Терроризм

Террор – еще один вид использования страха в политике. Этот термин зародился во время Французской революции, в период якобинской диктатуры, по своей сути являвшейся государственным терроризмом. Тогда голос страха зазвучал громко, убедительно, заглушая голос разума. Ужас, который испытывала жертва, воспринимался как признак нечистой совести. „Раз трепещет, значит, виновен“, – заявлял Робеспьер и добавлял: „Сердце мое свидетельствует о страхе“. На самом деле террорист всегда считает себя непогрешимым и справедливым, устрашение представляется ему доблестью. Макиавелли рекомендовал маскировать жестокость, якобинцы же предпочитали проявлять ее демонстративно, „возвести в порядок дня“. Смерть стала методом воспитания. Но едва террор прочно вошел в политическую жизнь, остановить его было уже невозможно. Из чрезвычайной меры, к которой прибегали не знающие жалости лжесудьи, он превратился в метод государственного правления, а потом и в законное право, дарованное обездоленным. Террористов никогда не покидала уверенность, что цель оправдывает любые средства.

Именно во Франции зародился жестокий культ террора. Андре Шенье писал:

Народам случалось воздвигать храмы и алтари Страху. Но нигде не возводили ему алтарей прочнее, чем в Париже, нигде не служили так истово, как у нас. Весь город стал святилищем Страха, и аристократы, точно жрецы, ежедневно приносили ему в жертву свои мысли, свою совесть.

Однако помимо всемогущего государственного террора существует еще и террор ущемленных, когда некое меньшинство, полагая себя обделенным, пытается навязать свою точку зрения или предъявить свои права и без зазрения совести прибегает к преступным или деструктивным методам, коих немало. Например, откровенный шантаж, который сеет в обществе такую панику, что население начинает оказывать давление на политиков, принуждая их уступить требованиям террористов. А вот еще один способ, более изощренный: спровоцировать власти на действия, способные дискредитировать их в глазах общественности. Эту стратегию разработали революционеры‑марксисты в XIX веке. Желая заручиться поддержкой масс в борьбе за дело революции, они не брезговали кровопролитием, чтобы заставить конституционный режим „сбросить маску буржуазной благопристойности“ и явить рабочим и крестьянам свою бесчеловечную сущность.

Успех предприятия в данном случае зависит не столько от точности первого удара, сколько от способности вызвать цепную реакцию, подконтрольную не органам правопорядка, а самим террористам. Если подтолкнуть государство к жестоким репрессиям, многие встанут на сторону „борцов за свободу“. Какое ужасное коварство!