Сердце Зимы 5 page

Тувин содрогнулась. Габрелле наверняка рехнулась! Она только собралась заявить ей об этом, как из дома появился сам Логайн. Он был высок ростом, выше любого мужчины возле его красной двери, надменное лицо обрамляли темные волосы, спускавшиеся на широкие плечи. На высоком вороте его куртки красовались серебряный меч и та нелепая змея с ногами. Логайн закрыл за собою дверь и одарил Габрелле улыбкой. Эта вертихвостка улыбнулась ему в ответ. Тувин вновь содрогнулась. Волнующее! Габрелле точно ума лишилась!

Собравшиеся мужчины, как обычно по утрам, начали докладывать Логайну. Тувин почти никогда не могла определить, кто из них по положению старше или младше, но слушала внимательно.

– Логайн, я отыскал еще двоих, кто, по‑видимому, интересуется тем новым способом Исцеления, который применила к тебе Найнив, – хмурясь, сказал Генхальд, – но один едва ли способен на то Исцеление, какое нам известно, а второй... Он желает знать больше, чем я мог ему сказать.

– Вряд ли ты расскажешь ему больше, чем знаю я, – отозвался Логайн. – Госпожа ал’Мира мало чем поделилась со мной. И мне удалось разузнать лишь крохи и обрывки, прислушиваясь к разговорам других сестер. Просто бросай семена и надейся, что будут всходы. Это все, что нам под силу.

Вслед за Генхальдом закивали и еще несколько мужчин.

Тувин взяла кое‑что на заметку. Найнив ал’Мира. По возвращении в Башню она частенько слыхала это имя. Еще одна беглая Принятая – еще одна, кого желала заполучить в свои руки Элайда, и это желание превосходило всякие разумные границы. И она из той же деревни, что ал’Тор. И как‑то связана с Логайном. Что со временем могло к чему‑то привести. Но новый способ Исцеления? Использованный Принятой? Невероятно – да даже и невозможно, но Тувин уже не раз становилась свидетельницей невозможного, так что она запрятала услышанное поглубже. Как она заметила, Габрелле тоже внимательно слушала. Вдобавок и за Тувин наблюдала краем глаза.

– Кое с кем из двуреченцев есть трудности, Логайн, – заявил Винчова. На его гладком лице выступили пятна от гнева. – К тому же это сущие мальчишки! Тем двоим от силы четырнадцать! А сколько им на самом деле, они не говорят. – Сам‑то он был всего на год‑два постарше, судя по юношескому пушку на щеках. – Это преступление – привести их сюда.

Логайн покачал головой, но с сожалением или в гневе – было не определить.

– Я слыхал, в Белую Башню забирают девочек двенадцати лет. Если получится, присматривай за двуреченцами. Нянчиться нельзя, иначе на них остальные ополчатся, но постарайся, чтобы они не наделали глупостей. Лорду Дракону вряд ли понравится, если мы убьем слишком много его земляков.

– По‑моему, ему до них дела нет, – пробормотал лощеный малый. В его речи явственно слышался мурандийский выговор, хотя лихо закрученные усы и так говорили, откуда он родом. Он сосредоточенно перекатывал между пальцев серебряную монету, что, казалось, ничуть не мешало его разговору с Логайном. – Слышал я, сам Лорд Дракон велел М’Хаелю выкорчевать в Двуречье все мужское, что способно направлять. Под корень извести. И тот стольких привел, что я удивился, как он не приволок заодно барашков с петушками.

Его острота была встречена ухмылками, но ровный тон Логайна пресек их, как отрезал.

– Что бы ни приказывал Лорд Дракон, я надеюсь, мои приказы совершенно ясны.

На этот раз коротко кивнули все, а кое‑кто даже пробормотал: «Да, Логайн» и «Как скажешь, Логайн».

Тувин поспешила стереть с лица презрительную усмешку. Невежественные олухи. Башня принимает девочек младше пятнадцати, только если они уже начали направлять Силу. Впрочем, остальное из услышанного представляет определенный интерес. Опять Двуречье. Чуть ли не каждый твердит, что ал’Тор повернулся спиной к своей родине, однако Тувин не была в этом уверена. Почему Габрелле за ней наблюдает?

