Золотые глаза

Наталия Осояну

Первая печать

Текст предоставлен издательством «Эксмо» http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=179539

«Первая печать»: Эксмо; М.:; 2009

ISBN 978‑5‑699‑32652‑5

Аннотация

Его зовут Теймар Парцелл. Он – грешник, человек, однажды изменивший свою природу, нежеланный гость в любом человеческом селении. Нежеланный, но необходимый! Его махолет появляется там, куда приходит беда. Город Эйлам много лет назад был атакован морем, и часть его исчезла в бушующих волнах, но это была не просто природная катастрофа, это было вторжение магической пелены, которую стали называть навью. Древние духи, столетиями скрывавшиеся в недрах Медвежьей горы, вырвались на свободу и превратили жизнь горожан в чудовищный кошмар. И только изгой Парцелл оказался способен спасти их. И сделал он это не ради людей, наивно считающих себя безгрешными, а ради одной‑единственной девушки по имени Фиоре, душу которой терзала владычица нави Черная хозяйка.

Наталия Осояну

Первая печать

Часть I

Зимняя стужа

Пролог

День был ясным и спокойным, но ближе к вечеру с окрестных гор в долину спустилась снежная буря и устроилась на ночлег. Еще до того, как она обрушилась на Визен, жители этого небольшого городка успели как следует подготовиться к приходу незваной гостьи: крепко заперли ставни, разожгли поярче огонь в очагах и запаслись лопатами на тот случай, если снега наметет слишком много. Хуже всех пришлось престарелому смотрителю визенского маяка: потирая больную спину, он взял фонарь и отправился на вершину башни, чтобы сменить цвет стекол в ее окнах с зеленого на красный, означавший «опасность». Смотритель по опыту знал, что настоящая опасность для воздухоплавателей возникнет лишь через несколько дней, когда они потянутся целыми караванами на Зимнюю ярмарку в Керлене, а до тех пор погода должна была исправиться… но порядок есть порядок.

Он поднялся по скрипучей темной лестнице и вошел в маленькую круглую комнату, посреди которой днем и ночью горело холодное белое пламя. Снаружи завывал ветер, а внутри царили сквозняки; огонь же совсем не грел, потому что знаки, покрывавшие очаг, приказывали ему лишь светить. Смотритель поставил на пол фонарь и вдруг понял, что забыл листочки с печатями на столе в своей комнате. Такого с ним раньше не случалось… хотя, быть может, он и об этом успел позабыть? Сокрушенно вздохнув, старик снял с пояса пенал, в котором лежали кисть и маленькая чернильница с плотно завинчивающейся крышкой. Давным‑давно – сколько кистей стерлось с той поры? – предыдущий хозяин маяка подарил эту чернильницу своему юному ученику и строго‑настрого наказал не расставаться с нею. Что ж, этот совет не раз оказывался полезным.

Теперь следовало обойти все окна и на каждом нарисовать печать согласно той стороне света, куда оно было обращено. Эти печати за годы службы стали для смотрителя кем‑то вроде закадычных приятелей, он узнавал их не только по виду, но и по характеру: Южная сплошь состояла из извилистых линий, напоминавших о морских волнах, плескавшихся где‑то далеко; Западная ершилась ветками сосен и вздымала к небу крутые пики меловых утесов; Восточная блистала острыми гранями драгоценных камней, а Северная походила на один из тех узоров, что рисует на стекле сама госпожа Зимняя стужа. Смотритель мог нарисовать эти печати в кромешной тьме и под палящим солнцем, левой рукой и кистью, зажатой в зубах.

На недолгое время удалось забыть о спине. Черная тушь на льдисто‑зеленых стеклах быстро выцветала, но в нижней части окон уже зарождался тревожный багрянец: те, кто идут с севера, востока и юга, должны были его заметить и повернуть назад, сигнализируя по дороге всем встречным, что в Визене бушует стихия и сейчас туда лучше не соваться. Оставалось лишь северо‑западное окно, когда вероломная боль сверлом вгрызлась в поясницу, и смотритель чуть не выронил кисть. «Проклятье… – пробормотал старик. – Как некстати…»

На то, чтобы помассировать больное место, а потом с трудом разогнуть спину, ушло несколько минут, а их ценой вполне могла оказаться чья‑то жизнь. Смотритель, мрачнея, нарисовал последнюю печать. Что‑то исправить было уже невозможно, и он просто ушел, чуть было не позабыв фонарь, чей огонек в присутствии белого пламени маяка присмирел и затаился.

Само же пламя, оставшись в одиночестве, продолжало равнодушно гореть.

Золотые глаза

Вечер выдался на редкость суматошный, хотя вся суматоха выпала на долю Дженны, а Ивер сидела у окна и притворялась, будто рассматривает морозные узоры на стекле. Вышло так, что все восемь пассажиров отставшего от расписания махолета решили поселиться в гостинице «Горицвет» – и это как раз в тот день, когда родители Дженны и Ивер отправилась в Керлен по делам, повар Тилли наконец‑то получил выходной, который слезно вымаливал вот уже недели две, а обе горничные дружно заболели и на работу не явились. В общем, Дженне пришлось самой расселять постояльцев, готовить им ужин да еще и успокаивать, говоря, что разыгравшаяся непогода не столь страшна, как кажется на первый взгляд. «Опасности нет, – раз за разом повторяла Дженна, нервно потирая ключ‑кольцо. – Так бывает в наших краях, это всего лишь буря! К утру она притихнет, вот увидите!»

