Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Пес ей под ноги – и лает
…К моему удивлению, Иван Иваныч приехал с работы рано, в половине седьмого. Помнится, в былые времена муж возвращался за полночь, а тут я даже не успела соскучиться. Не работается ему, знать, душа болит, и сердце не на месте. Приходится констатировать наличие у мужа и того и другого, то есть и души и сердца. Кто бы мог подумать! Мой Кощей постепенно очеловечивается! И вид у него бледный. Я не преминула это заметить: – Плохо выглядишь, Иван. Он бросил на меня полный ненависти взгляд, но ничего не сказал. Молча ушел в свою спальню переодеваться. Я немного удивилась, когда меня пригласили к столу, но пошла. Накрыли нам в каминном зале на две персоны, и все было чин по чину: эксклюзивный фарфор, столовое серебро и половник в супнице, из которой мне, как хозяйке, предлагалось разлить жижу морковного цвета по тарелкам. Я пожалела, что не припасла для такого случая яду. Травануть бы его и сказать, что тыква была несвежая, а спаржу производители напичкали химикатами. Это, мол, не я убила мужа, а плохая экология, на нее и заводите уголовное дело. Но увы! Яда у меня с собой не было, да и на столе, кроме соли, которая тоже, говорят, белый яд, не нашлось ничего подходящего для осуществления моих планов. Я протянула Иван Иванычу солонку с тайной надеждой, что соленое ему вредно. Авось давление подскочит. А там и до инфаркта недалеко. Я все еще не теряла надежды стать богатой вдовой, хотя к чему мне теперь оно, богатство? Разве заказать себе камеру со всеми удобствами, двухкомнатую, с холодильником и новенькой плазмой. Я тихонько вздохнула. Муж бросил на меня подозрительный взгляд. Хорошо, что он не умеет читать мои мысли. Что касается моего внешнего вида – да пусть смотрит! На мне было красивое платье, волосы тщательно уложены, лицо умело подкрашено. Когда знаешь, что вскоре можешь всего этого лишиться, используешь любой повод принарядиться, даже ужин с нелюбимым супругом. Он, кстати, мои старания не оценил. Проглотил две ложки тыквенного супа и уставился, не моргая, змеиным взглядом, словно гипнотизируя меня. Вот же рептилия! – Что с тобой, Иван? Пересолено? – Я… неважно себя чувствую, – сказал он вместо «милая, ты замечательно выглядишь». Эгоист чертов. – Сердце? – сочувственно спросила я. – Только не делай вид, что тебе меня жалко, – поморщился Иван Иваныч. – Ты все еще мой муж. Кстати, документы на развод готовы? – Над ними работают мои адвокаты, – проскрипел он. Я невольно поежилась: потянула сквозняком. Царев в своем репертуаре. – Передавай им привет, Иван. Я даже не буду это читать, так что не старайся. Подпишу, и все. – Надо учесть все нюансы. – Какие нюансы могу быть у ноля? Ноль с плюсом или ноль с минусом? – Я всегда ценил твое чувство юмора, но в данном случае оно неуместно. Речь идет о серьезном деле: о разводе. – Мы обо всем договорились. Тебе все – мне ничего. Я же сказала, что согласна. – Ты подозрительно себя ведешь, Зинаида. – Я подозрительно себя веду?! – Я чуть не расхохоталась. – Да побойся бога, Иван! Я осталась без копейки и нахожусь под следствием. Меня кругом обложили, словно волка красными флажками, и все, что я могу, – это скалить зубы и ждать, когда охотник всадит в меня пулю. – Я не верю, что ты смирилась. Куда ты сегодня ездила? – спросил он подозрительно. – Навестила свою давнюю подругу. – У тебя нет подруг. – Откуда ты знаешь? – Я знаю про тебя все. – Ешь лучше суп, Иван. Или, хочешь, я положу тебе брокколи? Анюта! Неси скорее горячее! – Я обернулась к дверям, где замерла навытяжку прислуга. – Нет! – вздрогнул муж. – Что с тобой? – заботливо спросила я. – Ты не хочешь есть? – Скажи мне правду. Я за этим тебя сюда и позвал. А вовсе не… – он