Г.В.Ф. Гегель

Итак, сформулируем основные положения – выводы, в качестве «Prolegomena» к пониманию предмета философии.

1. История развития научного познания свидетельствует о том, что наличие самостоятельного, конкретного предмета исследования науки, соответствующего этому предмету метода и, как следствие, законов его развития – отличительный признак любой науки, ее differentia specifica. Не составляет исключения в этом плане и философия как наука.

История человеческого познания свидетельствует также о том, что наука, в том числе и философия, объективно меньше всего заинтересована в том, чтобы ей субъективно навязывали определение ее предмета и метода. Более того, предмет науки не в дефиниции заключается.

Для понимания сущности предмета науки гораздо важнее то, чтобы проследить и выяснить к чему, к какому конкретному предмету наука сама себя исторически определила, причем в соответствии с объективной логикой своего имманентного саморазвития. Именно историческое самоопределение предмета любой науки – это и есть сама развернутая во времени наука, включающая в свое содержание историю своего становления и развития. История, показывающая в каждой конкретной точке развития и изменения свою специфику. Differentia specifica науки, это то, что отличает ее предмет от предметов исследования других наук и то, чем больше никакая другая область знания не занимается. Чтобы пояснить свою мысль приведем высказывание Питирима Сорокина, относительно важности четкого определения предмета такой социальной науки как, например, социология.

В своём фундаментальном труде «Система социологии» Питирим Сорокин писал: «Первой задачей всякого теоретика социологии является задача определения предмета и границ этой дисциплины. Без решения её теоретик социологии рискует заблудиться в сложном мире общественных явлений и вполне заслуженно получит упрёк в неясности и неопределённости своего построения.

Положение социологии как самостоятельной дисциплины будет очерчено, если, во-первых, выделена будет область явлений, изучаемых ею;

во-вторых, если будет показано, что эта область достаточно важна для изучения и никакой другой наукой не изучается;

и, в-третьих, если будет определено отношение социологии к другим наукам и, в частности, к так называемым социальным дисциплинам». (Питирим Сорокин. «Система социологии». - Изд-во: Сыктывкар – 1991г. - С. 3).

2. Философия не нуждается в том, чтобы ее предмет определяли извне, кому и как вздумается, вне учета имманентной логики ее самостоятельного исторического развития. Философия не нуждается также в том, чтобы предмет исследования ей навязывали исходя из внешних удобств, или коньюктурных соображений, причем с целью «идеологического» оправдания, возможно, не всегда самых гуманных форм социальной практики.

Таким образом, определение предмета философии, если оно научно, должно опираться на принцип историзма и объективно последовательное его проведение в познании. В соответствии с требованиями последнего, подчеркиваем, нужно суметь проследить эволюцию того, как и к «чему» философия сама себя исторически определила. В чем заключается ее всеобщий и необходимый предмет и в чем состоит специфика его исторической определенности.

Вне этой развернутой исторической «дефиниции» предмета исследования и определения специфики философского знания, все разговоры о предмете философии превращаются в словесную эквилибристику вроде того, чем философия должна заниматься, а чем не должна. Где проходят границы ее предмета и компетенции, а может, этого предмета и его границ вообще нет. В учебнике «Ведение в социологию» (Запорожье 2009 г.) мы уже показали «образец» такой нехитрой эрудиции, на примере критики «творчества» профессора В. Воловика.

В своем глобальном выражении наука как таковая фиксирует отношение: человек – реальный мир. Что же касается философии как науки, ее истории и специфической определенности, то она изучает сердцевину этого познавательного отношения, то есть отношение мышления к бытию, отношение духовного и материального. И это специфическое отношение фиксируется только в человеческом мышлении.

Какая еще наука кроме философии, изучает такой предмет как само гносеологическое отношение мышления к бытию? Какая еще наука изучает теоретическое мышление, его законы и его категориальные структуры - всеобщие мыслительные формы? Больше нет никакой другой науки, которая бы изучала человеческое мышление и его законы именно в данном аспекте. Формальная логика тоже изучает мышление и его логические формы. Но она изучает эти логические формы в своем аспекте, то есть изучает законы «мышления» выраженные в языке. А мышление и язык, как известно, далеко не одно и то же. Еще Людвиг Фейербах как то заметил, что «если бы мышление и язык прямо и непосредственно совпадали, то самые выдающиеся болтуны, были бы одновременно и величайшими мыслителями». Да и не зря существует народная поговорка: «Язык мне дан, чтобы скрывать свои мысли».

Каждая из ныне существующих конкретных наук, включая естественные и гуманитарные науки, давно (или может совсем недавно) исторически уже определили свой конкретный предмет. Свой предмет четко определили: математика, физика, химия, биология, экономика, социология, психология, история, политология, этика, эстетика и другие науки. А ведь когда-то эти науки входили в лоно единой философии, когда она была «наукой наук».

