Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Введение. О предмете и предпосылках философии





Ноговицын Олег Михайлович

ОНТОЛОГИЯ ФОРМЫ

 

Санкт-Петербург


Введение. О предмете и предпосылках философии

 

Предметом философии служит бытие. Все другие науки заведомо признают свой предмет существующим и исследуют свойства, закономерности, границы этого предмета, но не вопрос о его существовании, или бытии. Например, биология изучает живые организмы. Ее интересует, что такое «живое» и чем оно отличается от неживого. Этим биология задает границы своего предмета. Биологию также интересуют свойства, классификации живого, общие и частные законы, которым живое подчиняется, и многое другое. Но биология не задается вопросом, существует ли живое, другими словами, не является ли то, чем она занимается, иллюзией, плодом воображения, ошибкой. Почему биология считает свой предмет действительно существующим, а не родом иллюзии? Любой биолог ответит, что это дело не его науки и что его наука занимается критериями живого, а не критериями существования. И будет прав.

Возьмем другой пример. Врач исходит из того, что в живом организме существует норма и аномалия, отклонение от нормы. Его дело, как врача, определить, что является нормой для данного организма и оградить ее от нарушений. При этом в медицине существует много разных школ и столько разных направлений, что то, что для одной школы является нормой, для другой может оказаться глубокой аномалией. Казалось бы, такое разнообразие подходов к норме естественным образом порождает вопрос, существует ли норма как таковая; другими словами, существует ли у медицины свой предмет или же он является плодом воображения? Однако врач, до тех пор пока он остается врачом, подобным вопросом задаваться не станет. Врач ищет норму, спорит с другими врачами о том, что надо считать нормой, но не сомневается в том, что норма существует. Если врач усомнится в этом, ему придется решать проблему, выходящую за пределы медицины, а именно, отвечать на вопрос, почему мы вообще считаем что-то существующим, а что-то не существующим, на каком основании мы одно признаем за истину, а другое – за ложь. Занявшись или даже задавшись этим вопросом, врач, очевидно, перестанет быть врачом и станет философом. И никто из нас не пойдет к врачу, который не знает, отличается ли болезнь от здоровья.

Так обстоит дело во всех науках, даже в тех, где предмет очевидно не является существующим, т. е. встречающимся в природе. Всякому математику, например, ясно, что число не является физической реальностью, т. е. реальностью в том смысле, как живой организм и его норма, и что число, так или иначе, в той или иной степени, является продуктом сознания. Тем не менее математик берет число как существующее, чтобы исследовать его свойства, закономерности и прочее. Математика как математика в высшей степени интересует, что такое число, и совершенно не интересует, есть ли число.

Таким образом, науки, вообще сферы духовной жизни человека, следует разделить, во-первых, на конечные, или содержательные, которые заведомо, без специального обсуждения признают свой предмет существующим. Для таких областей знания и деятельности определить предмет – значит ограничить. Главный интерес в этих сферах сосредоточен на том, чт о есть. И во-вторых, на те сферы, которые исследуют не содержание как таковое, а то в содержании, что указывает на бытие или небытие предмета. Содержание здесь также имеет важнейшее значение, но только в отношении бытия и небытия. При этом всякое утверждение или суждение бытия должно носить всеобщий характер и не зависеть от конкретного предмета, который в данный момент рассматривается. Ведь чтобы утверждать, что предмет существует или не существует, я должен сначала объяснить, почему вообще считаю что-либо существующим и несуществующим, должен сначала решить вопрос о существовании независимо от того или иного конкретного предмета.

Это не значит, что решение, или утверждение существования, не вносит в мир никакой определенности. В этом случае оно просто не имело бы смысла. Но это утверждение, примененное к любому предмету, делит мир на существующее и несуществующее, действительное и иллюзорное, истинное и ложное, устанавливает в качестве предмета существующее.

Не следует думать, что вопрос о бытии интересует только философию. Задолго до появления философии этот вопрос был совершенно отчетливо поставлен в мифологии. Мифология утверждает, что всякий предмет, всякое связанное с предметом занятие божественно. Бог – это то, что не имеет предела и не встречает себе сопротивления. В этом смысле, например, боги греческой мифологии – действительные боги. Афродита – богиня красоты и любви – в своей сфере господствует абсолютно. Более того, она не нуждается в существовании других богов, потому что мир может быть целиком описан в терминах красоты или в терминах любви. Другие начала и другие смыслы, например, истина или справедливость, не имеют к красоте никакого отношения. Красота истинна или ложна? Этот вопрос не только не имеет решения, но не имеет и смысла. Поэтому Афродита как богиня ничем не ограничена и ничему не подвластна. Зевса называют отцом богов и властителем, но это не означает, что он властен войти в сферу другого бога. Так же как Афродита – воплощенная красота, Зевс – воплощение власти и силы. Зевс не больше и не меньше, а точно так же, как Афродита, завершен в своей области.

