Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Свадьба – дело не лишнее ⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 2
Василиса еле приплелась домой, страшно сожалея, что такой утомительный поход они с Малышом совершили напрасно. Нет, собачка как раз не жаловалась, а вот Василиса… Для поднятия настроения решено было немедленно погрузиться в ванну, натолкав туда побольше морской соли. Василиса специально себе купила такую розовенькую, потихоньку от Люси. Можно еще какого‑нибудь ароматического масла сунуть. Правда, у них нет ароматического, зато Ольга – дочка Люси совсем недавно принесла оливковое, дорогущее! Можно его… Потом включить музыку, частушки какие‑нибудь, и лежать, и думать, и размышлять… Долго размышлять не пришлось. Едва она ухватила полотенце, как в дверь позвонили. Своим появлением порадовал Таракашин Виктор Борисович. Сей субъект некогда считался женихом Люсеньки – в далеком‑далеком прошлом, когда та была еще глупой девочкой. Но тогда он не оценил по достоинству подругу Василисы и сподобился лишь на то, чтобы подарить Люсе доченьку – Ольгу. Затем как‑то скоропостижно потерялся и на горизонте Люсиной судьбы замаячил совсем недавно. И то только потому, что заграничный таракашинский родственник, обезумев от сытой жизни, решил передать ему наследство. Конечно, Виктор Борисович вовсе не стремился этим самым наследством поделиться с бывшей обожательницей или с ее дочерью. Все было гораздо проще – по условию, наследство попадало в жадные руки Таракашина лишь в том случае, если он предъявит жену и собственного ребенка. Идти замуж за Таракашина даже за богатое наследство желающих не находилось, а уж тем более совершенно никто не хотел заводить с ним детей! Поэтому и пришлось бедолаге вспомнить про уже готовую доченьку и ту единственную женщину, которая когда‑то смотрела на него с восхищением и надеждой, то бишь Люсю. Однако годы существенно изменили сознание Людмилы Ефимовны Петуховой. Она вдруг стала весьма вредной и малодоступной и даже утверждала, что видеть Таракашина не может! Кокетничала, наверное. Во всяком случае, как бы там ни было, а наследства очень хотелось, и Таракашин исправно наведывался в гости к бывшей подруге на неделе по нескольку раз. К тому же в доме Люси его иногда кормили, или могла забежать Ольга и подарить какую‑нибудь мелочь или даже снабдить деньгами. И вообще в доме Люси он себя чувствовал немножко главой семейства. Как будто у них все же произошла когда‑то давно эта проклятущая свадьба, из‑за которой теперь он не мог получить наследство. Как будто он настоящий супруг и все вот это нажил сам, собственными руками, своим горбом! А ведь как трудно было – ночей не спал, крошки не доедал, по ночам к Оленьке вска… м‑да… Ну, в общем, неважно. Нравилось ему у Люси. И единственное, что омрачало жизнь, так это вот… этот краснокожий носатый индеец! Этот худоногий индюк! Домашний дятел! Это недоразумение, которое по ошибке назначили женщиной и которая прозывалась сказочным именем – Василиса! И чего ее Люся не поменяет на какого‑нибудь мужичка? Например, на него, на Таракашина? – Ну? И чего мы тут лысиной светимся в дверях? – как обычно, невоспитанно встретил его «краснокожий индеец». – Подаяние на улице, возле универмага. Таракашин благородно дернул кадыком и вытянул из кармана потрепанного пальто смятый букетик бумажных цветов. – Прости, для натуральных еще не сезон, – скупо пояснил он. – Сам, что ль, вырезал? – придирчиво оглядела икебану нудная Василиса. – Лучший подарок – это подарок, сделанный своими руками, – парировал Виктор Борисович, между делом продвигаясь в прихожую. – А я ведь к вам‑с, любезная Василиса Олеговна. – А ведь и не велика радость, скажу я вам, – поморщилась та. – Вы, господин Таракашин, всякий раз ко мне тащитесь и волокете искусственные цветы! Я вам что, простите, новопреставленная? Виктор Борисович лукаво оскалился, задергал бровями и меленько затряс полысевшей головой: – Я, знаете ли, только что лицезрел вас на экране, так смею сказать, что вам эти цветочки самое оно! Вам ведь теперь – венки, цветочки пластмассовые, все сгодится… Но‑но‑но! Вы руками‑то … Напрасно Таракашин это сказал, Василиса как‑то уж очень бурно огорчилась, схватила его за шиворот и стала выталкивать обратно в подъезд. Однако ж Таракашин не хотел и упирался изо всех сил. – Я ж… я ж к вам, Вас… си… да что ж такое! Не пинать!!! У меня хронически недоразвитый копчик! Да куда ж вы… Василиса Олеговна!!! Ну я ж!.. Кто с добром к нам придет, тот… – Вася! Вы опять воюете, что ли? – появилась возле дверей Люся. – Ты что – вытолкать его не можешь? Давай‑ка я… – Помогите!!! – вдруг звонко заверещал Таракашин во всю глотку. – Граждане соседи, проявите бдительность!!! У вас тут… живыми мужиками… разбрасы… – Люся, ну чего он орет, ну чего орет?! – выходила из себя Василиса. – Хоть рот ему заткни, что ли! – Да ну его к лешему! – махнула рукой Люся. – Пусть уже проходит. Иди в дом, горб мой! Таракашин ловко шмыгнул прямо на кухню, плюхнулся возле батареи, чтобы его не достала