судорожно сглотнул. – Не брокколи есть. – Как ты жесток! Тебе даже капусты для меня жалко! Впрочем, мне это только на пользу. Моей фигуре. – Зинаида! Немедленно прекрати! Я не желаю вести разговор в таком тоне! – Я желаю. – Ты… – он замешкался. – Ты целиком и полностью от меня зависишь. Я требую отчета в твоих поступках! – взвизгнул он. – В каждом! – Ну хорошо. Я ездила к Анисье. – Зачем? – уставился он на меня. Его кожа была похожа на пергамент, безжизненная, сухая. Скулы обтянуты, щеки ввалились, а губы превратились в две тоненькие ниточки. Тем не менее он хотел жить, хотел один владеть многомиллионным состоянием, сидеть на сундуках с золотом, жуя брокколи и хлебая диетический тыквенный супчик. Какая чудовищная несправедливость! Ну какие он может позволить себе удовольствия? Какими житейскими радостями насладиться? Он не курит, не пьет, не ест соленого, жирного, острого, сладкого, а теперь еще и женщин ненавидит! Солнце ему вредно, баня запрещена, мороз плохо влияет на сосуды. И вот эта мумия изо всех сил цепляется за жизнь, да еще и всем остальным ее портит! – Отвечай, Зинаида! – Я знаю, что в деле об убийстве Анжелы не все так однозначно. – Что‑о? – Братья в нее не стреляли. Анисья в этом призналась. – Еще в чем она призналась? – Он стал методично размешивать ложкой тыквенное пюре, словно хотел доказать повару, что в этой отвратительной оранжевой жиже есть комочки, и оштрафовать его за плохую работу. Ха! Повар, то есть миксер, постарался на славу! Поэтому муж переключился на меня: – Я хочу знать все подробности вашего разговора. Немедленно отвечай, Зинаида! – А его не было. Не вышло никакого разговора. Мы просто перекинулись парой фраз под аккомпанемент работающего перфоратора. А потом Анисья тупо сбежала, чтобы не признаваться. Но я все равно ее отыщу. – Ты знаешь, что случилось с Анжелой на самом деле? – спросил муж медленно, тщательно прожевывая каждое слово. Хотя я и так выдавала ему словесное пюре вместо полноценного выяснения отношений, да еще и маленькими порциями, чтобы не подавился. – Конечно! – И… что ты собираешься делать? – По его горлу прокатился комок, я это видела. Как же он болен! А все туда же: собирается мне мстить! – Соберу доказательства и пойду в полицию. Следователь дал мне свою визитку и просил звонить в любое время суток. Кажется, я ему понравилась. – Ты безнравственная женщина! Я всегда это знал! – Теперь я прежде всего свободная женщина, Иван. И ты сам дал мне право флиртовать, с кем я хочу и когда хочу. – Я тебе такого права не давал! – А ты вспомни. Кто сказал: можешь снова выйти замуж. – Но не за следователя же? – А чем он тебе не нравится? Приятный мужчина, при должности, наверняка при деньгах. Шиншилловых шуб он мне, конечно, покупать не будет, но на хлеб с маслом нам хватит, даже если я не буду работать. А не исключено, что и на хлеб с икрой. – Прекрати! – Он стукнул кулаком по столу. Вот как я его разозлила! – Ты затеяла опасную игру! Только помни – я тоже умею кусаться! – Я прекрасно это знаю, Иван. Ты не тот человек, которому можно безнаказанно положить палец в рот. Ты мигом его откусишь. Но и ты усвой: я сделаю все, чтобы не сесть в тюрьму. Если братья не стреляли в Анжелу, то я тут ни при чем. Никакого приказа убивать ее я не отдавала. Следовательно, половина обвинений с меня снимается. Самая опасная для меня половина – убийство. Это лет десять, не меньше. За десять лет свободы стоит побороться, как ты думаешь? – Ты обещала, что признаешься в убийстве, – напомнил он. – Я обещала, что сделаю это на суде. Но не раньше. – Когда ты собираешься звонить следователю? – Как только получу доказательства. Хоть какие‑нибудь. – И… кто будет за все отвечать? – Во‑первых, Анисья. Ее вина гораздо больше, чем она говорит. Она вступила в сговор с преступником. Дала ложные показания. И она далеко не случайно переводит стрелки на меня. Иначе ей самой придется сесть, и надолго. Очень надолго. Во‑вторых, преступник. Тот, кто устроил весь этот цирк. Вот кто будет за все отвечать по полной. Он молчал. Жаль, что я тоже не могу читать его мысли. А он отлично умеет их скрывать. Вот и сейчас Иван Иваныч взял долгую паузу, а потом кивнул прислуге: – Подавайте горячее. Дальнейшая трапеза проходила в полной тишине. Наши клинки, иначе злые языки, слегка притупились, а пыл угас. Мне надоело доставать мужа, а ему учить меня жизни, словно маленькую девочку. Он понял, что я знаю гораздо больше, чем говорю, и насторожился. Я догадалась, что он боится меня спугнуть. Кажется, я двигаюсь в правильном направлении… На следующий день меня разбудил телефонный звонок. Спросонья я не сразу сообразила, что звонит Анисья. Признаться, я этого не ожидала. Мерзавка сбежала, как только я зажала ее в угол. И вот, пожалуйста! Сама объявилась! – Доброе утречко вам, Зинаида Андреевна, – раздался в трубке ее льстивый голосок. Она говорила совсем как в былые времена, когда я была госпожой, а она моей верной служанкой. – Хотя какое утро? Полдень уже! Но для вас это все равно что ранее утро, – она хихикнула. – Чего ты хочешь? – сухо спросила я. – Вы на меня небось сердитесь? – Да что ты! Вчерашний твой фортель – пустяки по сравнению с тем, что ты наговорила в кабинете у следователя. – Простите меня, Зинаида Андреевна, – заныла она. – Я совсем запуталась. Напугали вы меня вчера. – Где ты сейчас? – Да так. У друзей. – Не у тех ли, кто помог тебе меня очернить? – Я тут подумала… – она вздохнула. – Напрасно я так с вами обошлась. Вы бы меня не кинули. Денег бы дали, как обещали. – Что? – Я ушам своим не верила. – Ты одумалась? – Уж и не знаю, как к вам подступиться после вчерашнего. Виноватая я. Что сбежала. А вы и за борщ заплатили, – опять хихикнула она. – Заплатили, а не кушали. – Ты Юле звонила? – сообразила я. – Официантке? – Так мы ж подружки! Отчего не позвонить? Я ее спросила, не шибко ли вы злились. – А если шибко? – Как бы нам встретиться? – Она опять вздохнула. – Я бы вам всю правду рассказала. – Я рада, что ты одумалась. – Я постаралась сдержать ликование. – А насчет встретиться… Что ж. Говори, когда, где? – А можно я к вам приду? Муж‑то дома? – Не знаю, скорее всего, нет. – Я уже туточки. У Паши сижу. Так я подойду? – Постой… Ты уже здесь? – Ну, почти. Мы чай пьем. В его будке. – Поняла. Что ж, заходи. Постой. Надо узнать, дома ли Иван Иваныч. Я поняла, что с ним ты не хочешь встречаться? – Не хотелось, бы, – подтвердила она. – Подожди секунду. Анюта! – Я затрясла колокольчик с такой силой, будто хотела его во что бы то ни стало сломать. Даже забыла о кнопке для вызова прислуги, схватила допотопное средство, давно вышедшее из моды. – Что случилось, Зинаида Андреевна? – вбежала в комнату перепуганная Анюта. – Муж дома? – Нет. Он рано уехал. – А когда вернется, не знаешь? – Сказал, что поздно. Работы, мол, много. – Хорошо, – я кивнула. – можешь идти. – И в трубку: – Заходи. Стой! – спохватилась я. – Анюта, стой. А ты, Анисья, проходи на территорию. Жду. – Я дала отбой. – Так она опять здесь! – с обидой посмотрела на меня Анюта. – Эта предательница! – У Анисьи есть для меня важная информация. Поэтому ты сейчас пойдешь и встретишь ее. Проводишь сюда. Поняла? – Да, – кивнула она. – Только… – Потом. Мы поговорим об этом потом. А сейчас мне не до разговоров, понимаешь? – Понимаю, – в ее голосе звучала обида. – Только… – Анюта! – слегка повысила я голос. – Ты слышала, что я сказала? – Да. – Тогда иди. Она ушла. Кажется, я нажила себе еще одного недоброжелателя. Не исключено, что вечером Анюта