Глава 2. Стивен был первым. Он был вроде нашего подопытного

ЖЕНИТЬБА.

Финальный рубеж.

Стивен был первым. Он был вроде нашего подопытного. Как те обезьянки, которых НАСА отправило в космос в пятидесятые. И все мы знаем, что они назад так и не вернулись.

И теперь Мэтью пошел по его стопам.

Что? Вы же не думали, что это Я женюсь сегодня, нет?

Да ни за что. Я едва преодолел стадию бойфренда. Я еще не готов к приобретению титула мужа. Не хочу отхватить кусок, который я не смогу прожевать. Мэтью, с другой стороны, достаточно сумасшедший, чтобы сделать попытку.

И предложение руки и сердца — та еще история. Мэтью организовал всю эту романтическую ерунду. Арендовал весь ресторан только для себя и Долорес. Нанял даже струнный квартет, чтобы фоном играл музыку. А когда настал важный момент? Он так нервничал, что начал задыхаться.

А потом грохнулся в обморок к чертовой матери.

Хорошо приложившись бошкой к столу пока падал.

Долорес пришла в ужас, Кейт говорила, что она никогда не переносила вида крови. Она вызвала 911. И хотя он клялся, что с ним все в порядке, она заставила его уехать в больницу по скорой.

Вот когда началось самое интересное.

Потому что больница следует определенным регламентам. Один из них — больничная одежда. В общем, когда они привезли Мэтью, с кровавой повязкой на голове, они стали разрезать его одежду. Потом положили все его вещи в один пластиковый пакет, включая бриллиантовое кольцо за две тысячи долларов, которое он приобрел для случая.

Мысль о возможности потерять это кольцо, чертовски быстро поставила его на ноги. Так что он соскочил с каталки, схватил кольцо, убежал в приемное отделение и упал перед Долорес на одно колено. И так вот выпалил свое предложение.

Посреди проклятого отделения скорой, с задницей, торчащей из-под своего одеяния, такой же голой, как в день его рождения.

Естественно, Долорес сказала да. И два дня спустя, мы вчетвером отправились в Вегас в специальную часовню Элвиса.

Сумасшествие? Конечно. Но это, отчасти, подходит к случаю, как думаете?

В общем, мы вернулись в город, и Мэтью сообщил родителям, что теперь он женатый человек. Никогда еще в своей жизни я не видел Эстель Фишер такой взбудораженной. Она начала рыдать, сокрушаясь о том, что пропустила свадьбу своего единственного ребенка.

Даже мне было не по себе, так что я могу только представить, как паршиво было Мэтью. Заставить рыдать свою мать? Такая вина, словно шестой круг ада.

Фрэнк, будучи немногословным человеком, просто посмотрел на своего сына и сказал:

— Уладь это.

Но его глаза говорили о большем. Они говорили: Тебе может быть тридцать лет, но я выпорю твою задницу, если ты не уладишь это как можно скорее, черт бы тебя побрал.

И вот мы здесь.

На свадьбе Мэтью и Долорес, самой пышной в Нью-Йорке, по милости Фрэнка и Эстель. Никаких денег не жалели. Все на уровне высшего общества Нью-Йорка. Все должно быть утонченно. Стильно. Именно так.

За исключением, конечно, платья Долорес. Когда-нибудь видели клип Мадонны на песню Like a Virgin?

Отлично, тогда вы знаете, как выглядела Долорес.

***

Время для коктейлей — несомненно, это самая лучшая часть свадьбы. Лучше нее может быть только та фигня с подвязкой. Я всегда отлично ловил эти подвязки, и нет лучше способа узнать девушку, чем запустить свои руки как можно выше под ее платье.

Но так было раньше. Моя сейчас намного лучше.

Потому что теперь у меня самая сексуальная девушка из всех сидящих в этом зале, и я могу засунуть свои руки ей под платье тогда, когда этого захочу.

Теперь, когда я вижу платье Кейт, я понимаю, почему подвязки здесь не нужны. Оно серебристое и короткое. Прям, микро-мини. И без лямок. Каждый раз, когда я на нее смотрю, я не могу удержаться, чтобы не думать о том, как легко от него можно избавиться. А ее туфли? Вы же помните мое пристрастие к туфлям, да? Они на очень высоких каблуках, с ремешками, с открытыми пальчиками и…

Амелия Уоррен, мать Долорес, встает из-за стола. Она худая, со светло-рыжеватыми волосами до плеч. И дочь ее пошла в нее — мама такая же ненормальная. И когда я говорю ненормальная, я имею в виду это во всех возможных смыслах.