Ну да, конечно. Ивер мрачно усмехнулась. Всего‑то месяц назад во время такой же «всего лишь бури» подмастерье мэтра Клауса, визенского портного, насмерть замерз в квартале от лавки, да и вообще этой зимой ледяные фаэ лютовали, как никогда…

На стекле расцветали ледяные ромашки – гнули тонкие стебли под холодным ветром, упрямо тянулись к невидимому солнцу. За спиной Ивер постояльцы устраивались в общем зале, явно собираясь коротать вечер в обществе друг друга; впрочем, ненастная погода всегда сближает даже совершенно чужих людей. У камина сидел щуплый старик, чьи редкие седые волосы были стянуты в мышиный хвост, а одежда поражала обилием карманов и складок; он меньше всех донимал Дженну расспросами о погоде, зато курил трубку, и от странно пахнущего дыма щипало глаза тем, кого угораздило оказаться поблизости. Широкоплечий верзила, в котором по осанке можно было признать бывшего солдата, все пытался разговорить другого постояльца, высокого и худого человека в черной одежде, но тот лишь хмурил брови и отвечал односложно, с видимой неохотой. Поодаль расположились юноша и девушка – оба светловолосые, красивые и какие‑то неземные; они переговаривались вполголоса и почти не разнимали рук, словно были прикованы друг к другу цепью. Судя по многослойным шелковым одеяниям, украшенным изображениями птиц и цветов, эта пара прибыла откуда‑то с летающих островов – и что только они потеряли в такой глуши, как Визен? Еще двое постояльцев, хорошо знакомые Ивер братья‑торговцы Томас и Тоби по прозвищу Рыжий, играли в карты, а вот последний гость оказался настоящей загадкой: он все время прятался в дальнем углу и как будто спал сидя, вытянув длинные ноги в потрепанных сапогах и низко надвинув капюшон, под которым лица не было видно вовсе. Он явился в гостиницу последним, и Ивер заметила, как Дженна то и дело поглядывает на странного гостя с опаской: от таких молчаливых путников можно было ждать чего угодно.

Через десять дней начиналась Керленская ярмарка, а это означало, что вскоре гостиница заполнится, но от желающих снять номер все равно отбоя не будет, и Дженне придется каждому объяснять: мест нет. Ивер давно мечтала побывать на ярмарке и испытывала странное чувство всякий раз, провожая взглядом очередной махолет, направлявшийся в сторону Керлена: как будто само время уходило, улетало прочь. Если бы матушка не болела каждую зиму, если бы им не приходилось так много денег тратить на лекарства, если бы Дженна не была все время занята… «Даже не думай! – отрезала старшая сестра, когда Ивер заикнулась о том, что хотела бы поехать в Керлен сама. – Пока тебе не исполнится восемнадцать, из Визена ни ногой!» Этой зимой Ивер отпраздновала свой двенадцатый день рождения. Терпеть оставалось еще шесть бесконечно долгих лет, да разве Дженне, двадцатичетырехлетней старухе, это объяснишь?..

Задумавшись, Ивер не заметила, как начала безотчетно рисовать на стекле, выводя витиеватые узоры: лед плавился от тепла, а потом дорожка, которую оставлял ее тонкий палец, вновь покрывалась прозрачной коркой. Линия… еще одна… и еще… Нарисованное Ивер существо, похожее то ли на бабочку, то ли на стрекозу, с еле слышным скрипом развернуло крылья и приготовилось взлететь, но тут девочка спохватилась и начала торопливо стирать рисунок, не обращая внимания на протестующий писк дьюса. Еще не хватало, чтобы Дженна или кто‑то из постояльцев увидели, что она делает, – выговором не отделаешься, придется целую неделю мыть посуду. «Ну давай же, давай! – бормотала Ивер, но рисунок никак не хотел уходить в небытие. – Исчезни!» Иней крошился, осыпался оплавленными чешуйками, и наконец посреди ледяной ромашковой лужайки появилось окошко размером с ладонь – за ним бушевала метель. Не было видно ни улицы, ни соседних домов, и даже маяк еле‑еле просматривался посреди снежной круговерти.

Отчего‑то его огонь был сегодня ниже, чем обычно. И порою казалось, что он…

– Движется! – С грохотом опрокинув табуретку, девочка вскочила, и тотчас же все взгляды устремились на нее. – Он движется! Дженна, там махолет!!

Наступила тишина. Ивер смешалась: секунду назад она не сомневалась в том, что видела именно махолет, но теперь догадка показалась невероятной. Огонь? Это вполне мог быть мираж, один из опасных фокусов снежных фаэ – они чего только не придумают, чтобы заманить путников в ловушку. И все‑таки видение, посетившее ее лишь на краткий миг, было слишком живым и подробным: огромные когтистые лапы сжимают стрекозу из дерева и металла, а та лишь беспомощно трепыхается, ломая хрупкие крылья, и ее волшебные сияющие глаза вот‑вот погаснут.

Дженна подошла, перевернула табуретку и только после этого выглянула в окно. Против всех ожиданий Ивер, махолет она увидела сразу и сказала, сердито нахмурив брови:

– Надо же! Опять он опоздал зажечь красный сигнал…

– Что там случилось, хозяйка? – спросил тот постоялец, которого Ивер мысленно окрестила Верзилой. – О ком ты так неласково?

– Похоже, наш смотритель маяка не успел вовремя сменить зеленый огонь на красный и какого‑то летуна схватила буря, – ответила Дженна. – Скверно! Он вот‑вот упадет, а на поле‑то сейчас нету никого. В непогоду тамошний люд всегда по домам прячется, уж сколько их ругали – все без толку…

– Я пойду туда! – с этими словами постоялец решительно направился к двери, но дорогу ему преградил старик, чья трубка продолжала исправно дымить.

– Не стоит торопиться, друг мой! – наставительно произнес он скрипучим голосом. – Или вы забыли, что происходит снаружи? Смею напомнить, там разыгрался буран.

– Предлагаешь сидеть тут, греться у очага? – неприязненно спросил Верзила, складывая руки на груди. Он был на добрых две головы выше ростом и угрожающе нависал над стариком, но тот не дрогнул, не отступил. – Предлагаешь спокойно отдыхать, пока там кто‑то погибает?!

