Интуитивизм

Научный и философский пути познания дали человечеству очень много. Но все же ни наука, ни философия не могут дать окончательного и полного знания реальности.

Вспомним в связи с этим, как видел соотношение между отвлеченными конструкциями и живым мироощущением толстовский Левин. Едва только он улавливал, в чем состоит смысл жизни, как теории теряли над ним власть. «Мысли философов, — пишет Л. Н. Толстой, — казались ему плодотворными, когда он или читал, или сам придумывал опровержения против другим учений... Но стоило только забыть искусственный ход мысли
и вернуться к тому, что его удовлетворяло... и вдруг вся эта искусственная постройка заваливалась как карточный домик, и было ясно, что постройка сделана из тех же переставленных слов, независимо от чего-то более важного, чем разум». Эта особенность человеческого познания подтверждает мысль, что наше мировоззрение зависит от теорий куда меньше,
чем мы полагаем. Жизненная полнота познания уходит корнями в глубинное, загадочное «нечто».

Если обратиться к тому, что мы называли самопознанием, то совершенно очевидно, что о себе мы узнаем вовсе не через органы чувств
и не через логические операции. Наше «Я» заявляет нам о себе без помощи звука, запаха, цвета или других свойств, которые говорят о существовании внешнего мира; однако реальность его настолько бесспорна для нас, что мы можем счесть фикцией все, что угодно, кроме нашего «Я». Поэтому
не случайно Р. Декарт начинал свое размышление о бытии формулой «Cogito, ergo sum» — «Я мыслю, следовательно, существую».

«Это, — по словам Ж.-П. Сартра, — абсолютная истина сознания, познающего самого себя». Отвлеченное мышление в самопознании так
же бессильно, как и органы чувств. Оно разбивает личность на тысячи аспектов и состояний, будучи неспособным объединить их в живое целое,
в то время как внутреннее единство «Я» безнадежно ускользает от анализа. Более того, по верному замечанию одного философа, такое сознание нельзя определить логически. Природа сознания, его свойства не могут быть описаны; чтобы понять его, как и все психическое, его необходимо непосредственно пережить. Легче слепому объяснить свойства красного цвета, чем в рациональных терминах передать суть самосознания, которое открывается нам в непосредственном акте интуиции. Человек обладает не только ощущениями и разумом, но и как бы особым «органом» внутреннего постижения, которое раскрывает перед ним сущность бытия. Одних рецепторов и логического анализа недостаточно для того, чтобы понять величие музыки Баха или иконы Владимирской Богоматери.

Даже в области точных наук интуитивные предпосылки предваряют собой цепь строгой аргументации. Многие научные открытия явились
их творцам как мгновенные интуитивные прозрения. «Интуиция, вдохновение, — писал В. И. Вернадский, один из самых философских умов среди русских ученых нашего века, — основа величайших научных открытий,
в дальнейшем опирающихся на факты и идущих строго логическим
путем, — не вызываются ни научной, ни логической мыслью и не связаны со словом и понятием в своем генезисе». Выдающийся французский физик Луи де Бройль высказывает ту же мысль. Он пишет, что «человеческая наука, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может осуществлять свои наиболее замечательные завоевания лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от оков строгого рассуждения, которые называют воображением, интуицией». Другой современный физик, В. Паули, признавая, что ни эмпиризм, ни «чистая логика» не способны установить единство между познающим и реальностью, также апеллирует к интуиции. При этом он связывает интуицию со сферой бессознательного. Объективная гносеологическая ценность такого предрационального познания вытекает, по мнению Паули, из некоего «порядка во Вселенной», не зависящего от нашего произвола и отличающегося от мира явлений.

Главная особенность интуитивного познания заключается в том,
что оно дает познающему сопричастие пульсу мирового бытия. Естественно, что этот путь познания не мог быть обойден философами на протяжении истории мысли. Понятие об интуиции существовало и в индийском,
и в греческом умозрении; о ней говорили средневековые теологи Фома Аквинский и Якоб Беме. Указывая на последние пределы рационального знания, Р. Декарт писал: «Надлежит, отбросив все узы силлогизмов, вполне довериться интуиции как единственному остающемуся у нас на пути». Г. Лейбниц называл ее «самым совершенным знанием», И. Гете говорил, что «бытие, расчлененное разумом, всегда дает остаток», и из этого выводил необходимость интуиции. И. Фихте видел в ней прямой путь к познанию «Я», а, согласно Ф. Шеллингу, в интуиции «объект дается совсем
не так, как в математике наглядность». Этим он хотел подчеркнуть,
что в интуитивном созерцании преодолевается пропасть, которая в опосредованном значении отделяет объект от познающего субъекта.