Василиса, и светло улыбнулся. – Ну вот и хорошо, все дружненько и пообедаем. Люсенька, ягодка моя, а чего с пустыми руками? Хлеб‑то не забыла купить? Ты отчего‑то всегда хлебушка купить забываешь… – Люся, а может, его дихлофосом? – задумчиво уставилась на гостя Василиса. Люся уже забыла про бывшего мужа, торопливо раздевалась и сыпала новостями: – Вася! Ты не поверишь! Василек уже агукает! И знаешь, он совершенно четко сегодня произнес «баба»! Вот «мама» еще не говорит, а «баба» сказал! – А не произнес по слогам «Людмила Ефимовна»? – поддела подругу Василиса. – Вася, не ерничай, говорю же тебе, так и сказал – «бабушка»! Мы с Катенькой просто не поверили! Кстати, Катеньку я до дома проводила. Ну а ты как? С Малышом погуляла? Василиса вспомнила свою прогулку и шумно, горестно вздохнула. Люся насторожилась, а потом без лишних слов стала совать ей в руки поводок и намордник: – На! Иди и немедленно выгуляй собаку! Я так и знала, что на тебя нельзя положиться! – строго сверкнула она глазами. – Опять провалялась! А мальчик терпит!! – Люся, ну куда ты мне этот намордник в руки‑то суешь?! – Ей на морду надо! – хихикнул Таракашин из своего угла. – Цыц! – рявкнула на него Василиса, повесила собачьи вещи на место и со вздохом пояснила: – Люсенька, мы сегодня с Малышом полдня гуляли! В студию пешком ходили, понятно тебе?! – Ну молодцы‑ы‑ы! – удивилась Люся. – И что? Рассказали тебе сотрудники, что там такое стряслось? Василиса только рукой махнула: – А не было никаких сотрудников! Ни‑ко‑го! Только одна Танечка, да и та… – Ну с ней‑то ты поговорила? Вася! Ну чего ты мнешься‑то? – не выдержала Люся. – Говори, что там у вас? – Да кто его знает… Не смогли мы с Танечкой поговорить, она сбежала… Ну, то есть ей было очень некогда, и она очень нас попросила, чтобы мы с ней поговорили в другой раз. Обещала ответить на все вопросы. Люся разочарованно швыркнула носом. – И что уж прямо за дела такие… Ты‑то тоже хороша – не могла к ней подход найти? Уж могла бы ее проводить, а за это время выведать… – А я и выведала! Она мне призналась… Не хотела, конечно, говорить, но только благодаря моему подходу… она сообщила мне, где живет Леночка. Ну, это которая с документами всякими в бухгалтерии сидит. Ну и вот, хотела сегодня зайти к ней, но… – Погодите, погодите! – недовольно проворчал из кухни Таракашин. – А почему это вы не спросили, отчего никого нет на рабочем месте?! Сегодня, между прочим, только пятница! И кто это отлынивает от труда?! В какой такой организации нарушения закона? Да на них в суд нужно подать! Василиса запыхтела паровозом, зыркнула в сторону кухни и медовым голосом проговорила: – Слушай, Люсенька, а ты ведь в юности‑то и вовсе страшненькой была, если на такого урода позарилась? – А урод дело говорит, – посерьезнела Люся. – Отчего это в рабочий день в студии никого на работе не оказалось? – Да кто их знает… Говорю же – милиция с утра была, переволновались, наверное, а может, кого и в тюрьму уже забрали. Но я тебе точно говорю – там никого! Ни единого человека, мы с Малышом даже самолично все углы обос… тьфу ты, обошли! С вами тут в собственном языке запутаешься… – Так‑так‑так… а что там про тюрьму? – опять со своего места откликнулся Таракашин (выходить из безопасного места он все еще остерегался). – Я к тому, что раз уж у вас такие повальные аресты, так ты бы, Люсенька, выписала эту сомнительную сотрудницу из своей комнаты! А то, знаешь, как бы нам с тобой комнатку не проворо… – Эта комнатка моя, чтоб ты знал!!! – взревела Василиса и ринулась в кухню. – Люся!! Сейчас я стану явным убийцей, а никакой не сомнительной сотрудницей!! – Вася!! – ухватила подругу за подол Люся. – Да плюнь ты на него!.. Таракашин! Паразит!! Немедленно вылазь из угла, мы тебя выгоняем!!! – Фигушки… – съежился в углу Таракашин. – Я сейчас позвоню доченьке Олюшке… Люся! А как там подрастает наш внучек? Он еще ножками не ходит, нет? Надо навестить. Вот прямо сейчас вы меня выгоните, я и подамся… Подруги присмирели. Они точно знали – этот слово сдержит. Стоит его только вытолкать, как Таракашин прямиком направится к Ольге. А у той и без него забот хватает. И потом, она ж не сможет его вот так выставить! Он еще и бутылочку у нее выклянчит. – Сиди лучше! – рыкнула на него Люся и побрела к плите греть ужин. – Сейчас бы как двинула! – Не отвлекайся, ягодка моя, ты ж хотела ужин! За столом подруги не слишком разговаривали – Таракашин был явно лишним. Зато тот чувствовал себя именинником. – Что‑то ты соли пожалела, голуба моя, – ворковал он, усердно работая ложкой. – Столько лет прошло, а ты так и не научилась готовить… Василиса Олеговна, а вы чего хлебушек не берете? – Молчи, Таракашин, не буди лихо, пока оно тихо… – зыркнула на него Василиса. – Сейчас поешь – и топай! Говорят, возле Торгового центра ярмарку какую‑то проводят, встреча зимы, что ли… Там тебе и налить могут, если понравишься. Господи, и что я такое говорю, кому ты можешь понравиться… – Василиса, а я ведь к тебе шел, – заблестел глазками Таракашин. – Знаю, с букетом. – Да, с