На день рождения Кейт, Амелия прислала ей ожерелье из натуральных кристаллов, собранных во французских пещерах Перигорда, потому что она считала, что это защитит легкие Кейт от загрязненного городского воздуха.

Обидно, какими строгими в этой стране стали правила отправки людей на принудительное лечение.

О, и Амелия не любит меня. Вообще. Не знаю почему. Мы встречались то с ней всего раз до сегодняшнего благословенного события, и не перебросились то больше пятью словами. Мне интересно, не связан ли как-то ее испепеляющий взгляд, что она бросает в мою сторону с ее племянником.

— О, смотрите, здесь Билли! Он приехал.

Про дерьмо вспомнишь, оно и всплывет. Я глянул в сторону входа, где, конечно же, маячил этот придурок.

Да, я все еще ненавижу его. Он как генитальный герпес — хрен избавишься от него.

Последние восемь месяцев он жил в Лос-Анджелесе, и к моему глубочайшему разочарованию продолжал общаться с Кейт. Она говорит, что они просто — давайте скажем вместе — «друзья» — но я на это не куплюсь. Я имею в виду, для Кейт, конечно, они просто друзья. В это я верю. Но вот для этого парня? Черта с два.

Звание «друга» — это один из старинных трюков подцепить девицу. Точно также как и «Наверное, я гей». Он просто выжидает подходящего момента, ждет, когда я оступлюсь, и тут же запустит ей в рот свой язык.

Хрен то там. Не дождется.

Он направляется к нашему столику, а Кейт идет к нему. Они обнимаются, а я от злости скреплю зубами.

— Привет, Кэйти.

— Привет, Билли.

Прошу прощения за то, что мне приходится сглатывать подступившую к горлу тошноту.

— Ди-Ди будет так рада видеть тебя. Я думала, у тебя концерт?

У него на лице самодовольная улыбочка. Хитрая. Как у продавца автомобилей.

— Мой агент все уладил.

Потом он осматривает Кейт с ног до головы.

А мне тут же захотелось укрыть ее скатертью, а ему кофейной ложкой выковырять глаза.

— Ты выглядишь прекрасно.

Она с улыбкой склоняет голову чуть на бок.

— Ммм, ты такой милый. Ты тоже великолепно выглядишь.

Она что, действительно, купилась на эту чушь? Да вы, наверно, шутите?

Я прочищаю свое горло и встаю позади нее.

— Уоррен.

— Эванс.

Мы схлестываемся взглядом — смотрю на него, как лев на гиену, — а Кейт, как свежая добыча, которую мы оба собираемся съесть.

И вот тут подходит моя мама.

— Кейт, пожалуйста, не могла бы ты мне помочь найти свою маму? Фотограф хочет сделать еще несколько семейных снимков снаружи, пока солнце не село.

В темных глазах Кейт появилось беспокойство. Она нервно водит по нам своим взглядом.

— Ах… конечно, Анна. Никаких проблем.

— Спасибо, дорогая.

Кейт демонстративно смотрит на нас обоих.

— Я сейчас вернусь.

И когда она поворачивается, чтобы уйти, останавливается у моего плеча и шепчет мне:

— Будь хорошим, Дрю.

Я улыбаюсь.

— Это не то, чего ты хотела сегодня утром.

Ее улыбка натянута, а в глаза предостережение.

— Это то, чего я хочу сейчас.

Заправляю за ушко прядку ее волос.

— Я всегда хороший, малыш.

Она уходит, оставляя меня наедине с заклятым врагом. Это будет интересно.

Он подпрыгивает сразу на обеих ногах.

— Я тут оставил Кейт пару голосовых сообщений на прошлой неделе. Видимо, она их не получила.

Тон его обвиняющий. Вполне справедливо.

— Может, она просто не хотела с тобой разговаривать.

Он хрюкает, как обычно делают поросята.

— Или, может, ты их удалил.

Я делаю шаг вперед, заставляя его отступить.

— Может, тебе не стоит звонить в мою квартиру.

— Я звонил Кейт.

— Точно, Кейт, которая живет в моей квартире.

— Ты не можешь указывать ей, с кем она может разговаривать. Ты кто такой, хрен бы тебя побрал?

— Ее парень. Что означает — да, могу. И не думаю, что ты входишь в этот список.

