Глава 6. «Этот атомный проект, который в каждом зажигает такой интерес», как отозвался о нем рейхсмаршал Геринг

Операция «Незнакомец»

«Этот атомный проект, который в каждом зажигает такой интерес», как отозвался о нем рейхсмаршал Геринг, вступил в свою самую сложную фазу: прошел месяц с тех пор, как Альберт Шпеер заслушивал немецких физиков‑ядерщиков. За этот месяц претерпела изменения вся организация работ над атомной программой. Рейх решил мобилизовать германскую науку для окончательной победы в войне. Прежний имперский исследовательский совет во главе с министром Рустом был распущен, и взамен был создан новый независимый орган под тем же названием, возглавляемый самим рейхсмаршалом Герингом. 9 июня Адольф Гитлер издал соответствующий приказ, и, пока неторопливо создавалась новая организация, работа над многочисленными научными проектами стояла на месте.

Контролирующим органом нового имперского исследовательского совета должен был стать «руководящий комитет» Геринга из 21 члена, в состав которого входили министры, высшие военные и руководители партии, в том числе и сам Генрих Гиммлер. В то же время в нем не было ни одного ученого. Фактическое руководство научными изысканиями должен был осуществлять управляющий подкомитет. Это была смелая, но несколько запоздалая попытка навести порядок в германской науке.

Однако никакими перестановками невозможно было компенсировать тот вред, который принесли науке политические преследования ученых. К 1937 году около 40 процентов профессорского состава университетов было уволено. Разгул антисемитизма заставил многих, включая выдающихся физиков, покинуть Германию. Теперь в рейхе, наконец, поняли эту ошибку: в своей знаменитой секретной речи на совещании в Берлине, посвященном будущему нового Имперского исследовательского совета, в присутствии почти всех членов руководящего комитета[24]Геринг выразил сожаление, которое фюрер и он сам испытывали в связи с преследованием еврейских ученых:

«Фюрер ненавидит любую регламентацию в науке, особенно если она приводит к таким результатам: допустим, некое изобретение действительно чрезвычайно важно для нас и должно привести к важным последствиям в будущем. Но мы не можем его получить, потому что у кого‑то жена еврейка или потому что он сам наполовину еврей…

Я обсудил это с самим фюрером. Ранее мы могли прибегать к услугам евреев. И теперь было бы сумасшествием заявить: «Ему придется уехать. Он прекрасный исследователь, и у него фантастические мозги, но его жена – еврейка, и поэтому он не может больше работать в университете и т. д.» Фюрер сделал подобные исключения для искусства вплоть до оперетты; и он охотно сделает исключения для всех, занятых в великих научных проектах».

В конце совещания Геринг вернулся к теме германского уранового проекта – проекта, «требующего высочайшего уровня секретности» для всех, включая самих ученых. «Слишком долго ученые выступали здесь в роли примадонн, – продолжал Геринг и, вспоминая последние месяцы перед войной, добавил: – Вызывает тошноту упоминание о том или ином физическом или химическом конгрессе в Лондоне или Нью‑Йорке и вид энтузиазма, с которым ученый трубит о своем открытии миру. Создается впечатление, что он просто не в силах удержать это в себе больше ни на минуту. Как прекрасно! Каждый узнает об этом! Только те из нас, для которых эти открытия имеют практическое значение, узнают о них последними! Не мы первыми читаем статьи, которые публикуют эти ученые, и я тоже не отношусь к числу таких счастливчиков. И в результате мы, которым нужны эти открытия, часто вообще о них ничего не знаем. В то же время коллегам нашего ученого в Великобритании, Франции и Америке прекрасно известно о том, какие яйца удалось высидеть их коллегам в Германии». Мало кто сомневался в том, что острота Геринга была направлена против публикации в научной прессе открытия Отто Ганом деления атомного ядра в 1939 году[25].

Еще через несколько недель Геринг неожиданно назначил своим уполномоченным в совете Рудольфа Ментцеля, гражданского чиновника, имевшего высокий почетный чин в СС. В свою очередь, Ментцель должен был делегировать административные полномочия «совету директоров» из одиннадцати членов, состоявшему из видных ученых, некоторые из которых были почетными членами партии. В некоторых случаях во главе особо важных исследовательских проектов назначаются «специальные уполномоченные». Во главе же ядерных физиков продолжал стоять профессор Эсау. В помощь ему назначили доктора Дибнера и доктора Берке. Итак, профессор Эсау, оттертый в сторону более удачливыми конкурентами в начале работ над программой, снова в деле. И вряд ли он при этом испытывает теплые чувства к тем, кому когда‑то удалось занять его место.