– А вам так не терпится замерзнуть, молодой человек? – поинтересовался старик, не скрывая иронии, и «молодой человек» тотчас же рванулся вперед, будто желая на ходу отбросить настырного незнакомца… да так и застыл на полусогнутых ногах и с вытянутой рукой, разинув рот от удивления. Миг спустя он безвольным мешком рухнул на пол и застонал. На широкой груди поверженного Верзилы белела узкая полоска бумаги с нарисованным черной тушью замысловатым знаком – печатью.

«Печатник!» – громко прошептал кто‑то, и старик улыбнулся краем рта. Ивер не верила своим глазам: и это печатник? Тот, кому подвластны создания рук человеческих, дьюсы? Тот, кто может взмахом руки изменить сущность любой рукотворной вещи?!

– Да не смутит никого в этом зале моя скромная внешность! – сказал маг, будто прочитав ее мысли. – Я мэтр Арно, печатник… есть и грамота из Гильдии, ежели хотите проверить истинность моих слов. Она наверху, в сундуке. Но давайте‑ка отложим представления с расшаркиванием на потом, ибо там, снаружи, погибает какой‑то несчастный! Кто готов мне помочь?

Вызвались двое – светловолосый юноша и человек‑загадка, до сих пор сидевший в углу. Когда этот незнакомец подошел ближе и откинул капюшон, Ивер невольно вздрогнула: ей еще не приходилось видеть такого странного лица – жесткого и напрочь лишенного выражения, будто деревянная маска, сработанная на редкость бестолковым подмастерьем. Но глаза у него были живые и ясные.

– Прекрасно! – воскликнул маг и взглянул на Верзилу – невидимые путы, сковывавшие того по рукам и ногам, исчезли, бедолага наконец‑то смог пошевелиться.

– Меня посчитайте… – проворчал он, опасливо косясь на старика‑печатника, но тот спокойно кивнул, словно позабыв о том, что всего лишь несколько минут назад здоровяк обошелся с ним весьма непочтительно.

Больше никто не откликнулся на призыв мэтра Арно: торговцы уткнулись в карты и делали вид, что окружающего мира вовсе не существует, а человек в черном возмущенно фыркнул, как будто в предложении печатника было что‑то оскорбительное. Маг, зажав трубку в зубах, ловко вытряхнул из левого рукава чернильницу на цепочке, из правого – тонкую черную кисточку, а затем нарисовал на груди и на спине каждого из своих спутников печати, которые должны были, по его словам, на время защитить их от холода и ветра. «На время! – повторил он, отступив на шаг назад, будто желая полюбоваться делом своих рук, хотя на самом деле замысловатые знаки почти сразу выцвели. – Надо действовать быстро, а то придется уже нам просить о помощи!» От «Горицвета» до взлетного поля было рукой подать, но когда приоткрыли входную дверь и внутрь ворвалась буря, Ивер вдруг сделалось очень страшно: а если она ошиблась? Если там вовсе не махолет, а что‑то другое, что‑то опасное?..

Четыре человека шагнули за порог и исчезли.

Ивер приникла к оконцу посреди ледяного луга, которое уже подернулось тонкой корочкой, но все еще позволяло увидеть тот самый огонек – он по‑прежнему сражался с бураном, сражался в полном одиночестве и без надежды на победу. «Держись! – пробормотала девочка, прижимаясь щекой к холодному стеклу в тщетном усилии хоть что‑то разглядеть в белой мгле. – Держись, пожалуйста!» Она так увлеклась, что даже не почувствовала, как корни ледяных цветов начали щекотать кожу, подыскивая себе новое местечко для жизни.

Огонек мигнул в последний раз и пропал. Прошла целая вечность до того, как входная дверь отворилась вновь, впустив пять фигур, покрытых снегом с головы до ног.

Пять?!

– Хозяйка, вина подогретого, да быстрее! – громогласно заявил Верзила с порога и потащил к камину незнакомца, который еле переставлял ноги.

Ивер, едва успев разглядеть на вновь прибывшем летную куртку и очки, ринулась на кухню, опередив Дженну. Руки делали привычную работу, а мысли неслись вперед и вперед, словно стайка бойких воробьев. Пилот! Интересно, хоть кто‑то скажет ему, что это она увидела падающий махолет? Было сложно представить, что стало с машиной… хотя если бы та разбилась, он не сидел бы сейчас, живой и здоровый, в общем зале «Горицвета». Так, быть может, заслуги Ивер в его спасении вовсе нет?..

Дженна подошла неслышно, взяла поднос, на котором дымилась большая кружка горячего вина. На протестующий возглас Ивер старшая сестра не обратила ни малейшего внимания.

– Иди в зал, – сказала она вполголоса. – Только не вздумай уронить еще что‑нибудь, я буду ругаться!

Забрала поднос и ушла, не дожидаясь ответа, – не увидела даже, как Ивер показала ей язык. Дженна‑зануда, Дженна‑язва! С детства была такой, потому и замуж не вышла до сих пор…

Когда Ивер вернулась в зал, постояльцы уже собрались вокруг камина и слушали историю о чудесном спасении нового гостя, которая, впрочем, как раз подошла к финалу. Ивер досадливо прикусила губу: что ж, сама виновата.

– …Проще говоря, мне повезло, – проговорил пилот слабым голосом. – У самой земли как будто чьи‑то руки подхватили и опустили мягко, аккуратно. Всего лишь левое крыло сломал, а его отремонтировать нетрудно.

– Так что же, огонь на башне вообще не горел? – поинтересовался мэтр Арно. Печатник расположился на прежнем месте, покуривая трубочку так безмятежно, словно ему не приходилось вставать и отправляться на заснеженное взлетное поле, чтобы спасать чью‑то жизнь.

