Многословные изречения

Один нож с двух краев режет.

Где рыба проплывет, там вода мутнеет.

Сидя в колодце, глядеть на небо.

Кто ищет человека, тот нарушает запрет на передви жение по ночам.

Когда приходит вода, появляются дамбы.

Прячься сам, но показывай свою тень.

Большая яшма не поддается обработке.

Разводить руками воду, чтобы найти волну. *

Один слепец соберет вокруг себя множество слепых.

Одно тело занимает весь мир.

Чистая луна не отбрасывает тени.

Слова правды проникновенны и холодны, как вода.

Горсть снега в раскаленной печи.

Когда в горах холодает, цветы расцветают.

В мертвой воде не прячутся драконы.

Тот, кто грустит, знает, как длинны ночи.

Настоящая яшма очень заметна в грязи.

Каменные истуканы друг другу шепчут на ухо.

В котле с кипящей водой нет холодного места.

Лягушка хоть и прыгуча, а из корзины не выпрыгнет.

В хорошем разговоре не все говорится.

Искусный мастер не оставляет следов.

Что невыразимо в словах, неистощимо в действии.

Зачерпни воду, и луна будет в твоей руке. Прикоснись к цветам, и их аромат пропитает твою одежду.

Когда ищешь огонь, находишь его вместе с дымом. Когда зачерпываешь воду из колодца, уносишь с собой луну.

Кто знает о том, что далеко за туманными волнами есть прекрасный мир мечты?

Десять лет я не мог найти дорогу назад, а теперь позабыл, откуда пришел.

Журчанье ручья слышнее в ночи. Краски гор ярче на закате.

Там, куда не проникают ни свет, ни мрак, повсюду один прекрасный вид.

Я полностью сбросил свою кожу. Осталось одно подлинное естество.

Встречаюсь с ним, но не знаю, кто он. Говорю с ним, но не знаю его имени.

Прямые речи лучше покрасневшего лица.

Сердитый кулак не бьет по улыбающемуся лицу.

На флейте, не имеющей отверстий, играть всего труднее.

Три человека удостоверяют, что черепаха — это черепаха[89].

Густой туман не скроет благоухания цветов.

Хороший торговец прячет свои богатства и кажется нищим.

Тот, кто думает, что обладает сиятельной мудростью, едет впереди осла и позади лошади.

Сверху — ни куска черепицы, чтобы прикрыть голову. Снизу — ни вершка земли, чтобы поставить ногу.

Стоит устам разомкнуться — и речь погибает. Стоит разуму устремиться к пониманию — и мысль умирает.

Если добрый человек проповедует ложное учение, оно становится истинным. Если дурной человек проповедует истинное учение, оно становится ложным.

Солнце и луна не могут осветить это полностью. Небо и земля не могут покрыть это целиком.

Охотящийся за оленем не видит горы. Охочий до золота не видит людей.

Небожителям, разбрасывающим цветы[90], некуда идти. Неверующим, собирающимся потешить свое любопытство, не на что смотреть.

Слива в прошлом году, ива в нынешнем: их краски и ароматы все те же, что и в старину.

У края небес встает солнце и заходит луна. За перилами террасы горы глубоки и воды холодны.

Он видит, как петляет река и вьется тропинка, но ему не ведомо, что он уже в стране Персикового источника[91].

Дикий гусь не имеет намерения оставить след на воде. Вода не имеет желания удержать отражение гуся.

Когда птицы не поют, гора еще покойнее.

Высохшее дерево, распустившийся цветок: такова весна за пределами этого мира.

Вторая попытка не стоит и половины медяка.

Когда чистое золото объято огнем, оно блестит еще ярче.

Раскаты моего смеха сотрясают Небо и Землю.

Мышь, забравшаяся в трубку для денег[92], не найдет выхода.

Вечность безбрежных просторов: один день ветра и луны.

С незапамятной древности и во веки веков оно выставляет себя на обозрение всех.

Когда откупоривают кувшин с соленой рыбой, вокруг с жужжанием роятся мухи. Когда кувшин опорожнен и вымыт, он тихо лежит в холодке.

Есть такие, кто и в пути не покидает дома. И есть такие, кто, покинув дом, не пребывают в пути.

Уток, вышитых на ковре, можно показать другим. Но игла, которой их вышивали, бесследно ушла из вышивки.

Перед моим окном всегда одна и та же луна. Но расцветают сливы — и луна уже другая.