Вслед за Ф. Шеллингом учение об интуитивном пути знания развил
В. С. Соловьев. Он пояснял его специфику, рассматривая процесс художественного творчества. «Те идеальные образы, — писал он, — которые воплощаются художником в его произведениях, не суть, во-первых, ни простое воспроизведение наблюдаемых явлений в их частной, случайной действительности, ни, во-вторых, отвлеченные от этой действительности общие понятия. Как наблюдение, так и отвлечение или обобщение необходимы для разработки художественных идей, но не для их создания, — иначе всякий наблюдательный и размышляющий человек, всякий ученый
или мыслитель мог бы быть истинным художником. Все сколько-нибудь знакомые с процессом художественного творчества хорошо знают, что художественные идеи и образы не суть сложные продукты наблюдения
и рефлексии, а являются умственному взору разом в своей внутренней целостности (художник видит их, как это прямо утверждали про себя И. Гете
и Э.-Т.-А.Гофман), и дальнейшая художественная работа сводится только к их развитию и воплощению в материальных подробностях... Если, таким образом, предметом художества не может быть ни частное явление, воспринимаемое во внешнем опыте, ни общее понятие, производимое рассудочной рефлексией, то этим может быть только сущая идея, открывающаяся умственному созерцанию».

Большую роль в познании интуиции играет религиозный опыт. Американский психолог У. Джеймс (1842–1910 гг.) провел большое исследование природы и особенностей религиозного опыта. Он собрал обширный материал о так называемом мистическом проникновении в сущность вещей. Слово «мистика» (от греч. «таинственный») родилось, как считают специалисты, от глагола «мыть», который означал «закрыть рот и глаза». Вероятно, первоначальный смысл был связан с обетом хранить молчание, быть посвященным в мистерии. Это были тайные культы, которые представляли собой пережитки догомеровского архаического поклонения Матери-Земле. Они сохранились и в гомеровскую, и в более поздние эпохи. Во времена классической Греции сама тайна, которая скрывалась от посторонних, называлась «мистикой». Суть мистического мироощущения сводится к представлению о двойственности мира. За привычным, каждодневным угадывается иное бытие. Стремление вступить в контакт
со сверхчувственным и составляет, по существу, психологическую основу мистики. Она является базой почти всех без исключения религий.

Мистический опыт — это особая форма познания, целостный, универсальный опыт, в нем нет различения эмоционального и рационального. Человек проникает в глубины истины, закрытые для рассудка. Это своего рода откровения, моменты внутреннего просветления. Интуиция здесь является вполне самодостаточным и самостоятельным средством мировосприятия. Современный человек, зачарованный успехами науки, с подозрением относится к интуитивным формам постижения реальности. Между тем древние знали гораздо больше, чем мы. В этом одно из поразительных открытий современной науки. Физики, создающие картину мироздания, обнаруживают контуры своих космогоний в индийской и буддийской тантре. Реаниматоры читают как некое пособие тибетскую Книгу мертвых, написанную 12 веков назад. Психологи, разъясняющие фантомы сознания, обращаются к шаманизму.

Культура вовсе не развивается как единый процесс, напоминающий заполнение резервуара. В ее течении бывают утраты, зоны забвения.
Но возникают и возвраты, аналоги давно прошедшего и актуального. Мистический компонент культуры у нас тщательно вытравлялся. Любое произведение, выпадающее из рационалистической традиции, замалчивалось или изобличалось. Само слово «интуиция» приобрело негативный смысл. Сейчас философия пытается преодолеть эти моменты. Публикуются труды философов, которые занимались проблемой интуиции, появляются и работы современных ученых. Подлинную победу принесло интуитивизму интеллектуальное развитие конца ХІХ – начала ХХ века.

Основоположником современных форм интуитивизма может считаться А. Бергсон (1859–1941 гг.) — один из наиболее оригинальных философов первой трети нашего столетия. Он поставил задачу создания «позитивной метафизики», которая бы преодолела односторонность механистических, позитивистских способов философского исследования и умозрительность традиционной рационалистической метафизики. Основным в познании, считает А. Бергсон, должна быть опора на непосредственный опыт, с помощью которого и постигается сущность вещей. Он выделяет два центральных момента: истинное, конкретное время (длительность) и постигающая его неинтеллектуальная интуиция в качестве подлинного философского метода. Длительность понимается им как основа всех сознательных, душевных процессов. Она предполагает постоянное творчество новых форм, становление, взаимопроникновение прошлого и настоящего, непредсказуемость будущих состояний, свободу.

Интуиция как способ постижения длительности противостоит интеллектуальным методам познания, бессильным перед явлениями сознания
и жизни, подчиненным практическим и социальным потребностям и способным дать знание не абсолютного, а лишь относительного.

