Коммуникационное сообщение

В наиболее простом понимании, коммуникационное сообщение – это сгусток информации о некой случившемся факте. Однако если информационные факты в жизни и бывают «сами по себе», то информационных сообщений о «самих по себе» фактах в массовой коммуникации не бывает. По самым разным, причем неизбежным, причинам нет и не может быть сообщения о факте «в чистом виде». Так или иначе, объективно или субъективно, осознанно или неосознанно, целенаправленно или спонтанно, к информации о факте всегда примешивается отношение к нему.

Речь не о пропаганде – там все ясно. Один и тот же информационный факт можно изложить диаметрально противоположными способами. Один и тот же взрыв, допустим, в Чечне, может быть и «очередным злодейским преступлением бандитов», и, с той же достоверностью, «еще одной успешной операцией повстанцев». Здесь все зависит от общей политики коммуникатора.

Речь о другом – о том, что в самом процессе сбора информации, ее сортировки, обработки и оформления к информационному факту все равно неизбежно примешивается значительная доля субъективного отношения тех людей, которые заняты в этом процессе. Это отношение к факту, к своей работе, к начальству, к зарплате, к аудитории и т. д.

Исходя из этого коммуникационное сообщение и принято определять как «факт, спрессованный с отношением к нему». Отношение может быть разным – идеологическим или коммерческим, осознанным или неосознанным. Но оно есть всегда, и игнорировать это – значит, отказаться от понимания механизмов действия массовой коммуникации.

Однако отдельное сообщение – это только одна молекулярная единица информационного потока массовых коммуникаций. Для понимания же природы всей современной массовой коммуникации надо обязательно иметь в виду, что она представляет весь мир в виде непрестанно обновляющегося набора сообщений, как правило, не связанных друг с другом прямой, однозначной логической или смысловой связью. Пример – обычная ситуация, когда, скажем, в программе новостей появляется совершенно разномасштабная и разноракурсная информация из всевозможных сфер жизни, от объявления войны против вашего государства до успешного разрешения от бремени слонихи в провинциальном зоопарке.

Именно поэтому для психологии восприятия массовой коммуникации более чем естественным оказывается связывать всю поступающую «мозаику» сообщений не через причинно‑следственные отношения (которые непосредственно не представлены аудитории), а как бы «через интервалы». По мнению специалистов, «аудитория оказывается вынужденной как бы «высекать» смысл элементов «мозаики», сталкивая их между собой, добиваясь их «резонанса» (взаимоусиления), стягивая их в одну точку пространства и времени, приурочивать к «здесь и сейчас». Мозаичность массовой коммуникации очевиднее всего в телевидении, как ее наиболее развитом виде. По мере усложнения и уплотнения его программ длительность каждого из их элементов сокращается во времени. Сжатие программ как неизбежное следствие их мозаичной структуры создает противоречие между действительным содержанием освещаемого события и отведенными для его демонстрации узкими временными рамками. В результате информация может превращаться в дезинформацию, «резонанс» будет заглушать и оглуплять здравую мысль, в головах зазвучит хаос». В последние годы все более пристальное внимание исследователей привлекает в этой связи роль массовой коммуникации «как мощного генератора мифов, когда уже наполняемость каждого мига жизни массово‑коммуникационного сознания всемирным бытием человека делает его аналогичным сознанию мифологическому с его принципом «все во всем»» («Политология: Энциклопедический словарь», 1993).

По мнению многих, современное коммуникационное сообщение в своей психологической основе является особого рода мифом. В последние десятилетия деятельность роль средств массовой коммуникации в целом рассматривается как мифопроизводящая. Это особого рода мифотворчество, причем не в образном, а в буквально‑психологическом понимании. Не случайно еще в 1871 г. К. Маркс писал о тогдашних средствах массовой информации: «Ежедневная пресса и телеграф, который моментально разносит свои открытия по всему земному шару, фабрикуют больше мифов (а буржуазные ослы верят в них и распространяют их) за один день, чем раньше можно было изготовить за столетие» (Маркс, Энгельс, 1951–1984). В то время еще жили в умах примеры формирования политических мифов с помощью газетных заголовков. Так, до сих пор наиболее ярким примером считается смена заголовков одних и тех же парижских газет в течение нескольких дней, понадобившихся Наполеону для возвращения к власти после ссылки на остров Эльба. Заголовки первого дня: «Корсиканское чудовище вырвалось на свободу!». Второй день: «Узурпатор бежал с острова Эльба». Через насколько дней: «Бонапарт находит поддержку в провинции». Следующий этап: «Наполеон с поддержавшей его армией приближается к столице». Наконец, апофеоз: «Париж приветствует его величество императора!». Так, от резко негативного через нейтральное к восторженному может меняться содержание мифов, формируемых коммуникационными сообщениями. Сохраняя объективность информационного компонента (факта), это осуществляется за счет смены компонента эмоционального – отношения к приводимому факту.