В действительности такие впечатляющие успехи в реализации германской атомной программы были достигнуты не за счет достижений ученых– теоретиков. В то время как группы ученых из Лейпцига, Берлина и Гейдельберга не спеша вели свои научные опыты, группа физиков и химиков под руководством профессора Пауля Гартека в Гамбурге работала совсем в другом ритме. Сам Гартек обладал выдающимися способностями мгновенного понимания проблемы на интуитивном уровне. Именно ему пришла в голову мысль о необходимости отделения в реакторе уранового топлива от замедлителя. Именно Гартек в начале 1940 года, за два года до Ферми, построившего реактор в Чикаго, создал первый прототип уранового реактора, в котором попытался использовать в качестве замедлителя диоксид углерода. Гартек и Суэсс разработали методику повышения производительности норвежского предприятия по выпуску тяжелой воды в десять раз. Наконец, Гартек и доктор Грот в течение года без устали трудились над отделением изотопов урана методом диффузии, а затем доктор Грот, к удивлению самого Гартека, разработал свой собственный оригинальный способ обогащения урана‑235 с помощью ультрацентрифуги.

Результаты встречи с министром Шпеером показались Гартеку катастрофическими. Конечно, строительство бункера для берлинского реактора было нелишней мерой безопасности, однако для профессора означало полный провал то, что сам проект был отодвинут в область второстепенных программ как раз в то время, когда наметился явный успех в применении ультрацентрифуги для обогащения урана. 1 июня опыты по отделению изотопов ксенона с помощью ультрацентрифуги, построенной компанией «Anschutz & Co.» всего за полгода, дали ошеломляющие результаты. Процесс проходил в точном соответствии с теоретическими выкладками, и ученые планировали в самое ближайшее время перейти к опытам с гексафторидом урана.

26 июня, после того как доктор Дибнер побывал в Киле и в Гамбурге, где встречался с Гартеком и обсуждал с ним перспективы применения нового метода, профессор написал официальное письмо военному руководству, в котором просил об оказании дальнейшего содействия:

«Широко известно, что существует два типа урановых реакторов:

реактор первого типа состоит из природного урана и примерно пяти тонн тяжелой воды;

реактор второго типа состоит из металлического урана, обогащенного ураном‑235, значительно меньшего количества по сравнению с первым типом и соответственно меньшего количества тяжелой воды или даже обычной воды.

Германская исследовательская группа избрала первый путь, в то время как американцы наверняка пойдут по второму. Только практика может показать, который из них окажется более перспективным. Однако в любом случае, поскольку реакторы второго типа обладают меньшими размерами, они смогут перевозиться армейскими транспортными средствами. Это значит, что второй путь более перспективен с точки зрения создания взрывчатого вещества».

Далее профессор Гартек пояснил, что применение в реакторе обогащенного урана прежде было невозможно, поскольку в Германии не была решена проблема обогащения изотопа урана‑235. Однако успехи доктора Грота в экспериментах с ультрацентрифугой настолько впечатляющи, что «нам необходимо полностью сосредоточиться именно на втором типе реактора».

В начале августа были проведены первые опыты с применением в центрифуге гексафторида урана. В ходе первой серии опытов удалось добиться степени обогащения 2,7 процента, а затем после увеличения скорости вращения ротора – 3,9 процента. Эти показатели были значительно ниже расчетных, скорее всего, из‑за загрязненности материалов, и все же обогащения удалось добиться. Группа берлинских ученых во главе с Гейзенбергом утверждала, что 11 процентов обогащения урана достаточно для того, чтобы перейти на использование в реакторе обычной воды. В свою очередь, для того, чтобы обеспечить такую степень обогащения, было достаточно построить несколько ультрацентрифуг, в которых реакция будет проходить последовательно.

Уже в поезде, по дороге из Киля обратно в Гамбург, усталому Гартеку пришла в голову мысль о том, как усовершенствовать конструкцию центрифуги: почему бы не разделить ротор по длине на несколько отдельных камер, каждая из которых соединялась бы с осью следующей камеры? И почему бы не соединить трубками две центрифуги, каждая из которых работала бы с различной скоростью и под разным, постоянно меняющимся давлением? Это позволит оптимизировать поток газа с одного ротора на другой и значительно повысить эффект применения даже одной такой двойной центрифуги.

Докладывая Герингу о важности применения ультрацентрифуги, профессор Эсау предлагал развернуть их массовое производство для получения значительного количества урана‑235 после того, как будет достигнута оптимальная конструкция центрифуги. В конце октября конструкторы машины согласились с необходимостью применения предложений профессора Гартека по усовершенствованию машины. Гартек заверил их, что теперь, после того как была доказана возможность обогащения урана‑235, германское правительство, несомненно, разместит большой заказ на производство такого оборудования.

В то же время осторожный профессор Эсау не был склонен раньше времени объявлять о том, что конечной целью проекта является создание атомной бомбы. В разговоре с профессором Хакселем, отвечавшим за взаимодействие с научными учреждениями, подчиненными ВМС Германии, Эсау заявил, что если мысль о реальности создания атомной бомбы дойдет до окружения фюрера, то и он, и Хаксель, и все их коллеги проведут всю войну за колючей проволокой до тех пор, пока это оружие действительно не будет получено. Хакселю посоветовали объявить конечной целью проекта создание «уранового двигателя».

Гейзенберг считал, что для достижения в урановом реакторе цепной реакции было необходимо иметь пять тонн тяжелой воды. До конца июня 1942 года завод в Веморке смог поставить в Германию только 800 килограммов, примерно одну шестую от требуемого количества. В середине июля в Берлине состоялось очередное совещание по увеличению производства тяжелой воды, в котором участвовали Дибнер, Берке, Гейзенберг, Боте, а также технические специалисты. Участники пришли к выводу, что при условии применения на построенном близ Мюнхена предприятии в реакции Клузиуса – Линде обычного водорода производительность составит всего 200 килограммов тяжелой воды в год. Было бы более эффективно применять водород, обогащенный дейтерием. Имелся ли в Германии источник такого слегка обогащенного водорода? Профессор Гартек считал, что такая реакция потребует значительных затрат энергии, в том числе для охлаждения, и водорода высокой степени очистки; однако никто не прислушался к его аргументам. Другие ученые предложили направить на электростанцию Мерано в Тироле специальную комиссию специалистов, которая должна будет изучить концентрацию тяжелой воды в гальванических элементах. Если она окажется достаточной, то предприятие в окрестностях Мюнхена сможет производить до полутора тонн тяжелой воды в год. В конце совещания был сделан общий вывод о том, что «проблема тяжелой воды важна, как никогда» и что необходимо изыскать другие способы ее производства, не дожидаясь результатов работы комиссии в Мерано.

Доктор Ганс Суэсс отправился на десять дней в Веморк, где вместе с главным инженером Йомаром Бруном они провели серию экспериментов с целью выяснить, в какой степени использование катализаторов, особенно на первых этапах процесса, способно оптимизировать технологию производства. Впервые немцы и норвежцы попытались решить проблему совместными усилиями. С помощью второго инженера завода в Веморке Альфа Ларсена они сымитировали в лабораторных условиях небольшую модель предприятия и приступили к испытаниям различных катализаторов.

К концу поездки Суэсса к ним присоединились приехавшие из Германии Вирц и Берке. Консул Шепке встретил их в Осло и в сопровождении норвежских инженеров Восле, Эйде и Йоханнсена отправил в Рьюкан. Наверное, шум электростанции в Веморке должен был вдохновить смешанную группу на успешное изобретение метода повышения производства тяжелой воды. В работе участвовал и директор компании «Norwegian Hydro». Все участники работ единодушно пришли к выводу, что значительно продвинулись в вопросе усовершенствования технологического процесса, особенно его шестого этапа. Брун и Суэсс в течение трех месяцев писали совместные отчеты военным о том, каких именно успехов удалось добиться и какие именно катализаторы применялись на шестой фазе производства тяжелой воды.

25 июля немецкие ученые посетили электростанцию в Захейме с целью определить, как успешно там идет производство. К тому времени тяжелую воду уже производили на электростанции Пехкранц; кроме того, ожидалось, что вот‑вот такое производство будет развернуто на электростанции Бамаг близ Берлина. Было принято решение, что все имевшиеся в наличии гидроэлектротехнические ресурсы будут брошены на получение продукта SH.200 (тяжелой воды). Поскольку из‑за целого ряда задержек не удалось получить запланированного количества тяжелой воды на заводе в Веморке, военные власти в Берлине и Осло пришли к соглашению о строительстве аналогичного предприятия в Захейме. Управление исследований армии распорядилось о выделении необходимых материалов – стали V2A, резины и асбеста – для возведения на территории Германии предприятия, на котором бы воспроизводились все девять этапов производства тяжелой воды.

Еще через три дня директор «Norwegian Hydro» Стефансон обещал немецким властям, что, если продержится приемлемый уровень воды, производительность предприятия составит 125–130 килограммов в месяц. 14 сентября завод в Веморке впервые начал работу с использованием усовершенствованной технологии Гартека – Суэсса. Немецкие ученые были твердо уверены, что теперь производительность предприятия возрастет до 400 килограммов тяжелой воды в месяц. В конце ноября профессор Эсау доложил Герингу, что после завершения соответствующих экспериментов на предприятии «Leuna», принадлежавшем фирме «И.Г. Фарбен», и на территории Германии начнется массовое производство тяжелой воды.