– Не горел, – ответил пилот.

Он сидел в кресле напротив, уронив голову на руки, и его короткие волосы, мокрые от растаявшего снега, торчали во все стороны. На затылке виднелся ремешок летных очков – должно быть, подумалось Ивер, бедняга еще не пришел в себя после столь чудесного спасения, раз не снял их первым делом вместе с черными кожаными перчатками.

– Его как будто что‑то заслонило, – продолжил незнакомец. – Такая плотная туча, как… как толстое покрывало. Это странно, потому что огни маяка должны быть видны в любую погоду, даже в сильную метель. Впрочем, о чем я говорю? Вы это знаете лучше всех, господин печатник.

Арно от удивления чуть не выронил трубку.

– Вот это да! – проговорил он, восторженно оглядывая собравшихся, будто призывая их в свидетели некоего удивительного события. На самом деле никто, включая Ивер, не понял, что такого необычного было в словах пилота, но маг развеял их недоумение: – Вы что же, сразу поняли, кто из нас четверых печатник?

– Я просто увидел… – Пилот как‑то неопределенно взмахнул рукой и поднял голову.

Его узкое лицо было очень бледным, словно бесцветным; темные очки на кожаном ремешке плотно врезались в щеки и лоб. Хотя глаз не было видно, Ивер ощутила на себе его взгляд и вдруг почувствовала, что в зале становится очень жарко.

«Что происходит?!»

– О‑о, спасибо! – воскликнул незнакомец и схватил чашку с вином, будто не заметив, что она горячая. Может, не почувствовал из‑за перчаток? Ивер окончательно растерялась. – Спасибо… – повторил пилот и, отхлебнув вина, прибавил: – Впору поблагодарить снежных фаэ за то, что привели меня в такое милое местечко.

Дженна принялась уверять гостя, что не стоит перехваливать «Горицвет» – дескать, во время бурана и шалаш покажется королевским дворцом, – а Ивер ошеломленно глядела то на нее, то на незнакомца. Неужели никто не заметил, что этот странный человек выпил обжигающе горячее вино, щедро сдобренное перцем, словно это была вода?!

– Я ваш должник, – с улыбкой проговорил пилот и опять повернулся к печатнику: – А уж вы и ваши друзья, мэтр…

– Друзья? – рассмеялся маг. – Да мы едва знаем друг друга! Я‑то успел представиться, а вот мои спутники… не находите ли, многоуважаемые, что сейчас настал подходящий момент для более близкого знакомства?

– Можете звать меня Гром, – прогудел Верзила. То ли прозвище, то ли настоящее имя подходило ему как нельзя лучше.

– Мое имя Марк, – мелодичным голосом проговорил светловолосый юноша, вновь воссоединившийся со своей спутницей, которая поглядывала на собравшихся с опаской, будто недавно прирученный дикий зверек. – А это моя сестра Белла.

– Карел, – сухо представился человек, чье лишенное эмоций лицо все еще пугало Ивер.

На этом знакомство случайных попутчиков не окончилось: свои имена сообщили торговцы, а хмурый мужчина в черном назвался Симоном и, помедлив, предложил новому постояльцу свои услуги – он был лекарем.

– Нет, благодарю, – ответил пилот и, в два глотка осушив чашку, поставил ее обратно на поднос. – Меня зовут Теймар Парцелл. Я… э‑э… скажем так, путешественник.

– Точнее, бродяга? – насмешливо уточнил Симон, но его никто не услышал.

– Парцелл? – повторил Арно, нахмурившись. – Где‑то я слышал эту фамилию. Хм… что‑то никак не припомню… Мы раньше точно не встречались? Если бы я смог увидеть ваше лицо, то…

– Вы никогда бы меня не забыли, – сказал пилот с коротким смешком.

Странная фраза будто повисла в воздухе, а потом случилось нечто, заставившее всех, кроме печатника и Ивер, отшатнуться в испуге, при этом Ивер не пошевелилась именно потому, что страх сковал ее по рукам и ногам.

Теймар снял очки.

– Ох, Создатель! – почти что взвизгнул Симон, отпрыгивая в сторону от Парцелла, будто на месте пилота появилась ядовитая гадина. – Грешник! Исчезни, адово отродье!

– Исчезнуть? – переспросил с ухмылкой Парцелл. На его бледном лице сияли искусственные глаза – полностью золотые, без белков. Грешник. Ивер зажмурилась, пытаясь удержать внезапные слезы: тот, кого она спасла, не был человеком… точнее, уже не был. – Ох, боюсь, не получится. По крайней мере, до окончания бури вам придется меня потерпеть.

Благодушное настроение собравшихся исчезло без следа. Симон не пытался скрыть своего отвращения, а остальные попросту боялись приближаться к грешнику, который по‑прежнему сидел в кресле и спокойно наблюдал за ними… ох, нет. Ивер сглотнула, ощутив, что Парцелл смотрит именно на нее, хотя это и не было заметно сразу: из‑за того, что в его глазах не было зрачков, направление взгляда угадывалось лишь приблизительно.

– Оч‑чень любопытно, – проговорил мэтр Арно. Волнение печатника выдавала лишь внезапно погасшая трубка. – Встречались мне искусственные пальцы, ноги, руки, даже уши… но вот глаза вижу впервые. Тонкая работа, ничего не скажешь. Хотелось бы знать чья.

– Одного ныне покойного мастера, – ответил Парцелл. – Из тех, кто приближался к Цитадели семи печатей едва ли на расстояние пушечного выстрела.

– Это я и сам понял, – хмыкнул маг. – Ладно, имя ты мне так просто не выдашь, но…

– Да что вы с ним церемонитесь?! – не выдержал Симон. – Выкинуть его отсюда, и все! Я не стану жить под одной крышей с этой тварью!