настучит о визите Анисьи Иван Иванычу. И черт с ней! Я схватила Кики, прижала ее к груди и стала взволнованно ходить взад‑вперед по комнате, поглаживая собаку: – Спокойно. Только спокойно… Минут через десять раздался деликатный стук в дверь. Нервы мои были на пределе, и я невольно вздрогнула, хотя ждала этого. – Войдите! Вошла Анисья, все с той же огромной безобразной сумкой в руках. – Здрасьте, Зинаида Андреевна! – Доброе утро. – Где ж утро‑то? Скорее день, – вздохнула она и проворчала: – Мы, бедняки, привыкли засветло подниматься, не то что вы, богатеи. – А я уж было подумала, что ты с миром пришла, – усмехнулась я. – Простите, – спохватилась она. – Можно я сяду? – Да, садись в кресло. Анисья поставила на пол свою чудовищную сумку и уселась, а я спустила на пол Кики. И тут случилось странное. Собака заворчала, потом оскалилась и вдруг с лаем кинулась на Анисью. Тойтерьеры невероятно храбры, несмотря на крошечный рост. Они всерьез считают себя настоящими собаками, большими и сильными, и, защищая хозяина, бывают крайне безрассудны. И с чего Кики решила, что мне угрожает опасность? Анисья проворно поджала ноги, а я закричала: – Фу, Кики! Фу! Собака не унималась. Мне пришлось снова взять ее на руки. – Чего это с ней? – поежилась Анисья. – Не похоже, что вы с ней подружки. А говоришь, ты ее в мое отсутствие кормила! – Да кормила же! Эй, собачка! – позвала Анисья. – Ты что, меня не помнишь? Кики в ответ зарычала. – Во тварь неблагодарная! – покачала головой Анисья. – Одно слово: животное! – Животные подчас добрее и умнее людей, – возразила я. – Да уж, конечно! Выкиньте ее за дверь, и дело с концом! – Она сейчас успокоится. Я спустила Кики с рук, но куда там! Она опять с лаем кинулась на Анисью. Это крохотное существо, всего‑навсего тойтерьер, нападало на гору жира так отважно, что эта гора затряслась от страха, как лимонное желе. Анисья с ногами забралась на кресло и заныла: – Убрали бы вы собачку, Зинаида Андреевна! – Хорошо. – В самом деле, там перфоратор, тут взбесившаяся собака. Так никакого доверительного разговора не получится. Я подхватила Кики на руки и пошла к двери. – Анюта! Где ты, Анюта? Появилась надутая горничная. – Подержи Кики, пока мы с Анисьей поговорим. – Слушаюсь, Зинаида Андреевна, – поджала губы горничная, но Кики у меня взяла. Та рвалась из ее рук, продолжая лаять на Анисью. – Собака, и та все понимает, – проворчала Анюта перед тем, как я закрыла дверь в свою спальню. – Так‑то лучше, – облегченно вздохнула Анисья и опустила ноги на пол. – Не то цапнет еще. Уколы потом делай. В живот. Больно, говорят. – Кики привитая, – сухо сказала я. – Ну, перейдем к делу. Выкладывай, что там у тебя? Она облизнула губы. – Чтой‑то вы, Зинаида Андреевна не так поняли. Девка‑то и впрямь померла. – Говори нормальным русским языком. Без всяких «чтой‑то», «неужто», «надысь». Я прекрасно знаю, что ты это умеешь. Хватит кривляться. Не на сцене. – Какая вы сердитая, – прищурилась Анисья. – Ну, как вам будет угодно. – Замечательно! Вот так и говори. Постой. Я подошла к тумбочке, на которой лежала моя сумочка, и достала из нее диктофон. – Что это? – поежилась Анисья. – Я хочу записать твои признания. Раз уж ты сама пришла, какой смысл это скрывать? Надеюсь, ты не возражаешь? – Да пишите! – ухмыльнулась она. – Контора пишет. – Тогда начинай. – Я нажала на кнопку и положила диктофон в метре от нее на соседнее кресло. – Микрофон чувствительный, так что каждое твое слово впоследствии будет воспроизведено. Так что случилось с Анжелой? – Это я в нее стреляла. – Что‑о?! – Что слышали. Я ее убила, говорю. – Но зачем? – А затем. Ваш приказ выполняла. – Какая чушь! Мы который день ходим по кругу! Я такого приказа не отдавала, и ты прекрасно это знаешь! – Вы