Одновременно с этим перед немецкой промышленностью была поставлена задача обеспечить для нужд полномасштабных экспериментов с урановым реактором несколько тонн металлического урана в пластинах. Контракт на поставку металла получило предприятие номер 1 компании «Degussa» во Франкфурте. Первый килограмм необходимого для этих экспериментов урана был получен в конце января. К середине мая эта цифра достигла 100 килограммов, а к концу того же месяца – одной тонны. Выплавка осуществлялась в вакуумных электрических печах; в то же время процесс формовки был настолько несовершенен, что полученный материал изобиловал кавернами и не обладал достаточной чистотой.

В связи с нестабильностью поставок оксида урана производство порошка металлического урана в 1941 году также не отличалось стабильностью. Предприятие, на котором немцы получали порошок урана, могло производить одну тонну в месяц, однако в течение всего 1941 года на нем было получено всего 2460 килограммов. При этом следует учитывать, что в то время завод не подвергался бомбардировкам авиации союзников. Сейчас трудно объяснить, почему реальная производительность была такой низкой: штат рабочих составлял всего пять или шесть человек, запасы исходного сырья были практически неограниченны. При всем этом можно сказать, что именно дефицит урана впоследствии практически погубил весь проект[26].

Несмотря на то что завод во Франкфурте работал далеко не на пределе своих возможностей, в 1942 году компания «Degussa» построила в Грюнау, в окрестностях Берлина, еще одно предприятие, аналогичное франкфуртскому. Первоначально атомный проект имел чрезвычайно высокий приоритет. И все же производство наращивалось крайне медленно, а недостаток опыта по выплавке урановых пластин, так необходимых Гейзенбергу и Допелю, вызывал многочисленные сбои и задержки в их поставках. В дальнейшем, по мере того как атомная программа постепенно теряла свое значение, фирма «Degussa» начала испытывать все возрастающие трудности с приобретением оборудования для своих двух заводов во Франкфурте. С конца 1942 года, когда предприятия стали остро ощущать недостаток вакуумных насосов, меди для трансформаторов и других необходимых материалов, выпуск урана стал резко сокращаться.

Получив в 1941 году предупреждение о возрастающих поставках тяжелой воды в Германию, британская разведка стала уделять самое пристальное внимание отслеживанию хода германского атомного проекта. Самая ценная разведывательная информация поступала из Скандинавских стран в бюро коммандера Уэлша; оттуда данные передавались в офис «Tube Alloys» Майклу Перрину. Очень важные сведения англичане получили непосредственно из Берлина, от одного из ведущих немецких ученых, имя которого уже упоминалось на страницах этой книги.

Примерно в то же время, когда Шпеер делал свое «краткое сообщение» фюреру, правительство Великобритании получило убедительные доказательства того, что в Германии происходит нечто тревожащее. Руководитель Перрина в «Tube Alloys» Уоллас Акерс написал письмо советнику премьер‑министра Великобритании Черчилля по науке лорду Черуэллу. В нем он ссылался на некоего шведского физика‑теоретика, обратившегося в британскую прессу с предупреждением о том, что в Германии под руководством профессора Гейзенберга проводятся масштабные эксперименты, целью которых является достижение цепной реакции деления ядра урана. При этом основной упор делается на применение изотопа урана‑235. Швед не исключал, что немцы вот– вот могут получить реальные результаты.

Весной 1942 года британская разведка установила прямой контакт с городом Рьюкан на юге Норвегии. В середине марта группе патриотов во главе с английским агентом удалось захватить на побережье Норвегии небольшой катер, на котором они переправились в Абердин. Один из членов группы Эйнар Скиннарланд был родом из Рьюкана. Он дал свое согласие работать на британскую разведку. Теперь предстояло быстро вернуть его на территорию оккупированной немцами Норвегии, пока там не обнаружили его отсутствия. Скиннарланд прошел краткосрочный курс обучения в одном из лагерей британской разведки и получил инструктаж майора Тронстада, норвежского физика, во время войны возглавлявшего разведку своей страны на территории Великобритании. Ранним утром 29 марта 1942 года Скиннарланд был сброшен на парашюте на территорию Норвегии. Его одиннадцатидневного отсутствия там никто так и не заметил.

Вскоре Скиннарланд через Швецию сообщил в Лондон, что установил контакт с некоторыми инженерами завода по производству тяжелой воды, в том числе с главным инженером Иомаром Вруном. Теперь Лондон имел полное представление о том, какое большое значение немцы придают увеличению производства тяжелой воды.