– Прошлой ночью, – помолчав, заметил Сандомер, – я узнал, что М’Хаель дает отдельные уроки Мишраилю. – Он потеребил остроконечную бородку с таким довольным видом, точно отыскал драгоценный самоцвет.

Возможно, так и есть, но Тувин не могла сказать, чем же ценно его сообщение. Логайн медленно кивнул. Другие молча переглянулись, лица их были будто высечены из скалы. Глядя на них, Тувин испытала разочарование. Слишком часто так случалось: они не видели смысла комментировать какие‑то события – или боялись? – и она не понимала сути происходящего. Она чувствовала, что за умалчиванием этим кроются драгоценные зерна, но достать их была не в силах.

Низкорослый, едва по грудь Логайну, но широкоплечий кайриэнец открыл было рот, но Тувин так и не узнала, хотел он сказать еще что‑то о Мишраиле или о другом.

– Логайн! – По улице во всю прыть, громко топоча сапогами, несся Вэлин Каджима. Мелко позвякивали колокольчики в его косичках. Еще один Посвященный, чересчур улыбчивый мужчина средних лет, он тоже был с Логайном, когда тот пленил Тувин. Каджима был связан узами с Дженаре. Он тяжело дышал, и улыбки на лице его сейчас не было. Протолкавшись к Логайну и едва переведя дыхание, Каджима заговорил: – Логайн, из Кайриэна вернулся М’Хаель. На доске у дворца он написал имена новых дезертиров. Ты не поверишь, кто они!

И срывающимся от волнения голосом он единым духом огласил имена. То и дело его прерывали изумленные восклицания других, так что Тувин почти ничего не удалось расслышать.

– Посвященные и раньше дезертировали, – пробормотал кайриэнец, когда Каджима договорил, – но такого никогда не случалось с теми, кто получил звание Аша’мана. А теперь семеро? И сразу?

– Если мне не веришь... – начал Каджима, нервно вытягиваясь во весь рост. В Арафеле он был писцом.

– Мы тебе верим, – поспешил его успокоить Генхальд. – Но Гедвин и Торвал, они же из людей М’Хаеля. Рочайд и Кисман – тоже. С чего бы им дезертировать? Он давал им все, впору королям.

Каджима недовольно покачал головой, отчего его колокольчики тихонько зазвенели.

– Вы же знаете, в списке только имена. О причинах никогда не говорится.

– Тем лучше – пусть катятся, – прорычал Курин. – А еще лучше, если не нам придется их теперь выслеживать.

– Вот других я не пойму, – вмешался Сандомер. – Я был у Колодцев Дюмай. И видел потом, как выбирал Лорд Дракон. Ну, Дашива, этот как всегда, в облаках витал. Но Флинн, Хопвил, Наришма? Счастливее людей не было. Они были все равно что ягнята, которых в амбар с зерном пустили.

Седоватый крепыш сплюнул.

– Не знаю, у Колодцев я не был, но побывал на юге, против Шончан. – Выговор у него был андорский. – Видать, ягнятам не так понравилось на скотобойне, как в амбаре.

Логайн сложил руки на груди и слушал, не вмешиваясь в разговор. Его непроницаемое лицо, точно маска, скрывало все мысли. А потом он спросил:

– А тебя, Канлер, беспокоит скотобойня?

Андорец поморщился, потом пожал плечами.

– По‑моему, мы туда прямиком и идем. Раньше, позже, все там будем, Логайн. Особого выбора у нас вроде и нет, но смеяться над этим я бы не стал.

– Это от настроения зависит, – негромко заметил Логайн. Он обращался к человеку, которого назвал Канлером, но согласно закивали все остальные.

Логайн, бросив взгляд за спины мужчин, заметил Тувин и Габрелле. Тувин всем своим видом постаралась показать, что ничуть не подслушивала, а сама мысленно твердила услышанные имена.

