ГЛАВА 24. Было холодно, когда я наконец проснулась

СИДНИ

Было холодно, когда я наконец проснулась. Я постепенно выходила из темноты, я пролежала без сновидений довольно долгое время, и понятия не имела, как долго я ехала в фургоне со своей семьей. Судя по сухости во рту и путающимся мыслям, какие-то наркотики все еще оставались в моем теле, но в таком количестве, что я наконец-то пришла в сознание.
Я лежала на грубом, неровном, бетонном полу, который не проводил тепла и был еще более неудобным потому, что был влажным. Он добавлял холод, который уже начал просачиваться в мои кости, и я медленно и неловко приняла сидячее положение, затем обняла себя в слабых попытках согреться. В сырой камере было не больше пятидесяти градусов[16], и тот факт, что я была голой, нисколько не помогал.

Комната тоже была черной. Глубоко черной. Я бывала в темноте раньше, но эта была непроницаемой. Не было ничего, даже капельки света, чтобы мои глаза могли привыкнуть. Чернота была почти ощутимой, тяжелой и густой. Мне пришлось полагаться на мои ощущения, чтобы получить хоть малейшее представление, на чем я сижу, а в этой зловещей тишине мой слух не уловил никакого звука.

Мои зубы начали стучать, и я подтянула колени к телу, морщась от того, что жесткий пол царапал кожу. Я свернулась в клубок, насколько могла, мне едва верилось, что только что я была в пустыне. Как давно это было? Я понятия не имела, даже не знала, где я находилась. Действие наркотиков, что они дали мне, должно прекратиться с течением времени. Это могли быть несколько дней или же минут после моего похищения.

– Здравствуй, Сидни.

Голос прозвучал без предупреждения, казалось, он звучал в каждой части камеры, эхом отражаясь от стен. Это была женщина, но звук был синтезирован, как будто она говорила через фильтр. Я ничего не сказала, но подняла голову и неуклонно смотрела прямо перед собой. Если эта комната оборудована звуковой системой, то в ней, вероятнее всего, есть и камеры ночного видения, позволяющие наблюдать за мной. Алхимики могли отрезать мои чувства, но они, несомненно, убедились в том, что у них будут преимущества.

– Ты знаешь, где ты находишься? – спросил голос.

Я несколько раз сглотнула, прежде чем мой язык смог формировать слова.

– У похитителей, являющихся больными вуайеристами, которые прячутся от голой

девушки?

– Ты единственная, кто болен, Сидни, – голос не имел ни каких эмоций. – Темнота, которая окружает тебя, никак несравнима с темнотой твоей оскверненной души. Мы здесь для того, чтобы помочь тебе изгнать это.

– Я даже не предполагаю, что вы можете помочь мне с одеждой или одеялом?

– Ты возродилась в мире, холодная и обнаженная, и получила новый шанс спасти себя.

Я снова положила свои руки на колени и не ответила. Они могли сформулировать это разными метафорами, какими бы не пожелали, но я отлично знала, что вид лишения был психологической технологией, пытающейся сломать меня. Следующие слова подтвердили это.

– Чем больше ты будешь готова объединиться с нами в твоем спасении, тем более комфортным мы сделаем твое пребывание здесь.

Как будто по команде, мой желудок заурчал, мне снова стало интересно, сколько времени прошло.

– Заберите себе свой комфорт. Меня не нужно спасать.

– Все, с чем ты пришла, было уничтожено, с одним единственным исключением. Это признак нашей доброй воли. Мы делаем это не для того, чтобы быть жестокими. Мы хотим помочь тебе.

Я промолчала.

– Эта вещь в камере, если она тебе нужна, – добавил голос.

Это уже началось: игры разума алхимиков. Я не знала, чего ожидать от переобучения. Причина, по которой это все окутано такой таинственностью, несомненно, внушает страх. Конечно же, я представляла психические и физические пытки. Если бы вы хотели переделать людей, вам бы пришлось сначала сломать их.

Голос больше ничего не сказал, и я поклялась не поддаваться на эти уловки. И, тем не менее, чем дольше я там сидела, тем любопытнее становилось. С помощью какого элемента они попытаются подчинить меня себе? Если это был только один элемент. Я знала, что не должна подчиняться им. Я знала, что перечить им было лучше всего. Однако любопытство съедало меня, и я не имела представления, что еще было в этой комнате. Не помешало бы разведать.