В наше время особенно подчеркивается эта роль в случае телевидения. Так, вполне откровенно считается, что зрителю бессмысленно «нанизывать» мозаично сообщаемые на телеэкране сообщения на «линейно‑перспективную», логически стройную последовательность (когда причина – это то, что в начале, а следствие – то, что в конце. Сталкиваясь с таким потоком, в поисках устойчивой опоры сознание стремится выйти за пределы этой событийной поверхности жизни, обнаружить ее глубинные, «извечные» первоосновы. В этой связи и напрашивался вывод известных исследователей данных процессов М. Маклуэна и У. Онга о том, что в силу самой своей сути и природы средства массовой информации возвращают и погружают человека в миф. Что «миф тем самым снова, как когда‑то в исторически далеком прошлом, оказывается органичным способом отношения к действительности… Следует при этом иметь в виду, что уже под действием товарного фетишизма отношения мифотворчества действительно распространяются как на теоретическое, так и на обыденное сознание, естественно захватывая и массовое духовное производство, создавая положение, когда люди склонны наделять могуществом средства массовой информации уже в силу того, что от них узнают почти все, что происходит в мире» (Маркс, Энгельс, 1951–1984).

Таким образом, для аудитории мифом становится и само телевидение, и передаваемые им сообщения. В итоге, несмотря на внешнюю свободу выбора, все равно формируется сакральное отношение к массовой информации и ее коммуникаторам. Дело, однако, совсем не в уважительном отношении к работникам телевидения. Мифотворчество перестраивает восприятие и мышление аудитории. Особый, клиповый характер непрерывного потока сообщений диктует иную скорость психических процессов. Сокращение времени для комментариев и аналитических программ ведет к деградации мышления аудитории. В итоге, она становится все более легковерной для восприятия разного рода мифов.

Это дополнительно облегчается целенаправленным упрощением мифов. Еще в начале XX века У. Липман всерьез утверждал, что можно создать такой символ, который собирает воедино эмоции, оторванные от идей. Он полагал, что главная задача транслируемых средствами массовой коммуникации сообщений – это «интенсификация чувств и деградация зависимости». Современное телевидение активно использует эти возможности.

Сопоставление основных структурных и социально‑психологических характеристик мифа и образов массовой коммуникации обнаруживает их подчас удивительное подобие, изоморфизм и способность к взаимоусилению. Так, в мифе происходит слияние общего и единичного в единую, нераздельную целостность. Все в действительности неродственное обычно понимается в мифе как ближайшим образом родственное, а мифологическое время предполагает наличие «всего во всем», соединяя в единый сплав прошлое, настоящее и будущее. Отметим в этой связи еще и пространственно‑временную замкнутость мифа, «космос» которого, воспроизводя себя снова и снова, в итоге все равно оказывается равным самому себе. Это совершенно аналогично действию представляющих как бы «все времена и пространства сразу» информационных блоков современной массовой коммуникации.

Нельзя сбрасывать со счета и то, что миф культивируется массовой информацией. Удобен он и для психологии масс: он формирует определенное мироощущение, создает установки, обладающие стойкостью предрассудков. Миф устанавливает вымышленные причинные связи между реальными объектами, порождает ложные объекты (например, героические образы вполне заурядных политических лиц), легенды о славном прошлом, соединяет действительность с вымыслом, вносит вымышленные отношения в реальность социальной жизни.

Собственно говоря, здесь и возникает совершенно особое, мозаично‑клипово‑ми‑фологическое массово‑коммуникационное сознание. Довольствуясь исключительно осколочными сообщениями и фантастическими связями между ними, оно вполне успешно функционирует в массовом сознании, порождая и укрепляя иллюзии всеобъемлющего знания о мире и происходящих в нем событиях. В итоге же, так складывается гипертрофированное влияние, например, телевидения на психологию масс. В конечном счете это влияние и выразилось в возникновении совершенно особых общностей, например «телевизионного электората». В последние десятилетия люди стали голосовать, по сути, не за программу или лозунги той или иной партии, а исключительно за телевизионный имидж претендентов. Своего рода обратная сторона этого процесса – появление новой, особой власти, «телекратии», состоящей из числа наиболее рейтинговых и часто выступающих телеведущих, реально обладающих возможностью тиражировать свои прежде всего личные симпатии и антипатии, тем самым во многом предопределяя социально‑политическое поведение населения. Такая «те‑лекратия» – это не виртуально‑абстрактная «четвертая власть», которую никто и всерьез‑то не воспринимает. Это совершенно конкретные люди, которые более или менее успешно, но управляют‑таки массовым сознанием, и к которым теперь уже регулярно вынуждены ходить на поклон политики, мечтающие стать любимцами масс. Как верно отмечал один из наиболее известных исследователей данных процессов Дж. Барбер, «с упадком партий люди обращаются к газетам, журналам и телевизорам за руководством. И именно здесь, в политическом журнализме, они находят новую элиту», обладающую серьезной властью (Barber, 1980).