Для покоя и сосредоточенности не нужны горы и воды. Когда сознание умерло, даже огонь приносит прохладу.

Когда ты воодушевлен, воодушевляйся. Там, где нет одухотворенности, — одухотворенность есть.

В корзине Бездонного покоится ясная луна. В чаше Безмыслия собирается чистый ветер.

Не ищи волос на панцире черепахи и рогов на голове зайца.

Правда не сокроет лжи. Кривое не заслонит прямое.

Простаки и мудрецы живут вместе. Драконы и змеи обитают вперемешку.

По закону не дозволяется пронести иголку. Частным образом проедет целый экипаж.

Не завидуй мудрецам. Не гордись своим умом.

Чтобы написать такие стихи, нужно прежде иметь такое сердце. Чтобы нарисовать такой портрет, нужно прежде постичь такой облик.

Великий муж мечтает подняться выше неба. Он не станет следовать путем Будды.

Не взять то, что даровано Небом, значит наказать себя. Не действовать, когда приходит время, значит себя погубить.

Речь — клевета. Молчание — ложь. За пределами речи и молчания есть выход.

В гуще белых облаков не видно белых облаков. В журчанье ручья не слышно, как журчит ручей.

Слепота — ясность зрения, глухота — чуткость слуха, опасность — это покой, удача — это несчастье.

В весенний день и лунную ночь кваканье лягушки оглашает целый мир и объединяет всех в одну семью.

Есть нечто, существующее прежде Неба и Земли, не имеющее формы, погребенное в безмолвии. Оно — господин всех явлений и не подвластно смене времен года.

Когда наступит великая смерть, осуществится великая жизнь.

Где много глины, будды велики. На большой воде корабли высоки.

Чтобы пересечь этот суетный мир, нужно знать дорогу. Чтобы прописать лекарство, нужно знать причину болезни.

Без угломера и циркуля не установишь квадратное и круглое. Без отвеса не определишь прямое и кривое.

Над ветками, не имеющими почек, кружат золотые фениксы. Под деревом, не отбрасывающим тени, бродят яшмовые слоны.

Одна стрела сбивает одного орла. Две стрелы — это уже слишком много.

На Пути нет хоженых троп. Тот, кто им следует, одинок и в опасности.

Когда поднимается одна пылинка, в ней содержится вся земля. Когда распускается один цветок, раскрывается целый мир.

Когда дерево сохнет, листья опадают.

Принимая наставления, ты должен постигать их исток. Не меряй их собственными мерками.

Когда проплывает рыба, вода мутнеет. Когда пролетают птицы, падают перья.

Пошевелись — и появится тень. Осознай — и родится лед. Но если не двигаться и не сознавать, неминуемо окажешься в норе дикой лисы.

Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики. Когда голова буйвола исчезает и показывается голова лошади — это не удивительно.

Где кончаются дороги мысли — там начинай внимать. Где слова перестают выражать — там начинай созерцать.

Утверждением ничего нельзя утвердить. Отрицанием ничего нельзя отвергнуть.

Одну фразу, существующую до слов, не передадут и тысячи мудрецов. Одна нить перед нашими глазами не прервется целую вечность.

Золотой Будда не переправится через плавильный котел. Деревянный Будда не переправится через огонь. Глиняный Будда не переправится через реку.

Весь мир не спрячешь, близкое и далекое друг друга выявляют, прошлое и настоящее меж собой разнятся.

В одной фразе — жизнь и погибель, в одном поступке— свобода и рабство.

На вершине священной горы травы растут без корней. Не ведая о весеннем ветре, цветы цветут сами по себе.

В десяти пределах света нет стен. В четырех стенах крепости нет ворот.

Вдыхая, он не пребывает в мире теней. Выдыхая, не касается мира вещей.

Каждый голос — голос Будды. Каждая форма — форма Будды.

В сухом дереве рев дракона. В древнем черепе ясный зрачок.

Мой путь лежит за краем голубых небес, — там, где белые облака плывут неостановимо.

Когда курам холодно, они взлетают на дерево. Когда уткам холодно, они бросаются в воду.

У хорошего кузнеца скапливаются горы необработанного железа. У дверей искусного лекаря собирается толпа больных.

На вершине одинокой скалы он свистит при луне и грезит среди облаков. В пучине великого океана он вздымает бурю и скользит по волнам.

Прими слепоту за ясность зрения, а глухоту за острый слух. Восприми опасность как обетование покоя, а удачу — как вестницу несчастья.