Я встала, удивленная, насколько слабы мои ноги. Я чувствовала небольшое головокружение, но в темноте было непонятно, насколько большая эта комната. Осторожно я двинулась вперед, вытянув руки. Это не заняло много времени, так как я врезалась в стену. Ее поверхность была такой же холодной, как и все остальное здесь, но текстура была плавной, с врезанными в нее линиями, я решила, что это кирпич или плитка. Или отсеки для динамиков и камер?

Моя разведка оказалась краткой. Камера, по-видимому, была около двенадцати или восьми футов. Не было явных дверей. Маленький туалет и раковина стояли в углу, ни чем не прикрытые, что означало еще большее унижение от этого эксперимента. На ощупь, мне удалось включить кран. Вода не сильно отличалась от льда, но у нее не было странного запаха или вкуса, так что я сложила руки, чтобы попить, вдруг почувствовав жажду. Рядом с раковиной висел небольшой ручной распылитель, встроенный в стену, от него пахло антисептиком. Я почти улыбнулась. Даже в условиях тюрьмы и пыток алхимики придерживались своих гигиенических стандартов.

Не найдя ничего другого, я вернулась к своему первоначальному месту на полу.

– Хорошо сыграно, – сказала я. – Я думаю, вы поймали меня.

Ничего. Через несколько секунд мне в голову пришла идея исследовать пол. Я знала, что они наблюдали за мной, и мне пришлось прогнать прочь мою стеснительность, чтобы осмотреть пол. Я ощупывала руками каждый дюйм грубой поверхности. Единственное, что я получила, – это боль в коленях.

– Здесь ничего нет, – сказала я. – Надеюсь, вы насладились шоу. Я осмотрела все.

Яркий свет внезапно осветил меня, и после этой темноты я закричала и прикрыла свои глаза от шока.

– Больно, не так ли? – спросил голос. – После жизни в темноте, трудно вернуться к свету.

Потребовалось много времени, чтобы привыкнуть. Даже когда я смогла убрать руки, по-прежнему приходилось щуриться. Я шагнула вперед и увидела, что свет идет из квадрата в стене. Как я и думала, в стену было встроено несколько отсеков. Один из них был сделан из стекла, что позволило мне заглянуть внутрь. Он оказался небольшим, но все же достаточно вместительным, чтобы в нем могла поместиться лампочка, источающая ослепительный свет...

...и крестик Адриана.

Сопротивление, которого я старалась придерживаться, начинало рушиться, но я быстро спохватилась, зная, что не могу показать им свои чувства. Тем не менее, я не смогла удержаться от того, чтобы провести пальцами вдоль поверхности стекла, пока с болью смотрела на крест. Они ничего с ним не сделали. Небольшой деревянный крест оставался точно таким же, окрашенный в нежный голубой цвет, нанизанный на тонкую цепочку.

– Ты не имеешь права носить этот святой символ, – произнес голос, – но мы приняли это за хороший знак, то, что ты носишь эту вещь на виду у всех. Это говорит о том, что, независимо от того, насколько далеко ты зашла, насколько ты повреждена, часть тебя стремится вернуться к чистоте на праведный путь.

– Я уже на этом пути, – сказала я, будучи не в состоянии оторвать взгляд от крестика, – я на этом пути уже очень долгое время.

– Нет. Ты отклонилась от него, тем самым унизив себя. Ты погрязла в нечестивости, что противоречит всем правилам природы и спасения. Когда ты сможешь это признать, когда сможешь признаться в своих грехах, ты сможешь получить своей крест обратно.

Моя рука, по-прежнему прижимавшаяся к стеклу, дернулась от необходимости прикоснуться к крестику, чтобы иметь хоть какую-то часть Адриана. Холод, мучивший меня еще мгновение назад, сдал свои позиции, как только мысли о нем затопили мой разум и сердце. Адриан, с его легкой улыбкой и захватывающими зелеными глазами. Адриан, руки которого крепко обнимали меня, прижимая к своему сердцу. Адриан, который переборол себя, делая правильные вещи. Адриан, с его непоколебимой верой в меня.

Если бы я могла взять крестик, если бы я могла прикоснуться к нему, то тогда бы расстояния и препятствия между нами утратили бы всякий смысл. Конечно, я смогу все выдержать, независимо от того, что они собираются со мной сделать.