А. Бергсон выдвигает тезис о том, что телесные функции, связанное
с ними восприятие и основанный на восприятии интеллект ориентированы на приспособление человека к определенным условиям, на реализацию практических действий, а не на создание представлений о самих вещах. Цель эволюции, считает А. Бергсон, лежит позади, в прошлом, выступая
в форме исходного «взрыва», приведшего к развертыванию жизненного процесса. Первоначально интеллект и интуиция существовали в единстве, в так называемом «жизненном порыве». Они выступали в виде объективно обусловленных форм жизни и познания. Затем, в процессе эволюции, они расходятся. Интеллект, рассудочная логика явились инструментами приспособления человека к окружающей среде. Если в борьбе за существование животными руководил инстинкт, то интеллект снабдил человека орудиями труда. Он помогал человеку во внешнем воздействии на материю,
и поэтому наша житейская логика оказалась пронизана механистическими принципами. В глубину вещей интеллект не в состоянии проникнуть. Интуиция же шире житейской логики, она, по словам А. Бергсона, «переходит за интеллект».

А. Бергсон исходит из той мысли, что мировая реальность, включая человеческое мышление, есть непрерывный поток, единый процесс. Рационализм, разлагая этот процесс на «составные части», не может постичь его сущность, внутренний импульс. «Анализ, — говорит философ, — всегда оперирует неподвижным, тогда как интуиция помещает себя
в подвижность». По определению А. Бергсона, интуиция — это «род
интеллектуальной симпатии, путем которой переносятся внутрь предмета,
чтобы слиться с тем, что есть в нем единственного и, следовательно, невыразимого». Под симпатией А. Бергсон понимает со-переживание, со-чувствие. Быть может, самым уязвимым пунктом учения А. Бергсона было его категорическое отрицание роли отвлеченного мышления в деле осмысления интуиции. Хотя он справедливо указывал на утилитарный характер интеллекта, он все же недооценил значение и силу разума. Очевидно,
что отказаться от него, как и от системы понятий, человек не может. Процесс познания носит целостный характер, в котором тесно взаимосвязаны все уровни постижения реальности. Интуитивизм, пытаясь глубже проникнуть в его сущность, продолжал совершенствоваться и развиваться,
не закончившись на А. Бергсоне.

Большой вклад в развитие учения об интуиции внес русский философ Н. О. Лосский (1870–1965 гг.). Он был разносторонне образованным, энциклопедически начитанным, наделенным отличной памятью, ясным умом и вкусом. Отправной точкой его философских исследований оказалась гносеологическая проблематика, которой был посвящен труд «Обоснование интуитивизма». По признанию самого философа, основной замысел интуитивизма возник у него в возрасте между 18 и 25 годами, когда
он размышлял над проблемами мирового бытия.

«Однажды в туманный день, — вспоминает философ, — когда все предметы сливаются друг с другом в петербургской осенней мгле, я ехал... на извозчике и был погружен в свои обычные размышления: я знаю только то, что имманентно по моему сознанию, но моему сознанию имманентны только мои душевные состояния, следовательно, я знаю только свою душевную жизнь. Я посмотрел перед собою на мглистую улицу, подумал, что нет резких граней между вещами, и вдруг у меня блеснула мысль: «Все имманентно всему». Я сразу почувствовал, что загадка решена, что разработка этой идеи дает ответ на все вопросы, волнующие меня».

Блеснувшее внезапно озарение было в течение нескольких лет развернуто философом в теорию непосредственного созерцания познающим субъектом не зависимой от субъекта реальности, которую Н. О. Лосский назвал интуитивизмом, или идеал-реализмом. Теория интуитивного знания близка к получившей большое влияние в ХХ в. феноменологической школе, исходившей из непосредственного созерцания феноменов, и «философии жизни», для которой интуиция выступала как единственно адекватное средство познания органического целого. Придя к выводу, что предмет непосредственно дан нашему познанию в опыте, Лосский называет свою теорию познания эмпиризмом. Однако это не тот эмпиризм, который характерен для Ф. Бэкона, Д. Локка, Д. Юма, начинающих свои рассуждения с анализа индивидуального сознания и индивидуального опыта. Н. О. Лосский отвергает этот индивидуалистический эмпиризм, следуя русской философско-религиозной традиции И. Киреевского, А. Хомякова, В. Соловьева и С. Трубецкого, которые видели в индивидуализме главный порок европейской философии и европейского мировосприятия вообще. «Мистический эмпиризм, — пишет Н. О. Лосский, — отличается от индивидуалистического тем, что считает опыт относительно внешнего мира испытыванием, переживанием наличности самого внешнего мира, а не одних только действий его на «Я»; следовательно, он признает сферу опыта более широкою, чем это принято думать, или, вернее, он последовательно признает
за опыт то, что прежде непоследовательно не считалось опытом. Поэтому он может быть назван также универсалистическим эмпиризмом и так глубоко отличается от индивидуалистического эмпиризма, что должен быть обозначен особым термином — «интуитивизм».

