Кто закрыл глаза полицейскому.

У тром следующего дня автобус «Фессалоники—Уранополис» уже мчался между невысоких холмов, увозя нас на юго-восток, к Афонскому полуострову. Местность напоминала пред­горья Кавказа где-нибудь в Краснодарском крае. Небогатые деревушки с побеленными известкой домиками, цветущие абрикосы в садах, козы с овцами на склонах безлесых гор не давали нам почувствовать, что мы находимся в чужой стране. Весеннее солнце основательно припекало даже сквозь занавески. Несмотря на кондици­онер, в автобусе было жарко. К счастью, солнце вскоре скрылось за тучами, а когда автобус прибыл в Уранополис, казалось, что скоро начнется дождь. Неширокая площадь городка оказалась на удивление многолюд­ной. Жизнь здесь бурлила. Множество такси с желтыми фонариками на крыше, междугородные автобусы и суетливые туристы — все находились в каком-то беспорядочном движении.

Одна из боковых улочек вела на пирс. Ее можно было бы найти даже с закрытыми глазами по запаху моря, который с этой стороны приносил на площадь легкий ветерок. Подхватив свои рюкзаки, все четверо двинулись мимо галдящих немцев в шортах вниз по улочке, ведущей к причалу. Еще издали мы заметили полицейскую будку и «сурового стража порядка», который многозначительно поглядывал в нашу сторону. В сознании собственного достоин­ства он лениво прохаживался у шлагбаума, преграждавшего вход на пирс. Нельзя сказать, что у нас с отцом дьяконом сердце ушло в пятки, но то, что оно начало усиленно биться — это точно. Все православные отлично знают, как усиливается молит­ва в моменты приближе­ния опасности. И откуда что берется?! Такая вдруг появляется глубина и внимательность в молитве! Вот уж действительно: «пока гром не грянет — мужик не перекрестится»! Мы с отцом дьяконом давно так не молились, как сейчас. «Владычице, помози! Матерь Божия, помилуй рабов своих!» Павел с Антоном свернули вправо, к административному зданию, в котором на диамонитирионы ставят разрешительную печать для въезда на Святую Гору. Договорились встретиться на пирсе, у парома, чтобы не идти большой группой.

Итак, мы с дьяконом отправились вдвоем как святогорские монахи. Миряне немного позже должны были двинуться вслед за нами, как бы сами по себе, предъявив полицейскому свои документы. Продолжая непрестанно взывать к помощи Пречистой, с полным внешним спокойствием мы неторопливо прошествовали мимо полицей­ского. И… о чудо! Он даже не удостоил нас своим взглядом, словно рядом с ним никто и не проходил — пустое место и всё! Миновали шлагбаум. Несколько шагов уже пройдено по причалу, но напряжение еще не спадает — а вдруг «страж» одумается, засвистит и бросится за нами в погоню, сообразив, что уж очень нехарактерные рюкзаки у этих подозрительных монахов. Местные таких не носят. Шаг, еще один, еще… Ни свистка, ни топота ног за спиной! Осторожно, словно разведчик из детектива, я оборачиваюсь назад. Но полицейский даже не смотрит в нашу сторону! Да и видел ли он нас вообще? Напряжение вдруг сменяется детской радостью, и мы с дьяконом начинаем тихо, чтобы не выдать себя, смеяться, пожимая друг другу руки. А ведь прошли! Прошли ведь под покровом Пречистой! «Владычице наша, Пресвятая Богородице Дево, слава Тебе!»

В конце, у самого у пирса, опустив на него свой широкий нос, уже стоял белый афонский паром с надписью «AXON ЕSTI» (Аксион эсти) — это значит: «Достойно есть». Чудотворная икона с таким названием хорошо известна в России. На пароме уже ожидали отправления на Афон три больших грузовика с пиломате­риа­лами и кирпичом, несколько старых джипов и пара легковых автомобилей. Народу на нижней палубе немного. Мы с дьяконом растерянно оглядываемся, ища какую-нибудь будочку с билетной кассой. Но на пирсе ничего подобного нет. Не идти же назад в поисках кассы мимо полицейского! А тут еще матрос, сойдя с парома, начинает возиться с канатом. Похоже, он сейчас «отдаст концы», и тогда Паша с Антоном останутся в Уранополисе до следующего парома. Нам-то с дьяконом уже никак нельзя возвращаться назад, искушая «судьбу» и полицейского. Заметив наше волнение, по трапу сошел к нам афонский монах. Мы сразу бросились к нему в надежде узнать: как быть с билетами. Спросили, конечно, по-английски. Понимающе взглянув на нас, монах сказал с улыбкой:

— Да можно и по-русски!

Он был болгарин, из монастыря Зограф, да к тому же хорошо знал русский.