Поскольку каждый греческий бог бесконечен и распространяет свой смысл на весь мир без каких-либо ограничений, он воплощает бытие. Первое определение бытия, следовательно, состоит в бесконечности. Нечто, например, красота, безусловно существует, если не имеет границ. Поскольку смыслы, которые воплощают боги, различны и равнодушны друг другу, постольку эти смыслы наделены бытием. Поскольку смыслов много и каждый охватывает собой весь мир, возникает как бы множество равнодостойных и равно существующих миров: мир Афродиты, мир Зевса, мир Афины.

Как только греческий бог выходит за пределы своей области, он, напротив, оказывается чистым небытием. Как смешон, нелеп, лжив и коварен Зевс в своих бесконечных любовных похождениях! Бог торговли – лукавый Гермес (разве возможна торговля без лукавства?) – еще ребенком легко обманывает зрелого и воплощающего собой науку и мудрость Аполлона. И в этом нет ничего удивительного, ведь мудрость – одно, а лукавство – другое. Может показаться странным, как греки могли всерьез относиться к своим богам, к тому же Зевсу, зная за ними столько недостатков. Но дело в том, что Зевс может быть сколь угодно несовершенен и жалок во всех областях, кроме своей, и все сомнительные истории Зевса никак не могли поколебать в глазах греков его совершенства в силе и власти. Зевс не является богом мудрости, нет ничего странного в том, что он лишен дара предвидения и, силой овладев Прометеем, не в силах овладеть его знаниями. Как боги-миры равнодушны друг к другу, так и люди равнодушны к тому, что происходит с богами за пределами их собственного мира.

Среди греческих богов нет иерархии. И это понятно: разве может бог, в котором, по определению, заключена вся полнота существования, быть чему-то подвластным? Поэтому всякое дело и всякий смысл (а дело и смысл для грека-язычника возможны только в боге и через бога) совершенно самодостаточны, не подчинены никакому другому делу и смыслу. Если человек в служении Аполлону пишет стихи, то бессмысленно ставить вопрос: зачем, ради какой цели он это делает. Цель стихосложения заключена в нем самом. Греческое искусство поэтому в высшей степени лишено назидательности. То же относится к любви. В греческом представлении человек, пораженный страстью, может совершать во имя этой страсти и великие подвиги, и величайшие безумства, потому что он ищет цели и совершенства в самой любви, а не в ее последствиях нравственных, политических, религиозных и пр. Как сама Афродита остается равнодушной к таким вещам, как благоразумие, истина, польза и т. д., так и человек в служении Афродите становится безразличным ко всему, кроме любви и красоты.

Поскольку цель всякого делания – в нем самом, то единственным критерием для грека становится совершенство самого делания, а более определенно – соблюдение меры и избегание крайностей в самом этом деле. Мера – основной принцип не только мифологии, но и всей греческой культуры. Аристотель – величайший философ, во многом завершавший древнегреческую философскую и культурную традицию, – утверждал, что мера есть высшее совершенство всякого дела. Например, воинское искусство требует не просто смелости, потому что смелость без осторожности противна этому искусству, и не только осторожности, которая без смелости превращается в трусость, но меры того и другого. Однако требование меры вытекает из более общего основания – служения какому-то смыслу, или богу, как таковому. Если для тебя цель поэзии – в самой поэзии, мир поэзии в данный момент является для тебя единственным и завершенным миром, – то этот мир не может не быть гармоничным, и твое занятие поэзией совершенным. Напротив, привнесение в этот мир иных, чуждых ему целей, даже «возвышенных», нравственных и пр., неизбежно ведет к разрушению гармонии.

В диалогах Платона можно встретить много рассуждений о том, что только невежда и безумец, изучая, скажем, музыку, стремится к чему-то большему, нежели просто стать музыкантом: «больше» так же неуместно в освоении музыки, как и «меньше», точно так же разрушает истину или «середину». Стать наилучшим музыкантом – значит стать собственно музыкантом. Вот пример такого рассуждения:

– А как, по-твоему, уважаемый Фрасимах, знаток музыки, настраивая лиру, этим натягиванием и отпусканием струн притязает ли на что-нибудь большее, чем быть знатоком?

– По-моему нет...

– А врач? Назначая ту или иную пищу или питье, притязает ли он этим на что-то большее, чем быть врачом и знать врачебное дело?

– Нет, нисколько...

– А невежда? Разве он не притязал бы на большее в сравнении со знатоком?

– Возможно... [1].

Врач – не более (и не менее) чем врач; музыкант – не что иное, как музыкант: таково условие гармонии. Таков же смысл высказывания, приписываемого Пифагору: чтобы изучать геометрию, достаточно стать геометром. Таким образом, бытие, т. е. всеобщность, завершенность смысла, который в данный момент занимает тебя, является условием меры.