Вскоре после того, как Суэсс посетил Веморк, к Вруну обратился майор Тронстад, который запросил у него информацию, освещающую цели этой поездки. Врун передал англичанам фотографии предприятия, а также чертежи и комментарии по поводу намерений немцев добиться значительного увеличения производства. Доктор Д'Арси Шеферд перефотографировал эти данные на микропленку, которая затем была упакована в тюбики зубной пасты и доставлена в Лондон через Швецию курьером. До сих пор не вполне ясно, содержали ли полученные англичанами сведения полную картину деятельности немцев и не были ли они искажены. В 1944 году профессор Пауль Гартек предположил, что «меры безопасности, предпринятые с целью не допустить на предприятии актов диверсий, пристальное внимание немецкого военного командования и то давление, которое оказывалось на сотрудников с целью ускорения работ и увеличения выпуска продукции, могли создать у норвежцев преувеличенное представление о том, насколько важен для Германии продукт SH.200 (тяжелая вода)». Врун, конечно, в первую очередь был глубоко озабочен тем, что тяжелая вода может быть использована в военных целях. Только недавно из неосторожной ссылки Суэсса на деятельность профессора Жолио‑Кюри он впервые узнал о потенциале применения ядерной энергии. Он постоянно думал о том, что именно этим вызвано настойчивое желание немцев увеличить производительность его завода. Реплика Суэсса была немедленно передана в Лондон: немецкий физикохимик пытается убедить норвежского инженера в том, что планы рейха носят исключительно мирный характер и направлены на решение энергетических задач в послевоенный период. Суэсс заявил, что работа над проектом займет многие годы, однако Брун ему так и не поверил.

К этому времени в Чикаго группе ученых под руководством профессора Энрико Ферми удалось завершить расчеты эффективного сечения для ураново‑графитового решетчатого реактора. К декабрю 1941 года, после проведения успешных испытаний на нескольких моделях, Ферми построил реактор, на котором при условии наличия материалов заданной чистоты он планировал осуществить цепную реакцию. В марте 1942 года доктор Ванневар Буш проинформировал президента США Рузвельта о том, что теоретически существует шесть способов получения ядерной энергии. Четыре из них предусматривают выделение редкого изотопа урана‑235: метод ультрацентрифуги (разработанный в Германии Гротом); тепловая диффузия (Клузиус и Флейшман); электромагнитный сепаратор (фон Арденне, Эвальд и Вальхер); газовая диффузия через пористые материалы (Густав Герц). Еще два способа основаны на получении в урановом реакторе плутония с использованием в качестве замедлителей графита или тяжелой воды.

В то время как немецкие ученые предпочитали уклоняться от прямого ответа на вопрос о возможности получения в ближайшем будущем атомного оружия, их американские коллеги в то же самое время были готовы дать на это твердый положительный ответ. 17 июня Буш заявил Рузвельту, что в идеальных условиях атомное оружие будет изготовлено в сроки, позволяющие ему решить исход этой войны. В следующем месяце было принято решение о строительстве в США предприятия по получению обогащенного урана‑235 методом электромагнитной сепарации. В то же время в Великобритании был построен завод, на котором этот изотоп получался методом газовой диффузии, основанным на теории Густава Герца. Далее в США было принято решение о закупке 350 тонн оксида урана. Кроме того, были заключены контракты с предприятиями по его очистке и производству порошкового урана. Еще до окончательного завершения расчетов в Аргонне, близ Чикаго, приступили к возведению первого уранового реактора. По запросу англичан были заключены контракты по возведению в Трейле, Британская Колумбия, завода по производству тяжелой воды. Последний шаг был вызван опасениями невозможности применения графитовых замедлителей. К концу июля 1942 года в Оук‑Ридже, штат Теннесси, на территории площадью 80 тысяч акров было начато строительство предприятия по обогащению урана. Теперь после получения необходимых материалов можно было начинать эксперименты с реактором Ферми в Чикаго.

Постепенно позиции, в которых немцы лидировали в 1940–1941 годах, сводились на нет усилиями американских ученых и инженеров. Но пока еще никто не доказал на практике возможность создания эффективного уранового реактора, и пока немцы контролировали единственный в мире завод по производству тяжелой воды.

Поступившая в Лондон разведывательная информация давала настолько полную картину деятельности немцев, что в июле 1942 года военный кабинет потребовал от комитета начальников штабов проведения срочной наземной операции в Веморке с целью уничтожения завода тяжелой воды. Против идеи воздушного налета на предприятие энергично возражал майор Тронстад. Он предупредил, что случайное попадание бомбы в емкости с жидким аммонием будет являться серьезной угрозой для всего населения городка.

Перед управлением специальных операций была поставлена задача проведения молниеносной диверсионной операции. Норвежская секция управления доложила о готовности к отправке передовой группы с радистом. Планировалось высадить группу с парашютов в Норвегии в районе плато Хардангер и создать там базовый лагерь. Плато Хардангер располагается на возвышении примерно в 50 километрах от Рьюкана.

Состав группы был предоставлен в распоряжение комитета начальников штабов. Было внесено предложение ввести в состав группы примерно два десятка саперов из первой воздушно‑десантной дивизии. Они должны были первыми высадиться с планеров в районе озера Мёсватен, которое питало водой турбины электростанции в Веморке. Группа должна была собраться в районе основной дороги, ведущей с плато в Рьюкан и далее, а затем проследовать в полном составе к заводу в Веморк. Взорвав завод, группа попытается скрыться в Швеции.

Первоначальный план операции «Незнакомец» – такое кодовое название было присвоено дерзкому налету на Веморк – был разработан наскоро в норвежской секции управления специальных операций и имел множество недоработок. Затем офицерам оперативного управления пришлось самим дорабатывать его, так как к их доводам поначалу не прислушивались. Новый план также предусматривал высадку первой группы диверсантов и взрывного снаряжения с двух планеров на плато Хардангер. Местность там была усеяна огромными, в человеческий рост, валунами, изобиловала холмами и разломами. Вокруг тянулись ввысь горы с вершинами, покрытыми толстым слоем снега, готового в любой момент сорваться вниз. На весь этот пейзаж невозмутимо смотрело дикое бескрайнее небо в клубящейся дымке облаков. Создатели операции рассчитывали на то, что именно такая местность и будет залогом успеха группы. Казалось бы, достаточно смелого замысла, стремительной атаки и отхода группы, и на немецкой урановой бомбе можно будет поставить крест. В сентябре разведка союзников получила данные о том, что впредь Германия намерена получать по 130 килограммов тяжелой воды ежемесячно. Глава американской атомной программы генерал Гровс настаивал на бомбовой атаке или наземном рейде против объекта в Веморке. Маховик операции «Незнакомец» начал раскручиваться.

В 23.30 18 октября передовая группа в составе четырех агентов‑норвежцев была сброшена на парашютах на территорию Норвегии. В течение двух дней они собирали снаряжение, сброшенное для них на парашютах. Они смогли перепрятать в укрытие только половину полученного, когда внезапно разразилась жестокая снежная буря. Безуспешно агенты пытались связаться с управлением специальных операций по радио. 6 ноября, после нескольких дней форсированного марша с тяжелой ношей за плечами, они прибыли на оперативную базу в Сандватн. Там радист снова попытался связаться с Лондоном, но, как только ему удалось установить связь, у рации сели батареи. Брату Эйнара Скиннарланда, жившему в местечке Веморк, удалось достать для группы новые аккумуляторные батареи. Казалось, теперь, наконец, удастся установить надежную радиосвязь с командованием в Лондоне, однако теперь из‑за влажности вышла из строя сама рация. Контакт с управлением был установлен только 9 ноября. Однако радость лондонского руководства омрачалась информацией, переданной в первом сообщении группы. В районе Веморка был расквартирован сильный немецкий гарнизон, вокруг завода, а также вдоль линии шлюзов, протянувшихся от озера Мёсватен к турбинам, были построены укрепления.

В течение последующих нескольких дней полученные Интеллидженс сервис новые данные подтвердили необходимость ускорить проведение операции. На следующий день после того, как в Лондон поступило первое сообщение передовой группы, главному инженеру завода в Веморке Иомару Бруну после долгих злоключений удалось перебежать из Норвегии в Англию. Выяснилось, что он покинул Веморк еще 24 октября, то есть за семнадцать дней до того, как появился в Лондоне. 22 октября в его доме появился секретный курьер, который отрекомендовался как «господин Берг». (На самом деле «Бергом» был Фридрих Бахе, в настоящее время владелец известной в Норвегии судовой компании.)

Берг привез распоряжение от генерала Ханстина из Лондона, в котором тот приказал Бруну немедленно приехать в Англию. Прежде чем вместе с женой отправиться в путь, Брун прихватил с собой изрядное количество документов и чертежей с завода. С этих документов в Осло были сделаны микропленки, которые норвежцам удалось переправить в Лондон.

