Цари и пророки

Победа Яхве над многочисленными богами окружающих народов, полное воцарение его в умах было в чем‑то подобно победе Зевса над божествами природы. Огненный столп Яхве и мол‑ния разума Зевса освобождали разум от множества табу, от массы призраков, созданных воображением. Но нравственно Зевс ничуть не был выше нимф и сатиров, Атланта и Пана, которых он победил (скорее даже наоборот). Раскрепостив разум, религия Олимпа сделала человека царем природы. Но этот царь оставался с ног до головы природным существом, задержавшимся в своем нравственном развитии. Победа Яхве означала нечто другое: она стала началом нравственного перерождения.

Когда евреи, вышедшие из земли фараонов, пришли в Ханаан, они столкнулись с довольно высокой культурой местных жителей, хананеев. У них учились они обрабатывать землю, ковать оружие, изготовлять одежду, получать оливковое масло, строить города. Верования хананеев были гораздо более похожи на египетские и греческие, чем на Моисеев завет. Каждая местность у них имела своего господина, Ваала, который требовал постоянных жертв. Без жертв земля не даст плодов, небо – дождя. Если не совершать многочисленных обрядов в честь бога Таммуза, не придет весна. Богиня любви Астарта тоже требовала жертв. Жертвы были чисто торговыми сделками людей с богами, нравственный элемент в них едва намечался.

И вот опять, как когда‑то во время скитаний, евреи начинают перенимать более легкие верования соседей. И только верная заветам Моисея горстка людей неистово борется с этим. Появляется община, называющая своих членов «сынами пророческими». Они бродили по стране, распевая воинственные песни и проповедуя против чужих богов. Их пение сопровождалось бубнами, флейтами и кимвалами.

Это было духовно‑политическое движение. Борьба за духовные идеалы совмещалась с политической борьбой, борьбой за объединение народа и создание сильного государства. Евреи, придя в Ханаан, соперничали с несколькими племенами, претендовавшими на господство в этой земле (с юга – кочевники пустыни, уцелевшие ханаанские племена, с запада – колесницы филистимлян). Пророкам, как и Моисею, удается снова объединить народ. Они начинают священную войну с филистимлянами, и около 1000 года до н. э. образуют свое царство.

Пророки верили, что победа их будет победой правды, и Бог правды был их знаменем. Однако очень скоро выяснилось, что гораздо легче победить врагов в боях, создать сильное государство, чем установить господство правды и воплотить и удержать в чистоте духовные идеалы. Оказалось, что победителям, сильным, это еще труднее, чем угнетенным, побежденным. И тогда облик пророка начинает меняться, «глагол» его речей начинает жечь новое зло.

Со времен Моисея во главе народа стояли судьи и пророки. Они как‑то ладили друг с другом. Однако глубокие противоречия возникают при создании сильной власти, единого государства с царем во главе. Когда народ обратился к пророку Самуилу с просьбой выбрать им царя («Пусть будет у нас царь, как у всех народов, чтобы вести нас на войну»), Самуил воспринял эту просьбу, как нарушение заветов Яхве. Они хотят царя, чтобы был земной бог, которому они бы поклонялись и которого бы слушались – одного Бога правды им мало! Самуил чувствует, что он, как пророк Яхве, оскорблен и отвержен. Однако сам Яхве (пророк постоянно беседует с Ним) говорит ему: «Послушай голоса народа во всем, что скажут тебе, ибо не тебя они отвергли, а Меня отвергли от царства над ними... Как они оставили Меня и служили чужим богам, так же поступают и с тобою».

И вот Самуил выходит к народу и говорит, что выберет им царя, но предостерегает их – они не будут больше свободными. «Царь возьмет себе ваших сыновей и ваших дочерей в услужение и самые лучшие поля ваши и виноградники ваши... И возопиете тогда из‑за царя вашего, которого выбрали вы себе, но не услышит вас Господь тогда». Царя все‑таки выбирают. Начинается разделение власти на мирскую и духовную. Пророки постепенно превращаются в безоружную, незащищенную совесть народа.

Вначале им многое удается. Царь не сразу становится тем божественным существом, поступки которого выше закона. Библия рассказывает, как однажды легендарный герой, царь Давид, поддался человеческой слабости, довольно обычной для царей земных. Ему понравилась жена военачальника Урии, Вирсавия. Он услал Урию в самое опасное место сражения, где Урия был убит, а на вдове убитого женился. К Давиду явился пророк Нафан и рассказал ему притчу о богаче, отнявшем у бедняка последнюю любимую овечку. «Что делать с этим жестоким человеком?» – спросил пророк. – «Смерти достоин этот человек» – воскликнул возмущенный царь. – «Этот человек ты», – ответил пророк. И такова была сила пророческого авторитета, что царь не только не приказал немедленно казнить дерзкого, но даже не разгневался, а, опустив голову, сказал: «Согрешил я перед Яхве».

Из пророков древнего периода особенно знаменит легендарный Илья (ок. 800 года до н. э.), тот самый, чье имя до сих пор упоминают в народе, когда гремит гром («Илья‑пророк на колеснице едет»). Само имя (Элияху) означает – «мой бог подлинно сущий». На позднейших христианских фресках и иконах* Илью часто изображают на багровом фоне, как бы напоминающем о грозе. Это соответствует библейскому образу. Илья – молниевержец правды, защитник обиженных, мгновенно карающая и торжествующая справедливость.

Илья жил во времена царя Ахава и царицы Иезавели, финикиянки, насаждавшей в Израиле свою веру. Царь был послушен жене, а она преследовала Илью и его сторонников. Однажды царю понравился виноградник крестьянина Навуфея и он захотел купить его. Крестьянин отказался продать землю своих отцов и дедов. Тогда по совету жены царь выдвинул против Навуфея ложное обвинение, и тот был казнен. Но едва царь вступил в виноградник, хозяином которого он теперь стал, как перед ним как из‑под земли вырос Илья и призвал на его голову проклятья за невинную кровь. Он предрек Ахаву и его династии гибель.

Есть легенда о состязании Ильи с жрецами других богов. Он собрал народ и сказал, чтобы жрецы ваалов приготовили костры у своих жертвенников, но огня не подносили. Чей жертвенник зажжется сам от небесного огня, тот Бог истинный. Как ни колдовали жрецы, какие магические заклинания ни произносили они, их костры оставались грудой поленьев. Лишь по слову Ильи сверкнула молния на небе и зажгла его жертвенник. Так Библия рисует образ духовного огня, не воспламеняющегося ни от каких стараний и ухищрений, кроме вдохновения правды.