– Здесь холодно, ступайте в дом, – велел женщинам Логайн. – Сделайте себе чаю, согрейтесь. Я приду, как только смогу. И не трогайте мои бумаги.

Знаком подозвав к себе Аша’манов, он повел их по улице в ту сторону, откуда появился Каджима.

Тувин разочарованно скрипнула зубами. Хоть у нее и не получилось сопровождать Логайна туда, где проходила подготовка, мимо так называемого Древа Изменников, где на голых сучьях больными плодами торчали отрубленные головы, и понаблюдать за тем, как мужчины учатся уничтожению с помощью Силы, тем не менее она надеялась, что придет день, когда она сможет свободно бродить где вздумается и разузнает побольше. Тувин и раньше слышала, как мужчины упоминают «дворец» Таима, и сегодня рассчитывала увидеть его и, может, хоть одним глазком взглянуть на человека, чье имя обрело столь же мрачную славу, что и имя Логайна. Вместо этого она покорно шагнула вслед за Габрелле за красную дверь. Сопротивляться бесполезно.

Войдя, Тувин обвела внимательным взором переднюю, а Габрелле тем временем повесила плащ на колышек. Внутри Тувин ожидала увидеть нечто грандиозное, соответствующее славе Логайна, пусть внешне дом его и выглядел неказисто. В сложенном из нетесаного камня очаге горел огонь. Голые половицы, длинный узкий стол, простые стулья. Внимание ее привлек письменный стол, отличавшийся несколько лучшей отделкой, чем прочая мебель. На нем стояло множество закрытых шкатулок для писем, валялись кожаные папки с бумагами. У Тувин буквально зачесались руки, но она знала, что, даже усевшись за стол, не сможет и пальцем коснуться ничего, кроме ручки и стеклянной чернильницы.

Вздохнув, Тувин двинулась за Габрелле на кухню, где дышала жаром растопленная железная плита и на низком шкафчике возле окна стояли грязные тарелки с остатками завтрака. Габрелле наполнила чайник водой и поставила на плиту, затем из другого шкафчика достала зеленый глазурованный заварник и деревянную чайницу. Тувин бросила плащ на стул и села за квадратный стол. Чаю ей вовсе не хотелось – разве что вместе с завтраком, на который она не успела, – но пить придется.

Глупая Коричневая принялась болтать, одновременно возясь с посудой и чаем, будто довольная жизнью фермерская женка.

– Я уже о многом разузнала. Логайн – единственный полный Аша’ман, кто живет в самом поселении. Все остальные живут у Таима во «дворце». У них есть слуги, но Логайн нанял жену одного из тех, кто проходит обучение. Она готовит для него и убирается. Скоро она придет, а поскольку она считает, что благодаря ему восходит солнце, нам лучше к ее приходу закончить мало‑мальски важные разговоры. Он нашел твой бювар.

Тувин почувствовала, как ледяная рука стиснула ее горло. Она постаралась скрыть свое потрясение, но Габрелле смотрела на нее в упор.

– Он сжег его, Тувин. После того, как все прочитал. Кажется, он думает, что сделал нам одолжение.

Рука ослабила свою хватку, и Тувин сумела вздохнуть.

– В моих бумагах был приказ Элайды. – Она откашлялась, чтобы избавиться от хрипоты в голосе. Приказ Элайды гласил – укротить всех обнаруженных здесь мужчин, а затем сразу же повесить, без судебного разбирательства в Тар Валоне, какового требует закон Башни. – Она требовала применения суровых мер, и эти мужчины могли отреагировать сурово, если бы узнали о содержании приказа. – Несмотря на исходящий от плиты жар, Тувин пробрал озноб. Эта одна‑единственная бумажка могла дорого обойтись им всем – их могли бы усмирить и повесить. – А зачем ему делать нам одолжение?

– Не знаю, Тувин. Он – не злодей, как, в общем‑то, и большинство людей. Может, в этом и все дело. – Габрелле поставила на стол тарелку с хрустящими булочками и еще одну, с белым сыром. – Или же в том, что эти узы гораздо больше сходны с узами Стража, чем мы полагаем. Может, ему не хотелось испытать, что будет, если нас обеих казнят.