хотели, чтобы она умерла, – упрямо сказала Анисья. – Каждый человек хочет чьей‑то смерти. Когда сосед по даче роет бассейн в метре от твоего забора, а потом твой дом начинает уплывать, ты ему кричишь через забор: «Чтоб ты сдох!» Люди каждый день посылают кому‑то проклятия. Если квалифицировать это как покушение на убийство, не останется ни одного человека, который не оказался бы за решеткой. – Так‑то оно так, – неприятно усмехнулась Анисья. – Только тут не забор. Она у вас мужа увела. Ребенка ему хотела родить. А вы бесплодная. – Да с чего ты взяла?! Может, это мой муж стерилен? – Всегда виновата баба, – уверенно заявила Анисья. – Вы думали, что она беременна, а вам этот ребеночек не нужен. Как вы кричали, когда узнали об этом. Помните? – Ну, было, – призналась я. – Потому что я расстроилась. – То‑то. – Она опять облизнула губы. – Ты хочешь сказать, что сделала это ради меня? – А для кого? – Не верю! Ни одному твоему слову не верю, – выпалила я сердито. – Почему ты не хочешь сказать мне правду? – Так я вам правду говорю! Как взяла из кабинета Иван Иваныча пистолет, пошла и убила ее. Братья были пьяные, ничего не помнят. Потом сунула пистолет Кольке в руку, чтобы на нем остались его отпечатки. Наутро сказала ему, что убил он, братья тело в лес свезли на тачке, а потом Колька к вам поехал за деньгами. Заодно и пистолет подбросил. – Зачем? – Мы же не думали, что у вас обыск будет. Что вы в морг поедете за этим обрубком. Патологоанатом вас и сдал. Братец ее шухер навел. Эрик. Видать, не поверил он мне. Догадался, что не Анжела звонит. В полицию побежал. А у них бесхозный труп. Была бы она белая, ее бы всю жизнь искали. Ну, пропала и пропала. Но он сказал «темнокожая девушка». У нас же не Африка. Ее сразу и опознали. А потом стали про руку допытываться: куда делась? Мужик вынужден был во всем признаться. Описал вас: дама, мол, приходила, вся такая шикарная, кольцо с бриллиантом за отрезанную руку дала. Ему показали фото. Вы, Зинаида Андреевна, женщина приметная, даже в Москве не затеряетесь. – Но откуда ты все это знаешь? – Так от следователя! У меня ж с Эриком тоже очная ставка была! – Зачем? – Чтобы он мой голос опознал. Я ведь призналась, что звонила ему от имени сестры. Какое‑то время я молчала, потрясенная. Вроде бы все сходилось. – Я ж понимаю, если не переведу на кого‑нибудь стрелки, то мне придется за все отвечать, – вздохнула Анисья. – Вот я и подумала: толку‑то от этих алкашей? Все равно до белочки допьются и подохнут под забором. Ну и подставила их. – А заодно меня. – Так вам все равно садиться, Зинаида Андреевна. – Что‑то тут не так. – Я взволнованно стала ходить по комнате. – А как же сказка? – Какая сказка? – уставилась на меня Анисья. – О мертвой царевне. Там в конце свадьба. – Вы, часом, не тронулись? – подозрительно посмотрела она на меня. – Мое психическое здоровье в полном порядке, можешь не сомневаться. На самом деле, если бы не Пушкин, я бы ей поверила. Но как же гроб, который разбил королевич? «И царевна ожила…» – Нет, что‑то не так, – упрямо сказала я. – Мне надо подумать. – То есть вы мне не поверили? – Нет. – Экая вы… Я во всем призналась, чего ж вам еще? В убийстве призналась. – Не то… – поморщилась я. – Ну так что мне делать? – Ничего. Пока иди. Ах да! Где ты сейчас живешь? – У подружки. – Не у Юли, часом? – Нет. У Паши, – вдруг призналась она. – Мы ж земляки. Вот он и приютил. – Можешь возвращаться к себе в квартиру. Надеюсь, ты больше не будешь от меня прятаться? – Так я и вещички с собой прихватила. – Она кивнула на сумку, стоящую у ножки кресла. – Думаю: признаюсь во всем и буду дожидаться своей участи. – Вот даже как. – Вместе сядем, – заверила меня Анисья. – Спасибо тебе! – Не за что. – Ладно, иди. Она встала. – Я