– А вот я тебя сейчас сам выкину! – вдруг прорычал Гром и схватил лекаря за шиворот. – Ну? Или так пойдешь?

– Отпустите его! – сказала Дженна; ключ‑кольцо на ее руке полыхнуло, и на мгновение все ощутили внимательный взгляд дьюса, духа гостиницы. Верзила повиновался с явной неохотой. – У нас еще никогда не было драк. Я никого здесь насильно удерживать не хочу, но и выгонять людей на улицу не стану.

– Людей? – презрительно фыркнул Симон, не забыв перед этим отодвинуться подальше от Грома. – Да разве же он человек? Вы подумайте сами, какой силой должен обладать дьюс, чтобы управлять глазами. А если этот демон вырвется на свободу?

– С чего это он должен вырваться? – нахмурился печатник. – Впрочем, как раз его силу я могу легко проверить. Вы позволите?

Парцелл кивнул. Мэтр Арно поднялся, подошел к грешнику и пристально посмотрел в его глаза. Длилось это минуты три, и все присутствовавшие, напряженно ожидая результата, хранили молчание.

– Э‑э… двадцать третий уровень! – провозгласил печатник. – Вполне сопоставимо с дьюсом… предположим, вот этих каминных часов. Несколько меньше, чем я ожидал. Вы хоть цвета‑то различаете?

– Не всегда, – коротко ответил Парцелл. – И не все.

– А печатей, печатей сколько? – не удержался Симон.

Арно сердито взглянул на лекаря.

– Вы что же, ждете от меня профессиональных секретов? Их столько, сколько необходимо. Можете не опасаться, дьюс надежно скован. Слово печатника для вас хоть что‑нибудь значит, милейший?

Такой поворот событий оказался для Симона неожиданным, но лекарь не собирался сдаваться: он огляделся по сторонам в поисках союзников.

– Госпожа, вы ведь со мной согласны?

Светловолосая Белла пряталась за спиной брата и из‑за его плеча глядела на грешника так, словно хотела испепелить несчастного взглядом. Выражение ее лица говорило о чувствах красноречивей всяких слов, и Симона это воодушевило – он затеял новый спор.

А буря за стенами «Горицвета» бушевала все яростнее…

«Отчего ты так спокоен?» – хотела бы спросить Ивер, но не могла набраться смелости. Каково это, смотреть на мир искусственными глазами? Все должно казаться совсем другим, особенным. Да и сам Теймар Парцелл сразу показался ей особенным, еще до того, как снял очки.

«Отчего ты спокоен, когда все вокруг тебя боятся?»

– Хватит пререкаться, – решительно заявила Дженна. Ивер хорошо знала характер сестры: та никогда не меняла принятого решения. Раз сказала, что не прогонит странного гостя, так тому и быть. Впрочем, это вовсе не означало, что Парцелл ей понравился, но доброе имя «Горицвета» было важнее всего. – Он останется, потому что…

– Ну я же сказал, уважаемые! – встрял мэтр Арно, почувствовав, что хозяйке не хватает слов. – Что за глупые предрассудки? Он такой же человек, как я или любой из вас. Право слово, никто из живущих не может быть уверен в том, что завтра ему в глаз не попадет искра из камина или щепка от расколотого полена! И что же, желание вернуть себе зрение – это грех?

– Грешно менять собственное тело, вмешиваясь в замысел Создателя! – провозгласил Симон, словно заправский проповедник. – Есть вещи рукотворные, а есть нерукотворные, и человек относится ко вторым. Все должно идти так, как предначертано свыше! Уж если в чьей‑то книге жизни написано, что быть ему глухим, хромым или слепым, значит, так тому и быть…

– Все, нет моих сил! – Гром сжал кулаки. – Так тому и быть, говоришь? А бывал ли ты когда‑нибудь в приюте для инвалидов? Ты видел, как там живут хромые и слепые?! Да плевать мне на создателя, у которого такие замыслы!!!

– Достаточно! – Грешник вскочил и оказался между лекарем и Верзилой. Двигался он легко, будто танцуя, и рядом с долговязым Симоном и рослым Громом казался маленьким, хрупким. Ивер впервые пришло в голову, что странному гостю, должно быть, нет и двадцати. – Не хочу, чтобы из‑за меня ссорились добрые люди. Раз уж хозяйка не имеет ничего против, я останусь до утра, а там тихо исчезну, никому не показываясь на глаза. Идет?

– Идет! – быстро согласилась Дженна, радуясь возможности предотвратить надвигающуюся драку. – Я покажу вам комнату, господин Парцелл!

Она направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, и грешник двинулся следом, но перед этим повернулся к собравшимся в зале «Горицвета» и отвесил им учтивый поклон. «Кого они видят?» – подумала Ивер, искоса поглядывая на сбитых с толку постояльцев. На нее магия золотых глаз уже не действовала, и поэтому Теймар Парцелл казался именно тем, кем был на самом деле: до полусмерти уставшим человеком.

С уходом грешника все вздохнули свободно: Симон и мэтр Арно заспорили о высоких материях, Карел присоединился к торговцам в их карточной игре, а Марк со своей пугливой сестрой просто сидели молча, погруженные в раздумья. Лишь Гром остался хмурым и встревоженным, словно его тяготило какое‑то давнее воспоминание. Ивер захотелось утешить Верзилу добрым словом, но она хорошо помнила наставления Дженны: не заговаривать с постояльцами, не беспокоить их.

Вновь заскучав, она оглядела зал и вдруг заметила у входной двери большой дорожный мешок, которого там раньше не было. Нахмурившись, перебрала воспоминания прошедшего вечера: четыре человека уходят спасать падающую машину, возвращаются… ах да! Гром потащил Парцелла к огню, а остальные задержались у порога, отряхивая снег с плащей, и кто‑то – вроде бы Карел? – положил на пол этот самый мешок. Должно быть, это вещи грешника, он и впрямь устал, если позабыл о них. Надо сказать Дженне, подумала Ивер. Обязательно рассказать, как только она вернется.