Это один из них, поняла я. Это козырь в их руках. Они хотели дать мне крестик. Если я приму это, если я признаю их обвинения, я стану ближе к Адриану. Независимо от того, насколько сильно я хотела получить крест, если я повинуюсь им, это будет означать, что я против него, что я повернулась спиной ко всему, над чем так упорно работала. Медленно, мучительно, я убрала руку и сжала ее в кулак. Я не нуждаюсь в физическом объекте, чтобы он напоминал мне о моей любви. Я уже носила его в моем сердце, чего было достаточно, чтобы пройти через это.

– Мне не в чем признаваться, – сказала я сквозь стиснутые зубы.

– Тебе есть, в чем признаться, – сказал голос, – но нужно начинать с малого. Сделай один шаг на пути к спасению. Скажи: «Я согрешила против моего собственного рода и, пусть моя душа повреждена, я готова принять очищение от тьмы». Скажи эти слова, и для тебя все станет гораздо проще. Ты сможешь получить свой крест. Ты сможешь получить одеяло. Ты сможешь получить еду. Так или иначе, но мы изгоним тьму из тебя, но если ты будешь отказываться от сотрудничества, у нас есть методы, к которым, к сожалению, мы должны будем прибегнуть... неприятные методы.

Волна страха возросла во мне, и я решительно ее оттолкнула. Я кинула на крестик последний, голодный взгляд и попыталась сосредоточиться не на этой вещи, а на любви в глазах Адриана, когда он подарил его мне. Я отвернулась и пошла в противоположную сторону комнаты.

– Мне не в чем признаваться, – повторила я.

– Тогда ты не оставляешь нам выбора, – произнес голос. – Это разочаровывает нас и очень, очень огорчает.

Свет в коробке погас, погружая крестик и меня, во тьму. Моя голова начала кружиться, и я поняла, что они как-то вернули наркотики в мою систему снова, затаскивая меня обратно в мир без сновидений. Была ли это вода?

Так или иначе, но мы изгоним тьму из тебя, но если ты будешь отказываться от сотрудничества, у нас есть методы, к которым, к сожалению, мы должны будем прибегнуть... неприятные методы.

– Ладно, – проговорила я прежде, чем осесть на пол, – давайте посмотрим, что у вас есть.

БЛАГОДАРНОСТИ

«Пламенное Сердце» - новое начинание для меня, как видите, это – первый раз, когда мы действительно следовали за двумя персонажами в мире мороев. Это был захватывающий проект, и я, возможно, не сделала бы этого без поддержки многих, многих людей. Я очень благодарна моей семье и друзьям, особенно моему замечательному мужу и сыну, за их постоянную любовь и черлидинг. Большое спасибо происходит также удивительной издательской команде, которая делает эти книги возможными: моему литературному экстраординарному агенту, Джиму МакКарти из Dystel и Годерихе, и моего редактора супер-пациента Razorbill, Джессике Алмон. Наконец, благодарю вас, мои замечательные читатели, которые постоянно вдохновляют меня писать. Мы находимся в середине серии, так что вы знаете, что все будет грубо для персонажей, но висят там! Это того стоит.

[1] по Фаренгейту, около 10° по Цельсию (Здесь и далее прим. переводчика)

[2] Гиннесс – ирландское пиво

[3] Синко де Майо (исп. Cinco de mayo – пятое мая) – национальный праздник Мексики в честь победы мексиканских войск в битве при Пуэбла 5 мая 1862 г.

[4] С англ. «perfect cleavage» можно перевести не только как «совершенный распад», но и как «совершенное декольте»

[5] Узо – анисовый ликер

[6] Супер Боул – финальная игра за звание чемпиона Национальной футбольной лиги (НФЛ) Соединенных Штатов Америки

[7] Сулваки – гамбургер

[8] Тренер – самолет

[9] General Education Diploma – диплом об общем (среднем) образовании; выдаётся сдавшим тесты по программе средней школы

[10] фр. «шоколад»

[11] рок–группа

[12] «Evian» – французский бренд минеральной воды класса премиум, разливаемой из нескольких источников в окрестностях города Эвиан–ле–Бен, на южном берегу Женевского озера. С 1970 года бренд принадлежит компании Danone.

[13] Мука, поджаренная в масле (как заправка для соуса)

[14] Сиеста – полуденный отдых, послеобеденный сон, как правило, в жарких странах.

[15] Андуй – колбаса, обычно из свиных субпродуктов.

[16] По Фаренгейту, равно десяти градусам по Цельсию