Отсюда видно, что мифологическое сознание не знает о единстве мира, о том Смысле, который бы соединял и вмещал в себя все остальные. Языческое сознание останавливается на множестве миров, т. е. является многобожием. Трудность, причем принципиальная, если угодно, логическая трудность для этого сознания заключается в том, что все миры закончены в себе и равнодостойны. Поэтому, строго говоря, остается непонятным, существует один мир или множество миров. В самом деле, если я существую в каком-то одном мире и ищу совершенства, то для меня существует только этот мир. И в то же время я понимаю, что мог бы существовать в любом из других миров, столь же законченных в себе и совершенных. Эта проблема может быть выражена как внутреннее противоречие человека, противоречие его сознания, или его «я». Дело в том, что всякий смысл – это форма, которая придает содержанию мира какую-то определенность и упорядоченность. Описывая мир (камень, стул, человека) в терминах красоты, мы придаем ему определенную форму. То же самое происходит, когда мы описываем мир в терминах истины, закона или торговой выгоды. Когда мы говорили о различных мирах, мы на самом деле говорили о различных смыслах, приписываемых содержанию мира. Согласно греческой мифологии, мир сам по себе – хаос, в который боги привносят смысл. И вот когда человек сосредоточен на каком-то одном смысле, он должен усилием сознания как бы удерживать этот смысл в себе. Например, поэт, что бы он ни описывал в своих стихах – битвы, любовь или торговую сделку, всегда является поэтом. Точно также торговец: чем бы он ни торговал, – остается приверженным выгоде. Поэт берет самый, казалось бы, непоэтичный предмет и слагает о нем совершенные стихи. Сколько бы ни уверяли торговца, что есть вещи непродающиеся или бесценные, он всему назначит цену. Это удержание одного смысла во всем, что ты делаешь, способность уловить и осознать одну форму в самом разнообразном содержании на философском языке называется единством самосознания: человек сознает себя как одно во многом, как личность среди вещей.

И что же? Этот человек, постигший себя как единую, сознающую себя форму, которая именно потому, что сохраняет себя, вносит в мир определенный смысл и порядок, – этот человек понимает, что может изменить смысл, который несет в мир, и этим изменить сам мир. (Ведь мир без смысла – хаос.) Человек сознает себя как одну-единственную форму и как великое множество форм. Что скажет о себе такой человек? Когда я поэт – то поэт, когда я воин – то воин. Но существует ли то Я, которое сохраняет и объемлет собой все формы? Этот вопрос для языческого сознания остается без ответа. Важно понять, что этот вопрос возможен и важен для такого сознания, потому что ему знакомо единство. Согласно языческому миропониманию, всякое событие, всякое дело состоит в сохранении определенной формы – например, поэтической – среди разнообразного содержания: человек не просто строит дом, как птица строит гнездо, но сознает, какой именно смысл в данный момент он вносит в мир. Но беда в том, что в следующий момент (в иной период своей жизни) человек сознает себя как другое единство. Поскольку в новом деле человек снова сознает себя в единстве смысла, который он вносит в мир, встает вопрос: как соотносятся между собой эти разные единства? И если единство человека есть его «я», то как соотносятся между собой эти разные «я»? Если бы у человека не было сознания и «я», все было бы очень просто: были бы люди-строители, люди-воины и пр., подобно разделению функций у животных. Но человеческое «я» прежде, чем оно превратится в другое «я», должно умереть.

Всякий греческий миф имеет несколько (подчас много) уровней глубины, или понимания. Он может быть воспринят как история или сказка, потому что имеет сюжет. Но за сюжетом всегда скрыт общий, чаще всего трагический смысл. В мифе о Кроносе тоже есть сюжет: боясь, что один из детей отнимет у него власть, он пожирает каждого своего ребенка, как только тот появляется на свет. Но вспомним, что Кронос – это время и суть времени в том, что порождаемое им оно же и уничтожает.

Вспомним больше: проблема и противоречие человеческого «я» состоит в том, что в один момент жизни оно осуществляет один смысл, который объемлет собой все многообразие мира, потому что смысл и «я», несущее этот смысл, божественны. Но в другой момент это уже иное «я», вытесняющее собой прежнее. Человек сам себя пожирает, чтобы возродиться вновь. Другими словами, Кронос – не просто время, порождающее и уничтожающее вещи, но и сознание, которое само себя – как отец в своих детях – убивает и создает. Следовательно, человеческое сознание заключает то же самое противоречие между единым и многим, только это противоречие выражено во времени.

Мы ничего не знаем о мире, а знаем только о тех смыслах, которыми его наделяем. Мы не знаем, каков на самом деле мир: прекрасен ли он, как это видится Афродите, но при этом безразличен к справедливости, или наоборот, устроен разумно и справедливо, но лишен красоты и страсти. Одного-единственного, «действительного» мира просто нет. Точно также нет единого, всегда тождественного себе «я».

Человеческое «я» вновь и вновь возрождается в качестве абсолютного, – единого и единственного – смысла. Противоречие заключается в том, что человек осмысливает мир, т. е. сводит его к единству, и этим единством является он сам, его сознание; и в то же время жизнь человека состоит из множества никак во времени не связанных жизней и смыслов. Человек «несется» в хаосе миров, не в силах понять то, что с ним происходит. Лишенная единства, жизнь лишается смысла.

 


Date: 2015-09-27; view: 252; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию