Немецкие достижения

В последние дни войны по Южной Германии поползли странные слухи. Партийные чиновники обходили в Мюнхене один дом за другим, рассказывая, что вот‑вот ожидается применение германской армией атомной бомбы. Многие верили в это. Начальник службы технических исследований в министерстве Шпеера полковник Гейст познакомился со своей женой во время, когда они оба пытались убежать от наступавшего врага. Женщина умоляла рассказать ей о том, имеется ли еще у фюрера «чудо‑оружие», которое даже сейчас способно превратить поражение Германии в победу. Гейст в ответ заявил, что такого оружия не существует. Какое‑то время, добавил он, еще были надежды на производство атомной бомбы, однако немецкие ученые провалили этот проект.

Очень долго люди не могли поверить в то, что Германия практически ничего не сделала для создания атомной бомбы. Ходили слухи, что завод по производству ядерного оружия находится на острове Борнхольм[57].

В некоторых латиноамериканских странах до сих пор считают, что сброшенные на Хиросиму и Нагасаки в августе 1945 года бомбы были украдены из немецких арсеналов.

Вскоре после ареста министр вооружений Германии Шпеер был допрошен о том, как реализовывался германский атомный проект. Он заявил: «Как и в Америке, наши ученые долгое время осуществляли исследования в области деления атомного ядра. Вам в Америке удалось продвинуться в этом направлении гораздо дальше, чем нам. Ведь у вас есть большие циклотроны. Это направление получило у нас поддержку только после того, как я стал контролировать ход проекта. Я приказал построить несколько небольших циклотронов, один из которых сейчас находится в Гейдельберге. Но, по моему мнению, мы находились намного позади по сравнению с тем, чего удалось добиться у вас в Америке». Затем министра спросили: «Можно ли сказать, что тяжелая вода играла значительную роль в том направлении, по которому вы намеревались пойти для получения доступа к этому источнику энергии?» Шпеер ответил: «Мы так и не смогли выйти за рамки примитивных лабораторных экспериментов, и даже эти эксперименты не могли иметь определяющего значения для принятия окончательного решения». Через неделю бывшего министра снова вызвали на допрос. Но и теперь он не мог сказать ничего определенного, за исключением того, что назвал Боте и Гейзенберга как лиц, отвечающих за реализацию программы. Шпеер вновь подчеркнул, что, по его мнению, Америка далеко опередила Германию в работах над атомной бомбой. Помимо того, что немецким ученым для создания собственной бомбы потребовалось бы еще десять лет, он не мог ничего добавить.

То, что немецким ученым так и не удалось разбудить воображение Шпеера возможностями, которые таит в себе процесс деления ядра атома, было их большим упущением. У них был такой шанс во время встречи с ним в июне 1942 года в Берлине, но они его упустили. Физики, представлявшие фундаментальную науку, были слишком осторожны, и им так и не удалось привлечь на свою сторону представителей правящих кругов в правительстве и промышленности. Некоторые из них, такие как профессор Гартек, не боялись ставить перед промышленниками большие задачи. Но в урановом проекте все козыри находились как раз в руках у представителей фундаментальной науки. Тогда в 1942 году Шпеер спросил Гейзенберга и фон Вайцзеккера, какую помощь он мог бы им оказать. Те ответили, что не располагают достаточными строительными квотами, что тормозит ход проекта. Однако, когда Шпеер уточнил, о какой именно сумме идет речь, фон Вайцзеккер наугад назвал 40 тысяч рейхсмарок. Фельдмаршал Мильх вспоминал: «Речь шла о настолько смешной цифре, что нам оставалось лишь пожать плечами и в очередной раз удивиться про себя безыскусности и наивности этих людей». Доктор Фоглер был ужасно смущен этой неловкой сценой; он и министр Шпеер покинули совещание с самым плохим впечатлением об урановом проекте. Шпеер пообещал ученым, что они получат все необходимое, однако он никогда больше не интересовался подробностями реализации атомной программы.

Теперь многие из принимавших участие в работах ученых заявляют, что они не имели никакого желания работать над созданием атомной бомбы. К тому же Гейзенберг преуспел в своих попытках убедить окружающих в том, что производство такого оружия в Германии невозможно. Однако позже он признал, что и он, и его коллеги несколько преувеличивали технологические трудности при получении необходимых для этого материалов. Итак, никому не удалось привлечь достаточно внимания к возможностям создания атомного оружия. Шуман и Эсау боялись, что, если бы они преуспели в этом, им бы приказали создавать такое оружие, и неудача в работах могла бы привести к самым печальным последствиям для обоих. Удивительно, но и доктор Дибнер действовал в такой же манере, когда однажды в его кабинете появился офицер разведки и сообщил, что кто‑то доложил самому фюреру о существовании некой исследовательской группы, работающей над созданием атомной бомбы. Офицер считал, что необходимо постоянно держать фюрера в курсе таких работ. Тогда Дибнер отослал этого человека прочь.