ним. Ну, неудобно как‑то без цветов, я не так воспитан. Так вот о чем это я? Ага! Я ведь к тебе. Посмотрел, как ты там по телевизору шастаешь, и всплакнул. Честно говорю – прям взвыл во всю матушку. Да неужели у нас в стране больше показать некого, кроме как вот эту твою рожу, господи прости? – И ты свою принес, да? Рожу, – догадалась Люся. – Ну… не то чтобы совсем принес… – помялся Таракашин и вдруг яростно откинул ложку. – Василиса!! Ты должна меня провести в кулуары! – Ку… куда я тебя должна? – поперхнулась Василиса. – За кулисы! Меня надо снимать! – разошелся Таракашин. – Снимать и… туда! В телевизор! И показывать народу! – С плакатом «Бой разгильдяям и пьяницам!» – мотнула головой Люся. Таракашина понесло. С самого утра, как только ему на глаза попалась реклама со скачущей Василисой, он просто не находил себе места. Он, значит, такой способный, неординарный, зарывает свой талант, а эта… позор нации… скачет по экранам, и ей, поди‑ка, еще за это и деньги платят! Кстати, он всю жизнь мечтал о такой профессии – чтобы сильно не потеть, вертеться среди красавиц, иметь кучу поклонников и целые чемоданы денег. Нет, Василисе, конечно, никто чемоданами деньги не выдает, это и понятно – ей самой еще доплачивать надо за то, что собою экран позорит, но он‑то! Только вот как прорваться в волшебный мир киноискусства? Только через Василису. И она еще кочевряжится! – Василиса, ты как хочешь, но завтра же прямо с утра ты ведешь меня знакомить с главным режиссером! Василиса, на удивление, противиться не стала. – Ну что ж с тобой поделаешь… приходи, познакомлю… – тяжко вздохнула она и сразу же грозно рявкнула: – Но только если ты прямо немедленно уберешься отсюда! – Ага! Так я и убрался, – качнул головой опытный Таракашин. – Я за дверь, а ты потом меня на порог не пустишь! Знаем, уже выставляли! – Ну смотри, как хочешь… – пожала плечами Василиса. – А если не уйдешь, никакого тебе режиссера. Только разве с Малышом побеседуешь… С Малышом Таракашин тоже уже беседовал. Поэтому не стал задерживаться далее. – Ну… – поднялся он. – Я вас попроведовал, пора и честь знать. – Золотые слова, – вздохнула Люся. – Василиса, во сколько ты поднимаешься? – невинно поинтересовался Таракашин возле самой двери. – В семь? Так я в пять минут восьмого буду. – Не вздумай! – гаркнули подруженьки в один голос. – Завтра суббота, никто не работает! – первой сообразила Люся. – И… слушай, Таракашин, ну будь же ты человеком, дай поспать! – Хорошо, любимая… – одарил ее томным взором Виктор Борисович. – А по весне мы с тобой пойдем под венец, хорошо? Люся в ответ с грохотом захлопнула дверь. – …И вот поэтому я решила завтра прямо с утра наведаться к этой Леночке, – закончила рассказ о своем неудачном путешествии Василиса, когда они проводили непрошеного Таракашина, и подруга с вязаньем уселась на диван. – Вот прямо встану и… – …И начнешь собираться, – закончила Люся. – У нас завтра свадьба. А ты даже за сценарий не бралась. – Точно, – вздохнула Василиса. – Свадьба. И отчего это у нас так получается – как только какое преступление намечается, так люди немедленно жениться кидаются?! Прямо как эпидемия какая‑то! Мне, по всем статьям, печалиться полагается, потому как этот Эдик… и Антоша тоже… они так ко мне относились, так относились… Вот даже ты, Люсенька, никогда не смотрела на меня такими влюбленными глазами! Нет, Люся, они меня определенно любили! И Василиса приготовилась оплакивать своих погибших знакомых долго и старательно. – Люся! – на минутку забыла она о печали. – А ты не спросила у Катеньки, она не слышала, как погиб Эдик? Его застрелили, повесили или что? – Вася!! Ну и как я о таком у ребенка спрошу? – возмутилась Людмила Ефимовна. – Это же дите!! – Я поэтому и спросила. У тебя же не заржавеет, а это дите, у него психика, – качнула головой Василиса. – И где бы узнать?.. Надо к его родителям сходить. У него, Антон говорил, только одна мать. Вот я завтра к ней и… – Завтра у нас свадьба!!! – уже не выдержала Люся. – И вообще! Садись, пиши сценарий! А я… я порепетирую фуги. Вот этого Василиса не любила больше всего. И к чему, спрашивается, эти самые фуги репетировать, когда еще ни разу в жизни Люсенька их не сыграла как следует? Да и не заказывает никто на свадьбах фуги‑то! – Хорошо, Люся, порепетируй, – согласилась Василиса. – Только на улице. А то, сама понимаешь, я же не могу писать сценарий, когда над моим ухом баян скрипит. Я еще завтра намучаюсь. – Вася, но как же… – растерялась Люся. – На улице же… – Неси, Люсенька, искусство в массы! – рявкнула Василиса, нырнула в спальню, и уже оттуда Люся услышала, как она декламирует. – Молоденький жених! И девочка‑невеста!! Как жаль, что среди них мне не найдется места! – Чушь какая‑то… – буркнула себе под нос Люся, но заходить к подруге не стала, она никогда не мешала ей творить.