В желудке Тувин все перевернулось, но булочку она взяла как ни в чем не бывало.

– Подозреваю, «сурово» – еще мягко сказано, – продолжала Габрелле, ложечкой засыпая чай в заварочный чайник. – Я заметила, как ты дернулась. Разумеется, они пошли на риск, приведя нас сюда. Пятьдесят одна сестра! И пусть на нас наложены узы, но они должны опасаться, что мы отыщем способ обойти их приказы, какую‑нибудь щелку, которую они проглядели. Ответ очевиден – если мы погибнем, гневу Башни не будет предела. А раз мы живы и в плену, даже Элайда станет вести себя осмотрительно, – она засмеялась, негромко и весело. – Ну и лицо у тебя, Тувин. По‑твоему, я все время только и думала, как бы запустить пальцы в шевелюру Логайна?

Тувин захлопнула рот и отложила нетронутую булочку. Все равно холодная и черствая на ощупь. Пожалуй, это было ошибкой – считать Коричневых оторванными от мира, погруженными в свои книги и исследования и не замечающими больше ничего вокруг.

– Что еще ты видела?

Габрелле, все еще держа ложку в руке, села за стол напротив Тувин и наклонилась к ней.

– Их стена, может, и будет мощной, когда ее закончат, но здесь полно трещин. Есть клика Мазрима Таима, есть сторонники Логайна, хотя я не уверена, отдают ли оба себе в этом отчет. Возможно, существуют и другие группировки, и, конечно, найдутся и такие мужчины, которые ни о чем не ведают. Пятьдесят одна сестра – ужели мы не можем воспользоваться этим обстоятельством, даже и при узах? Второй вопрос – что мы от этого получим?

– Второй вопрос? – переспросила Тувин, но собеседница ее молча ждала ответа. – Если мы сумеем вбить клин в щели и расширить их, – наконец промолвила она, – мы рассеем по миру десять, пятьдесят, а то и сотню банд, каждая опаснее любой виденной нами армии. Чтобы переловить всех, потребуется целая жизнь, и мир может постигнуть нечто вроде нового Разлома, и это тогда, когда грядет Тармон Гай’дон. Именно так, если этот пресловутый ал’Тор и в самом деле Возрожденный Дракон. – Габрелле открыла было рот, но Тувин отмахнулась. Весьма вероятно, он и есть Возрожденный Дракон. Впрочем, в данный момент это вряд ли имеет значение. – Но если мы не... Подавить бунт, собрать всех сестер в Башню, отозвать всех ушедших на покой сестер – и то не знаю, сумеем ли мы все вместе уничтожить это место. Полагаю, при этом погибнет половина Башни. А какой первый вопрос?

Габрелле откинулась на спинку стула, лицо ее вдруг стало усталым.

– Да, решить не просто. И каждый день они приводят еще больше мужчин. Полагаю, пятнадцать–двадцать с того дня, как мы здесь.

– Габрелле, довольно шутки шутить! Что за первый вопрос?

Взгляд Коричневой сестры стал пронзительнее, она окинула Тувин долгим взглядом.

– Скоро первоначальный шок пройдет, – в конце концов произнесла она. – И что потом? Власти, данной тебе Элайдой, больше нет; поход окончен. И первый вопрос: едины ли мы, пятьдесят одна сестра, или вновь превратимся в Коричневых и Красных, Желтых, Зеленых и Серых? И отдельно – бедная Аяко, которая горько жалеет, что Белые настояли на участии в походе сестры от их Айя. Самое высокое положение среди нас занимают Лемай и Десандре, – Габрелле предостерегающе взмахнула ложкой. – Единственный для всех шанс удержать единство – это нам с тобой публично признать главной Десандре. Мы должны так поступить! Во всяком случае, это будет началом. Надеюсь. Если мы сумеем объединиться хотя бы еще с несколькими, начало будет положено.