Конечно, речь вовсе не идет о том, что, не создав атомное оружие, немецкие физики оказались чем‑то морально выше своих коллег в США и Великобритании. К тому же сам Гейзенберг в переписке с покинувшим Германию еще в 30‑х годах профессором Хансом Вете[58]заявил, что не осуждает немецких эмигрантов за то, что те работали над созданием такой бомбы для Соединенных Штатов: их ненависть ко всему тому, что было связано с их родиной, была естественной. К тому же им приходилось доказывать, что они способны принести какую‑то пользу приютившей их стране. В своем письме Бете Гейзенберг тщательно обрисовал общую позицию оставшихся в рейхе физиков:

«У немецких физиков не было желания создавать атомную бомбу, и мы были рады, что на наше нежелание накладываются еще и некие внешние обстоятельства…»

Под «внешними обстоятельствами» он подразумевал неизбежные технические трудности, с которыми была связана реализация проекта. Позицию профессора можно сформулировать одной фразой: «Исследования в Германии не смогли продвинуться так далеко, чтобы было принято решение о создании бомбы».

Располагая достаточным временем, немцы конечно же могли и должны были создать собственное атомное оружие. В ходе исследований не было отмечено ни одного случая, когда какие‑либо соображения морального свойства брали верх над естественным любопытством ученого по поводу того, что же должно произойти дальше. Такое любопытство является движущей силой науки во всем мире. Именно эта сила заставляла Гейзенберга и Вирца в последние дни войны пытаться создать реактор цепной реакции, а вовсе не попытка изменить ее исход. Просто ученым хотелось убедиться в том, что им по силам решить эту задачу. Последующие шаги по направлению к плутониевой бомбе уже явно просматривались впереди. И поэтому нет никаких оснований полагать, что и в этом случае не победило бы пресловутое любопытство ученого. До конца весны 1945 года никто и не пытался свернуть с этого неумолимого пути; все словно двигались по рельсам, и только непоправимая ошибка, сделанная Боте при определении свойств графита, привела к неудаче немцев в создании собственной атомной бомбы.

Это, конечно, заняло бы какое‑то время, учитывая медленные темпы хода работ. Здесь можно провести параллель с послевоенной Францией, которая «дрейфовала по направлению к собственной атомной бомбе, не имея какой‑либо официально утвержденной правительственной программы».

Ход проекта в Германии замедлялся действием двух факторов: первым из них было то, что руководство проектом все время его существования осуществлялось учеными, а не военными, как в США. Вторым фактором было то, что в германском проекте основной упор делался на теоретические исследования. А теорию и практику следует отделять друг от друга.

Первого уполномоченного по проблемам ядерной физики профессора Эсау его современники характеризовали как «добродушного и несколько беспокойного» человека. Он был флегматичной и совсем не склонной к мечтательности личностью. В начале 1944 года в интервью по радио Эсау заявил: «Как люди технического склада, мы не верим в чудеса; мы считаем, что успех приходит только в результате неустанного целенаправленного труда». Еще через полгода в статье, опубликованной о нем в газете «Das Reich», говорится о профессоре Эсау как о хорошем скромном человеке, который «знал и достиг слишком многого для того, чтобы желать слишком многого». Возможно, сотрудники «Das Reich», и считали такую характеристику лестной, однако такие качества совсем не подходили для человека, которому выпало руководить урановой программой Германии.

У сменившего профессора Эсау Герлаха творческой энергии было еще меньше, чем у его предшественника. Отсутствие этого качества не могло заменить покровительство СС и близкое знакомство с Фоглером, Шпеером и видными представителями мира науки. Приняв назначение полномочным представителем Геринга по ядерной физике, Герлах вовсе не считал своей главной задачей выиграть в ядерной гонке. Напротив, свою миссию он видел в том, чтобы спасти германскую науку от той катастрофы, которая ей грозит, если лучшие физики и инженеры падут на полях сражений. Мог ли он поверить в то, что союзники, конечно же более разумные, чем наци, могут избрать для себя иной путь? Тем большим было его разочарование в день бомбардировки Хиросимы, когда он понял, что, пока спасал своих ученых, он потерпел поражение в гораздо более важном сражении. На следующий день он записал в своем личном дневнике растерянный комментарий по поводу того, что чувствовал: «Вся наша деятельность по подготовке физиков для нужд образования и промышленности была напрасной, вся наша работа в годы войны оказалась напрасной. Но возможно, сами спасенные немецкие физики однажды почувствуют… а может быть, теперь уже и нет. Никто больше не может быть уверенным в том, что интеллектуальный труд может быть использован только во благо человечества. Неужели теперь все то, что несет человечеству благо, одновременно несет в себе и его уничтожение? Обстановка в нашем небольшом коллективе становится все более сложной и напряженной. Самые достойные из нас думают о том, что же будет дальше…»

Сам Герлах обвинял себя в том, что не смог помочь Германии в час, когда она нуждалась в этой помощи: он мог бы заставить ученых сделать атомную бомбу, но он не сделал этого.

Назначая руководителем программы ученого– физика, Геринг был уверен, что этот проект не даст никаких практических результатов. В свою очередь, Герлах рассматривал свое назначение как огромный шанс даже во время войны добиться доминирования в мире германской «чистой» науки. Первый анализ немецких военных исследований, проведенный союзниками в 1945 году, привел к следующим выводам:

«Германская наука не без выгоды для себя пользовалась тем, что руководители рейха не обладали достаточным научным кругозором. Поэтому ученые под предлогом дальнейшего применения результатов их работ в военных целях зачастую работали над интересовавшими их задачами, выполнение которых никак не могло способствовать решению военных проблем страны».

Иными словами, поведение ведущих немецких ученых ясно продемонстрировало, что во время войны управление наукой ни в коем случае не может быть предоставлено самим ученым.

Еще одним неблагоприятным фактором для создания немецкой атомной бомбы было количественное и качественное преобладание в Германии физиков‑теоретиков над их коллегами‑практиками. Упадок, в который пришла в 30‑х годах германская прикладная физика, не был вызван серией досадных неудач или вмешательством в дела науки партийных бюрократов, как это пытаются представить некоторые исследователи. Истина заключалась в том, что немецкие ученые просто разучились экспериментировать. «Мне выпало проработать в лаборатории Резерфорда в Кембридже в 1933–1934 годах, – заявил спустя многие годы профессор Гартек, – и когда я наблюдал за тем, как там проводятся эксперименты и преодолеваются связанные с этими экспериментами трудности, то понял, что мы в Германии ничего не можем этому противопоставить.

Я понял, что открытие дейтерия Юри[59]не было просто удачей». Гартек считал, что немецкие ученые стали слишком самодовольными и недооценивали возможности своих коллег за рубежом.

Непререкаемым лидером физиков в Германии был Гейзенберг, но он был теоретиком. Возможно, в военное время ему стоило отойти в сторону и тогда, наверное, физики‑экспериментаторы добились бы более значительных успехов в работах над проектом. Кроме того, специалистам‑практикам очень мешало ближайшее окружение Гейзенберга в лице фон Вайцзеккера и Вирца, которые подвергали сомнению и насмешкам успехи всех, кто мыслил не так, как они. Но никто не стоял так далеко от практического производства, как физики‑теоретики. Именно этот прискорбный барьер между наукой и производством привел к пренебрежительному отношению в немецкой ученой среде к великим достижениям инженерной мысли, таким как циклотрон, появившийся в 1940 году[60].

В связи с той царившей в Германии гегемонией теоретиков, казалось, не было срочной необходимости создания критического уранового реактора. Гейзенберга и его окружение больше интересовало постепенное, шаг за шагом, создание стройного теоретического учения с последующей проверкой на практике его положений. С точки зрения фундаментальной науки этот метод себя оправдывал, однако такой подход никогда не способствовал победе в войне. Да, он мог помочь еще более возвысить авторитет Гейзенберга и Воте среди коллег‑ученых. Возможно, в мирное время мэтры германской науки не позволили бы себе избрать такой способ действий, поскольку они могли бы постоянно сверять реальные результаты своих трудов с достижениями коллег‑физиков за рубежом. Как писал в своем последнем отчете доктор Гаудсмит:

«Проанализировав полученную информацию, мы пришли к выводу, что немцы действительно верили в то, что они далеко опережают американские достижения в этой области. На самом деле, несмотря на то что немцы первыми начали работы в этом направлении, они значительно отставали от нас. Они отказались от идеи производства бомбы и сосредоточили усилия на создании машины для производства энергии, которую называли «урановой топкой». До конца войны им не удалось даже создать реактор самоподдерживающейся цепной реакции.

Тем не менее немецкие ученые считают, что достигли таких успехов, что предлагают Соединенным Штатам свое содействие в работах над использованием атомной энергии. Они были убеждены, что их деятельность могла способствовать достижению Германией доминирующего положения в мире даже при условии ее военного поражения».

До тех пор, пока 6 августа 1945 года не были переданы новости о первом применении атомной бомбы, немецкие ученые не сознавали, что их страна проиграла и войну в области физики.

Насколько далеко в действительности продвинулись немецкие ученые к маю 1945 года? На самом ли деле они отставали от союзников на три года, как писал премьер‑министру Черчиллю лорд Червелл? Беспристрастное изучение всех документов, имеющих отношение к реализации германской атомной программы, дает основания полагать, что на самом деле их достижения были гораздо более значительными, чем это хотели продемонстрировать в Великобритании и в США.

На отдельных участках работ немцам удалось сравняться с союзниками, несмотря на то что в их распоряжении имелись лишь весьма ограниченные средства для этого. Другие аспекты проекта в Германии не исследовались вообще. К ним относятся работы над созданием реактора с использованием графитовых замедлителей. Виной этому был сделанный в 1941 году профессором Боте вывод о недостаточной диффузии тепловых нейтронов в графите; никто не осмелился предположить, что Боте мог ошибаться.

Американский специалист по ультрацентрифугам профессор Дж. Бимс писал, что в 1945 году германский проект ультрацентрифуги далеко отставал от того, чего удалось добиться в США еще в конце 1943 года, когда американцы решили от него отказаться. Однако причиной этому было скорее общее авиационное наступление союзников, нежели просчеты ученых под руководством Гартека и Грота, участвовавших в создании ультрацентрифуги. Вынужденная эвакуация из Киля и Фрайбурга, а также трудности с получением необходимых материалов из Эссена и Вены, подвергавшихся постоянным авианалетам, – все это отбрасывало работы над проектом на многие месяцы назад. Немецкие ученые вынуждены были демонстрировать чудеса изобретательности, открывая собственные новые методы обогащения урана‑235 в стране, не обладавшей достаточно мощной энергетической системой.

Самого пристального внимания заслуживает вердикт, вынесенный работам над урановой программой в Германии, который нашел свое отражение в секретном докладе двух ученых из Оук‑Риджа. Написаный в ноябре 1945 года, этот документ был адресован доктору А. Комптону[61].

Незадолго до этого был поднят вопрос относительно целесообразности публикации всеобъемлющего американского «Отчета о плутониевом проекте». Комптону тогда сообщили, что, по данным проведенного специалистами анализа немецких отчетных документов по ядерной физике, составленных Шуманом, Эсау и Герлахом, опубликование американских документов не добавит особо новых секретов к тем, что уже были когда‑то открыты немцами.

