Глава 39. Они еще не въехали на передний двор, а до Кортни уже донесся чудный перебор гитарных струн, плывущий в ночном воздухе

Они еще не въехали на передний двор, а до Кортни уже донесся чудный перебор гитарных струн, плывущий в ночном воздухе. Потом показался ярко освещенный большой дом, переднее крыльцо которого тоже было залито светом. Здесь весело коротала время компания мужчин, сидящих на стульях, перилах и даже на широких ступеньках возле большой парадной двери. Все они шутили и смеялись. Это теплое мужское сообщество говорило в пользу ранчо «Бар М». Казалось, что здесь людям живется приятно.

Но Кортни встревожилась, увидев, что на крыльце собрались одни мужчины – много мужчин. Как только они заметили ее, музыка смолкла.

А когда Зуб Пилы подвел к крыльцу лошадей, воцарилось молчание.

В этой тишине смех Зуба Пилы резанул слух Кортни.

– Ну, что приумолкли, седельные задницы? Или вы никогда не видели леди? Черт побери, извиняюсь, мэм, закройте рты – это не привидение! Эй, Дру, ну‑ка, сгоняй быстренько к Мэгги да скажи, что к ней гостья.

Курчавый паренек вскочил на ноги и попятился к парадной двери, не спуская глаз с Кортни.

– А для всех остальных это мисс Хортс, – продолжал Зуб Пилы. – Не знаю, надолго ли она к нам и увидите ли вы ее еще, так что ловите момент и снимайте шляпы! – Одни последовали его совету, другие сидели, все так же изумленно таращась на девушку, от чего Зуб Пилы снова загоготал. – Ну и дурни, право слово! Пойдемте, мэм.

Кортни вымученно улыбнулась и с радостью пустила шагом свою кобылу в обход дома, следом за Зубом Пилы. Услышав топот сапог на крыльце, она поняла, что, если обернется, увидит, как все эти ковбои свесились с перил и уставились ей вслед.

– Вам, конечно, доставил удовольствие этот спектакль? – тихо спросила она у Зуба Пилы, который ехал чуть впереди.

– Люблю встряхнуть ребят, – довольно хмыкнул он. – Но я не думал, что вместе с соображением они потеряют и дар речи. Вы очень хорошенькая, мэм, и они от смущения языки проглотили. Ничего, теперь месяц будут подтрунивать друг над другом из‑за того, что упустили случай полюбезничать с такой девушкой! – Объехав дом, они завернули на задний двор. – Ну вот мы и приехали. Думаю, Мэгги появится с минуты на минуту. Зуб Пилы спешился перед коттеджем, подходившим больше для сельской местности Новой Англии, чем для прерий Техаса. Маленький беленый домик сразу очаровал Кортни. Деревянная изгородь, обсаженная цветами дорожка к крыльцу, ставни на окнах и даже цветочные горшки на подоконниках! Этот старомодный и милый домик никак не вязался с огромным фермерским домом, на задворках которого стоял. Слева, на коротко подстриженной лужайке, росло большое старое дерево, а над парадной дверью вились виноградные лозы.

– Мисс Хортс?

– А, что?

Кортни неохотно оторвала взгляд от коттеджа и с помощью Зуба Пилы спрыгнула с лошади. Теперь она видела, что он не слишком высок и полноват, но его серые глаза, смотревшие на нее, лучились добротой.

На заднем крыле фермерского дома закрылась дверь.

– Это, конечно, Мэгги.

Зуб Пилы не ошибся. Через задний двор к ним спешила маленькая женщина, на ходу накидывая шаль. В свете ярко горевших окон большого дома Кортни увидела пепельные волосы, округлую фигурку и – когда Мэгги подошла к ним – живые зеленые глаза.

– Так кто же моя гостья. Зуб Пилы?

– Это она сама тебе расскажет, – отозвался он и добавил:

– Ее привез один из твоих друзей.

– Да? Кто же?

Кортни взглянула на Зуба Пилы и, убедившись, что он не собирается ничего говорить, успокоилась.

– Чандос, – ответила она. – Во всяком случае, так он себя называет… сейчас.

Мэгги задумчиво повторила это имя и покачала головой:

– Нет, такого я не знаю. Но здесь бывает столько молодых людей, что всех просто не упомнишь. Хорошо еще, что они не забывают меня. Так приятно, когда тебя считают другом!

– Ох, Мэгги, – проворчал Зуб Пилы, – можно подумать, что здесь, на ранчо, тебя никто не любит.

Кортни с удовольствием отметила, что не только она одна умеет краснеть. Сразу проникшись симпатией к этой женщине, она сказала себе, что не стоит злоупотреблять ее гостеприимством.

– Раз вы не помните Чандоса, не смею вам навязываться…

– Чепуха и еще раз чепуха, деточка! Я сразу вспомню его, как только ты немножко расскажешь мне о нем. Я никогда никого не забываю. Верно я говорю, Зуб Пилы?