Тувин глубоко вздохнула и сделала вид, что задумалась, глядя в никуда. Само по себе подчинение сестре, занимающей более высокое положение, не столь неприятно. У всех Айя есть свои тайны, порой они немного интригуют друг против друга, но теперешний открытый раскол в Башне ее ужасал. Кроме того, она узнала, что значит смирение – смирению ее научила госпожа Довиль. Интересно, понравился ли той нищенский труд на ферме при надсмотрщице, которая посуровей ее самой?

– Я смогу пойти на это, – наконец сказала Тувин. – Нам нужен план действий, чтобы убедить Десандре и Лемай. – Отчасти план у нее уже был, правда, придумывала она его не для того, чтобы выносить на чей‑то суд – чей бы он ни был. – Ой, Габрелле, вода кипит.

Глупая женщина, вдруг улыбнувшись, встала и заторопилась к плите. Все‑таки Коричневые всегда лучше разбирались в манускриптах, чем в людях. Прежде чем Логайн и Таим, а с ними и все прочие, будут уничтожены, они помогут Тувин Газал низвергнуть Элайду.

* * *

Своей громадой, упрятанной за массивными стенами, стольный город Кайриэн прижимался к реке Алгуэнья. Небо было чистым и безоблачным, но задувал холодный ветер, и под яркими солнечными лучами сверкал засыпавший крыши снег, искрились не желавшие таять сосульки. Алгуэнья не замерзла, но с верховьев течение несло небольшие неровные льдины. Они кружились на стремнине, глухо ударялись о борта кораблей, ожидавших у причалов своей очереди на разгрузку. Зима и война, а еще и появление Возрожденного Дракона не лучшим образом сказывались на торговле, но она не знала перерыва: торговля замирает только с гибелью страны. Несмотря на холод, по улицам города, террасами прорезавшими склоны холмов, шли люди, катились фургоны и телеги. Города, который здесь называли Столицей.

Перед уступчатыми квадратными башнями Солнечного дворца, возле длинного въезда, собралась толпа, глазевшая на дворец. Купцы в одеждах из тонкой шерсти и благородные господа в бархате стояли рядом с чумазыми работниками и еще более грязными беженцами. Никому не было дела до того, кто подпирает рядом плечо, и даже карманники забыли о своем ремесле. Посмотрев на дворец, мужчины и женщины уходили, покачивая головами, но им на смену вставали другие, порой подсаживая детей, чтоб им было лучше видно разрушенное крыло дворца, где рабочие расчищали развалины третьего этажа. Во всем Кайриэне слышались удары молотов, скрип тележных осей, выкрики лавочников, сетования покупателей, бормотание купцов. Толпа же перед Солнечным дворцом хранила молчание.

В миле от дворца, в претенциозно названной Академии Кайриэна, Ранд стоял у окна и сквозь заиндевелое стекло смотрел на мощеный конюшенный двор. Во времена Артура Ястребиное Крыло, да и раньше, существовали школы, называемые Академиями, – центры знаний, куда со всех уголков мира стекались ученые. Тщеславие тут роли не играло; пусть хоть Сараем зовут, лишь бы делали то, чего он хочет. Куда более важные дела не оставляли мыслей Ранда. Не допустил ли он ошибки, так рано вернувшись в Кайриэн? Но у него не оставалось времени и он вынужден был бежать, чтобы в нужном месте узнали, что он действительно бежал. Бежал поспешно и не имея времени подготовиться. Однако оставались вопросы, которые нужно было задать, и дела, которые нельзя отложить. И Мин хотела забрать книги мастера Фила. Ранд слышал, как она бормочет себе под нос, копаясь среди полок, куда убрали книги после смерти Фила. Похоже, вскоре библиотеке Академии станет тесно в отведенных ей комнатах бывшего дворца лорда Бартанеса, тем более недавно объявили, что библиотека купит отсутствующие у нее книги и рукописи и скупиться не станет. Где‑то в глубине сознания Ранда сидела Аланна, судя по всему, она пребывала в мрачном расположении духа; уж она‑то узнает, что Ранд в Столице. Находясь так близко, она могла бы отправиться прямиком к нему, но о подобной ее попытке он узнал бы. Благодарение небесам, что Льюс Тэрин сейчас умолк. В последнее время он кажется безумнее прежнего.

