Перестройка настроений

Постепенно в обществе накапливалось недовольство людей: ведь под влиянием пропаганды притязания на лучшую жизнь стремительно росли, тогда как реальные возможности осуществления этих притязаний уменьшались. Дефицит стал практически тотальным явлением. Декларирование социального равенства сосуществовало с ежедневно очевидным неравенством, обилие денег – с их необеспеченностью товарами, обещания кремлевского руководства – с постепенно осознаваемой большинством невозможностью их выполнить. Действие экономического механизма торможения имело прямое социально‑психологическое отражение: пресловутый «разрыв слова и дела» провоцировал массовые настроения недовольства. Складывалась тревожная для режима ситуация.

Пытаясь спасти положение, прежнее руководство пыталось лишить массы стимулов для проявления действенной активности, опасаясь, что при наличии таких стимулов активность недовольных масс станет неуправляемой. Расцветал особый партократический бюрократизм как механизм обездвиживания масс, как особое средство психологического торможения. У людей была разрушена вера в возможность достижения светлого будущего еще при жизни данного поколения, взамен же проповедовались ценности непрерывного, но частичного совершенствования устоявшегося образа жизни. В скрытой, но весьма жесткой борьбе с критическим настроением части общества сверху навязывались и утверждались настроения застоя и пассивности. Внушалось, что то, что есть – уже хорошо, что лучше и быть не может. Догматизация системы и ее высших эшелонов привела практически к отрицанию необходимости что‑либо делать: подспудно внушалась мысль о том, что все будет достигнуто как бы само собой, автоматически – раз «партия наметила», то это обязательно сбудется и осуществится; раз идеология научная – значит, она обязательно победит без всяких усилий; раз руководство что‑то сказало, значит это мудро и истинно.

Диалектика развития подменялась метафизикой застоя. Возникла модель общества, в которой как бы не было человека – все элементы социально‑политической системы действовали как будто автоматически, а конечный результат был запрограммирован. Естественно, все это не могло не порождать угодные для определенных кругов настроения благодушия и самоуспокоенности. В обществе стали распространяться негативные с точки зрения существующей системы явления.

Именно это стало основой процесса вначале расслоения, а затем и поляризации настроений. Такой социально‑психологический, настроенческий плюрализм стал следствием расслоения политического, экономического и социального. Отсутствие равенства и социальной справедливости вело к тому, что для одних, элитных групп ближе был декларируемый уровень жизни, для других же – реальный. Как справедливо подчеркивали Л. А. Гордон и Э. В. Клопов, «реальное повышение уровня жизни шло ограниченно, притом с замедлением, тогда как потребности и запросы десятков миллионов людей нарастали естественными, неограниченными, постоянно ускоряющимися темпами… За последние два‑три десятилетия увеличился разрыв между реальными, существующими условиями жизни и жизненным стандартом, жизненным уровнем, который большинство населения стало рассматривать в качестве нормального и необходимого» (Гордон, Клопов, 1989). Так формировалось массовое недовольство системой.

Разрыв притязаний и возможностей их достижения породил несколько вариантов реакции. На одном полюсе – настроения недовольства, на другом – благодушия. Между ними – широкий спектр потребительских, эгоистических и приспособленческих настроений в их многообразных вариантах и проявлениях. Плюрализм такого рода расколол иллюзию однородности псевдомассовых «общественных» настроений: стало заметным доминирование настроений индивидуальных и узкогрупповых, корпоративных. Стали исчезать масштабные идеи и ценности, по определению необходимые для широкой психологической интеграции людей, для консолидации общества. Шел процесс разложения прежней «общественной» психологии.