На свадьбу они опаздывали катастрофически. Дело в том, что Пашка обещал довезти матушку и тетю Люсю до нужного дома, но, когда пришел, Василиса прочно уселась возле него и стала нервно хихикать и бегать глазками. – Паша, а ты видел рекламу? Ну, в которой я дебютировала? – подергивала она плечиками. – Видел. И очень мне не понравилось, скажу тебе честно! Что это за реклама, я тебя спра… – Паш, а на мальчиков внимания не обратил? – перебила его матушка. – Возле меня несколько молодых людей, а два мальчика так прямо и держат меня под уздцы… ну, за руки держат меня, не обратил внимания? – И что? – прищурил глаза Пашка. Еще бы он не обратил! Да у него весь отдел только на этих «мальчиков» и пялится! Сначала один ни с того ни с сего погиб молодым и красивым, а потом и другой не задержался! И чего им не жилось?! Конечно, была версия об убийстве, но как их могли убить, чтобы никакого следа не осталось? Отравили? Как? Один скончался в подъезде, другой вообще в куче из родных сотрудников. Оба были до последнего момента здоровы, а потом вдруг – бряк, и замертво! И экспертиза молчит… – Паш, чего ты окаменел‑то? – толкнула его в бок маменька. – Я тебя русским языком спрашиваю – куда подевались мальчишки? Мне с ними еще одну рекламу снимать надо! – Чего это тебя на мальчишек потянуло? – задумчиво пролопотал Пашка. – Нашла б ты себе лучше старичка какого… Мама!!! Ну ты едешь или нет?! Теть Люся!! – А чего я, Пашенька?! – откликнулась из прихожей Людмила Ефимовна. – Я уж битый час торчу здесь с баяном, жду, пока наговоритесь… Пашка посмотрел на часы и поторопил: – Мам, давай скорее! – А куда торопиться‑то? У нас уйма времени! – фальшиво радовалась Василиса. – Люся! Да поставь ты баян, стоит она еще, как памятник!! Пашенька, а чайку? – Ну мать, смотри… – вздохнул Пашка. – Вот тебе деньги, вызовешь такси, а мне, уж прости, некогда! Времени позарез мало! Он рубанул себя по горлу ладонью, выложил на стол сотенную бумажку и быстренько сбежал. – А куда это он, а? – натянуто улыбалась Василиса, глядя, как Люся все больше звереет под тяжестью баяна. – Побежал… узнавать про мальчиков, – рявкнула подруга. – Ну давай, собирайся, теперь нас никто не повез… Василиса быстренько смахнула со стола деньги и стала влезать в сапоги. – Люся, ты заметила… – пыхтела она. – Ты заметила, как Пашка в лице переменился, когда я ему стала задавать наводящие вопросы? – Ага… а еще я заметила, как он тебе деньги на такси бросил. – При чем тут деньги? Я тебе говорю – здесь дело нечистое! Он даже не стал орать на меня!.. И сколько раз я просила тебя, Люся, давай купим мне новые сапоги! Когда они обе, наконец, оделись и открыли дверь, на пороге их ожидал сюрприз – Таракашин собственной персоной улыбался во все свои оставшиеся зубы, и по его лицу было видно, что на краткое свидание он явно не рассчитывает. – А вот и я! – обрадовал женишок. – М‑да… Что называется – жил на свете человек – скрюченные ножки… – растерянно пробормотала Василиса. – Я же тебе говорила – надо было раньше уходить! – накинулась на подругу Люся. – Не переживай. Обернем эту промашку во благо… – подмигнула ей Василиса и обернулась к Таракашину: – Виктор Борисович, и чего вы заробели? Хватайте Люсин музыкальный инструмент и весело тащите его к ближайшей остановке. – А… а куда это вы, осмелюсь спросить? – не торопился хватать инструмент несостоявшийся супруг. – Вы от меня сбежать хотели? – Если бы хотели, то сбежали бы. Хватайте, говорят вам! – напыщенно командовала Василиса Олеговна. – У нас совсем не остается времени! – Я, конечно, могу помочь, но… – уже кряхтел под тяжестью баяна Таракашин, потому что Василиса не только говорила, а уже громоздила на его хилые плечи увесистое сооружение. – Но… хотелось бы знать… Я прямо‑таки требую объяснения! На его выкрики обе дамы реагировали слабо. Они неслись на каблуках к остановке, и только изредка Василиса оборачивалась и грозно рычала: – Таракашин! Не отставать!! Спинку прямее держи, спинку! Потом Василиса вылетела на проезжую часть и замахала обеими руками одновременно. – Люся! – испугался Таракашин. – Что это она делает? Она ведь собьет чью‑нибудь машину!!! А если это будет джип? Мы с тобой не расплатимся! Однако самым удивительным образом никакой джип не пострадал, потому что очень скоро возле Василисы остановилась серая «Волга», и дама теперь рванула обратно к Люсе. – Люся! Садись назад, а я тебе баян подам. Таракашин, спасибо, можешь быть свободен. Ты был настоящим другом… некоторое время, – быстро протараторила она, усадила Люсю с баяном, уселась сама на переднее сиденье и попыталась захлопнуть дверцу – они еще никогда так не опаздывали. Однако стартануть так и не получилось – Таракашин ловко метнулся к Люсе, двинул ее костлявым задом и вытаращил глаза: – Я с вами! А потому что надо! Василиса Олеговна медленно обернулась назад. – Вот что, Насекомов, если ты сейчас же не оставишь нас в покое… – Вперед, шеф! – махнул рукой Виктор Борисович и игриво подмигнул Люсе. – Давненько мы с тобой так не ездили, правда ж? Чтоб с ветерком!.. Шеф! С ветерком! Василиса поняла – или они сейчас убьют оставшееся время на этого непутевого Таракашина и останутся без денег, или… или она просто убьет его позже. – Поехали, – махнула она головой, и водитель нажал на газ. Таракашин Виктор Борисович слишком хорошо понимал – если накрашенные дамы куда‑то направились с баяном, значит, просто необходимо приклеиться к ним намертво – ясно же, женщины спешат на праздник! Ой, ну и как же здорово он сегодня угодил на пирушку! А к режиссеру он угодит завтра!