Ранд протер рукавом от инея кусочек оконного стекла. Добротная темно‑серая шерсть, в самый раз для человека, у которого водятся деньги и который о себе высокого мнения, – и навряд ли такая одежда подходит для Возрожденного Дракона, каким его рисует молва. На запястье блеснула металлом златогривая драконья голова; здесь это не опасно. Наклонившись к стеклу и глядя во двор, Ранд ненароком коснулся сапогом лежавшей под окном кожаной сумы.

Каменные плиты конюшенного двора были расчищены от снега, и в центре стояла большая повозка. Ее, точно выросшие на поляне грибы, окружали ведра и бадьи. С полдюжины мужчин в тяжелых куртках, шарфах и шапках что‑то делали с необычным грузом фургона; механические устройства густо облепили толстый металлический цилиндр, занимавший более половины кузова повозки. Еще страннее – у фургона отсутствовали оглобли. Один из мужчин перекладывал наколотые поленья из большой тележки в боковину металлического ящика, прикрепленного ниже одного конца цилиндра. В ящике горел огонь, в открытую дверцу виднелись красные отсветы, а из высокой узкой трубы шел дым. Возле фургона суетился бородатый лысый мужчина. Шапки на нем не было. Он размахивал руками, куда‑то указывал и, по‑видимому, выкрикивал какие‑то распоряжения, которые, впрочем, ничуть не подгоняли остальных. Дыхание людей вилось белыми султанчиками. В комнате же было почти тепло – благодаря большим печам в подвалах Академии и разветвленной системе отопления и вентиляции. Полуисцеленные незаживающие раны на боку Ранда горели.

Он не мог разобрать приглушенные чертыханья Мин – но был уверен, что она именно ругается, и, судя по тону, они не уйдут отсюда, если только ее за шкирку не выволочь. Впрочем, можно еще кое о чем спросить.

– Что говорят люди? О дворце?

– Легко догадаться, – отвечал из‑за спины Ранда лорд Добрэйн – с бесконечным терпением, как он отвечал и на все прочие вопросы. Даже когда он признавал, что чего‑то не знает, тон его нисколько не менялся. – Некоторые говорят, что на вас напали Отрекшиеся. Или Айз Седай. Те, кто думает, будто вы поклялись в верности Айз Седай, склонны полагать, что Отрекшиеся. В любом случае вовсю обсуждают, погибли вы, похищены или сбежали. Большинство считает, что вы живы, где бы вы ни были, или же говорят, что так думают. Некоторые и, боюсь, таких немало, считают... – он умолк.

– Что я сошел с ума, – закончил за Добрэйна Ранд таким же ровным тоном. Не стоит о том ни волноваться, ни сердиться. – Что я сам разрушил часть дворца? – Ему не хотелось говорить о погибших. Их было меньше, чем в другое время, в других местах, но все равно много, и отдельные имена встают перед мысленным взором, стоит только закрыть глаза. Один из людей внизу слез с фургона, но лысый поймал его за руку и потащил обратно, заставляя показать сделанное. Еще один из рабочих, неосторожно спрыгнув на мостовую по другую сторону фургона, поскользнулся, и лысый, бросив первого, обежал фургон и заставил второго тоже забраться наверх следом за собой. Что, во имя Света, они делают? Ранд оглянулся через плечо. – И не так уж они не правы.

Добрэйн Таборвин встретил его взгляд бесстрастными темными глазами. Это был низкорослый мужчина, с бритой спереди и припудренной по этикету головой. Красивым Добрэйна не назовешь, но замечательна его уравновешенность. Спереди на его темном бархатном кафтане от шеи и почти до колен были нашиты синие и белые полосы. В кольце‑печатке сверкал резной рубин, и еще один рубин был приколот на вороте – не слишком крупный, но для кайриэнца вызывающе яркий. Добрэйн являлся Верховной Опорой своего Дома, и за спиной у него было сражений побольше, чем у многих, и напугать его могло мало что. Доказательством чему была битва у Колодцев Дюмай.