— Знаешь что, Эванс? Я вижу тебя насквозь. Ты весь такой из себя, высокомерный, но глубоко внутри? Ты готов наложить в штаны. Потому что ты знаешь, что это всего лишь дело времени, когда Кейт покончит с тобой.

Я хмурю брови в насмешливом недоумении.

— Прости, я не говорю на твоем хреновом языке. Что бы это значило?

Он подходит ко мне, так, что мы оказываемся нос к носу, как боксеры перед гонгом.

— Это будет для тебя новостью, идиот – ты так, вариант «на безрыбье». Парень на время. Кейт повеселится, а потом будет двигаться к более постоянным перспективам.

Я смеюсь.

— Например, к тебе?

— Я сейчас вовсю занимаюсь своей карьерой рок-звезды, не так ли?

Кейт говорила, что он какое то время назад подписал контракт на запись своего альбома, и я слышал несколько его песен по радио. Но мне все равно, сколько пластинок он продает, он для меня навсегда останется придурком. Хотя в его словах насчет карьеры рок-звезды есть смысл. Это мощная сила. Парни с внешностью Мика Джаггера или Стивена Тайлера не упустят случая потрахаться, и они годами такое вытворяют в сексе.

— Но нет, не ко мне, — говорит он. — Кейт и я в прошлом. Хотя это не означает, что она останется с тобой. Как долго ты ее знаешь, Эванс? Восемь месяцев? Я встречался с ней одиннадцать лет и до этого девять лет был ее другом. Так что я думаю у меня больше опыта предугадать, что Кейт сделает или чего не сделает.

Ладно, тут он попадает почти в точку. Это одна из причин, почему я ненавижу тот факт, что Кейт все еще общается с ним. Потому что он обладал ей раньше меня, и я не имею в виду секс, с этим я могу справиться. Но я говорю о том, что она любила его, почти вышла за него замуж. Не важно, что я сделаю, не важно, насколько хорошо складываются наши отношения, мне никогда не быть первым там, где это имеет значение. И это хреново. На втором месте — просто первый неудачник.

Но я скорее проглочу язык, чем признаюсь этому уроду.

— Ты мелишь всякую чушь. Я знаю Кейт. Я…

Он прерывает меня легким толчком в плечо.

— Ты знаешь то, что Кейт позволяет тебе узнать. Это я сидел в первых рядах на самых важных событиях в ее жизни, осел. Двадцать лет воспоминаний всегда будут значить больше, чем ты когда-нибудь…

Не хочется, чтобы вы становились свидетелями, но я больше не могу этого выносить, и… ну… знаете, и все такое.

Я отклоняюсь назад и даю ему прямо в морду. Даже Железный Майк мне сейчас в подметки не годится, и это так здорово. Надо было это сделать еще несколько месяцев назад.

Он пятится назад. Я жду, когда он начнет наступать на меня и готовлюсь его блокировать. Но вот чего я не ожидал, дак это того, что он схватит меня за пояс, как футбольный полузащитник.

Мы вдвоем валимся назад, сваливая за собой стол с пастой, грохотом привлекая внимание толпы. Повсюду разлетается соус маринара, приземляясь на головы ничего не подозревающих людей и стекая на их одежду. Напоминает сцену из фильма ужасов Телекинез, даже?

Теперь, вопреки распространенному мнению, все происходит не так, как в фильме. В кино такие драки распланированы. Отрепетированы. В реальной же жизни, такая борьба представляет собой больше катание по земле, ругательства и пыхтение, в попытке врезать или пнуть друг друга между словесными ударами.

Смотрите.

***

Мы катаемся по полу, пока не оказываемся бок о бок. Я прижимаю его рукой, держась за грудки его рубашки. Применяю такой хороший хук ему в лицо, и у него появляется кровь. С рыком он переворачивается и теперь оказывается сверху меня. Слева дает мне в глаз.

Я трясу головой и вымучиваю из себя:

— Да моя сестра дерется лучше тебя, дамочка.

Он скрипит своими зубами, давя мне на грудь.

— Соси мой член.

Я сгибаю ногу и пинаю его коленом.

— Тебе бы этого хотелось, правда? О нет, точно, тебе бы не хотелось. Кейт делает это фантастически, кстати. Ты даже не знаешь, чего упускал все эти годы, долбанный идиот.

Да, я знаю.

Тоже не могу поверить, что я это сказал. В комнате, где полно народу. Где мама Кейт.

И если возглас ужаса, который подозрительно похож на голос моей девушки что-то да значит? Дак это то, что оставшуюся часть жизни мне не сносить головы.