Двое ученых поставили и ответили на ряд важных вопросов: были ли известны немцам размеры решетки тяжелая вода/уран? «Ответ будет, безусловно, «да». Еще в декабре 1943 года Боте и Фюнфер отчитывались перед руководством о своих экспериментах в области определения взаимосвязи интенсивности источника нейтронов и соотношения в урановой решетке. Главным выводом, сделанным немецкими учеными, было: «Сочетание 20 сантиметров тяжелой воды и одного сантиметра металла урана наиболее оптимально для плотности 18». Американские физики прокомментировали его так: «Абсолютно к такому же выводу мы пришли в августе 1943 года (CP‑923)». Таким образом, немцы работали над той же проблемой одновременно с американцами.

Далее американские физики отметили часто повторявшиеся замечания их немецких коллег о необходимости четырех тонн тяжелой воды для того, чтобы реактор стал критическим: «И эта величина является абсолютно точной». Использовавшийся в экспериментах в Германии уран был примерно такой же степени чистоты, как и материал, которым пользовались физики в США. Немецкие физики‑теоретики в начале 1944 года, немногим позднее своих американских коллег, ввели у себя ту же математическую систему «рефлекторных вычислений групповой модели». Почему же им не удалось получить цепную реакцию в реакторе на тяжелой воде («Продукт 9»)? «Ответ на этот вопрос прост: у них просто не было достаточного количества «Продукта 9». Короче говоря, понимание немецкими учеными основных принципов было «сравнительно таким же», что и их коллегами в США. Единственным важным секретом, которого немцы, безусловно, не знали, было то, что продукт деления ксенон‑135 выполняет в цепной реакции роль отравляющей примеси. Кроме того, им ничего не было известно о свойствах плутония‑240.

В заключение двое ученых выразили сомнение в том, что захват миссией «Alsos» немецких документов оправдан с этической точки зрения. В документах содержалось много полезной информации, и американцам было бы негоже пользоваться плодами, полученными на основе этой информации, не отдав должного немецким коллегам, которые пришли к тем же выводам самостоятельно. Таким образом, как считали авторы документа, было бы недостаточно просто заявить о том, что немецкие ученые находились на правильном пути: «их мысли удивительно совпадали с нашими, а разработки велись параллельно, в то же самое время». Удивление и восхищение авторов вызвал тот факт, что небольшая, изолированная от всего мира группа ученых вражеской страны смогла достичь столь впечатляющих результатов в таких неблагоприятных условиях.

Многие привыкли критиковать германскую атомную программу, ничего о ней не зная. Другие обнаруживали некоторое знакомство с соответствующими документами. Здесь необходимо провести черту различия между достижениями в области теории, о которых говорилось в рассмотренном выше документе, и работами в области технологии атомного реактора. В последнем случае Германия явно отставала, и причинами этого отставания были и отсутствие должных механизмов контроля, и недостаточное взаимодействие между отдельными группами ученых, и, как уже упоминалось выше, нехватка материалов и оборудования. Идея кадмиевых защитных стержней была всего лишь обозначена соответствующим числовым индексом в очередном отчете, но никто не рассматривал ее всерьез. Во время экспериментов не была предусмотрена даже возможность быстрого слива тяжелой воды через дренажные отверстия в донной части реактора в случае, если реакция выйдет из‑под контроля. Если бы в Хайгерлохе удалось достичь критической реакции, немцы столкнулись бы с теми же неожиданными сложностями в ее остановке, что и американцы в середине 1944 года, когда там впервые был построен критический реактор.

Немецкие физики не понимали и значения задержанных нейтронов как фактора контроля работы атомных реакторов.

Если попытаться проследить параллельные курсы, по которым двигались атомные исследования в Германии и странах антигитлеровской коалиции после того, как в 1939 году наука разделилась на два лагеря, становится ясно, что и для тех и для других поворотным пунктом стал 1942 год. До того момента обе стороны находились примерно на одном уровне, за исключением, пожалуй, того, что немецкая сторона без большого энтузиазма занималась исследованиями в области выделения изотопов урана. В самом деле, немцы первые в мире добились положительного показателя для роста числа нейтронов на своем реакторе «L–IV» в Лейпциге. Немецким ученым не удалось заручиться поддержкой своего правительства: руководители страны, поглотившей половину Европы, не видели большого смысла в финансировании не очень понятных им абстрактных исследований. В то же самое время в США к этому проекту отнеслись с искренним энтузиазмом еще до того, как в декабре 1942 года Ферми удалось построить в Чикаго критический реактор; они инвестировали в проект «Манхэттен» в тысячу раз больше средств, чем их немецкие коллеги. После середины 1942 года в Германии начали считать время до окончания войны. За три оставшихся военных года там постарались накопить как можно больше знаний, которыми можно будет воспользоваться в дальнейшем. Доктор Дибнер писал: «Теперь каждому известно, что возможность построения самоподдерживающих урановых реакторов была доказана в Германии к 1942 году. Все наши более поздние эксперименты были направлены на то, чтобы подтвердить это». Немецким ученым не удалось завоевать доверие руководства страны к ядерному проекту; они были выброшены на мель океаном наступившей атомной эпохи.

[1]Имеется в виду выдающийся французский физик Ф. Жолио‑Кюри. (Здесь и далее примеч. ред.)

[2]Гаудсмит Сэмюэл американский физик‑теоретик; в 1925 г. вместе с Джорджем Уленбеком ввел понятие спин электрона.

[3]«Эка‑рений» и «эка‑осмий», химические элементы, имеющие соответственно в периодической системе номера 93 и 94, сейчас называются «нептуний» и «плутоний».

[4]Ныне доказано, что выделяется от 2 до 5 нейтронов.

[5]Термин «эффективное сечение» ядра определяет его состояние относительно возможности захвата нейтрона. В нашем случае речь идет о площади некой «мишени», центром которой является атомное ядро, когда нейтрон, оказавшись в пределах этой площади, будет взаимодействовать с ядром. Чем больше эффективное сечение, тем выше вероятность захвата нейтрона. Эффективное сечение ядра выше для медленных (тепловых), чем для быстрых нейтронов.

[6]Американцы не учитывали возможности засорения шлаками своих больших урановых реакторов до тех пор, пока не пришлось остановить один за другим несколько огромных плутониевых реакторов в Ханфорде. Причиной остановки было образование в ходе реакции деления ксенона‑135. Несмотря на относительно низкую концентрацию этого изотопа, он обладает свойством поглощения значительного количества тепловых нейтронов.

[7]3 марта ученый из университета в Миннесоте Альфред О'Нир и еще трое физиков Колумбийского университета напечатали в «Physical Review» статью, в которой описывали, как с помощью масс‑спектрометра им удалось изолировать небольшое количество урана‑235. Опыты показали, что «этот изотоп урана подвержен делению при бомбардировке медленными нейтронами». 3 апреля те же авторы в том же журнале опубликовали подробное описание прежнего опыта, на этот раз проведенного с большим количеством различных изотопов урана.

[8]Данная беседа приводится в рукописи неопубликованных мемуаров профессора М. фон Арденне.

[9]Резонансными называются нейтроны с энергиями от 0,5 до 1000 электронвольт. Для средних и тяжелых ядер эффективное нейтронное сечение (о нем уже говорилось) достаточно велико, и график зависимости этого сечения от энергии представляет собой по внешнему виду «частокол», то есть большое число острых резонансных всплесков. Важную роль в исследовании этой зависимости сыграли проводившиеся в 1936 году в СССР работы выдающегося физика‑экспериментатора Л.В. Шубникова (1901 1937), расстрелянного в годы ежовщины, в которых также участвовал молодой И.В. Курчатов.

[10]Длиной диффузии в ядерной физике называется основная характеристика процесса диффузии нейтронов. Если Rg среднеквадратичное расстояние, на которое уходит в веществе тепловой нейтрон от места рождения до места поглощения, то величины L и Rg связаны соотношением L2 = Rg2.

[11]Сейчас кажется вероятным, что причиной такой низкой длины диффузии были компоненты воздуха, скорее всего азот. И вплоть до 1945 г., когда в ходе эксперимента «B‑VIII» в Хайгерлохе в качестве отражателя нейтронов были использованы графитовые блоки, ученые не догадывались, что расчеты Боте были неверны. Менее значительной ошибкой было определение Фольцем и Хакселем сечения захвата медленных нейтронов природным ураном в пределах 0,1 0,2 х 104 см, в то время как на самом деле это значение составляет 3,5 х 104 см. Это несоответствие было выявлено и учтено в дальнейшем. Кроме того, к нему было принято добавлять величину, которую назвали сечением «дополнительного поглощения», составлявшего 2,8 х 104 см. Этот пример является свидетельством «творчества» ученых, возможно допустимого во время войны.

[12]Племянник Генриха Герца, экспериментально доказавшего в 1888 г. существование электромагнитных волн.

[13]В СССР особенности цепных реакций на быстрых и медленных нейтронах рассмотрели в 1939 г. Я.Б. Зельдович и Ю.Б. Харитон.

[14]Точное определение этих новых подлежащих делению ядер за несколько месяцев до этого было дано ученым из Вены Шинтльмейстером. Он доказал, что этот элемент, который теоретически мог быть использован в качестве взрывчатого вещества, получается в результате химической реакции, происходящей в урановом реакторе. Он является элементом № 94 периодической таблицы (и теперь известен как плутоний), а не № 93 (нептуний).

[15]Также уместно вспомнить о самостоятельных исследованиях в области ядерной физики, проводившихся в те годы в СССР, например о создании под руководством И.В. Курчатова первого советского ядерного реактора, запущенного в декабре 1946 года и имевшего мощность 4000 кВт, в отличие от чикагского реактора 1942 года Э. Ферми мощностью 200 Вт.

[16]Фамилии этих 16 ученых: В. Гейзенберг, Г. Гофман, О. Ган, Ф. Штрасман, 3. Флюгге, К. фон Вайцзеккер, И. Маттаух, К. Вирц, X. Гейгер, В. Боте, Р. Флейшман, К. Клузиус, Г. Диккель, Г. Герц, П. Гартек и Г. Штеттер. Все они действительно работали над германской атомной программой, кроме Герца, который из расовых соображений не был допущен к проекту.

[17]В книге Маргарет Гоуинг «Британия и атомная энергия в 1939 1945 гг.» полностью приводится этот текст и обращается внимание на допущенную в нем ошибку. Как было обнаружено после войны, в руки немцев на самом деле попало примерно 600 тонн оксида урана; по мнению профессора Н. Риля, даже эта цифра сильно занижена.