Опоздания Люси и Василисы никто не заметил, потому что молодых еще не было. Возле подъезда толпилась маленькая кучка сильно выпивших сограждан, и женщина с квадратной булкой хлеба на зеленом железном подносе то и дело прикрикивала на гостей: – Лешка, черт пьяный! Ну куда опять бутылку‑то потянул?! Сейчас молодые приедут, а ты лыка не вяжешь!! Верка!! Где Верка‑то?! Марья Никитична! Ну чего вы мне по тапкам‑то топчетесь?! Прям все ноги уже обмуслякала!.. Верка, язви тебя! – Здравствуйте, а вот и мы, – радостно подскочила Василиса к ворчащей женщине. – Я, так сказать, тамада, а вот это… нет, не это, этот за нами увязался, его можно турнуть… А вот это моя музыкантша! Такая талантливая, прямо у самой… у Гнесинки училась. Женщина посмотрела на Василису с подозрением: – А на кой нам тамады? Мы и сами… Никого нам не надо! – Ну как же не надо, – выступила вперед Люся. – Как же не надо, если сама невеста нас заказала! Уже и оплатила все по полной программе! – Люся! Так она по полной оплатила? – ткнула подругу в бок Василиса. – Тогда… не будем перечить желанию гостей: сказали – не надо, значит – не надо. Зачем навязываться, скромнее надо быть… – Нет, ну как же! – упиралась честная Люся. – Нам оплатили, и мы должны! Она ж хотела, чтобы все как у людей! – Каб хотела, заказала б не клоунов, а свадьбу в ресторане! – недовольно рявкнула женщина с подносом. – А то деньги на ветер выбрасывает, а на порядочное гулянье… Верка!! Да чтоб тебя!!! К женщинам нехотя подошла накрашенная девица с огромным конским хвостом и, вяло пережевывая жвачку, спросила: – Ну и чего, теть Валя, орете, будто с вас каракуль сымают? Здесь я. Чего хотели‑то? – Дык… чего! – засуетилась женщина. – Скоро уж молодые подъедут, а я… Держи хлеб‑то! – А вот хлебушек надо было круглый купить, – наставительно проговорила Василиса. – Да есть у нас и круглый, нарезка, – мотнула головой женщина, которую назвали тетей Валей. – Чего? Принести, что ль? Уже через минуту на подносе лежал круглый каравай в полиэтиленовом пакете, потому что без него он распадался – нарезка же. Да и поднос Василиса заставила застелить свежим полотенцем. – Совсем другой вид, – качнула она головой. Вид и в самом деле был другой, что немало подняло авторитет Василисы в глазах собравшихся. – А теперь все выстроимся в шеренгу… по линеечке, по линеечке… – вовсю командовала Василиса. – Улыбаемся, приготовили рис, мелочь, это все кидать на молодых будем… Ну кто макароны притащил? Совсем, что ли, с традициями не знакомы? А ну как невесте макарониной в глаз?!. Ножки вот по этой полосочке… Таракашин!! Куда пристроился? Выдь из строя, позорище мое!.. Товарищи! Сомкнем ряды! Куда вас понесло, господин хороший?! Я говорю – в строй!.. А, это просто так – прохожий… Ну так проходите, чего затормозили? Прохо… А вон не ваша машина? Чего ж они, украсить ее не могли, что ли?.. Значит, они выходят, и мы все хором… Все было так хорошо налажено, гости выстроены в ровненькие линеечки, впереди маялась Валентина с караваем в пакете. Но едва машина стала приближаться, как все ряды спутались, мужчины с криком: «Качай ее!!» кинулись к маленьким «Жигулям» и ухватились за колеса. – Господа!! Господа!! Все по местам!!! – надрывалась Василиса, но ее никто не слушал. – Вась! Да брось орать, – успокоила подругу Люся. – Пойдем в дом. Они сейчас придут, а мы их с музыкой встретим, там уже и начнешь. Василиса согласно кивнула и поспешила в подъезд. Номер квартиры Люся запомнила, но и без этого было ясно, в какой квартире свадьба, – нужная дверь оказалась украшена букетами из сухих цветов, капроновыми ленточками и почему‑то только зелеными шарами. У дверей их встретила седенькая старушка, вообще сначала не желавшая их пускать. – А вы ишшо кто таке?! – недобро стрельнула она глазами. – Понабежали на нашу голову… Нешто вас всех прокормишь? – Бабушка, мы по работе, за стол не сядем, – привычно отмахнулась Василиса, и старушка отошла. А молодые уже поднимались и возле самых дверей притормозили на одну только секундочку. И тут Люся грянула марш! Этот момент у нее всегда получался особенно волнующим. Правда, от волнения грянула не Мендельсона, а «Прощание славянки», но этого и вовсе никто не заметил. Василиса молодых у порога не встречала, она уже стояла возле столов, держала руки под грудью пирожком и сохраняла на лице торжественное выражение. Едва новобрачные умостились за стол, как до Василисы вдруг дошло – она совсем не помнит имени жениха и невесты! Ну, то есть как не помнит… попросту не знает! Вчера она, конечно, запиралась у себя в комнате и даже делала вид, что работает над сценарием, но… Боже мой! До сценария ли ей было, когда у нее перед глазами так и плавал Эдик со своей обворожительной улыбкой! И Антон так ласково