Но на Ранда смотрела без страха и приземистая седеющая женщина, терпеливо ожидавшая своей очереди подле Добрэйна. Платье Идриен Тарсин, шерстяное, практичного коричневого цвета, простотой наводившее на мысль о лавочнице, резко контрастировало с элегантной придворной одеждой Добрэйна, однако у Идриен был свой источник властности и достоинства. Она занимала пост главы Академии, звание, которое она сама себе присвоила, поскольку большинство ученых и механиков стали называть себя мастерами того, учителями сего, а то и магистрами. Школой она управляла твердой рукой ивозлагала надежды на сугубо практичные вещи, например на новые способы мощения дорог или создания красок, на усовершенствования в литейном или мельничном деле. И еще она возлагала надежды на Дракона Возрожденного. Практично это или нет, но во всяком случае прагматично, и ему придется довольствоваться этим.

Ранд вновь повернулся к окну и расчистил кусочек стекла побольше. Возможно, сооружение предназначено для нагревания воды – в некоторых ведрах вроде как еще оставалась вода; а в Шайнаре для нагревания воды в банях используются большие котлы. Но при чем тут фургон?

– Никто не уходил после моего появления? Или, может, пришел нежданно?

Никого на самом деле Ранд не ждал, никого, кто представлял бы для него интерес. Голубиная почта купцов, «глаза‑и‑уши» Белой Башни – и Мазрим Таим, о котором он не должен забывать; при этом имени Льюс Тэрин нечленораздельно зарычал, – со всеми этими голубями, шпионами, соглядатаями, болтливыми языками весь мир через несколько дней узнает, что он пропал из Кайриэна. Кайриэн больше не будет полем грядущей битвы. Но ответ Добрэйна удивил Ранда.

– Никто, разве что... Айлил Райатин и одна из высокопоставленных особ Морского Народа. Обе исчезли после... нападения. – Еле заметная пауза. Возможно, он и сам не был уверен, что же произошло. Однако данное слово он сдержит. Свою верность Добрэйн доказал у Колодцев Дюмай. – Тела не обнаружены, но их могли убить. Тем не менее Госпожа Волн Морского Народа отказывается допускать подобную возможность. Она подняла сущую бурю, требуя отыскать ее женщину. По правде сказать, Айлил могла убежать из города. Или отправилась к своему брату, несмотря на данную вам клятву. Ваши три Аша’мана по‑прежнему в Солнечном дворце. Флинн, Наришма и Хопвил. Из‑за них люди нервничают. Теперь еще больше, чем раньше.

Глава Академии издала горлом какой‑то звук и переступила с ноги на ногу, шаркнув туфлей по половице. Она‑то точно нервничает из‑за них.

Ранд выбросил Аша’манов из головы. Находясь в Солнечном дворце, на таком удалении от Академии, ни один из них не почувствовал, как он открыл здесь переходные врата, – не настолько они сильны. Эти трое не участвовали в нападении, однако тому, кто составил план атаки, нельзя отказать в уме, он вполне мог предусмотреть возможность неудачи. И вполне мог запланировать другой сюрприз, заранее приставив своих людей к Ранду – на случай, если тот уцелеет.

«Ты не уцелеешь, – прошептал Льюс Тэрин. – Никто из нас не уцелеет».

Сгинь, усни, раздраженно подумал Ранд. Он и сам знал, что ему не уцелеть. Но выжить хотелось. Ответом ему стал раздавшийся в голове иронический хохот, вскоре затихший. Лысый мужчина во дворе теперь разрешил всем спуститься с фургона и с довольным донельзя видом потирал руки. Ну и ну, да он, похоже, собрался речь произнести!

– Айлил и Шалон живы, и они не сбежали, – громко сказал Ранд. Он их связал, заткнул рты и засунул под кровать, где их через несколько часов обязательно обнаружили бы слуги, хотя щит, сплетенный им на Ищущей Ветер Морского Народа, должен был распуститься еще раньше. Тогда обе женщины освободились бы сами. – Присмотритесь к Кадсуане. Она могла увести их во дворец леди Арилин.

