдин, – помолчав, признала Аллиандре. – Но больше в такой манере со мной не разговаривай. Наше положение, мягко говоря, тяжелое, но не забывай, кто я.

– Пока мы не сбежим, – ответила Майгдин, – ты – служанка Севанны. Если не станешь ежеминутно напоминать себе, что ты служанка, то считай, сама влезаешь на тот вертел. И оставь место и нам, потому что ты потянешь нас за собой.

Лицо Аллиандре скрывал капюшон, но спина у нее с каждым словом деревенела все больше. Она была умна, знала, что и как нужно делать, но у нее был королевский нрав и сдержанность не была ей присуща.

Фэйли заговорила прежде, чем Аллиандре взорвалась.

– До тех пор, пока мы не спасемся, мы все – слуги, – твердо заявила она. О Свет, меньше всего ей надо, чтобы эта парочка устроила ссору. – Но ты, Майгдин, извинишься. Сейчас же! – Отвернув голову, ее служанка пробормотала что‑то, что можно было счесть извинением. Так и посчитаем. – А что до тебя, Аллиандре, надеюсь, ты будешь хорошей служанкой. – Та что‑то возмущенно заворчала, но Фэйли проигнорировала ее протест: – Если мы хотим сбежать, мы должны делать, что велят, работать на совесть и привлекать как можно меньше внимания. – Если только они уже не привлекли к себе все и всяческое внимание. – И мы будем рассказывать Тераве о каждом чихе Севанны. Не знаю, как поступит Севанна, если об этом узнает, но, думаю, каждая ясно представляет, что сделает Терава, если мы вызовем у нее недовольство.

Этого хватило, чтобы сразу пресечь все возражения. Женщины вновь замолчали. Все хорошо представляли, что сделает Терава, и смерть – это еще не самое худшее.

К середине дня снегопад стих, лишь изредка падали редкие хлопья. Темные тучи по‑прежнему скрывали солнце, но Фэйли, поскольку их еще раз покормили, решила, что уже середина дня. Остановки не делали, но сотни гай’шайн пошли вдоль колонны с корзинами и котомками, полными хлеба и сушеной говядины, с бурдюками, где на этот раз оказалась вода, причем такая холодная, что у Фэйли заныли зубы. Странно, но она не чувствовала голода, хотя любому захотелось бы есть после нескольких часов ходьбы по заснеженной дороге. Однажды Перрина, как она знала, Исцеляли, и после этого он два дня был голоден как волк. Может быть, ее царапины нельзя сравнить с его ранами. Фэйли подметила, что и Аллиандре с Майгдин съели не больше ее.

Мысль об Исцелении заставила ее вспомнить о Галине. Из всех мучавших ее вопросов главный был – почему? Почему Айз Седай – а она не может быть никем, кроме Айз Седай, – так заискивает перед Севанной и Теравой? Да и вообще перед кем‑то заискивает? Айз Седай может помочь им бежать. Или не может. Может выдать их, если это послужит ее целям. Айз Седай делают то, что нужно им, и у тебя нет выбора, кроме как принять это, если только ты не Ранд ал’Тор. Но он‑то – та’верен, и в придачу Дракон Возрожденный; а Фэйли – обыкновенная женщина, у которой сейчас крайне мало шансов на спасение, а над головой нависла огромная опасность. Не говоря уже о том, что не меньшая опасность грозит и тем, за кого она в ответе. Сгодится любая помощь, от кого угодно. Пока Фэйли размышляла о Галине, порывистый ветер стих, вновь пошел снег, потом снегопад усилился, и вскоре ничего нельзя было разглядеть в десяти шагах. Фэйли никак не могла решить, стоит доверять Галине или нет.

Вдруг она заметила, что за нею наблюдает другая женщина в белом, почти неразличимая за снежной пеленой. Но даже снегопад не мог скрыть широкий, украшенный драгоценными камнями пояс. Фэйли тронула спутниц за руки и кивком указала на Галину.