Тем не менее, это был отличный ответ, не так ли?

Без предупреждения, аромат кофе заполняет воздух в комнате. А секундой позже я чувствую, как горят мои ноги. Обжигающе, как кипящее масло, которым защитники замка поливали своих врагов во времена средневековых войн.

— Ааааа! Боже!

Немедленно, Уоррен и я забываем о том, что собирались пересчитать друг другу зубы. Мы слишком заняты тем, что хотим избавиться от кипящей жидкости, которой нас поливают.

Я смотрю в сатанинские глаза Амелии Уоррен, которая с гордостью держит в руках два кувшина, в которых обычно подают кофе.

Она наклоняется и одной рукой хватает меня за ухо, а другой за ухо Уоррена. И мы обездвижены. Тут же. Амелия Уоррен — заноза в заднице, ночной воин ниндзя.

Она тащит нас за уши прочь из комнаты, совсем не так, как это сделала бы Сестра Биатрис в старые времена. Но и мы не молчим.

— О… черт… аууууу!

— Тетя Амелия, отпусти! Я — музыкант, мне мое ухо еще пригодится!

— Хватит ныть! Бетховен был глухим, и все у него получалось!

***

Нас тащат в соседнюю комнату. Боковым зрением я вижу, как Кейт идет вслед за нами. Руки сложены на груди. Спина напряжена. Не очень хороший знак для меня. Она открывает дверь, и все четверо мы входим в комнату.

И тут же замираем на ходу.

Потому что там, на пустом столе, никто иной, как мать Кейт, Кэрол, и отец Стивена — старый скромняга, бухгалтер Джордж Райнхарт — вытворяют всякие непристойности, словно подростки на заднем сидении машины в кинотеатре на открытом воздухе.

Клянусь.

Кейт широко раскрывает рот, в ее восклицании явное неверие.

— Мам?

Я поднимаю брови:

— Ух ты! Так держать, Джордж.

Я вам говорил, что мать Кейт просто великолепна? Так и есть. До ужаса.

Ей за пятьдесят, волнистые красновато-коричневые волосы, уже такие знакомые мне темные глаза, с едва заметными морщинками, и теплая улыбка. Ее формы слегка округлые в силу возраста, но все равно изящные. Самый лучший способ узнать, как будет выглядеть женщина в возрасте, это посмотреть на ее мать. И если раньше я не знал, насколько мне повезло, то, как только я увидел Кэрол Брукс, я понял, какой же я счастливый сукин сын.

Кэрол и Джордж отпрянули друг от друга, словно ошпаренные, тараторя смущенные извинения, когда поправляли свою одежду. Лицо Кэрол напоминает мне ту розовую собачку из Подсказок Бульки[1]. Теперь догадываюсь, откуда у Кейт такая способность краснеть. Джордж поправляет свой галстук, изо всех сил пытается выглядеть достойно, как будто это не он только что лапал Кэрол за сиськи.

Он кивает в нашу сторону:

— Мальчики. Кейт.

Я машу рукой.

Потом Кейт начинает шипеть:

— Мама, ты нужна фотографу.

Кэрол, кажется, расслабляется от того, что появляется возможность сбежать, и они поспешно удаляются. Амелия-сан ослабляет свою кунг-фу хватку на моем ухе и поворачивается на своих каблуках, как сержант на боевой подготовке.

Я пытаюсь немного смягчить обстановку.

— Мда… вот чего не ожидал, так не ожидал.

Кейт хмурится. А Амелия тычет мне в грудь.

— Хоть ты и не моя забота, но если я еще хоть раз услышу от тебя такие мерзости, я свяжу тебя по рукам и ногам, возьму тебя за нос, и залью тебе в горло помои, как это должна была сделать твоя мать еще давным-давно! Вам понятно, мистер?

Теперь ее ярость обращена к Уоррену.

— А ты, ради Бога, веди себя нормально! Если ты думаешь, что уже достаточно взрослый для того, чтобы я не схватила ремень, то ты глубоко ошибаешься, молодой человек. Я не этому тебя учила.

Он смотрит вниз.

— Да, мэм.

— Я надеюсь, мальчики, вы будете держаться друг от друга по разные стороны зала весь оставшийся вечер. Еще одна выходка от одного из вас, и я надеру вам задницы.

Фыркнув, она выходит из комнаты, а Уоррен плетется следом за ней, как заблудившийся щенок.

Кейт и я остаемся одни.