Девочка прикорнула у окна и сама не заметила, как задремала.

…Ясный зимний полдень, лютый мороз. Укрытый белым покрывалом Визен серебрится в лучах холодного солнца: сквозь сугробы прорастают ледяные деревья, в чьих стволах струится бледно‑голубая кровь, а посреди пустынных улиц подымаются маленькие фигурки, похожие на детей, и начинают танцевать. Они танцуют обычно по двое‑трое, но в сильные холода, когда мало кто отваживается высунуть нос на улицу, собирают большие хороводы. Говорят, если кто живой угодит в лапы к этим созданиям, его уже не спасти.

Ивер стоит посреди тихой улицы, одна. На ней теплая шубка и пушистые рукавицы, а новые сапоги ласково льнут к ногам. Отчего же никого нет вокруг? Она оглядывается в поисках своих товарищей по играм, но вместо них видит лишь ледяных плясунов, которые завели танец на соседнем перекрестке. Фаэ движутся бесшумно, даже снег не скрипнет под их тонкими ножками, и от тишины звенит в ушах.

А потом Ивер видит ее – ослепительно‑прекрасную женщину в белом платье, идущую по прозрачной лестнице, что ведет с небес на землю…

Вздрогнув, она проснулась.

Вечер превратился в ночь: постояльцы разошлись по комнатам, а из кухни доносились плеск воды, позвякивание чашек‑тарелок и негромкое пение – Дженна наводила порядок перед тем, как отправиться спать. Она делала это каждый вечер и обычно увлекалась так, что ничего вокруг не видела и не слышала.

О мешке никто не вспомнил, он смирно лежал на прежнем месте.

«Я только одним глазком, – сказала себе Ивер. – Посмотрю и сразу позову Дженну…» Давным‑давно ей здорово попало от отца за такую, казалось бы, безобидную шалость, но воспоминание об этом уже выцвело и покрылось пылью, поэтому Ивер ничто не остановило. Воровато оглядевшись по сторонам, она прокралась к мешку и потянула за шнурок, завязанный обычным узлом, повторить который не составило бы труда. Шнурок поддался как‑то неохотно, но Ивер не обратила на это внимания, а потом из недр мешка вынырнула пестрая змея и закачалась перед лицом девочки, уставив на нее блестящие красные глаза.

– Ой… – пролепетала Ивер. – Мамочка…

Глаза змеи светились все ярче, и Ивер вдруг поняла, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, как будто ее превратили в статую. Точно так Верзила утратил способность двигаться, когда мэтр Арно припечатал его «знаком остановки», но сейчас мага рядом не было! Паника захватила разум Ивер без остатка, и девочка закричала бы от ужаса, но голос тоже пропал.

– Попалась, – негромко сказал кто‑то за спиной. – Так и знал, что ты захочешь заглянуть внутрь. Ну как, нашла там что‑то интересное?

Затылком Ивер ощутила чье‑то присутствие, потом ее легонько толкнули в спину – и тотчас же сила вернулась в безвольное тело. Девочка вскочила, обернулась: Теймар Парцелл стоял рядом, добродушно посмеиваясь. Золотые глаза в полумраке слабо поблескивали.

– Там гадюка… – начала она и осеклась.

Над раскрытым дорожным мешком покачивался… кожаный ремень с пряжкой в виде змеиной головы. Он был к тому же украшен замысловатой вышивкой! Оставалось лишь гадать, дьюс какой силы мог одушевить такую вещь.

Грешник протянул правую руку, с которой так и не снял перчатку, и «гадюка» туго обвила его предплечье, ее пряжка застегнулась сама у локтя – теперь Ивер поняла, что этот ремень носят не на поясе. Ей не доводилось слышать о подобном даже от путешественников, прибывших издалека: определенно, Парцелл таил в себе много загадок и не был настроен делиться секретами…

– Что случилось?

За мгновение до того, как Дженна вышла в общий зал, Ивер шагнула в тень и сделалась невидимой. Еще не хватало, чтобы сестра узнала о ее выходке с мешком!

– Все в порядке, – сказал грешник. – Я просто позабыл забрать свои вещи.

Руку, обвитую ремнем, он завел за спину; «гадюка», медленно распустив кольца, тихо опустилась на пол и поползла обратно в мешок. Ивер боязливо отодвинулась подальше в тень: хоть возле двери и дуло, девочка предпочитала замерзнуть, чем стоять поблизости от этой странной твари.

– А‑а, понятно… – проговорила Дженна и улыбнулась так, как никогда раньше не улыбалась, – тепло, спокойно. – Можно мне спросить вас кое о чем, господин Парцелл?

– Я слушаю.

– То, что вы спаслись и махолет не очень пострадал, – конечно, чудо из чудес. Но я все‑таки никак не пойму, зачем вы вообще залетели в наши края. Через Визен летают только во время ярмарки, когда все другие воздушные пути переполнены…

– Я путешествую, – ответил Парцелл. – Так уж вышло, что сегодня мой путь пролегал именно через Визен. Признаться честно, мне бы следовало повернуть назад при первых знаках непогоды, но… людям свойственна самонадеянность. Я едва не поплатился жизнью за свою глупость.

– Путешествовать – это так интересно… – Тоску в голосе Дженны расслышала, наверное, только Ивер. – Вы много где побывали, наверное?

– Да, довелось повидать немало интересного, – уклончиво проговорил грешник. – Кстати говоря, не так уж часто встречаются люди, способные выдержать мой взгляд без содрогания.

Дженна смущенно покраснела.