— Не волнуйтесь, — успокоил нас неожиданный спутник, — прямо на пароходе есть человек, который продает билеты.

В этот момент (слава Богу!) к нам подбежали Антон с Павлом, и все мы мигом вскочили на корабль. Тут же следом о палубу грохнулся брошенный матросом канат, и нос парома стал со скрипом подниматься вверх. Одновременно зашумел дизель, и капитан дал задний ход. Мы еще не закончили разговор со своим новым знакомым, когда к нам подошел мужчина с какими-то бумажками в руках. Он обратился к нам по-гречески. Афонит из Зографа что-то ответил ему и протянул деньги. Мы тоже полезли в карманы, но болгарин жестом остановил нас, показывая на билеты.

— Я уже взял на всех, — сказал он и категорически отказался от денег.

Глава 6.

ВПЕРЕДИ — «AGION OROS»

В се вместе мы поднялись на верхнюю палубу, предназначенную специально для пассажиров. Море помрачнело, и свинцово-синяя туча начала осыпать нас мелким дожди­ком. Лавки на открытом воздухе быстро намокли, пришлось перенести вещи на ту часть палубы, где скамьи стояли под тентом. Сквозь серую завесу мелкого дождя, нехотя, словно в замедленном кино, мимо нас проплывали незнакомые еще берега Святой Горы. Мы пристально вглядывались в них, не веря себе: неужели мы на Афоне?

— Вот это, — болгарин указал на неплохо сохранившиеся стены зданий, — кельи заброшенного русского скита Фиваида. Сейчас здесь никто не живет.

Из-под полуобвалившихся крыш эти кельи своими пустыми окнами без рам горестно взирали на проплывавших мимо людей. Вспомнилось почему-то, как смотрят на прохожих потерявшие хозяев собаки… Казалось, в слезящихся глазницах келий стоял немой вопрос: «Может быть, ты возьмешь меня?» Но люди из года в год всё проплывали и проплывали мимо, и никто не приходил к пустующим кельям, чтобы своим трудом и молитвой вдохнуть в них новую жизнь.

— Почему, отче, — спрашиваю я болгарина, — эти кельи никто не занимает? Они еще вполне прилично выглядят. Впечатление такое, что хоть сейчас заходи туда, чини крышу — и живи себе на здоровье; молись, да Бога благодари, что не пришлось ничего заново строить.

— О… Это всё не так просто, как вам кажется! Правительство Греции через своих людей в гражданской администрации Афона всеми силами препятствует усилению афонского монашества и особенно противодействует укреплению монастырей и скитов, принадлежащих монашеским общинам негреческого происхождения. В первую очередь это относится, конечно, к русским, сербам, румынам и к нам, болгарам. Очень активно ведется в прессе обработка общественного мнения в пользу отмены древнего запрета на пребывание женщин на Святой Горе. Я даже читал воззвание какой-то феминистской организации, в котором этот запрет (думаю, вы помните, что он был дан Самой Царицей Небесной) называется унизи­тель­ным для женщин, прямой их дискриминацией. Кроме того, не прекра­ща­ются попытки превратить Афон в международную зону туризма. Естественно, вся эта политика необходима лишь для того, чтобы уничтожить послед­ний оплот Православия в Европе. Неоднократно предпринимались попытки пробить сквозную шоссейную дорогу от пере­шейка через весь Афонский полуостров. Но пока, по милости Божией, эти попытки не привели к успеху. И, кстати, благодаря вот этим русским землям, мимо которых мы сейчас проплываем. Ведь территория северной части полуострова, до перешейка, принадле­жит русскому Свято-Пантелеи­монову монастырю, а это, если не ошибаюсь, около 400 гектаров. Конечно, когда на Святую Гору хлынут толпы полуголых туристов, монашеская жизнь на Афоне прекратится.

— Ну, а то, что нам, священнослужителям, так сложно попасть на Афон — тоже не случайность?

— Разумеется! Вселенская Патриархия (мы ее здесь чаще назы­ваем Стамбульской) смертельно боится, как бы кто из клириков другой поместной Церкви не остался на Святой Горе. Ведь некоторые приезжают сюда на несколько дней, а сами остаются здесь жить на несколько лет или навсегда. Конечно же, нелегально. Прячутся где-нибудь в горах, в заброшенных кал! ивах 1— поди их потом отыщи! Но полиция тоже не дремлет. Иногда их отлавливают и выдворяют из страны.

— А как же те, которым все-таки удается остаться?

— Если кто-то достаточно долго прожил на Горе нелегально и заслужил хорошую репутацию у греческих монахов, то он легализует свое положение, как правило, благодаря ходатайству кого-нибудь из уважаемых старцев. Впрочем, Матерь Божия всё Сама управит, если человек пришел сюда с серьезными намерениями. Многое здесь совершается благодаря Ее чудесному и действительно сверхъестественному вмешательству. Не забывайте, что на Афоне до сих пор происходит очень много чудес.