Когда та обнаружила, что ее заметили, она подошла и тяжело зашагала между Фэйли и Аллиандре. Особой грациозностью ее походка не отличалась, но ходить по снегу она, похоже, привыкла больше, чем они. Сейчас в Галине не было и тени раболепия. Обрамленное капюшоном круглое лицо было твердым, взгляд – острым. Но она не поворачивала головы и бросала настороженные взгляды по сторонам, проверяя, кто есть поблизости. И выглядела как домашняя кошка, притворяющаяся леопардом.

– Вы знаете, кто я? – спросила она с нажимом, но так тихо, что никто в десяти футах ее не услышал бы. – Кто я такая?

– Вроде бы вы – Айз Седай, – осторожно сказала Фэйли. – С другой стороны, для Айз Седай здесь очень странное место.

Ни Аллиандре, ни Майгдин удивления не выказали. Видно, тоже успели разглядеть кольцо Великого Змея, которое нервно теребила Галина.

На щеках Галины выступила краска, и она попыталась выдать смущение за гнев.

– То, что я делаю здесь, дитя мое, представляет огромную важность для Башни, – холодно и строго произнесла она. Весь вид ее говорил о том, что есть причины, которых им не понять. Она коротко поглядывала по сторонам, пытаясь пронзить взором снежную пелену. – Мне нельзя ошибаться. Вот и все, что вам нужно знать.

– Нам нужно знать, можем ли мы вам доверять, – спокойно сказала Аллиандре. – Вы должны были обучаться в Башне, иначе не знали бы Исцеления, но заслужить кольцо еще не значит заслужить шаль. И я не могу поверить, что вы – Айз Седай.

Похоже, не одна Фэйли ломала голову, кто же такая эта женщина.

Галина поджала полные губы и стиснула кулак – то ли грозя Аллиандре, то ли показывая кольцо, а может, и то, и другое.

– Думаешь, они станут иначе обращаться с тобой, потому что ты носишь корону? Потому что ты когда‑то ее носила? – Теперь в ее гневе сомнений не оставалось. Она забыла, что их могут услышать, забыла оглядеться по сторонам, и голос ее зазвучал язвительно. Брызгая слюной, Галина обрушилась на них с гневной тирадой: – Как и прочие, вы будете подносить Севанне вино и тереть ей мочалкой спину. Все ее слуги – люди благородного звания либо богатые купцы, либо те, кто знает, как прислуживать знати. Каждый день пятерых из них порют ремнем, чтобы подбодрить остальных, так что все они наушничают, надеясь заслужить благосклонность. За первую попытку побега отхлещут розгами по ступням, так что и шагу не сделать, а потом, согнув в три погибели, свяжут по рукам и ногам, бросят на телегу, пока ноги не подживут и беглец не сможет идти. На второй раз достанется больше, в третий обойдутся еще суровей. Есть здесь один, бывший Белоплащник, так он пытался бежать девять раз. Крепкий мужчина, но когда его поймали в последний раз, он, перед тем как его стали наказывать, плакал и молил о пощаде.

Аллиандре подобная речь не пришлась по вкусу. Она сердито надулась, а Майгдин проворчала:

– С вами случилось то же самое? Айз Седай вы или Принятая, но вы позорите Башню!

– Молчи, дичок, тебе слова не давали! – отрезала Галина.

О Свет, если так и дальше пойдет, они начнут орать друг на друга.

– Если вы намерены помочь нам бежать, так и скажите, – обратилась Фэйли к облаченной в шелк Айз Седай. Она почти не сомневалась в том, кто эта женщина. Как и во всем остальном. – Если же нет, то чего вам от нас надо?

Впереди из стены снега проступил фургон, накренившийся набок из‑за слетевшего полоза. Несколько гай’шайн, с руками и плечами на зависть кузнецу, под руководством Шайдо и при помощи рычага приподнимали фургон, чтобы установить полоз на место. Фэйли и ее спутницы молчали, пока обступившие фургон люди не остались далеко позади. Потом Галина требовательно спросила:

– Это и есть твоя госпожа, Аллиандре? Твой сеньор? – С лица ее не сошли гневные пятна, голос резал как бритва. – Кто она такая, что ты дала ей клятву верности?