Искать мудрость вне себя — верх глупости.

Хун Цзычэн «Вкус корней»

Вот книга, которая способна дать, пожалуй, самое верное и в своем роде даже полное представление о тысячелетней мудрости Китая — о традиционных жизненных идеалах, представлениях о добре и красоте, о темах размышлений и чувстве юмора, о самом способе мировосприятия. Глубина и строгость мысли автора, свежесть его наблюдений и, главное, безупречная искренность суждений заслуженно принесли ей славу лучшего сборника афоризмов в Китае. Впрочем, о личности автора, которого звали Хун Инмин (литературное имя Хун Цзычэн), сохранились весьма скудные и по большей части лишь косвенные сведения в аннотированном указателе к крупнейшему книжному своду старого Китая, «Полному собранию книг по четырем разделам» (XVIII в.)

Хун Цзычэн упоминается как автор сборника жизнеописаний буддийских и даосских святых под названием «Чудесные деяния бессмертных и будд». Там же сообщается, что Хун Цзычэн жил во времена правления императора Ваньли (1573–1619) и что он носил прозвище «Человек Дао, вернувшийся к Изначальному». Такое прозвище свидетельствует о принадлежности Хун Цзы-чэна к даосской школе или, по крайней мере, о его симпатиях к даосизму. Впрочем, словосочетание «человек Дао» было традиционным самоназванием буддийских монахов Китая, а во времена Хун Цзычэна оно вошло в обиход народных сект, приверженцы которых, не принимая формально монашеского сана, придерживались правил монашеской жизни в миру.

Уже составители «Полного собрания книг по четырем разделам» не знали в точности, откуда был родом Хун Цзычэн. Некоторые косвенные свидетельства позволяют предположить, что он родился в провинции Сычуань, а впоследствии поселился в низовьях Янцзы — центре культурной жизни тогдашнего Китая. Известно также, что его учителем был авторитетный ученый и писатель Юань Хуань (1533–1606), автор ряда нравоучительных книг. Юань Хуань был большим поклонником даосизма, носил прозвище «Человек Дао, постигший Обыкновенное», но, подобно многим современникам, полагал, что «три учения» Китая — конфуцианство, буддизм и даосизм — по-разному выражают общую для всего мира истину. По-видимому, в молодости Хун Цзычэн пытался сделать карьеру конфуцианского ученого и лишь в зрелую пору жизни обратился к даосизму и буддизму.

Во всяком случае, в аннотации к буддийскому разделу «Чудесных деяний бессмертных и будд» некий почитатель буддизма по имени Фэн Мэнчжэнь сообщает: «Господин Хун Цзычэн в юные годы мечтал о суетной славе, а на склоне лет занялся созерцанием пустоты». Разочарованность миром официозной конфуцианской учености, который издалека кажется возвышенным и блестящим, а вблизи оказывается нестерпимо пошлым и косным, прорывается во многих изречениях «Вкуса корней». Таким образом, в творчестве Хун Цзычэна отразилась весьма типичная для литераторов старого Китая судьба: быть конфуцианцем по образованию, но буддистом и даосом по мировоззрению.

Книга Хун Цзычэна создавалась, по-видимому, в первое десятилетие XVII века и была закончена не позднее 1612 года, когда умер Юй Кунцзянь, автор предисловия к ней. Название сборника навеяно, скорее всего, сентенцией ученого Ван Сяньминя, гласящей: «Тому, кто разжевывает корни овощей, любое дело по плечу». Слышится в ней и призыв к познанию радостей безыскусной, чуждой роскоши и фальши высшего света жизни, ведь овощи — пища бедняков. Русское название книги, надеемся, достаточно ясно выражает главный пафос заметок китайского моралиста и созерцателя. В англоязычной литературе сборник Хун Цзычэна обычно именуется как Сга$$-КоогЛа11<. Французская переводчица книги М. Валетт-Эмери, предпочла сохранить ее оригинальный, но, к сожалению, несколько неуклюже звучащий для современного уха заголовок «Ргоро$ $иг 1а гаапе с!е$ 1едите$», «Касательно корней овощей» (см. библиографию в конце предисловия).

Впервые афоризмы Хун Цзычэна были изданы с предисловием Юй Кунцзяня в 1624 году в качестве приложения к даосской энциклопедии «Восемь книг об укреплении жизни».