– Еще как верно! – хмыкнул тот. – Пойду принесу вашу сумку, мэм, – сказал он Кортни. Кортни пошла за ним к лошадям, шепча на ходу – Можно ли мне рассказывать ей о нем? Он не сказал… О Господи, я же совсем не знаю, чего он здесь опасается! Но вы‑то знаете, правда?

– Да, знаю. Мэгги вы можете рассказать про него. Она всегда была на его стороне.

Заинтригованная, Кортни хотела побольше расспросить Зуба Пилы, но тут он сказал:

– Я позабочусь о ваших лошадях, мэм. Надеюсь, да, именно надеюсь, что вы немного поживете здесь.

Она сразу поняла, к чему он клонит.

– Чандос не вернется из‑за меня. – Вы уверены, мэм?

Зуб Пилы увел лошадей, а Кортни последовала за Мэгги по усаженной цветами дорожке к коттеджу.

– У тебя не очень веселый вид, девочка, – ласково заметила Мэгги. – Этот человек, который привез тебя ко мне, дорог тебе?

Отвечать на это для Кортни было мучением.

– Он… он был моим провожатым. Я обещала ему заплатить, если он доставит меня в Уэйко. Но он не взял денег. И до Уэйко меня тоже не довез. Вместо этого он привез меня сюда, сказал, что вы его друг, единственный человек здесь, кому он может доверять, и что он не хочет волноваться, оставляя меня одну. Господи, это же смешно! С чего ему волноваться обо мне – ведь сейчас он просто отделался от меня! – К горлу Кортни опять подкатил комок. – Он… он бросил меня здесь! Я была такой…

Слезы хлынули ручьем, и, когда Мэгги обняла ее, Кортни тут же прижалась к ней. Девушка ужасно смутилась, но сдержаться было выше ее сил.

Да, Чандос ничем ей не обязан, и вообще он не тот, за кого она его принимала. Его жуткую мстительность ей вряд ли удастся понять. И ей, конечно, надо бы радоваться тому, что она его больше никогда не увидит. Но, несмотря на все это, Кортни охватило безумное отчаяние. Она считала его отъезд предательством и мучительно переживала разлуку.

Мэгги усадила девушку на дорогой диван в стиле чиппендейл, и протянула ей носовой платок, обшитый кружевом. Потом ненадолго оставила свою юную гостью, чтобы зажечь лампы в маленькой гостиной, и опять подсела к ней, обняв за плечи. Рыдания Кортни понемногу утихли.

– Вот, возьми. – Мэгги дала ей сухой платок. – Я всегда говорила, что хорошо поплакать полезно. Но мужчинам‑то этого не скажешь, а здесь, кроме мужчин, больше и нет никого. Как приятно для разнообразия позаботиться о женщине!

– Простите меня, пожалуйста, – пробормотала Кортни, всхлипывая.

– Нет, деточка, не надо извиняться! Если хочется плакать, значит, надо плакать. Тебе получше?

– Наверное, нет.

Мэгги, ласково улыбнувшись, похлопала ее по руке:

– Ты так сильно любишь его?

– Нет! – быстро сказала Кортни, но, помолчав, простонала:

– Ох, я не знаю! Любила, но теперь… Можно ли любить после того, что я узнала о нем этой ночью? Он способен на такие зверства…

– О Боже, что же он делал с тобой, милая? – прошептала Мэгги.

– Не со мной. Он… изуродовал человека и убил его из мести.

– И сам рассказал тебе об этом? – поразилась Мэгги.

– Я уже знала об этом. Чандос только признался, что принимал в этом участие. А теперь он отправился убивать еще одного человека, и, возможно, таким же жутким способом. Может, тот человек и заслуживает мести, но убивать так жестоко?

– Мужчины всегда будут делать ужасные вещи, малышка. Бог их знает, почему, но так уж они устроены. По крайней мере у большинства из них есть на то причины. А у твоего молодого человека они есть?

– Мне толком ничего не известно, – тихо проговорила Кортни и рассказала все, что знала, о том давнем налете индейцев. – У него есть друзья‑команчи, – закончила она. – Возможно, он даже жил с ними. Но неужели этого достаточно для столь отвратительной жестокости?

– А может, у него была жена в том индейском лагере, – предположила Мэгги. – Знаешь, многие белые берут себе в жены индианок. А если перед убийством ее еще и насиловали, то за это обычно пытают.

Кортни вздохнула. Ей не хотелось думать о том, что у Чандоса была жена, но, может, Мэгги права. Тогда понятно, откуда он так хорошо знает индейцев. Конечно, это всего лишь предположение.

– Как бы я ни относилась к нему и его поступкам, какая теперь разница? – пробормотала Кортни. – Ведь я уже никогда не увижу его.

– И это тебя так печалит! Нет, нет, не спорь, деточка! Признаюсь, я просто сгораю от любопытства: кто же этот молодой человек? Ты можешь мне его описать? Очень хочется вспомнить.

Кортни опустила глаза.