— А это чья пристань с башней, там, впереди?

— О, это уже арсана (т. е. причал — авт.) нашего монастыря. Мне сейчас выходить.

— Но где же сам монастырь?

— Его отсюда не видно. Он находится выше по ущелью в часе ходьбы от моря.

— Отче, у меня, простите, еще один вопрос напоследок. Где вы так хорошо изучили русский язык?

— Да ведь я, — улыбнулся болгарский монах, — в советское время закончил в Москве институт, а у себя на родине, как и все дети того времени, изучал русский язык в средней школе.

Послышался неприятный металлический скрежет. Это на цепях стал опускаться нос корабля. Наконец, он уткнулся в пирс, и по нему, как по трапу, на пристань Зографа сбежал наш новый афонский друг, а за ним — несколько греков-паломников.

— Приходите к нам в монастырь, будем очень рады, — крикнул он с берега и помахал нам рукой.

— Если Бог благословит, обязательно придем.

Задним ходом паром отошел от причала и, развернувшись, взял курс на юго-восток, в сторону Дафни. А я подумал: «Какое удивительно полезное для нас “совпадение” — именно в тот момент, когда мы были в растерянности, не зная, где достать билеты, — на борту парома вдруг оказывается афонский монах, который учился в Москве и отлично говорит по-русски! Поразительно! С самого отъезда — сплошные “совпадения” и какая-то непрекращающаяся цепь “случайностей”. Впечатление такое, будто нас за руку, как детишек, ведет любящая мать и поддерживает всякий раз, как только мы спотыкаемся и теряем равновесие».

Наш корабль приближается к очередному мысу. И тот, словно громадный театральный занавес, медленно отъезжает в сторону, открывая перед нами новую панораму. Впереди над водой появляются мощные крепостные стены какого-то сказочного соору­жения, похожего на средневековый замок. «Дохиар», — слышу я от греков-паломников знакомое название монастыря, в котором находится почитаемая и в Греции, и в России икона «Скоро­по­слушница». На пристань сходят паломники и монахи, а за ни­ми осторожно съезжает тяжелый грузовик с пиломатериалами.

Впереди — Ксенофонт. Над вытянутыми вдоль моря стенами из желтого ракушечника тянутся белые двухэтажные кельи с балкончиками. А еще выше над ними — трубы, трубы, трубы… Множество узких, вытянутых вверх белых труб придают монастырю свой особый характер. Из-за серых сланцевых крыш и свежевыбеленных труб выглядывают кирпично-красные купола соборного храма. Мы начинаем волноваться: а где же наш монастырь? Не проехать бы! У стоящего рядом грека-паломника стали пытаться выяснить по-английски: когда, наконец, появится Панте­ле­­имонов монастырь? Грек понял и кратко ответил:

— The next (англ. — следующий).

Мы подхватили свои рюкзаки и, громко стуча каблуками по железным ступеням узкого корабельного трапа, поспешно сбежали на нижнюю палубу. Впереди, прямо по курсу, показалась широкая бухта, в глубине которой уже издали мы приметили давно знакомые по фотографиям очертания русской обители Святого Пантелеимона. С моря, в отличие от очень компактных гречес­ких монастырей, она смотрелась целым городом. Это впечатление созда­вали большие каменные много­этаж­ные здания, разбросанные по склонам горы вне стен монастыря (см. фото 20 на вкладке). Дождь тем временем прекратился, а с ним рассеялась и серая дымка, которая размывала все контуры на берегу. Чем ближе подходил корабль к земле, тем внушительнее казались нам постройки монастыря. Над старой невысокой монастыр­­ской стеной с тради­цион­ными гречес­кими балкончиками на гнутых деревянных подпорках возвышалась совер­шен­но нехарак­тер­ная как для греческой, так и для русской архитектуры восьми­гранная столпо­образная колокольня. Две пары круглых часов под конусовидной крышей, обращен­ные на все четыре стороны света, и сквозные узкие проемы в стенах делали ее похожей на башню немецкой городской ратуши. Своеобразие облику монастыря добавляли также необычные для Греции формы многочисленных куполов монастырских церквей, которые, благодаря неожиданно прорвавшемуся сквозь тучи солнечному лучу, ярко заблистали свежей изумрудной краской. Фигурки людей, ожидавших корабль на пирсе, становились всё крупнее, а небо — всё светлее и чище. Когда же, наконец, на пристань съехал ярко-красный грузовой джип «Сузуки», небо окончательно очистилось и мы вместе с другими паломниками-греками сошли на пирс в ликующих потоках солнечного света.

Глава 7.