Изречения разделены на две части. Согласно общепринятому мнению (в известной мере условному), сюжеты первой части касаются в основном правил жизни в миру, тогда как вторая часть книги посвящена внутренней жизни. Издание 1624 года в Китае больше не воспроизводилось и спустя некоторое время стало большой редкостью. Однако оно попало в Японию и там приобрело необыкновенную популярность. Еще и сегодня оно считается там одной из лучших нравоучительных книг и, между прочим, превосходным пособием для деловых людей. Именно это первоначальное издание послужило основой для публикаций книги Хун Цзычэна в современной Японии и на Тайване. Заметим, что в КНР афоризмы Хун Цзычэна стали публиковать лишь с конца 80-х годов — прежде их числили по разряду «религиозной пропаганды».

Существует еще одно издание «Вкуса корней», которое появилось в 1786 году. В этом издании автор назван Хун Инмином, оно включает в себя 386 высказываний, разбитых по пяти рубрикам, и содержит предисловие, написанное неким Больным мужем с Трех гор. Последний характеризует книгу Хун Цзычэна как собрание поучительных суждений о «жизни в свете и в уединении, повседневной добродетели и сострадании, прозрении чань и красоте вещей, мудрости буддизма и конфуцианства…». Автор предисловия, по его словам, не видел первоначального издания и основывался на издании времен цинского императора Канси, где суждения тоже были сгруппированы по пяти темам (всего их насчитывалось 235). Этой версии следует большинство современных китайских издателей книги Хун Цзычэна. Нередко в этих изданиях содержатся дополнительные подборки изречений, так что общее число сюжетов в них достигает 575.

Настоящий перевод основан на сохранившемся в Японии тексте первоначального издания книги Хун Цзычэна — бесспорно, наиболее аутентичном из всех доступных сегодня. Переводчик пользовался следующими изданиями книги Хун Цзычэна:

Сайкотан (Вкус корней) / Ред. и ком. Имаи Усабуро. Токио, 1975.

Синь и цай гэнь тань (Новое толкование «Цай гэнь тань») / Ком. УЦзягоу. Тайбэй, 1998.

Цай гэнь тань хоу цзи синь чжу (Новые комментарии ко второму собранию изречений «Цай гэнь тань») / Ком. Ван Цзиньсян. Тайбэй, 1985.

Предисловие автора

Тому, кто порвал узы света и избрал стезю одиноких, кто живет затворником в камышовой хижине, радостна встреча с понимающим мужем и не доставит радости общение с чуждыми людьми.

Он не станет попусту спорить о книгах древних мудрецов, но не сочтет пустой жизнь в обществе простых людей среди волшебных красот заоблачных гор. На лоне вод и посреди зеленых долин он будет внимать напевам пахарей и рыбаков и не допустит в сердце алчность и гордыню, не попадет в тенеты пагубных страстей. Так, держась вдали от многословных речей и изощренных рассуждений, он проживет свой век в довольстве.

Мой друг Хун Цзычэн принес мне свою книгу «Вкус корней» и попросил сделать к ней надпись. Поначалу у меня не было желания ее читать. Но вот когда мне удалось отрешиться от суетных забот, я взял ее в руки и понял, что она прямо указывает на сокровенную истину жизни, раскрывает тайну человеческих чувств и уносит в заоблачные выси. В этом огромном мире между Небом и Землей она заставляет задуматься о том, что пребывает в нас самих. А среди суетных страстей света она воспитывает самые возвышенные помыслы. Столь тверд и продуман слог автора, подобный зеленой роще и синим горам. Столь непринужденна и изящна его речь, подобная полету коршуна в небе и скольжению рыб в воде.

Поистине, слова этой книги не из тех досужих суждений, что влетают в ухо, чтобы тут же слететь с языка. Для мира они подобны целительному уколу лекарской иглы. Поистине, они заставляют людей очнуться от сна. Название же книге дано: «Корни овощей». Видно, писана она так же усердно и заботливо, как растят овощи в огороде. Можно представить, сколько труда и вдохновения в нее вложено!

Почтенный Хун говорил: «Небо обременило меня немощью тела, а я поборю ее вольностью сердца.

Небо послало мне тяжкие испытания, а я преодолею их, храня верность возвышенной правде». Он черпал силы в невзгодах: вот о чем нужно долго думать. И я без лишних слов хочу во всеуслышание объявить: в корнях овощей таится истинный вкус!

Писал Господин Трех Пиков Юй Кунцзянь