Глава 5. Религии древних иранцев

Религиозная система древних иранцев складывалась в стороне от главных центров ближневосточной цивили­зации и по характеру заметно отличалась от религиоз­ных представлений древнего Египта или Месопотамии, насыщенных мифологией и наполненных приключения­ми богов и героев. Это и неудивительно: генетически древнеиранские религии восходят к древнейшим веро­ваниям индоевропейских народов, принадлежавших к иной языковой семье и культурной традиции. Гипоте­тическая прародина индоевропейцев до сих пор не вполне ясна и вызывает ожесточенные споры специали­стов. В самом общем виде ее можно локализовать районами Причерноморья, включая Анатолию, и Прикаспий. Именно отсюда различные ветви индоевропей­цев, преимущественно скотоводов, стали на рубеже III—II тысячелетий до н. э. энергично мигрировать на восток, юг и запад, что со временем привело к возни­кновению нескольких древних цивилизаций (греческой, иранской, индийской) и оказало немалое воздействие на развитие других очагов мировой культуры, вплоть до Китая.

Ранние верования индоевропейских народов доста­точно хорошо запечатлены в древнеиндийских ведах и религиозных представлениях греков, германцев и сла­вян. Сложившиеся в среде пастушеских племен еще на их прародине в III тысячелетии до н. э., если не рань­ше, они и после расселения сохранили между собой немало общего, что легко фиксируется в ходе их срав­нительного изучения. В целом эти верования вполне соответствовали стандартам того раннерелигиозного комплекса, о котором уже шла речь в третьей главе. Однако на протяжении долгих веков в процессе рассе­ления и после него в каждом из новых регионов ойкуме­ны, освоенных осевшими там индоевропейцами, разви­тие религиозных представлений шло хотя и на единой общей основе, но своим путем. При этом важную роль играла общность исторических судеб или географиче {62} ская близость тех или иных племен, первоначально перемещавшихся, скажем, в одном направлении, а позже отделившихся друг от друга.

Такую близость, в частности, легко увидеть на примере индо-иранской общности, мигрировавшей к востоку и юго-востоку от прародины. Не вполне ясно, как и при каких обстоятельствах эта общность, объединенная самоназванием (арии), разделилась на части, одна из которых осела в восточной части Ирана, а вторая продолжала кочевать в сторону до­лины Ганга. Но близость обеих частей вполне оче­видна, как достаточно заметна и их все возрастав­шая со временем взаимная враждебность. Можно полагать, что взаимное отчуждение было обусловле­но усиливавшимся противостоянием оседло-земледельческой части общности продолжавшим кочевать скотоводам, хотя не исключено, что поляризации частей ее способствовал и раскол разросшегося кол­лектива на дуально-родовые группы. Однако сам факт раскола очевиден и четко фиксируется при изуче­нии религиозных представлений и мифологии соответ­ственно древних иранцев и индоариев. Оба комплекса представлений были знакомы с двумя противостоявши­ми друг другу классами божественных сил: у иранцев это были ахура и дэвы, у индоариев — дева и асуры. При этом весьма показательно, что первая группа бо­жеств считалась благой, а вторая вредоносной. Главой группы дэвов (дева) был один и тот же Индра, но у индоариев он был великим и почитаемым богом, а у иранцев — злокозненным демоном.

Отчетливое противопоставление благих сил (дева) и демонов-асуров в древней Индии не оказалось (как это будет видно из последующего изложения) фунда­ментом религиозных представлений индоариев, где на передний план вышли иные мироустроительные и кос­мические концепции. Зато в древнем Иране именно это жесткое противостояние стало основой основ всех гене­ральных религиозных конструкций. Мифологическая картина мира здесь строилась на фоне противопостав­ления сил Света, воплощенных в этическом законе Арта и олицетворенных великим Ахура-Маздой (греч.—Ормузд), и сил Тьмы и Зла, воплощенных в лжи (Друг) и олицетворенных Ангро-Майнью (Ариманом). Этот ритуально-этический дуализм стал фундаментом всех доисламских религий Ирана. {63}

Зороастризм и маздеизм. Религиозный дуализм древних иранцев чаще всего связывается с зороас­тризмом, т. е. с учением великого пророка Зороастра (Заратуштры), которое зафиксировано в древнейшей священной книге Авесте. Письменный текст Авесты — достаточно позднего происхождения (видимо, не ранее III в. до н. э.), тем более это относится к ее многочисленным комментариям. Наиболее же древ­ние части священной книги, ее песнопения и гимны Гаты и Ясны, в том числе приписываемые самому Зороастру, датируются примерно XII—Х вв. до н. э., т. е. по времени близки к ранним древнеиндийским ведам. Вся сложность проблемы состоит здесь в том, чтобы определить, что именно написал и предложил сам Зороастр и что существовало ранее и было лишь использовано пророком при проведении им своего ро­да религиозной реформы. А решение этой проблемы в свою очередь зависит от того, каким временем да­тировать годы жизни Зороастра.