Прибыв в Лондон 11 ноября, инженер Брун с женой остановились в гостинице «De Vere» в южном Кенсингтоне. В тот же вечер коммандер Уэлш и майор Тронстад пригласили Бруна к себе. На встрече присутствовал и доктор Р.В. Джонс. Норвежского инженера настойчиво расспрашивали о впечатлениях от поездки в Институт физики в Берлине, где тот побывал одиннадцать месяцев назад. Большую часть вопросов задавал ассистент Джонса доктор Ф. Франк, которому было хорошо знакомо это учреждение. Как оказалось, Франку довелось работать там до войны. Брун выразил обеспокоенность безопасностью доктора Суэсса в ходе запланированной операции. Он успел подружиться с немецким ученым. На следующий день Тронстад и Уэлш повезли Бруна на встречу с Майклом Перрином.

Планирование операции было фактически завершено еще до прибытия Бруна в Лондон, однако Брун мог помочь организаторам рейда уточняющей информацией, особенно касающейся наиболее уязвимых точек на предприятии в Веморке. Бруну был присвоен псевдоним «доктор Хаген»; ему выделили комнату рядом с кабинетом майора Тронстада. Там он готовил подробные чертежи завода и прилегающей территории. Пребывание Бруна в Лондоне держали в строжайшем секрете.

К середине ноября подготовка к операции была в основном завершена. В состав группы входили 34 хорошо подготовленных сапера‑добровольца под командованием лейтенанта Метвена. Вечером 19 ноября все они погрузились в два планера «хорса», которые должны были быть доставлены на место бомбардировщиками «галифакс». В ту ночь метеорологи обещали благоприятную для доставки группы погоду: плотные облака над всем маршрутом полета протяженностью 600 километров и чистое безлунное небо над районом высадки. Не дожидаясь темноты, четыре сигарообразных летательных аппарата устремились ввысь с аэродрома Уик в Шотландии и взяли курс на Норвегию[27].

Вряд ли удастся когда‑нибудь точно узнать о том, что именно произошло с самолетами, их экипажами и группой в те мрачные ночные часы. Экипажи самолетов не имели достаточного опыта буксировки планеров, да и сами бомбардировщики «галифакс» не были подходящими машинами для выполнения такой задачи.

Вскоре после взлета пропала телефонная связь между самолетами и планерами. Один из бомбардировщиков приблизился к норвежскому побережью на высоте примерно три тысячи метров. Бомбардировщик пилотировал майор А.Б. Уилкинсон; на борту самолета находился и его помощник капитан Т.Б. Купер. Небо над Южной Норвегией было чистым, но, несмотря на все усилия, экипаж тщетно пытался определить район высадки: гористая, покрытая снегом местность казалась повсюду одинаковой. Наконец, когда горючее стало подходить к концу, командир «галифакса» принял решение вместе с планером поворачивать обратно, в сторону Англии. Примерно в 60 километрах от Рьюка– на они попали в зону плотной облачности и оледенения. Когда самолет снова выходил на побережье, буксировочный канат, связывавший его с планером, неожиданно оборвался. С борта «галифакса» радировали в Британию, что планер упал в море.

Вторая связка бомбардировщика с планером летела над Северным морем на низкой высоте, ниже облаков. Экипаж надеялся набрать высоту над Норвегией, там, где согласно прогнозу должно было быть ясное небо. Пара вышла на побережье Южной Норвегии в районе Эгерсунна и, пролетев над побережьем 10–15 километров, врезалась в склон горы. Поскольку зенитная артиллерия не вела стрельбу по самолету и планеру, причина катастрофы осталась невыясненной. Все шесть членов экипажа бомбардировщика и трое агентов группы, находившихся внутри планера, погибли на месте. Остальные получили тяжелые ранения. Когда в 5.50 утра немецкие солдаты прибыли на место катастрофы, останки самолета и планера находились друг от друга на расстоянии примерно восьми километров. Это значило, что, надеясь предотвратить столкновение с горой, экипаж самолета в последний момент отцепил планер, чтобы набрать высоту. 14 выживших диверсантов находились рядом с планером.

Агенты были одеты в британское обмундирование цвета хаки без знаков различия; у некоторых для утепления под мундирами были надеты синие лыжные костюмы. Цель прибытия группы можно было легко определить, заглянув в деревянное нутро разбитого планера: восемь рюкзаков, палатки, лыжи, радиопередатчики, пулеметы и автоматы, большое количество продуктов и взрывчатки. К месту катастрофы из Ставангера срочно выехал офицер контрразведки. Как он указал в рапорте германскому командованию, «в результате проведенного осмотра на месте происшествия было обнаружено значительное количество оборудования и материалов, предназначенных для действий диверсионной группы; таким образом, факт планирования диверсии не подлежал сомнению».