вам тут гостинец принесла, Зинаида Андреевна. – Анисья полезла в сумку. – Так сказать, мировую. Я ж знаю, что теперь о вас никто не позаботится. А вы небось с голоду умираете? – Есть немного, – призналась я. – Иван Иваныч вас диетическими супчиками пичкает, а вы стесняетесь сырого мяса попросить. Соскучились небось? – Да, мне теперь на кухню ходу нет. Ем, что дают. – Так я вам карпаччо приготовила. Ваше любимое. Встала засветло, на рынок сбегала, телятинки парной прикупила, – напевно заговорила Анисья. Все как в былые времена. Она достала из сумки судок и протянула мне: – Держите! – Вот спасибо! – Я откровенно обрадовалась. Меня это диетическое питание достало. Для фигуры, конечно, полезно, но меня от овощей, приготовленных на пару, уже тошнит. – Только никому не говорите, что я вас подкармливаю, – заговорщицки подмигнула Анисья. – А то мне влетит. – Хорошо, не скажу, – улыбнулась я. – Иди, отдыхай. И не смей отключать телефон, слышишь? – Ни‑ни! – замахала она руками. – Всегда на связи! И она бочком‑бочком стала продвигаться к двери. Как только она вышла, в холле раздался лай. Похоже, ее опять атаковала Кики. Потом собака с визгом ворвалась в мою спальню. – Да что с тобой? – удивилась я. – Кики, успокойся. Мой взгляд невольно приковался к оставленному Анисьей судку. Как же я соскучилась по любимым блюдам! А тут карпаччо. М‑м‑м… У меня во рту скопилась слюна, и я нетерпеливо открыла судок. Хотелось тут же вцепиться зубами в мясо. Но я, как женщина деликатная, достала фарфоровую тарелочку, а из судка заботливо положенные туда Анисьей приборы. Мясо было свежайшее, на редкость аппетитное, а как пахло! Я почувствовала, что схожу с ума. Положила тонюсенький, почти прозрачный ломтик на тарелку и направилось к шкафу, где в тайном отделении была припасена бутылочка отличного французского вина. И тут я услышала скуление, переходящее в визг. Оглянулась, и… Кики совершила какой‑то невероятный кульбит, вскочила на туалетный столик, где красовалась тарелка с мясом, и набросилась на него, будто ее сто лет не кормили, мою несчастную собаку. Потом они вместе, и тарелка и Кики, с грохотом упали на пол. – Кики, фу! – кинулась я к ней. Но поздно: собака уже терзала кусок мяса. – Хорошо, ешь. Там достаточно для нас обеих. Я положу себе другой кусок. Я нагнулась, чтобы поднять тарелку, и тут… Собака как‑то странно дернулась, потом оскалилась, и вдруг стала биться в судорогах. Ее трясло, изо рта шла пена. Я еще ничего не понимала, просто испугалась за Кики. Все произошло слишком быстро. В какое‑то мгновение она замерла и посмотрела на меня грустно‑грустно. Ее взгляд говорил мне: «Прощай». Это мгновение я не забуду никогда. Мне казалось, что передо мной лежит умирающий человек. Она понимала все и без колебаний отдавала за меня свою жизнь. Она молила меня только об одном: чтобы я больше никому не доверяла. И не ела бы ничего в этом доме. Чтобы бежала отсюда как можно скорее. Вот о чем Кики просила перед смертью. А потом наступила короткая агония. Яд действовал очень быстро. Тахикардия, остановка дыхания и смерть. Совсем как у человека. Ее глаза закатились, Кики дернулась последний раз и замерла. Я с ненавистью посмотрела на лежащее на полу мясо. Потом на судок. Ах ты… – Анисья! – заорала я и выскочила в холл. – Где она?! – Да вроде здесь была, – появилась на лестнице Анюта. – На кухню зашла, чаю попить. – Чаю?!! – Да что случилось‑то? – Кики умерла! Съела мясо и отравилась! – Да кто ж ей дал мясо‑то? – удивилась Анюта. – Анисья!!! – бешено закричала я. – Идти сюда, мерзавка!!! Увы! Предательница прекрасно ориентировалась в огромном доме, знала все ходы и выходы. Пока я спустилась вниз, ее и след простыл. Бежать за ней не было смысла. Все равно я ничего не докажу. Кто