Зороастр — личность легендарная, хотя многие исследователи признают его реально существовавшим деятелем. О нем нет практически никаких достоверных сведений, а время его жизни в разных древних источ­никах варьируется от XIII до VI вв. до н. э. Более поздние легенды повествуют о преследованиях, кото­рым он подвергался, изображают его культурным геро­ем, великим пророком, спасителем человечества и т. п. Но в наиболее ранних персидских текстах (ахеменидских надписях) о нем не упоминается, хотя в этих текстах есть немало связываемых с его именем идей, в частности в связи с прославлением Ахура-Мазды. Неудивительно, что специалисты оказываются в за­труднении. Одни вообще ставят под сомнение реальное существование пророка, другие считают, что он в свое время впал в немилость и был сознательно предан забвению, а третьи склонны видеть в религиозной сис­теме персов времен Ахеменидов лишь предтечу зороа­стризма — маздеизм, т. е. первоначальную доктрину, которую впоследствии реформировал Зороастр.

Это последнее соображение заслуживает внимания, хотя оно тоже не отвечает на вопросы, когда жил Зоро­астр, что именно он изменил в раннем маздеизме и ка­ким образом обновленный им маздеизм стал восприни­маться в качестве зороастризма. Оставив все эти во­просы в стороне, обратимся к первоначальной основе {64} древнеиранской религии. Будем условно именовать ее маздеизмом — по имени Ахура-Мазды.

Верховным божеством и творцом всего сущего счи­тался Ахура-Мазда, причем его первой и основной функцией вначале было, видимо, моделирование косми­ческих элементов Вселенной. Своего рода правой рукой и земным помощником его был Митра, в функцию которого первоначально входили социальная организа­ция людей и посредничество между божественным и че­ловеческим. Позже он превратился в божество догово­ра, согласия, а также стал богом солнца и покровите­лем воинов. Третьей в верховной первоначальной триаде древнеиранских богов была Ардвисура Анахита, богиня воды и плодородия, воспринимавшаяся в ка­честве дочери Ахура-Мазды. Параллельно с этой трои­цей существовал грозный бог времени Зерван (Зурван). Хотя его подчас считают не имеющим прямого отношения к маздеизму и тем более зороастризму, более поздние мифы приписывают именно ему рожде­ние Ахура-Мазды.

Глава мира дэвов Ангро-Майнью был вначале, ви­димо, сравнительно мало значившей фигурой маздеистского пантеона — тем более, что с миром дэвов, как упоминалось, ассоциировалась индоарийская ветвь ариев, уже оторвавшаяся от иранцев. Но противопо­ставление двух ветвей, двух групп божеств и, как след­ствие, двух их глав (Ахура-Мазды и Ангро-Майнью) существовало. И не только существовало, но и вследствие каких-то неясных пока причин нарастало. Не исключено, что эти причины как раз и были связаны с именем и деятельностью пророка Зороастра, годы жизни которого приходятся, скорее всего, на VIII— VII вв. до н. э. Во всяком случае первые ахеменидские цари уже должны были быть знакомы с этим учением. И если они по какой-то причине его не приняли, то виной тому, возможно, был консерватизм касты жрецов-магов, предпочитавших новому зороастризму древ­ний маздеизм.

Реформы Зороастра, как они запечатлены в Авесте, были достаточно радикальными и уже по одной этой причине могли быть восприняты далеко не всеми и не сразу, особенно если учесть факт существования касты магов, ревниво оберегавших основы маздеизма. Суть нововведений сводилась как к резкому возвеличению Ахура-Мазды за счет всех остальных почитаемых богов {65} и столь же резкому противопоставлению ему злобного Ангро-Майнью, так и, особенно, к приданию всем древ­ним божественным силам явственного этического ак­цента, к превращению их в некую абстракцию, симво­лизирующую тот или иной аспект великого блага, абсо­лютного Добра (или соответственно Зла). Высшая божественная семерка в трактовке Зороастра выгляде­ла не просто как семеро бессмертных святых (Амеша Спента), но как аллегории благих достоинств Ахура-Мазды. его шесть эманаций — благая мысль, истина, власть (божья), благочестие, целостность (благососто­яние) и бессмертие, соответственно связанные с шестью основными первосубстанциями — скот, огонь, металл, земля, вода, растения. Сам Ахура-Мазда возглавлял божественную семерку в качестве святого духа.