Исторически определила свой выбор и философия. Она сама определила свой предмет – это теоретическое мышление, представленное в его логических категориальных формах. И вся история философии показывает нам, что именно этот предмет является стержнем, «остовом»любой философской концепции мыслителей прошлого. О чем бы в истории науки философы не философствовали, о космическом добре и зле, о природе и субстанции, о человеке и познании, о категориях и самосознании, о трансцендентальной апперцепции или трансцендентальном идеализме – все они философствовали о мышлении, егозаконах,логических категориях, о том, как возможно человеческое мышление? Разве этого предмета философии для изучения не достаточно?

Такое предметное самоопределение философии как науки о мышлении, позволяет глубже понять специфику материализма и идеализма в философии как концепций, имеющих один и тот же предмет исследования. А потому и представляющих историю единой науки – философии. История материализма и идеализма – это история развития единой науки – философии, через разрешение имманентно присущих ей противоречий.

Исходя из такого понимания, становится понятным и то, что история философии как философии в ее исторической форме, представляет собой не набор мнений и различных точек зрения на многочисленные проблемы философии, а представляет собой единую логику формирования и развертывания теоретического мышления человечества.

4. Рассмотрение истории философии показывает, что философия как наука всегда имела претензии на гораздо более широкий круг проблем, которые она зачастую включала в свой предмет. Это обстоятельство позволяет нам и сегодня четко различать основной предмет философии и ту проблематику, которая в силу определенных социально-исторических коллизий времени, так же попадала в поле исследовательской деятельности философов.

Столетиями философия претендовала на познание «мира в целом». И это исторически было оправдано вплоть до конца 19 века. Но после того как общеенаучное философское познание «распочковалось», после того как появилась целая система конкретных наук, философия больше не может и не должна претендовать на знание «о мире в целом». Предмет «мир в целом» конкретизировался для философии в ее специфический предмет, часть этого мира – мышление.

Там, где нет исследования проблем в аспекте субъект - объектных отношений, то есть не исследуется природа мышления, где познание не имеет дело с анализом теоретического мышления, там нет и собственно философского познания!

Там может быть любое другое познание, даже такое, для которого сегодня еще не выработаны адекватные определения, или это может быть просто «система слов», а не наука и, тем более, не философия.

5. Понимание философии как науки о мышлении дает четкое и однозначное представление о специфике этой науки. Все же другие определения сводят философию к «агрегату сведений» из различных областей знания, ничего общего с наукой как таковой не имеющих.

Только после того, как осознан предмет философии в его конкретном, развернутом выражении, в сферу философской компетенции, в данном аспекте, может входить и общество, и человек, и естествознание, и многое другое. Точно так же, как в случае и с любой другой наукой.

Так, например, математика, определив четко и однозначно свой предмет исследования – КОЛИЧЕСТВО (количественные отношения действительности), может изучать моря, океаны, космос и общество, но только в количественном аспекте, через призму своего предмета.. Однако из этого вовсе не следует, что математика – это наука о морях, океанах, космосе, или об обществе.

Философия, определив свой предмет исследования (теоретическое мышление), может распространять свой познавательный интерес, как и любая другая наука, на другие объекты. Главное, чтобы это занятие было оправдано с точки зрения науки и научности рассмотрения. Ведь можно философствовать и о «философии истории», и о «философии геодезии», и о «железобетонных конструкциях». Но какой научный и практический смысл будет иметь такого рода «философствование»?

Одно лишь можно с уверенностью сказать, что философия как наука, к подобному «философствованию» никакого отношения не имеет. А объективным индикатором такой оценки как раз и служит ее основной предмет – мышление.

6. Все «расширительные» определения предмета философии (в первой части этой программы мы привели пример и провели критический анализ подобной точки зрения), продиктованы поверхностным, эмпирическим пониманием предмета этой наки. А точка зрения эмпиризма и догматизма, всегда опирается на самые туманные представления о специфике научного познания вообще.

«Для эмпириков, - справедливо писал Л.С. Выготский, - необходим язык житейский, неопределенный, путанный, многосмысленный, смутный, такой. – чтобы сказанное на нем можно было бы согласовать с чем угодно – сегодня с отцами церкви, завтра с Марксом; им нужно слово, которое не дает ни ясной философской квалификации природы явлений, ни просто ясного его описания, потому что эмпирики неясно видят свой предмет» (См.: Л.С. Выготский. – Соч. В 6-ти томах. – Т. 1. – С. 361. – М., 1982.).