заглядывал в глаза… И, понятное дело, она сценарий даже не открыла. А сегодня… а сегодня ей было просто некогда. Нет, ну со сценарием проблем особенных не возникло: они с Люсей уже давно знали все сценарии назубок – не первый день в тамадах – и понимали друг друга с полувзгляда. Однако ж… Назвать по имени невесту, а потом и жениха все же надо было. «Ничего, потом у Люси спрошу», – решила Василиса и хорошо поставленным голосом завела. – Молоденький жених! И девочка‑невеста! Среди гостей поплыл недобрый шепоток, но Василиса, закатив глаза, продолжала: – Как жаль, что среди них мне не найдется места!! Глаза все же пришлось открыть, потому что Люся как‑то недобро шипела рядом и пребольно пинала ее в ногу. С обворожительной улыбкой Василиса вперила глаза в молодых и охнула – вот уж никуда от классики, буковка к буковке! То есть «молодая была не молода», да еще как! Женщине под фатой стукнуло наверняка все пятьдесят с большим лишком, а женишку и того больше. То есть заготовка про девочку‑невесту трещала по всем швам. И имени, черт возьми, она так и не узнала! – Чтоб было счастье молодым, давайте все упьемся в дым! – рявкнула Василиса избитую поговорку и первая дерябнула шампанского. Упиться в дым все как‑то быстро согласились и приступили к процессу вплотную – рюмочки поднимались с интервалом в пять минут. Понятно, что очень скоро вмешательство какой‑то тамады с баяном и вовсе не потребовалось. Гости успешно развлекались сами. – Любка!! Лю‑юб! – кричала какая‑то подвыпившая подружка. – А помнишь, как ты в первый раз Кольку увидала, а он весь пьяный валялся, помнишь?! Ты еще тогда сказала: «И так‑то прыщ прыщом, плюнуть жалко, да к тому же пьет!» А вот теперь у вас с ним свадьба! – А потому как любовь! – пьяненько мотал головой старичок, по всей видимости, родственник жениха. – Он ить, Колька‑то мой, так Любашу любит, так ее… прям любит и все! Опять же – жить ему негде, как же не любить! – Господа!! – вскочил вдруг Таракашин, который тоже просочился за стол и оставаться в тени не желал. – Господа!! Я предлагаю выпить за… я предлагаю мне налить! – Нет, а давайте выпьем за деток!! Любка! Ты ему роди сразу двойню – тебе денег дадут!! Верка! Они тебе еще братиков наделают! – Госсыди, прям каких‑то братиков придумали… Мам! Не слушай ты их! Куда тебе рожать, сама‑то думай! С этим вон пожила недельку, мы его турнули, и всех делов, а если братики пойдут? – возмутилась девушка с хвостом, по‑видимому дочь невесты – Верка. На Верку дружно загудели, и гул продолжал нарастать. Василиса, немного захмелевшая от бокала шампанского, бодро заскакала возле Люси с баяном и затрещала частушку: – Мне, невесте, триста лет, и двести лет миленочку! Но зато ему в обед я рожу ребеночка! – Васька, какие триста лет? Ошалела? – вытаращив глаза, страшно прошипела Люся. – Побьют сейчас и правильно сделают! Но тамаду бить не торопились. Все коллективно накинулись на Верку, которая прямо‑таки нахально выступала против президентской программы. – Любка!! Ты Верку даже и не слушай! Роди! Хрен с ними, не братиков ей, а сестренок! – Мам! Ты только представь себя беременной! Этот же удод сразу сбежит! – Это тебе пора сбегать! Двадцать пять лет, а все на мамкиной шее! Мамке позавидовала, да? И когда тебя только в замуж возьмут?! – Да не берут ее, сбегают ухажеры, хоть ты их клеем намазывай! – Чего это от меня сбегают? – вскочила со своего места Верка и грозно блеснула очами. – И кто это от меня сбежал! Юрка Никитин? Он и не сбежал, он на Наташке женился! Валерка? Тот и ваще не мой бойфренд был. Это когда его Анька шуганула, так он ко мне просто переночевать забегал. Эдик? Тот и вовсе помер… Андрюха? Тот… – А вот и нет, доченька! – со своего места уточнила маменька. – Эдик сначала от тебя сбежал, а уж потом помер‑то! – Это какой Эдик? – насторожилась Василиса. – Да был тут у нее один, – отмахнулась женщина, которая сидела к Василисе ближе всех. – Красивый такой парнишка, его еще по телику показывали. Да чегой‑то не удержался у Верки‑то, помер. Она ж ить такая стерва, прости господи, из‑за нее кто угодно копыта отбросит. – Колька! Коль, а я те грю!.. Слышь, а я грю – ты перед дочкой‑то не пасуй, чуть что не так – ремнем ее по заднице! Ремнем! – Ага! Я и сама ремнем кого угодно! Люся уже играла какую‑то веселенькую полечку, чтобы скандал не перерос в драку. А Василиса, начисто забыв про свадьбу, присела возле разговорчивой женщины и пыталась из нее выудить все, что та знала. – И скажите – как давно они дружили? Ну, Эдик со стервой? – подперла она кулачком щечку. – Чего разбежались‑то? – Да и не долго совсем, Любка рассказывала. Я ить и не знала ничего про этого Эдика, а тут… – Вася!! Ну давай же работай! – рявкнула на подругу Люся. – Они сейчас передерутся все! – Да успокойся ты, начнут драться, уйдем – мы не можем работать в агрессивной сфере. И потом за все уже уплачено, – отозвалась Василиса и снова уставилась на соседку. – А кто вам про него рассказал? Ну, про Эдика? – Дак Любка ж и рассказала! – охотно делилась соседка. – Она. Тут как‑то к ей