– Кадсуане Седай приходит в Солнечный дворец и покидает его, когда захочет, словно он ее собственный, – рассудительно произнес Добрэйн, – но как она вывела бы их незамеченными? И зачем? Айлил – сестра Торама, но его претензии на Солнечный Трон и раньше были призрачны, а теперь все равно что пыль. И она никакой важности не имеет, даже как пешка в игре. А что касается того, чтобы удерживать высокопоставленную Ата’ан Миэйр... С какой целью?

Ранд постарался придать голосу беспечность и легкость.

– А зачем, Добрэйн, она удерживает в «гостях» леди Каралайн и Благородного Лорда Дарлина? Зачем Айз Седай что‑то делают? Вы найдете их там, где я сказал. Если она вас впустит.

«Зачем» – вопрос совсем не глупый. Просто у него нет ответа. Разумеется, Каралайн Дамодред и Айлил Райатин представляют два последних Дома, удерживавших Солнечный Трон. И Дарлин Сиснера возглавлял ту часть знати Тира, которая желала выбросить Ранда вон из их драгоценной Твердыни, вон из Тира.

Ранд нахмурился. Он был уверен, что Кадсуане не оставляет его без внимания, хоть и делает вид, что это не так, но вдруг она не притворяется? Вот было бы хорошо! Меньше всего ему нужна Айз Седай, которая думает, будто может совать нос в его дела. Меньше всего. Наверное, Кадсуане решила сунуть свой нос еще куда‑нибудь. Мин видела на голове Сиснеры необычную корону; Ранд немало размышлял над этим видением. О другом, что предстало ей в видениях, ему думать не хотелось, особенно о том, что касалось его самого и Зеленой сестры. Может, все еще проще – вдруг Кадсуане полагает, будто в ее власти решить, кто станет править и Тиром, и Кайриэном?

Проще? Ранд чуть не рассмеялся. Но ведь именно так ведут себя Айз Седай. А Шалон, Ищущая Ветер? Через нее Кадсуане могла бы воздействовать на Харине, Госпожу Волн, но Ранд подозревал, что Ищущую Ветер Кадсуане прихватила за компанию с Айлил, чтобы скрыть, кто захватил знатную даму. Кадсуане будет немало разочарована. Уже решено, кто будет править в Тире и Кайриэне. Он укажет ей на просчет. Попозже. Это для него сейчас – далеко не самое главное.

– Прежде чем я уйду, Добрэйн, мне нужно вручить вам... – слова буквально замерзли у него на языке.

На дворе мужчина без шапки потянул за рычаг на фургоне, и неожиданно конец длинной горизонтальной перекладины двинулся вверх, потом ушел вниз, приведя в движение рычаг покороче, утопив его в отверстии, прорезанном в днище фургона. И, дрожа так, словно вот‑вот развалится на части, извергая дым из трубы, фургон двинулся с места. Перекладина поднималась и опускалась, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Фургон ехал, и без всяких лошадей!

Ранд и не сообразил, что говорит вслух, пока Идриен ему не ответила.

– А‑а, это! Милорд Дракон, это паровой фургон Мервина Поэла. Так он его называет, – в ее высоком, удивительно молодом голосе явственно слышались неодобрительные нотки. – Заявляет, будто эта хитроумная повозка потянет сотню фургонов. Думаю, вряд ли, вечно в ней что‑то ломается или замерзает. Впрочем, насколько мне известно, один раз ему удалось проехать на ней пятьдесят шагов.

И в самом деле этот... паровой фургон?.. не проехав и двадцати шагов, задрожал и остановился. Вокруг содрогавшегося все сильнее фургона вновь засуетились люди, один из них принялся что‑то лихорадочно крутить в нем, обмотав руку тряпкой. Внезапно из узкой трубы ударила струя пара, дрожь стала слабее, а потом и вовсе прекратилась.