В отличие от эмпиризма Ф. Бэкона и Д. Юма, Н. О. Лосский считает, что весь мир, включая природу, других людей, бога, познается нами так
же непосредственно, как и мир субъективный, мир нашего «Я». Мистический эмпиризм утверждает возможность непосредственного знания
не только окружающего нас чувственного мира, не только отвлеченно-рациональных форм (идеальных сущностей, сверхчувственных идей),
но и мира сверхчувственных существ, или субстанций, которые суть конкретно-идеальное бытие. Лосский, таким образом, допускает не только чувственную и интеллектуальную интуицию, но и сверхчувственный опыт, интуицию мистическую.

Интуитивизм Н. О. Лосского есть смело задуманное и последовательно развернутое учение об открытости сознания. Как отмечает историк русской философии В. В. Зеньковский, Н. О. Лосский «отбрасывает, по существу, всякий момент трансцендентности в сознании». Он убежден,
что предмет познается так, как он есть, «ведь в знании присутствует
не копия, не символ, не явление познаваемой вещи, а сама эта вещь
в оригинале».

Индивидуализм в гносеологии является для Н. О. Лосского предметом критики. Разобщенность между «Я» и миром, между субъектом
и объектом — вот основной тезис индивидуалистического эмпиризма. Мистический эмпиризм дает возможность непосредственного познания
не только человеческого «Я», но и мира «не-Я».

Как возможно такое знание? Н. О. Лосский считает, что мир есть некоторое органическое целое, и индивид не есть нечто обособленное, замкнутое в себе. Он внутренне связан со всем остальным миром, со всеми существами в нем. Н. О. Лосский подчеркивает, что созерцание других сущностей в их подлинности возможно благодаря единосущию познающего индивида и всех элементов мира. В силу этого единосущия между индивидом и познаваемым им миром устанавливается гносеологическая координация. «Вследствие единосущия и гносеологической координации, — поясняет философ, — всякий элемент внешнего мира существует не только в себе
и для себя, но также и для другого, по крайней мере для того другого, которое есть индивидуум». Он называет это предсознанием. Предсознание есть бытийное основание сознания. Но в таком случае в сферу нашего сознания и, соответственно, познания вступает только незначительная часть объекта, та, на которую направлено наше внимание. Тогда остается неясным, откуда у человека возникают заблуждения, ошибки. Это — один
из нелегких вопросов для интуитивизма. К нему обращается Н. О. Лосский в более поздних своих работах, указывая на то, что наше сознание подчас производит субъективный синтез из непосредственно воспринимаемых данных, смешивая действительное восприятие с воспоминаниями или
с субъективными ожиданиями. Далее, исходя из принципа всеединства сущего, Н. О. Лосский рассматривает три уровня мира как органического целого.

Первый уровень — пространственно-временные процессы, т. е. эмпирические события (материальные или психические). Они и порождают впечатление раздробленности чувственно воспринимаемого мира. Второй уровень — отвлеченно-идеальное бытие: математические формы, числа, законы отношений величин. Они вносят единство и систематическую связь в мир. Но это низший уровень идеального, так как отношения в нем не самостоятельны, лишены внутренней активности и деятельности. Мир
как система может быть основан лишь с помощью конкретно-идеального условия. Такое конкретно-идеальное сущее должно стоять выше и эмпирического бытия чувственных вещей, и процессов, и отвлеченно-идеального бытия. Это третий уровень мира; Лосский называет его субстанциональным деятелем. Он дан нам в виде нашего Я. Именно через свое «Я» человек в состоянии понять, что значит единство мира. Субстанциональные деятели как носители отвлеченно-идеальных форм частично единосущны. Они обособлены друг от друга как источники творческих сил, но как носители одинаковых форм (отвлеченно-идеальных) они сливаются в одно существо. В этом случае между ними возможно тесное общение, например, интуиция. Поэтому человек может непосредственно созерцать чужую душевную жизнь. Такую важную роль играет в нашей жизни интуиция.

Литература

1. Аверинцев С. С. Два рождения европейского рационализма. // Вопр. философии. – 1989. – №3.

2. Автономова Н. С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1988.

3. Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества. М., 2000.

4. Бернацкий Г. Г., Кармин А. С. Философия. Рационализм и материализм XXI века. СПб., 2007.

5. Лосский Н. О. Избранное. М., 1991.

6. Лосский Н. О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. М., 1999.

7. Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983

8. Современная философия науки: знание, рациональность, ценности
в трудах мыслителей Запада: Хрестоматия. М., 1996.

9. Степин В. С. Философская антропология и философия науки. М., 1992.