Перенос акцента из сферы религии в сферу этики сопровождался настоятельной апелляцией пророка к человеку, стремлением не просто выдвинуть на пе­редний план социальную проблему Добра и Зла, но соединить этику с космологией и придать упомянутой проблеме божественный, поистине космический смысл. В трактовке Зороастра сама этика была превращена в религию. Мир осмыслялся сквозь призму кардиналь­ных этических категорий, за которыми явственно проглядывала личность самого пророка — человека, мощ­ного духом, признанного вероучителя, одного из первых в истории харизматических лидеров. В этом смысле зороастризм как доктрина принадлежит к принципи­ально новому типу религий — к религиям основателя, пророка.

Суть зороастризма в самом общем виде, как уже говорилось, сводится к. тому, что все сущее делится на два полярно противоположных лагеря — мир света и добра и царство тьмы и зла, между которыми идет непримиримая борьба, составляющая основу мирового процесса как на земле, так и вне ее, в мире богов. Ахура-Мазде помогают в этой борьбе духи света и чисто­ты, истины и добра, Ангро-Майнью — силы зла. И да­леко не случайно древние маздеидские божества в зо­роастризме стали олицетворяться высокими понятиями справедливости, благочестия, благомыслия: Зороастр как бы обращался к Человеку с призывами помочь благородным небесным силам в их непримиримой борь­бе, став с этой целью лучше, честнее, чище и, сосредо­точив все свои старания и чаяния на том, чтобы одолеть {66} мир зла, покончить со всякой нечистью. Далеко не случайно в гимнах Авесты люди призывались быть доброжелательными, умеренными в помыслах и страс­тях, готовыми жить в мире и дружбе, помогать ближне­му. Восхвалялись честность и верность, осуждались воровство, злословие, преступление. При этом едва ли не основной идеей этической доктрины зороастризма был тезис о том, что истина и добро, равно как страда­ние и зло, зависят от самих людей, которые могут и до­лжны быть активными творцами собственной судьбы.

Мифология зороастризма не очень красочна и бо­гата, но зато весьма интересна. В ранних текстах Авес­ты описывается четырехъярусная модель космоса: ор­бита звезд, соотносимая с благими мыслями; орбита луны (благие слова), орбита солнца (благие дела) и особая светоносная сфера, где обитают Ахура-Мазда и его окружение. Царство Ангро-Майнью — в преисподней. Ряд мифов подробно описывает историю противостояния и борьбы добра и зла. Согласно одним вариантам, эта история, начавшись с золотого века, вступа­ет затем в период ожесточенного конфликта, заверша­ющегося катастрофой, причем перед концом света наступает чудовищная зима, а. мир гибнет в огне, после чего все начинается заново. Другие варианты более оптимистичны и предрекают победу силам добра; здесь в функции спасителя мира выступает сам обожествлен­ный Зороастр. Среди более поздних мифов существует такой, который соединяет зерванизм с зороастризмом-маздеизмом: бог вечного времени Зерван собирается родить сына, который сотворит мир, Ахура-Мазда в чреве отца был готов к этому и даже поделился своим знанием с братом, Ангро-Майнью. Последний, разорвав чрево отца, вышел на свет раньше брата и стал претен­довать на власть. Отец в ужасе содрогнулся и родил второго, желанного. Поэтому так получилось, что сна­чала в мире царило зло и лишь потом наступило царст­во Ахура-Мазды.

Подлинным творцом всего сущего, в частности зем­ли, неба и людей, уже в ранних текстах Авесты считал­ся Ахура-Мазда. Что касается людей, то первочеловеком в иранской мифологии вначале считался Йима (аналог индоарийскому Яме), который по велению Аху­ра-Мазды занимался земледелием и скотоводством, вы­ращивал растения, животных, птиц и, главное, творил добро. Когда ему не хватало для всего этого земли, он {67} взмахивал бичом — и она раздвигалась. Все было бы хорошо, да возгордился Йима, перестал слушаться Ахура-Мазду, начал употреблять в пищу мясо священ­ных быков. В наказание Йиму изгнали из райских мест, а все люди лишились бессмертия. Именно после этого закончился золотой век идиллии и началась эпоха борьбы Добра и Зла. Тексты Авесты упоминают о том, что Йима стал на сторону лжи, т. е. совершил грехопа­дение. В них есть и эпизод, повествующий о том, как Ахура-Мазда как-то предупредил Йиму, что миру мо­жет вскоре грозить гибель от мороза и наводнений, вызванных таянием снегов, и что ему надлежит постро­ить крепость, в которую следовало бы поместить и тем самым спасти от гибели по паре каждой породы всех животных и птиц, а также все виды растений.