– Ну, я ведь не одна такая! Мэтр Арно, к примеру…

– Мэтр Арно, поймите меня правильно, человек просвещенный и привычный к разного рода чудесам. А в таких местах, как Визен, люди боятся в равной степени и фаэ, и дьюсов, считая их чудовищами. На самом‑то деле обе эти силы подвластны тем, кто достаточно много знает и не… – Парцелл осекся, словно пожалев о собственной внезапной болтливости, но через секунду договорил: – И не боится. Но все‑таки вы не такая, как остальные.

– Быть может, это из‑за гостиницы? – предположила Дженна. – Я вижу разных людей, выслушиваю их истории… тоже что‑то вроде путешествия, но при этом нет нужды бросать родной дом и тех, кто тебе дорог. Ох, что‑то я сегодня слишком много говорю, а вы ведь устали! Последняя просьба, господин Парцелл…

– Теймар.

– Да, Теймар… пожалуйста, не торопитесь завтра покидать нас! Не обращайте внимания на этого спесивого лекаря, он все равно не сумеет вам сделать ничего дурного!

«Надеешься, что он расскажет о своих странствиях? Ох, зря…»

Теймар Парцелл с улыбкой заверил ее, что постарается, и, подобрав свой мешок, отправился наверх, в комнату. Ивер еле сдержала возглас удивления – с того места, где она стояла, было видно, что произошло на самом деле: стоило грешнику протянуть руку, как мешок приподнялся, придвинулся ближе к хозяину!

Когда гость скрылся из вида, Дженна сердито нахмурилась и спросила громким шепотом:

– Ты что тут делаешь, а?

– Дженна, ну что это такое… – заныла Ивер вместо ответа. – Ты сегодня целый день отовсюду меня гонишь! Там я мешаю, тут мешаю… И этому, с золотыми глазами, никто не сказал, что я первая его махолет увидела. Никому я не нужна, вот сбегу в Керлен, будете знать!

– Ивер… – Дженна тотчас же остыла, обняла младшую сестру и погладила по волосам. – Извини, я тебя обидела… не плачь, не надо…

Дженна была такая теплая, что Ивер вдруг почувствовала, как сильно замерзла, стоя у двери, – там, снаружи, бесновался буран, и холод пробирался сквозь невидимые щели. Невольно вспомнилась белая женщина из сна: она, несмотря на свою необыкновенную красоту, от которой просто дух захватывало, казалась воплощенной зимой – блистающей, всемогущей и беспощадной.

– Будь поосторожнее с этим Парцеллом, – Ивер шмыгнула носом. – Его дорожный мешок ведет себя совсем как живой.

– Как это? – от неожиданности Дженна растерялась. – Живой?!

– Еще у него есть ремень с узорами, – продолжала Ивер. – Вместо пряжки – змеиная голова с глазами и пастью… Интересно, кто мог сотворить такую вещь?

– Ох, Создатель, – пробормотала Дженна. – Ладно, давай‑ка мы пойдем спать. О ремнях и мешках я подумаю завтра…

«…Иди ко мне, – сказала белая женщина. – Иди ко мне, в мою обитель! Там мы будем танцевать посреди заснеженных лугов, где растет ледяная трава! Я подарю тебе самое красивое платье на свете…»

Ивер шла через лес. Над ее головой ветер запутался в ветвях и теперь лишь беспомощно трепыхался, оглашая округу перезвоном стеклянной листвы. Когда какой‑нибудь листок отрывался от ветки, он вовсе не парил легко и вольно, как бывало в настоящем лесу, а падал отвесно, кинжалом врезаясь в подмерзший снег у корней дерева.

Ивер шла туда, где ее давно ждали, только вот – кто?..

Игра

Если лекарь Симон, а вместе с ним кое‑кто еще из постояльцев и надеялись, что наутро от Теймара Парцелла останутся лишь не особенно приятные воспоминания, то надеждам этим не суждено было сбыться по очень простой причине: с рассветом буря бушевала с прежней силой и успокаиваться не собиралась. Не понадобилось даже открывать дверь или окно, чтобы в этом убедиться, – за стенами «Горицвета» завывал на разные голоса ветер, а сквозь невидимые щели в досках за ночь пророс плющ‑морозник, которого Ивер не видела вот уже года два, а то и больше. Надев перчатки, они с Дженной полчаса обрывали гибкие колючие стебли, больно жалящие пальцы даже сквозь толстую ткань. «Хорошо, что все еще спят, – пробормотала Дженна, разглядывая обнаруженный среди прозрачных листьев красноватый цветок. От тепла ее руки он быстро таял, но все‑таки еще можно было полюбоваться филигранным узором на тонких лепестках. – Впрочем, сегодня они здесь не гости, а узники… как и мы с тобой, сестрица».

Первым в общий зал спустился мэтр Арно – и сразу все понял.

– Что ж, – философски сказал он, устраиваясь на прежнем месте у камина. – В моем возрасте уже бессмысленно куда‑то торопиться, а отдыхать следует при первой же возможности. Будем считать, что нынешний день – та самая возможность, предоставленная самой судьбой… или Создателем, если пожелаете.

– Не думаю, что остальные будут того же мнения, – заметила Дженна. Она коснулась ключ‑кольцом печати, вырезанной на столешнице, и стол, повинуясь приказу хозяйки, зашагал к камину, громко топая. – Вот увидите, сейчас начнут ругаться, как будто это я нарочно устроила так, что буря не улеглась. Что вам на завтрак приготовить, мэтр?

– М‑м… кстати, а наш золотоглазый гость все еще здесь?

– Конечно, – ответила Дженна, краснея.

Ивер, наблюдавшая за этой сценой со стороны, презрительно фыркнула.

– Превосходно, – кивнул Арно. – Тогда, милая хозяюшка, приготовьте мне яичницу с ветчиной.