мне поверит? Я под следствием и сама подозреваюсь в убийстве. Я кинулась обратно наверх. В моей спальне рыдала Анюта. – Успокойся, – прошептала я дрожащими губами. – Кики не вернешь. – Какая умная была собачка, – всхлипнула Анюта. – Слишком умная, – горько произнесла я. – Она сразу все поняла. Послушай меня… Ты никому об этом не скажешь. – Как так? – Анюта от удивления перестала плакать. – Принеси две пары резиновых перчаток, в которых ты делаешь уборку. Мы сейчас все уберем. Никого больше не зови. Сможешь похоронить Кики? Она молча кивнула. – Скажешь, что собака умерла от старости. От чего угодно, только не от… – Я глазами указала на мясо. – Иди за перчатками. Анюта ушла. Я без сил опустилась в кресло, глядя на мертвую Кики. На соседнем кресле лежал диктофон. Что толку теперь от этих признаний? Хотя… Анисья не случайно задержалась в доме. Не чай она пошла пить, а ждать моей смерти. Ей, видимо, сказали, что яд действует мгновенно. Так оно и есть. Мне достаточно было проглотить маленький кусочек мяса. Она поднялась бы сюда под предлогом, что забыла любимую заколку, подняла бы панику и в суете стащила бы диктофон. Выходит, все, что она сказала, – правда? Но кто ее подослал? Что касается меня, то все обставили бы как самоубийство. Поводов покончить с собой у меня предостаточно. Я нахожусь в отчаянном положении, и то, что на Новой Риге ходят легенды о моих железных нервах, для следствия не аргумент. Суд состоялся бы без меня, и братьев, вне всяких сомнений, посадили бы надолго, Анисья получила бы небольшой срок, и то условно, а меня освободили бы от уголовной ответственности в связи с отсутствием среди живых. И дело было бы закрыто. Анжела мертва, я мертва, остальные преступники наказаны. Ловко! Что же такого натворила эта чернокожая девчонка, что ей так необходимо оставаться мертвой до конца своей жизни? И по чьим документам она теперь живет? Под каким именем? Вернулась Анюта с двумя парами резиновых перчаток и картонной коробкой. – Осторожнее, – велела я ей, натягивая перчатки. – Но разве не надо вызвать полицию? – робко спросила она. – Нет. Что мы им скажем? Отравили собаку? Ты хочешь, чтобы наша доблестные органы, которые убийство десятка людей подчас спускают на тормозах, в поте лица искала отравителя пса размером с дамскую туфельку? – Но… Разве не… – Молчи, – велела я. – Если мы обе хотим жить, нам надо молчать. – Боже! – Она в испуге закрыла резиновой перчаткой рот и даже прикусила ее зубами. – Я отсюда уйду. Сбегу потихоньку. И ты мне поможешь. – Я боюсь, – затрясла она головой. – Тебе ничего не грозит. Это меня хотели… – Я нагнулась и подняла с пола мертвую Кики. – Давай сюда коробку! – Вот Иван Иваныч обрадуется! – невпопад сказала она. – Он ее терпеть не мог. – Хоть на чьей‑то улице праздник, – горько улыбнулась я. Мне надо было подготовить побег. Я не собиралась еще хоть одну ночь провести в этом доме. Кто знает, вдруг для верности убийца именно ночью придет с петлей? Или с ножом, чтобы меня зарезать. Мне, похоже, вынесли смертный приговор. А я не хочу умирать, мне всего сорок два. В таком возрасте, говорят, только жизнь начинается. – Но куда же вы пойдете! – всплеснула руками Анюта. – Я что‑нибудь придумаю. Мы наконец избавились от последствий визита Анисьи, от трупа моей любимой собаки и от куска обожаемого мною мяса. Все это обрело вечный покой в картонной коробке, которую с плачем унесла Анюта. Ей было страшно, она боялась умереть, и горько, оттого что со мной связалась. Она хотела всего лишь стать начальницей над всей прислугой в доме, иными словами, сделать карьеру. А вместо этого идет хоронить криминальный труп. Хоть речь и идет всего лишь о крохотной собачке, все равно обидно. Я же всерьез задумалась: где спрятаться?
|