Философия по самой своей сути призвана формировать теоретическую культуру мышления. Формирование последней возможно только лишь при глубоком и вдумчивом изучении всей предшествующей истории философии. Все дело в том, что история философии – это и есть философия в ее исторической форме. И как мы уже отмечали, изучение истории философии – есть изучение самой философии.

Как бы различны ни были концепции философии и их исторические формы, все они стихийно или сознательно выражали основной предмет философии – мышление и его отношение к бытию, отношение человека к миру. И там, где прекращается изучение этого предмета, заканчивается философия, и в свои права вступает конкретная наука.

Что касается самой проблемы взаимосвязи истории философии с собственно философией, то здесь необходимо определенно сказать, что нет двух предметов – предмета философии и предмета истории философии. Существует один предмет, а именно: история развития человеческого мышления и его самосознание в конкретных философских концепциях.

Философия живет только в своей собственной истории, это по существу единственный способ ее существования, поскольку все последующее здесь существует только через свое предшествующее. История философии – это действительная историческая формы бытия самой философии. Она дает знание обо всех ее проблемах в историческом аспекте, то есть в процессе их формирования и развития в истории человеческого мышления, в истории человеческой культуры в целом. И современные науки находят ответы на вопросы гносеологического и методологического характера именно там, в истории философии, как в настоящей энциклопедии теоретического мышления.

Таким образом, иной способ вхождения в мир научной и философской мысли практически невозможен. Только с помощью истории философии можно понять, как вырабатывались логические формы и категории теоретического мышления. Как вырабатывались методы освоения мыслью действительности.

С Н. Мареев, в своей замечательной книге об одном из самых ярких философов нашего времени Эвальде Васильевиче Ильенкове, пишет: «Предметом философии Ильенков считал мышление. Мышление во всем его объеме, во всей его глубине. Много это или мало? Это кому как. Как понимать мышление. Для Ильенкова это было очень много. Для Нарского и Поруса (это фамилии наших современных философов – В.К.) очень мало. Для Гегеля, который понимал мышление не как отдельную человеческую способность наряду со способностями воображения, памяти, восприятия, переживания и т.д., а как то, что собою пронизывает все способности и все специфически человеческие сущностные силы, что проявляет себя не только и не столько в слове, в говорении, но и во всяком человеческом деле, - это много». (См. Мареев С.Н. «Встреча с философом Э. Ильенковым.» – М., 1997. – С. 54.). И как справедливо заметил М.А. Лифшиц: «Всякая человеческая деятельность разменивается в конце концов на мышление».

Вот как нужно философски понимать сущность мышления и его категориальные структуры познания и практики!

8. Философия – это область очень конкретного знания. Это наше глубокое убеждение, которое мы получили из осмысления классической традиции мировой философии, вопреки распространенным представлениям, будто философия это сфера всеобщих абстракций, пустых и вечных споров о «мире в целом», позволяющих вооружить человека мировоззрением вообще. Однако сегодня снова намечается активная фаза растаскивания философии по «ведомствам», образуя тем самым «иерархию философий». Что мы имеем в виду?

В предыдущем разделе мы указывали, что в современной философии уже выделяют как самостоятельные дисциплины «социальную философию», «философию истории», «философию техники», «философию права», «философию науки» и, очевидно, скоро появится очередная, новая, например «философия ботаников», или «философия обезьяноводства». А почему нет. Но главное в этом нескончаемом процессе «философского многообразия» состоит в том, что никто не поясняет, что собственно понимается под самой философией.

Мы убеждены в том, что философия как наука не может и не должна развиваться в направлении обратном своему прогрессу. Прогресс науки, это не просто пожелания ученых, кому и как вздумается ее развивать, а имманентно присущая самой философии тенденция дальнейшего познания своего конкретного предмета, а не предметов других наук.

Не может и философия как наука, преодолев абстрактные, умозрительные, примитивные, эмпирические учения «натурфилософии» и «онтологии», снова вернуться к ним, правда уже в форме новоиспеченной «философии истории», «философии техники», или «философии агропромышленного комплекса». Последние есть, ни что иное, как та же метафизическая «онтология» образца 17-18 века.

Еще во времена Фрэнсиса Бэкона, родоначальника философии Нового времени, в Англии издавался журнал, который назывался «Философский альманах». Так вот в этом журнале публиковались статьи, посвященные далеко не философским проблемам. Там можно было прочитать о том, какими удобрениями нужно обрабатывать почву, чтобы вырастить добротные огурцы и помидоры. И эта информация называлась «философским знанием» об огородничестве. Это было естественно, потому, что философия была знанием о «мире в целом», а огородничество, как часть «мира» - попадало в предмет исследования философии. Это было нормальным явлением, но это было триста лет назад.