Один за другим постояльцы просыпались и спускались завтракать. Они вели себя именно так, как предсказала Дженна, и особенно лютовал Симон. «Вы это подстроили! – кричал он. – Вы с ними заодно!» «С кем?» – растерянно спросила Дженна, и лекарь, пробормотав что‑то неразборчивое, умолк. Марк и его молчаливая спутница выглядели расстроенными и встревоженными, они явно куда‑то опаздывали, и то же самое можно было сказать о Кареле, хоть по его жесткому лицу и сложно было прочитать чувства. А вот Грома, как и мэтра Арно, непредвиденная задержка вовсе не огорчила: он с аппетитом принялся поедать завтрак, которого хватило бы на четверых, а после, беззаботно насвистывая, подсел к мэтру Арно и достал из кармана трубку. Печатник на это лишь хмыкнул, и дальше они дымили вдвоем.

Сразиться с бурей отважились лишь двое из гостей «Горицвета» – торговцы, которых в Керлене ждал партнер. Рыжий, впрочем, готов был рискнуть деньгами с большей охотой, чем жизнью, но брат сумел его переубедить, хотя это и было непросто. Так или иначе, вскоре после завтрака торговцы собрали свои вещи, попрощались с Дженной и сгинули в белой мгле за дверью гостиницы.

– Нас осталось шестеро, – проговорил мэтр Арно, загадочно прищурив глаза. – Многоуважаемые, раз уж мы стали товарищами по несчастью… хотя правильнее сказать – по ненастью!.. так вот, не попытаться ли нам хоть самую малость развеселить друг друга какими‑нибудь историями? Буря, судя по всему, затянется до завтрашнего утра, а больше нам заняться нечем. Смею напомнить, путешественники издревле славились умением рассказывать о том, чему оказались свидетелями в дальних странствиях…

– То есть травить байки? – уточнил Гром. – Это можно!

– Превосходно. Только история должна быть правдивой! Кто еще к нам присоединится? – и старик оглядел собравшихся, словно бросая каждому вызов.

– Попробую, – сказал Карел, пересаживаясь ближе к камину. – Но не уверен, что смогу удивить печатника.

– В мире каждый день появляются новые чудеса, – ответил маг с усмешкой. – Только самовлюбленный дурень мог бы считать, что видел их все. Марк, а вы что решили?

– Рискну, пожалуй… – произнес светловолосый юноша не очень уверенно.

– А мне рассказывать нечего! – заявил Симон, не дожидаясь, пока его спросят. – Моя жизнь скучна до безобразия. Но послушать ваши истории я не прочь, конечно же.

– И то хорошо, – податливо согласился мэтр Арно. – Итак, нас четверо?

– Быть может, пятеро? – раздалось сверху. – Если, конечно, никто не будет против.

Невольно все подняли головы: Теймар Парцелл медленно спускался по лестнице, не сводя золотых глаз с компании, собравшейся у камина. По сравнению с прошлым вечером грешник выглядел по‑другому: сменил летную куртку на обычную, из темного сукна, и от этого его лицо казалось еще бледнее, чем было на самом деле. Волосы он зачесал назад, открыв высокий лоб, на котором теперь, при свете дня, была хорошо видна сеть тонких шрамов; шрамы покрывали и верхнюю часть его правой щеки. «У него в прошлом было столько боли…» – подумала Ивер, и внезапно странный холод охватил ее всю без остатка, проник до самого сердца, еще чуть‑чуть – и оно должно было остановиться. Но в этот миг девочка вновь, как вчера, ощутила на себе взгляд золотых глаз – и холод исчез так же быстро и загадочно, как появился.

– Никто не против, – сказал Гром и посмотрел на Симона так выразительно, что лекарь, открывший было рот для очередного потока ругательств и оскорблений, изменился в лице и не издал ни звука.

Арно радушно взмахнул рукой, приглашая нового участника игры присесть, и тот опустился на свободное место рядом с Карелом – уселся, ровно держа спину, будто прилежный школяр. Его руки, вдруг заметила Ивер, по‑прежнему были в перчатках, и теперь она начала догадываться, что могло стать тому причиной.

– И кто же из нас будет первым рассказывать? – спросил Карел, искоса поглядывая на своего соседа, но скорее с любопытством, чем с боязнью. – У меня есть игральные кости. Можно каждому загадать по цифре, а потом бросить жребий – чья выпадет, тот и начнет.

– Любопытная идея! – сказал Арно. – Но тогда нам не помешал бы кто‑то шестой, дабы не обижать ни одну из цифр, ха‑ха. Симон, вы не передумали? Неужто за всю свою жизнь вы не видали и не слыхали ничего интересного?

– Хорошо, уговорили, – произнес лекарь с явной неохотой. – Только пусть бросает тот, кто не играет. Госпожа Белла?

Красавица покачала головой, и Марк торопливо проговорил:

– Прошу, не удивляйтесь поведению моей сестры! Она… э‑э… в силу некоторых обстоятельств она долго прожила вдали от людей и теперь боится шумных компаний. По той же причине она ни с кем, кроме меня, не разговаривает.

– Приберегите лучше эту историю для нашей игры, – посоветовал Арно. – Хозяйка! Окажите небольшую услугу, прошу вас! Бросьте эту кость, и пусть выпадет моя цифра – шестерка!

Дженна подошла, смущенная, и выполнила то, о чем просили. Она давно уже прислушивалась к беседе постояльцев и теперь с радостью воспользовалась предлогом, чтобы остаться поблизости. В этот миг метель не пугала, а радовала ее, потому что, будь погода хорошей, времени на такую роскошь, как неспешные истории у камина, ни за что не хватило бы.

Выпала тройка, и Теймар Парцелл, улыбнувшись, сказал:

– Что ж, слушайте…