[18]В СССР первые микропорции плутония (порядка 1017 атомов) были получены радиохимиком Б.В. Курчатовым (братом И.В. Курчатова) осенью 1944 г. в обычной бочке с водой. В течение трех месяцев с помощью радий‑бериллиево– го источника непрерывно облучалась колба с гидратом оксида закиси урана. В 1947 г. на первом советском ядерном реакторе, построенном под руководством И.В. Курчатова, получили 20 микрограммов плутония их уже можно было разглядеть под микроскопом. Первый промышленный реактор для получения плутония был также построен под руководством И.В. Курчатова и запущен в июне 1948 г.

[19]Виновницей была некая секретарша из совета по научным исследованиям. В конце 1943 г., когда она должна была передать циркулярное распоряжение Геринга о смещении Эсау с поста руководителя проекта, она снова положила в конверты не те документы, извинившись за это через несколько дней. Эта женщина, заявляя, что теперь‑то отправляет адресатам нужные бумаги, тем не менее и на этот раз умудрилась их перепутать.

[20]Выше уже упоминалась длина диффузии L важнейшая характеристика замедления нейтронов. Для бериллия и графита она равна соответственно 21 и 60 см, в то время как для тяжелой воды 159 см.

[21]Даже в Америке ученые в своих оценках давали более широкие границы: «Масса урана‑235, необходимая для реакции деления взрывного типа в заданных условиях, должна быть не менее 2 и не более 100 кг». Такие цифры были названы на заседании Национального академического комитета, состоявшемся 6 ноября 1941 г. Такие широкие границы были вызваны невозможностью точно определить экспериментальным путем «эффективное сечение захвата» быстрых нейтронов для урана‑235. Что касается плутония, американцы были довольно хорошо знакомы с его свойствами, поскольку сумели получить некоторое количество этого вещества на циклотроне в Беркли, штат Калифорния.

[22]На совещании присутствовали Бонхоффер, Клузиус, Гартек, Коршинг, Розе, Суэсс и Вирц; управление вооружений представляли Баше и Дибнер.

[23]Тот интерес, который к тому времени военные испытывали к новому виду взрывчатого вещества, виден из записи, сделанной Мильхом через несколько дней: «Предоставьте нашим ученым контракты на проведение исследований, поручите им создать взрывчатое вещество, стойкое к воздействию осколков вражеских снарядов в воздухе и в то же время обладающее гораздо большей разрушительной силой на земле, чем другая взрывчатка. Мы должны отомстить за Росток и Кёльн. Атакуя врага, нам необходимо сознавать, что разрушить вражеские города можно только ответным огнем».

[24]Сохранился полный стенографический отчет этого совещания, состоявшегося 6 июля 1942 г. в министерстве ВВС. В работе среди прочих принимали участие Геринг, Мильх, Шпеер, Функ, Онезорге, Фромм, Витцель, Ментцель, Брандт, Фоглер и Розенберг.

[25]Слово «Hahn» в переводе с немецкого значит «петушок, забияка».

[26]Производство урана в Германии во время войны составило:

«Degussa» (Франкфурт) 1940 280,6 кг (лаборатория)

2459,8 кг (завод)

5601,7 кг (завод)

3762,1 кг (завод)

710,8 кг (завод)

В 1944 году компания развернула производство металлического урана в Берлине‑Грюнау. Было получено: в декабре 1944 г. 224 кг; в январе 1945 г. 376 кг, в феврале 286 кг.

[27]Планерами управляли сержанты М. Стрейтди и П. Дойг (пилоты планерного полка), а также пилот Дэвис и сержант Фрезер из Королевских ВВС Австралии.

[28]Комптон А. лаурет Нобелевской премии по физике 1927 г. за открытие упругого рассеяния электромагнитного излучения в рентгеновском и гамма‑диапазоне на свободных или слабо связанных электронах. Ныне это излучение, сопровождающееся увеличением длины волны, известно в физике как эффект Комптона и является прямым доказательством существования фотонов, то есть квантов электромагнитного излучения.

[29]К концу 1942 г. в Германии оставалось всего 60 г радия. При существовавших потребностях в этом материале его запасов должно было хватить всего на три года.

[30]Доктор Верке писал: «В связи с потерей предприятия в Веморке все Скандинавские страны оказались перед лицом опасности потери продукции заводов по производству удобрений. Я снова поехал в Осло и подтвердил, что впредь мы воздержимся от производства тяжелой воды. Такое решение было принято, чтобы дать возможность компании «Norwegian Hydro», воспользовавшись шведскими кредитами, восстановить поврежденные предприятия».

[31]Распределение груза тяжелой воды по емкостям с указанием процентного содержания дано в следующей таблице:

Вес всего груза эквивалентен 613,68 литра 100 %‑ной тяжелой воды.

[32]Первоначально эти данные подвергались сомнению. Однако через два дня они были подтверждены в докладе военного губернатора Норвегии: «20 февраля 1944 года железнодорожный паром на озере Тиннсьё, к востоку от Рьюкана, затонул в результате взрыва в носовой части. Из находившихся на борту 53 человек были спасены 27 (в том числе четверо немецких военнослужащих). Ведется расследование, но пока причина взрыва не установлена». В дальнейшем миссия союзников «Alsos» получила в свое распоряжение подробный отчет немцев о диверсии.

[33]На совещании немецкой тайной полиции в начале 1945 г. начальник полиции в Норвегии генерал СС Редисс сообщил, что «за 1944 год там имели место двадцать три случая саботажа на судах». Генерал не стал подробно описывать диверсию на озере Тиннсьё.