забежала, а она в рекламу пялится. Я ей – мол, эти рекламы уже всю грудь высосали! Ну в смысле – кровь высосали, уж так замучили… А она мне – ты, мол, ничего не понимаешь, я и не на рекламу смотрю, а вовсе даже на Веркиного хахаля! И чего, дескать, ей с ним не ходилось, когда он как есть весь из себя красавец! Ну я мельком так взглянула – и ничего особенного. Я ж сама‑то слащавых не больно люблю. Мне ить надо, чтоб ежли мужик был, так чтоб его за версту видать было. А эти вихлястые… – Ну да, мне вот тоже, знаете, такие вихлястые… – поморщившись, поддержала разговор Василиса. – И что вам Любка дальше рассказала? – А дальше? – заморгала соседка. – Да я и слушать не стала – денег она мне все равно не дала, так я и побежала домой. Я ж соседка ейная – Любки‑то. За деньгами прибегала, а Любка – тоже стерва, она мне денег не дала… Любка!!! А вот чегой‑то я к тебе на прошлой неделе забегала, а ты мне денег дать пожадилась? Разговор за столом, на удивление, вошел в мирное русло, и даже проводился какой‑то сценарий. И через минуту Василиса поняла, кому за это нужно сказать спасибо – чудеса организаторских способностей проявлял Таракашин. Он торчал в середине стола с рюмкой и весело дергал бровками: – …А теперь мы попросим выпить невесту из ботинка жениха! Попро‑осим, попро‑осим! – Да как же из него пить? – слабо сопротивлялась невеста. – Он же в них с самого утра, не снимая… – Про‑сим! Про‑сим! – браво скандировали родственники жениха. – Ну чего уж совсем‑то! – возмущались родственники невесты. – Чего она там выпьет‑то? У вашего ж Кольки все боты дырявые! Вон, вся подошва отвалилась! Колька, покажи! Много туда нальешь! Жених послушно задрал ногу и расшнуровал ботинок. Ботинок и в самом деле оптимизма не внушал – обувь была далеко не первой свежести, да к тому же изрядно потоптанная и порванная. Невеста ретиво замахала ладошкой возле носа, а остальные гости немного призадумались – из такого башмака и в самом деле много не выпьешь. А хотелось посмотреть, как бы Любка морщилась, вон как ее перекосило! – О! Жаних! Тьфу, голодранец, мужик ишо прозывацца! – в тишине отчетливо плюнула старушка, которая не хотела впускать Люсю с Василисой. – Предлагаю выкупить у жениха ботинок! – тут же сориентировался Таракашин. – Да на кой он кому нужен, рвань такая? – Нет, ну вы же выпить предлагали… – скромненько напомнила невеста. – А как ты пить‑то будешь? Все ж выльется! Давайте лучше ему на новые ботинки сбросимся. – Не, лучше на кроссовки, – зарумянился жених. – Не!! Лучше выпить! – сопротивлялась невеста. – Так это сколько ж водки зазря прольется! – А вы не прямо в башмак! Вы туда стаканчик поставьте! Василиса, чтобы прервать безобразие, рявкнула со всей мочи: – Горько‑о‑о‑о! Горько!! – Не, ну погоди, какое горько?! Она ж не выпила! В общем, свадьба продвигалась сама по себе, и вмешательство тамады гостям только мешало. Василиса махнула рукой, плюхнулась рядом с Люсей и вытерла лоб: – Да не пиликай уже, им и без нас весело. Люсь… как бы мне к этой Верке подобраться? Представь только – она какое‑то время была подружкой этого Эдика! Вот удача‑то! – Да и не говори, – насупилась Люся. – У девчонки парень погиб, радость‑то какая! – Это он не у нее погиб, они к тому времени уже разбежались. А вот рассказать нам о нем она сможет… – уже встала в охотничью стойку Василиса. – Черт, покурить ее позвать, что ли… Ты не знаешь – она курит? – Про нее не знаю, а вот ты точно не куришь, – мотнула головой Люся и серьезно уставилась на подругу. – Вася! Люди нам оплатили половину свадьбы, нам надо работать! А с Верой ты можешь поговорить чуть позже, когда гости плясать начнут или на перекур уйдут. Василиса изменилась в лице: – Как это – половину свадьбы? Ты ж сказала – всю целиком оплатили? – Ну и правильно! Сказала! Чего это я перед гостями отчитываться буду? – возмутилась Люся. Василису будто подбросили. Она весело тряхнула жиденькими кудрями и заголосила на весь стол: – Дорогие гости!! А теперь – дамы приглашают кавалеров!! На перекур!! А потом вас ждут веселые конкурсы, смешные частушки, пляски под русские хиты в исполнении великолепной Люси!! – А чего это она плясать будет? Под хиты мы и сами! – вскочил с места беззубый дедушка. – Граждане!! Соотечественники! – громогласно командовала Василиса. – Быстро на перекур, а то дедушка уже рвется в пляс! Побережем здоровье долгожителя! Из‑за столов вылезали неохотно – гости еще не дозрели. В любое другое время Василиса бы этого не допустила – слишком хорошо она изучила моменты, когда людям требуется перерыв. Но сейчас ей было вовсе не до тонкой психологии. – В местах курения господин Таракашин покажет вам фокусы! – для очистки совести добавила она и нашла глазами Верку. Верка курить не торопилась, а может, девушка и вовсе вела правильный образ жизни, и вместо того, чтобы со всеми направиться в подъезд, она юркнула в кухню. Василиса поспешила за ней. Она застала дочку невесты возле холодильника – та держала в руках маленькую тарелочку и таскала оттуда красную влажную рыбку. – Вот так всегда