– Чандос – бандит, и очень опытный. Поэтому, кроме других причин, я чувствовала себя спокойно, путешествуя с ним. Он высокий, смуглый и очень красивый. Волосы черные, а глаза голубые. – Мэгги молчала, и Кортни продолжала:

– Он молчалив, информацию из него надо тащить клещами.

Мэгги вздохнула:

– Ну, милочка, под это описание подходит дюжина мужчин, проезжающих через наше ранчо.

– Даже и не знаю, что еще о нем сказать… А, вот: Зуб Пилы говорил, что, когда Чандос был здесь, он называл себя индейским именем.

– Ну что ж, это уже понятнее. Здесь было только два молодых человека с индейскими именами. Один – полукровка и… да, у него правда были голубые глаза.

– Чандос вполне может быть индейцем‑полукровкой, хотя сам он это отрицает.

– Ну, если он не индеец, тогда… – Мэгги нахмурилась и замолчала. – А почему он не пришел сюда вместе с тобой?

– Не захотел. Сказал, что здесь есть люди, с которыми он не хочет встречаться. Боюсь, он здесь что‑то натворил. Может, его разыскивают за нарушение закона или что‑то в этом роде.

– А что еще он говорил, деточка? – спросила Мэгги ласково, но настойчиво. Кортни смущенно улыбнулась:

– Да, он предупредил меня, чтобы я не называла вас старушкой. Он сказал, что, когда однажды назвал вас так, вы надавали ему оплеух.

– О Боже! – взволнованно воскликнула Мэгги.

– Вы знаете, о ком я говорю? – обрадовалась Кортни.

– Да, да, как раз в тот день, когда я надавала ему оплеух, мы и стали друзьями. Его трудно было узнать по твоему рассказу.

– Он в розыске? – осторожно спросила Кортни о том, что волновало ее больше всего.

– Нет, если не считать «розыск» Флетчера. При других обстоятельствах он остался бы здесь жить, но Флетчер в запале гнева наговорил ему ужасных вещей: они переругались. Правда, с тех пор прошло уже четыре года, и Флетчер раскаивается…

– Четыре года? – перебила ее Кортни. – Но тогда он ездил с индейцами.

– Да, тогда он вернулся в лагерь команчей… – Замолчав, Мэгги вдруг схватилась за сердце. – О Господи, эта бойня, о которой ты говорила… это могло быть… Его мать жила с индейцами, деточка. И его сводная сестренка, которую он обожал. Значит, наверное, их обеих убили… Ох, бедный мальчик!

Кортни побледнела. Его мать? И сестра? Почему он не сказал ей об этом? Однажды он упомянул, что это сестра назвала его Чандосом и он будет носить это имя до тех пор, пока не закончит то, что должен сделать… чтобы его сестра перестала плакать и заснула с миром.

Кортни невидящим взглядом посмотрела в окно. Теперь все прояснилось. Значит, эти люди убили его мать и сестру! И представить себе нельзя, что чувствовал Чандос! Она‑то сама хоть и не верила в смерть отца, но какие страдания приносила ей разлука с ним! А Чандос, наверное, видел трупы…

– Мэм… я… пожалуйста, давайте поговорим о чем‑нибудь другом! – взмолилась Кортни, чувствуя, как глаза ее опять наполняются слезами.

– Конечно, – ласково согласилась Мэгги. – Может, расскажешь мне, зачем ты сюда приехала?

– Да, – обрадовалась Кортни. – Я приехала, чтобы найти отца. Чандос сказал, что если он живет в Уэйко, вы должны его знать. Он уверял, что вы всех знаете. О Господи, я ведь даже не представилась! Меня зовут Кортни Хортс.

– Хортс? Да, у нас в Уэйко есть доктор Хортс, но…

– Это он! – взволнованно вскричала Кортни, подпрыгнув от радости. – Я была права! Он жив! Он здесь! Я знала!

Мэгги удивленно покачала головой:

– Не понимаю, девочка. На последнем церковном пикнике Элла Хортс сказала Сью Энн Гиббоне, что единственная дочь доктора Хортс погибла во время налета индейцев.

Кортни во все глаза уставилась на пожилую даму:

– Он думал, что я погибла?

– При пожаре, от которого сгорел дотла фермерский дом, – продолжала Мэгги. – Он считал, что ты вместе с мачехой пряталась в этом доме.

– Но мы были в сарае, в ящике для продуктов! Мэгги опять покачала головой, совершенно сбитая с толку. Пока она собиралась с мыслями, Кортни спросила:

– А кто такая Элла?

– Да это жена доктора Хортс. Они поженились месяца два назад.

Кортни опять села, шмыгая носом. Жена? Еще одна жена… о нет, только не это! Боже, какая несправедливость! Неужели она никогда не сможет одна, безраздельно владеть отцом, ну хоть ненадолго? Подумать только, она опоздала всего на два месяца!

В глубокой задумчивости она проговорила любимое ругательство Чандоса:

– Черт побери!