[34]К ноябрю 1943 г., когда диверсии союзников остановили производство тяжелой воды в Веморке, на предприятии было получено 2840 кг этого материала с концентрацией более 99,5 %. В разные годы, начиная с 1939 г., производство тяжелой воды на этом предприятии составило: 1939 1940 гг. 20,35 кг; 1940 1941 гг. 282,25 кг; 1941 1942 гг. 871 кг; 1942 1943 гг. 1179 кг; 1943 1944 гг. 487 кг; 1944 1945 гг. 0. В 1942‑м и 1943 гг. выпуск тяжелой воды с концентрацией выше 99,5 % составил:

Поскольку в 1940 году союзникам удалось заполучить с предприятия в Веморке 185 кг тяжелой воды, всего немцы получили около 2655 кг этого материала.

[35]Считается допустимым принимать объем составленных в рамках исследования документов за показатель активности, с которой ведутся работы в данном направлении. Карл Рамзауэр воспользовался этой посылкой в своей речи в апреле 1943 г., в которой он клеймил немецких физиков за медлительность. В анализе немецких документов по атомной программе, приведенном в хранящемся в Оук‑Ридже документе TID‑3030, дается ежегодное количество официальных отчетов за годы исследований:

…4

…54

…61

…84

…51

…55

…17

Таким образом, максимальной производительность «мозгов немецких ядерных физиков» была в 1942 г., во времена, когда в их распоряжении имелось достаточное количество урана и тяжелой воды. Производительность Герлаха в 1944‑м и 1945 гг. можно считать весьма скромной, особенно с учетом того, что многие документы, датированные 1944 г., были на самом деле составлены в 1943 г.

[36]Через несколько месяцев представители ВМС вышли из состава «Alsos» и создали собственную разведывательную миссию в Европе.

[37]О единственном упоминании возможного применения в качестве оружия радиоактивных веществ уже говорилось ранее. Кроме того, можно сослаться на лекцию, прочитанную 6 мая 1944 г. немецким ученым Шиболдом группе офицеров люфтваффе. Он рассказывал о возможном применении радиологического оружия, представляющего собой рентгеновские, или гамма‑лучи.

[38]Первый обмен такой разведывательной информацией между союзниками состоялся в январе 1944 г., через девять месяцев после того, как в Лондоне стали всерьез воспринимать угрозу работ немецких ученых над новыми видами вооружений.

[39]Читатель, склонный расценить этот знаменательный эпизод скептически, сможет рассеять все свои сомнения, обратившись к материалам допроса военными следователями США в сентябре 1945 г. начальника отдела технических исследований министерства вооружений полковника Фридриха Гейста. Отвечая на вопрос о том, что было известно в Германии о наличии у союзников атомного оружия, Гейст письменно ответил: «Насколько я помню, тогда я не располагал информацией о том, что союзники работают над созданием атомной бомбы. Тем не менее я согласился с предложением исследовать воронки от бомб авиации союзников с целью обнаружения эффекта радиоактивности. О результатах этих исследований мне неизвестно. Мы не исключали возможности того, что союзники могли каким‑то образом частично использовать процесс ядерного деления. Вероятно, что лица, имевшие непосредственное отношение к этой проблеме (представитель министерства Шуман и профессор Герлах), располагали данными о наличии у союзников определенных разработок в данной области. Я сам такой информацией не располагал».

[40]Такие исследования велись в Берлинском институте имени кайзера Вильгельма и во французском госпитале у Северного вокзала в Париже. Кроме того, над теми же проблемами работал профессор психиатрии Хебнер в Мюнхене. Третий, более совершенный циклотрон строился компаниями «Siemens» и «Halske», однако завершение работ в результате рейдов авиации союзников было задержано примерно на год.

[41]Расходы бюджета с апреля 1944‑го по март 1945 г. распределялись следующим образом:

Двадцать два контракта научных институтов…447 900

Производство ультрацентрифуги компаниями «Anschutz» и «Hellige»…200 000

Обработка урана и литье пластин компанией «Auer»…300 000

Производство тяжелой воды и строительство завода на предприятии «И.Г. Фарбен» «Leuna» в Мерсебурге…1 200 000

Строительство завода тяжелой воды на заводе холодильного оборудования компании «Linde»…1 300 000

Различные заказы, размещенные на других предприятиях…200 000

И т о г о: 3 647 900

[42]До апреля 1943 г. профессор Эсау израсходовал 2 млн рейхсмарок, однако после атаки американской авиации на завод в Веморке он был вынужден увеличить бюджет программы еще на 1 млн рейхсмарок.

[43]План заключался в том, что большой самолет должен доставить небольшой бомбардировщик через Атлантический океан к берегам США и затем вернуться обратно. Сбросив бомбы на Нью‑Йорк, бомбардировщик совершит вынужденную посадку в водах Атлантики. Затем экипаж подберет немецкая субмарина. От плана окончательно отказались 21 августа. Сохранилась запись, сделанная в тот день в дневнике начальника штаба люфтваффе генерала Крипе: «Утреннее совещание. Короткий обмен мнениями по поводу операции с применением бомбардировщика против Нью‑Йорка. ВМС не готовы предоставить подводную лодку для дозаправки и эвакуации экипажа самолета. Я отказываюсь от проведения операции… Окончательная беседа с адмиралом Эрике (ВМС) по поводу бомбардировки Нью‑Йорка продолжалась до 17.00… Вечером говорил по телефону с Мейцелем (начальником оперативного отдела штаба ВМС) по поводу операции в США». Впервые эта операция упоминается в т. 14 стенограммы совещаний у фельдмаршала Мильха. На нескольких совещаниях в мае и июне 1942 г. он обсуждал возможность нанесения бомбовых ударов по городам Нью‑Йорк и Сан‑Франциско. Сложность заключалась в том, что вес самой мощной бомбы в то время составлял всего одну тонну. Совещания проходили незадолго до того, как 4 июня 1942 г. Мильх в здании Гарнака спросил Гейзенберга о том, сколько будет весить бомба, способная уничтожить целый город.