– Можете спросить у меня, – холодно заметила Фэйли. Чтоб сгореть этим Айз Седай и их секретам! Иногда ей казалось, будто ни одна Айз Седай не скажет, что небо голубое, если не увидит в этих словах пользы для себя. – Я – леди Фэйли т’Айбара, и этого знать вам достаточно. Вы хотите нам помочь?

Галина запнулась, упала на колено, вонзив при этом в Фэйли столь пристальный взгляд, что девушке показалось, уж не допустила ли она ошибку. И через миг она поняла, как оплошала.

Поднявшись на ноги, Айз Седай нехорошо улыбнулась. Больше она не сердилась. На самом деле вид у нее стал такой же довольный, как у Теравы. И сулил он столь же мало приятного.

– Вот как, т’Айбара... – задумчиво протянула Галина. – Ты салдэйка. Есть один молодой человек, Перрин Айбара. Твой муж? Да, вижу, я угадала. Что ж, это объясняет клятву Аллиандре. В отношении человека, чье имя неразрывно связано с твоим мужем, у Севанны грандиозные планы. Ранд ал’Тор. Если ей станет известно, что ты у нее в руках... О, не бойся, от меня она ничего не узнает. – Взгляд ее стал тверже, и внезапно она показалась настоящим леопардом. Проголодавшимся леопардом. – Если, конечно, ты сделаешь то, что я скажу. Я даже помогу вам бежать.

– Что вам от нас надо? – сказала Фэйли с большей настойчивостью, чем хотела. О Свет, она сердилась на Аллиандре, что та привлекла к ним внимание, назвав себя, а теперь и сама Фэйли выкинула то же самое. Если не хуже. И я еще думала, что сумею скрыться, утаив имя своего отца, с горечью подумала она.

– Ничего непосильного, – ответила Галина. – Разумеется, вы заметили Тераву? Конечно, заметили. Тераву замечают все. Она кое‑что хранит у себя в палатке – гладкий белый жезл около фута в длину. Он лежит в красном сундучке, окованном медью. Сундучок не запирается. Принесите мне жезл, и вы уйдете вместе со мной.

– Кажется, такая мелочь, – с сомнением произнесла Аллиандре. – Но если забрать его не стоит труда, почему бы вам самой не сделать этого?

– Потому что вы принесете его мне! – Поняв, что кричит, Галина съежилась, капюшон ее закачался из стороны в сторону, когда она огляделась, проверяя, не слышал ли кто. Казалось, на них никто и не смотрел, но Галина понизила голос до зловещего шипения. – Если не принесете, я оставлю вас тут, пока вы не поседеете и не покроетесь морщинами. И Севанна узнает о Перрине Айбара.

– Потребуется время, – в отчаянии сказала Фэйли. – Мы же не сможем лазать в палатку Теравы, когда захотим.

О Свет, да ей меньше всего хочется даже просто пройти рядом с палаткой Теравы. Но Галина сказала, что поможет им бежать. Как она ни гадка, но Айз Седай лгать не могут.

– У тебя есть время. Сколько угодно, – ответила Галина. – Вся жизнь, леди Фэйли т’Айбара, если не будешь осторожна. Не подведи меня.

Она окинула Фэйли напоследок суровым взглядом, повернулась и с трудом побрела в снегопад, держа руки так, словно хотела спрятать под широкими рукавами украшенный драгоценными камнями пояс.

Фэйли молча продолжала идти дальше. Спутницы ее тоже молчали. Да и что тут скажешь? Аллиандре, похоже, глубоко задумалась, засунув руки в рукава и глядя прямо перед собой, куда‑то вдаль. Майгдин вновь принялась нервно подергивать свой золотой ошейник. Они разом угодили в три ловушки, и любая грозит гибелью. Вдруг очень захотелось, чтобы их спасли. Однако Фэйли намеревалась сама как‑нибудь отыскать способ выбраться из силков. И брела сквозь метель, продолжая размышлять и строить планы.