бывает, – вежливо улыбнулась Василиса. – С этими свадьбами такая суматоха – готовятся к ней, готовятся, а потом самое вкусное забывают выставить на стол. Девчонка зыркнула на тамаду и убрала тарелочку обратно в холодильник. – И ничего не забывают, – буркнула она. – Я специально рыбу убрала. У нас этот Миклухо‑Маклай, мамин женишок, ужас до чего эту рыбку любит. Вот маменька для него и расстаралась. А я решила, что для него слишком жирно будет. Он, между прочим, на эту свадьбу ни одной копеечки не потратил. Еще и рыбу ему. Пусть вон сухари жует, я ему специально салат с капустой да с сухарями под нос сунула. – А… может, зря ты так? – не удержалась Василиса. – Все же мама у тебя… не девочка уже… – Да уж, пожила на свете, пожила… – Ну и вот. А легко ли ей одной? Вот ты молоденькая, хорошенькая, и парни у тебя какие красивые, взять хотя бы Эдика… Верка даже поперхнулась: – Легко ли?! Да вы что думаете, ей с этим прицепом легче будет?! – Да погоди, я не думаю, что легче, – пыталась Василиса перевести разговор в нужное русло. – Но вот у тебя были юноши, Эдик, к примеру… – Да вы же сами слышали – ему только квартира нужна!! – кипятилась Вера. – Вы погодите, она его еще пропишет! – Да как его теперь пропишешь‑то? Он уже сам… прописался… – вытаращилась Вася, потом что‑то поняла и спросила: – Я никак не пойму – ты сейчас про кого? – Да про этого Николашу!! Он же здесь устроился на всем готовом, и… – Да клоп, чего тут скажешь, я о тебе хочу поговорить, – ласково заглянула в глаза девчонке Василиса. – Ты сама замуж‑то не торопишься? Нет? Я слышала… – А за кого торопиться‑то? – набычилась Вера. – Одни уроды! – Ну, не скажи, – не согласилась Василиса. – Вот мне твоя мама показывала… – А вы что – встречались с моей мамой? Вы ее раньше знали, что ли? – Не знала! – отчеканила Василиса, потеряв терпение. – Если бы раньше знала, посоветовала лучше воспитывать дочь! Что это ты прямо рта мне не даешь открыть?.. Я же говорю – мама мне показывала твоего друга. Кажется, его Эдиком зовут. Очень симпатичный юноша, очень! Такого парня могла завлечь только умная и тонкая женщина! – И ничего она не тонкая! Корова еще та, – скривилась Вера. – Умную тоже еще нашли… – Да я же про тебя говорила! – пояснила Василиса. – Он же был твоим другом! Значит, ты и есть – умная и тонкая! Девчонка все‑таки закурила, прямо на кухне. – Ну да… я, конечно, умная. И тонкая, это вы правильно сказали… Знаете, какая у меня талия? Вообще тоненькая! Еще вы забыли «красивая» сказать. – Я не сказала? Дырявая башка, ну конечно же – не просто красивая, а эталон красоты и стильности, – быстренько поправилась Василиса. – Ага, еще и модности. Но только… – замялась девушка. – Только Эдька мне был… не так, чтобы очень ухажер, а так только… – Да не поверю! – мгновенно нащупала слабое звено собеседницы Василиса. – Ты просто скромница. – Ну, это‑то конечно! – уверенно мотнула головой Вера и заскучала. – Конечно, Эдька, наверное, за мной ухлестывал, только я как‑то не заметила… – А я тебе сразу говорю – не заметила! Даже и не сомневайся! Вот расскажи – как вы познакомились? Ну‑ка, давай говори, а я тебе все по полочкам! Только ничего не скрывай, а то диагноз неверный будет. И не надо стесняться, у меня – как у врача на приеме! – Да чего там стесняться, там и не было ничего, – обиженно фыркнула девица. – Я все ждала‑ждала, а он… И Вера начала рассказывать. Знакомы они были давно – учились когда‑то в одной школе, но после получения аттестатов никогда встречаться не доводилось. Да и не проявляли они особенной охоты. Эдька Серовский был в школе маленьким, хлипеньким задохликом, пропускал уроки физкультуры, бегал у двоечников на подхвате и смиренно заглядывал им в глаза. Парня никто не обижал, но и особенно никто с ним не считался. Таких мальчиков девочки из других классов после школы не помнят. Однако ж Вера была влюблена в друга Серовского – Сережу Антипова, пару раз они даже втроем встречались – Сережа, Вера и Серовский. Правда, потом выяснилось, что все встречи проводились исключительно из‑за Вериной соседки – Оленьки. Именно за ней бегали противные мальчишки и надеялись, что Вера их подружит. Конечно, никакой дружбы Вера им не обеспечила, но Серовского запомнила, да и тот ее тоже. Прошло немало времени, пока Вера не столкнулась с Эдиком в автобусе. Просто не было свободных мест, она стояла на задней площадке и пялилась в ободранную дверь. – Девушка, на билетик передайте, – окликнули ее. Она нехотя повернулась, и тот же голос радостно воскликнул: – Верка! Носова! Во классно! А ты чего на меня так уставилась? Не узнала, что ли? Она еще некоторое время смотрела на приятного высокого паренька, так и не узнавая его. – Ну ващще! Правда, что ль, не помнишь? Ну класс! – радовался тот ее растерянности. – Это ж я, Серовский! – Это какой? Который в школе, что ли? – не поверила Вера. – Ну а какой же! Серовский в городе один – я! – гордо хлопнул он себя по пухлой куртке. – Ну ты сейчас где? Учишься? Работаешь? Я слышал – ты у нас артисткой заделалась – коллега, стало быть…
|