В философской науке ХХІ века нет такой закономерности, чтобы она снова вернулась к временам Фрэнсиса Бэкона. Это просто абсурд, как в камере «абскуре». Для современной философии сегодня «философия истории», или «философия техники» – это все равно, что «алхимия» для современной химии.

Соотношение философии и конкретной науки не в этом заключается, А тем более, не в искусственной подмене теории вполне конкретной науки на ее априорное, умозрительное словоблудие.

Человек, для которого философия не наука, а «прикладное ремесло», быстрее апеллирует к точке зрения «большинства», которое поддерживает эту тенденцию. Однако это не означает, что точка зрения указанного «большинства» и есть истина в последней инстанции. И здесь нельзя спешить. Известно, что все могут заблуждаться в науке точно так же, как и один человек.

Карл Маркс, например, один впервые пришел к выводу о том, что «общественное бытие определяет общественное сознание», хотя «большинство» - (к слову, - все человечество!), на протяжении многовековой истории считало как раз наоборот. Н. Коперник тоже один, например, впервые доказал (вопреки «большинству»), что «не солнце всходит и заход», а все как раз наоборот. Б. Спиноза, И. Кант, Г. Гегель, А. Эйнштейн, Андрей Сахаров и многие другие «коперниканцы» - яркое подтверждение этого закона преодоления «заблуждений», так называемого ученого «большинства». В философской науке, к счастью, истины на «референдумах» не открываются.

Современная философия не может быть больше «мировоззрением вообще» уже в силу того, что знание «о мире в целом» сегодня не может дать одна какая-нибудь конкретная наука. Мировоззрение может быть обеспечено только благодаря органическому единству всех существующих наук об окружающем нас мире, то есть такое воззрение на «мир в целом» могут дать: физика, математика, химия, астрономия, биология, психология, эстетика, социология и другие науки. Философия же в данном случае всегда была и остается теоретическим ядром, то есть логикой и методом научно-теоретического мышления. А это далеко не тождественно существующему, широко распространенному в учебной литературе понятию «мировоззрения вообще».

Итак, отбор материала для настоящей учебной программы осуществлялся нами в той мере, в какой он вытекает из существа понимания предмета философии как науки о мышлении и его законах. В противном случае, в поле зрения философии попадает безбрежная широта «околофилософских» проблем. И здесь уместно напомнить слова великого Гегеля: «как бывает пустая широта, так бывает и пустая глубина».

В этой связи, основная цель учебного курса – помочь читателю получить максимально адекватное представление о философии как вполне конкретной науке, способной быть методом научно-теоретического познания и практической деятельности, активно помогать в осмыслении экспериментально фактических данных, в решении самых различных проблем, возникающих в процессе духовно-практического освоения социокультурного бытия человека.

Для желающих приступить к изучению серьёзной философии хочется напомнить слова великого философа: «Относительно всех наук, изящных и прикладных искусств, ремесел распространено убеждение, - писал Гегель,- что для овладения ими необходимо затратить большие усилия на их изучение и на упражнение в них. Относительно же философии, напротив, в настоящее время, видимо, господствует предрассудок, что, - хотя из того, что у каждого есть глаза и руки, не следует, что он сумеет сшить сапоги, если ему дадут кожу и инструменты, - тем не менее каждый непосредственно умеет философствовать и рассуждать о философии, потому, что обладает для этого меркой в виде своего природного разума, как будто он не обладает точно так же меркой для сапога в виде своей ноги…

Будто и впрямь овладение философией предполагает недостаток знаний и изучения и будто она кончается там, где последние начинаются. С этой стороны особенно необходимо, чтобы философствование снова стало серьезным занятием» (подчеркнуто – мной В.К.)

В заключение, мы еще раз хотим сказать, что проблема понимания предмета философии – это не «один из вопросов», а главнейший и принципиальный вопрос, не уяснив который, все остальное в философии просто теряет значение, вернее, становится бессмысленным. Поэтому, если кто-то хочет просто отмахнуться от этой проблемы и идти дальше, то это означает пуститься в плавание наобум. Настоящая программа ориентирована на серьезного вдумчивого читателя, желающего одного – научиться мыслить, и многое понять. В этом заключается основная дидактическая задача философского образования.

К сожалению, на этом нам предстоит завершить формулировку «пролегоменов» в качестве основных теоретических характеристик сущности предмета философии и круга ее основных проблем. Формат учебного пособия не позволяет более полно развернуть наше концептуальное понимание этого сложного вопроса. Однако и того, что сказано, вполне достаточно, для понимания нашей точки зрения. Остальное пусть внимательно осмысливает вдумчивый читатель.

СОДЕРЖАНИЕ ПРОГРАММЫ КУРСА