[44]К этим программам относятся урановый проект, бактериологическое оружие, организация научных исследований в стане противника, исследования в области аэронавтики, дистанционные взрыватели, немецкие научные исследования в области управляемых ракет, участие министерства Шпеера в реализации научных программ, разработки в области химии, разработки горючих сланцев, научные исследования в других областях.

[45]Сын выдающегося французского физика Ж. Перрена, осуществившего в 1908 г. цикл экспериментальных исследований броуновского движения, подтвердивших теорию этого явления, предложенную А. Эйнштейном и М. Смолуховским, согласно которой данное движение является следствием теплового движения молекул среды, воздействующих на броуновские частицы.

[46]В этой связи один из бункеров осматривала французская комиссия, в состав которой входили профессор Жолио, профессор Моро и доктор Шовин. После осмотра объекта британская исследовательская группа сделала вывод о том, что «предположение, что объект может быть связан с производством атомной бомбы, решительно отвергается».

[47]Гогенцоллерны династия бранденбургских курфюрстов, прусских королей и германских императоров. Их представителем был кайзер Вильгельм II, имя которого носит упоминаемый в этой книге институт.

[48]Это еще один пример того, как иногда на основании ложных аргументов делается правильный вывод. Сотрудники миссии «Alsos» решили, что немецкое слово «Sperrgebiet» означало «военная зона с ограниченным доступом». На самом деле это была пометка о том, что Хехинген принял и разместил определенное для него по плану эвакуации количество беженцев и не может больше принимать эвакуированных.

[49]Скорее всего, речь идет о Гейзенберге.

[50]Например, нитроглицерина, который, в свою очередь, используется для производства как бездымных порохов, так и динамита.

[51]Так называется «пороговое» значение массы, при превышении которого начинается цепная реакция.

[52]Рассказывая об этом эпизоде миссии «Alsos», еще до того, как была сброшена бомба на Хиросиму, Росбауд заявил, что тяжелая вода была получена в Норвегии «под фальшивым предлогом и предназначалась в борьбе самой страшной военной машины против мировой цивилизации».

[53]Друг Росбауда профессор Патрик Блэкетт, английский физик, специалист в области ядерной физики и космических лучей, лауреат Нобелевской премии 1940 года, сообщил автору этой книги, что он так и не получил посланий. Тем не менее генерал Гровс позже писал: «Мы узнали от… берлинского ученого, который передал нам через норвежское подполье информацию о том, что урановая программа была эвакуирована в более безопасное место, точное нахождение которого неизвестно. До того момента мы более или менее регулярно получали информацию из этого источника, однако теперь ее поступление прекратилось. Мы столкнулись с проблемой определения места эвакуации учреждений имени кайзера Вильгельма и их дальнейшей судьбы».

[54]Отчет союзникам об этом разговоре был представлен Росбаудом до того, как была объявлена новость о бомбардировке Хиросимы. Поэтому его рассуждения о «бомбе» особенно интересны.

[55]Иден Антони в то время британский министр иностранных дел.

[56]Неточность автора. Постановление советского правительства о начале работ по созданию атомного оружия датировано 10 марта 1943 г. Этим постановлением главой советского атомного проекта был назначен И.В. Курчатов. В том же году советские физики И.И. Гуревич и И.Я. Померанчук разработали теорию замедления нейтронов в гетерогенных системах (так называются системы, где ядерное топливо и замедлитель размещены в виде отдельных блоков), показав, что в этом случае легче достичь критических размеров реактора.

[57]Цитата из дневника профессора Герлаха за 7 августа 1945 г.: «В газетах говорится, что мы располагаем фабрикой по производству урановых бомб на острове Борнхольм. Майор (Риттнер) рассказал мне, что им известно все о Борнхольме. Частично эта территория использовалась для производства «Фау»; частично для создания радиоуправляемых бомб». Впоследствии британские офицеры не раз допрашивали Герлаха о том, что на территории Борнхольма якобы имелся завод по производству атомного оружия.

[58]Вете Хан с немецкий физик‑теоретик, специалист в области квантовой механики, ядерной физики и астрофизики.

[59]Юри Гарольд Клейтон американский физик и физико‑химик. В 1932 г. открыл изотоп водорода, ныне известный как дейтерий, за что был удостоен Нобелевской премии по химии в 1934 г.

[60]Неточность автора. Первый циклотрон был построен американским физиком Эрнестом Лоуренсом в 1931 г. (Нобелевская премия по физике 1939 г.).

[61]Авторами были доктор Элвин Уэйнберг и доктор Лотар Нордхейм. Первый из них впоследствии занимал пост директора Национальной лаборатории в Оук‑Ридже, штат Теннесси. Автор книги беседовал с ним по поводу истории и причин подготовки вышеупомянутого доклада Комптону. Доктор Уэйнберг тогда заявил, что даже сейчас не намерен менять свою точку зрения на то, в какой стадии находилась германская атомная программа в 1945 г.