Тем временем 14 выживших командос, шестеро из которых получили тяжелейшие ранения, были доставлены в казармы расквартированного в Эгерсунне немецкого батальона. Во время краткого допроса они назвали только свои имена, звания и личные номера. Выполняя последний приказ фюрера относительно обращения с взятыми в плен членами диверсионных групп, командование 280‑й пехотной дивизии распорядилось расстрелять всех плененных британцев. Приказ был выполнен вечером того же дня.

Представители гестапо горячо возражали против столь быстрого расстрела англичан. Рейхскомиссар Тербовен и руководитель тайной полиции Норвегии генерал Редисс немедленно выразили свой протест против действий командования пехотной дивизии; Редисс телеграфом передал в адрес вышестоящего командования в Берлин рапорт следующего содержания:

«Около 3.00 произошло крушение самолета и буксируемого им планера в районе Эгерсунна. Причина катастрофы до сих пор не выяснена. Как удалось установить, экипаж разбившегося самолета был военным; один из членов экипажа был негром. В результате аварии все члены экипажа погибли. На борту планера находилось семнадцать мужчин, предположительно, агентов. Трое из них погибли, шестеро были тяжело ранены. У пассажиров планера изъято большое количество норвежских денег.

К сожалению, военные власти казнили выживших, поэтому проведение дальнейшего расследования не представляется возможным».

Начальник гестапо генерал СС Мюллер переправил поступившую в управление гестапо в Берлине телеграмму из Осло в штаб Генриха Гиммлера. Глава немецкой военной администрации в Норвегии генерал фон Фалкенхорст раздраженно указал своим подчиненным на последнюю фразу в приказе Гитлера. Там говорилось о том, что захваченных диверсантов необходимо было оставлять в живых до тех пор, пока они не будут подвергнуты допросу. Фалкенхорст немедленно подготовил собственный приказ, согласно которому в будущем все такие пленники подлежали передаче в гестапо с целью их допроса сотрудниками гестапо или военной разведки и последующего уничтожения.

Новый приказ Фалкенхорста его подчиненные получили как раз вовремя. Именно в этот день, 21 ноября, немцы обнаружили, что на побережье Южной Норвегии потерпел крушение еще один британский планер, в котором находились командос. Служба радиоперехвата немецкой 5‑й воздушной армии зафиксировала радиограмму, отправленную с борта буксировавшего планер бомбардировщика на обратном пути в Великобританию. Первым подтверждением того, что планер действительно приземлился в Норвегии, был арест норвежской полицией троих из находившихся в планере британских агентов. Арестованные агенты показали, что после того, как их планер освободился от самолета, он упал в гористой местности примерно в 50 километрах от Ставангера в глубь территории страны. Некоторые из находившихся на борту планера 16 человек, заявили агенты, погибли или получили ранения. И действительно, планер упал на северном берегу фьорда Лизе, более чем в 150 километрах юго‑западнее Рьюкана и почти напротив другой электростанции Флойрли, снабжавшей энергией Ставангер. Немцы организовали тщательные поиски останков планера и оставшихся в живых агентов. Всех пойманных ожидала участь их расстрелянных товарищей.

Перед тем как отправить на казнь, попавших в плен диверсантов тщательно допросили относительно цели операции. Через несколько недель Фалкенхорст проинформировал германское Верховное командование о том, что «допросы дали ценные сведения о намерениях противника». Можно только предполагать, что удалось разузнать гитлеровцам у этих несчастных людей и насколько полезными оказались эти данные для рейха. Достаточно сказать, что германская военная полиция блокировала и тщательно обыскала район предполагаемой посадки планеров. Многие норвежцы были арестованы за незаконное хранение оружия или радиопередатчиков. Генерал Редисс предупредил командование в Берлине о том, что, по его данным, «англичане придают огромное значение разрушению этих объектов». Из Стокгольма в Лондон сообщили, что 4 декабря в Рьюкане была объявлена ложная воздушная тревога и, пока население было заперто в убежищах, 200 немецких солдат вошли в городок и буквально обшарили каждый дом. Как писала газета «Таймс», «обыск продолжался пятнадцать минут. При этом город был на осадном положении». После того как рейхскомиссар Тербовен и генерал Фалкенхорст совершили поездку в Веморк и лично осмотрели завод, ни у кого не оставалось сомнений в том, что немцам точно известна цель высадки агентов с планеров. Был значительно усилен гарнизон в Рьюкане, а вокруг завода были установлены минные поля.

Таким образом, первая фаза кампании по созданию ядерного оружия закончилась надеждами каждой из сторон на то, что противник пребывает в неведении относительно ее планов. Теперь немцы были в курсе того, что союзникам известно, чем они занимаются. И еще они начали подозревать, что и союзники работают над решением той же проблемы.