Что касается последней мифологемы, то связь ее с ближневосточной идеей великого потопа очевидна. А вот понятие о рае и идея грехопадения, хорошо извес­тные лишь из ветхозаветных преданий Библии, ставят специалистов перед нелегкой задачей определить, кто на кого повлиял. Не исключено, что концепция райской жизни, греха и наказания, равно как и разработка проблемы бессмертия души,—древнеиранского проис­хождения.

Идея слияния духовной субстанции человека с выс­шим божеством характерна именно для индоиранских верований, как это будет показано в главах об индий­ских религиях. Эти верования могли быть основой для возникновения идеи о бессмертии души, особенно если иметь в виду, что упомянутая идея была в древнеиранских религиях теснейшим образом связана с самой сутью доктрины. Ведь в зороастризме судьба человека после смерти ставилась в прямую зависимость от его активности в борьбе сил добра и зла, от его веры в ис­тинность исповедуемого им учения. Если ты веришь, если ты активен в борьбе со злом, если ты предан силам добра и света, то можешь рассчитывать на райское блаженство; если же не веришь и не борешься, то неизбежно окажешься в мире зла, среди духов тьмы и всякой нечисти. Мифология зороастризма разработа­ла эсхатологическое (пророческое и обращенное в бу­дущее) учение о конце мира и своего рода «страшном суде», о делении всех людей на праведников и грешни­ков: души праведников через три неба попадают в све­тоносную сферу, где пребывают рядом с Ахура-Маздой, {68} а грешники оказываются в преисподней. При этом сам Заратуштра помогает душам перейти через грань, отделяющую мир живых от мира мертвых, по волшебному мосту Чинват: для праведников мост широк, для греш­ников — узок, как лезвие бритвы.

Стоит оговориться, что некоторые детали эсхатоло­гии зороастризма известны из текстов сравнительно позднего происхождения, что мешает делать уверенные выводы о происхождении той или иной идеи, в частно­сти известной из Библии идеи о райском блаженстве и грехопадении, о мессианской функции пророка. Одна­ко представления о приоритете зороастризма кажутся более предпочтительными, особенно на общем фоне истории этой религии после ее возникновения.

Зороастризм в древнем Иране. Специалисты пола­гают, что зороастризм распространял свое влияние сравнительно медленно: вначале его идеи разрабатыва­лись лишь немногими общинами единоверцев и только постепенно, со временем, последователями нового уче­ния становились адепты маздеизма из касты магов. Империя Ахеменидов в VI—V вв. до н. э. во многом способствовала успеху зороастризма: были резко расширены политические границы Ирана и обеспечены контакты зороастрийцев с представителями иных до­ктрин, как ближневосточных (Египет, Вавилон), так и особенно иудейской. Считается, что иудаизм как религия, разрабатывавшаяся особенно интенсивно именно в годы вавилонского плена иудеев, испытал сильное влияние зороастризма. И хотя сами Ахемениды явно более покровительствовали древнему маздеизму, а не зороастризму, этический пафос учения Зороастра более соответствовал духу времени, причем именно он, видимо, повлиял на иудаизм.

Мало известно об успехах зороастризма в годы, последовавшие за крушением империи Ахеменидов и тем более в период эллинизма, когда, влияние грече­ской культуры на всем Ближнем Востоке было весьма ощутимым. Но некоторые косвенные данные позволяют полагать, что зороастризм как доктрина на рубеже нашей эры не просто существовал, но даже процветал и расширял свое влияние, причем не только в собствен­но Иране, но и на соседних с ним землях. При этом следует иметь в виду, что речь идет уже о достаточно зрелом зороастризме, вобравшем в себя все уцелевшее наследие древнего маздеизма и разрабатывавшемся {69} усилиями всех его жрецов, включая и потомков древ­них магов.

Так, считается, что зороастризм оказал немалое влияние на формирование доктрины некоторых ран­них иудео-христианских сект, в частности ессеев с их упором на идею добра и справедливости. Вообще проблема происхождения христианства не может быть полностью решена без учета влияния со сто­роны иранских религий. Известно, например, что культ Митры, распространившийся в восточных про­винциях Рима незадолго до начала нашей эры, ока­зал огромное воздействие на римских легионеров по­сле восточных походов 1 в. до н. э. Воитель Митра, патрон воинов, отождествлялся в рамках митраизма то с Ахура-Маздой и божеством солнца, то с Юпи­тером, то с тем мессией-спасителем, который упоми­нался в эсхатологических пророчествах иудеев. В честь Митры устраивались мистерии, строились ритуальные сооружения — митрейоны, создавались изображения и скульптуры. Ежегодно в день 25 де­кабря (позже—день рождения Христа) отмечали день рождения Митры. Веровавшие в Митру имели обыкновение причащаться хлебом и вином, символи­зировавшими его тело и кровь.

Все эти детали, как и сам культ мессии-спасителя, не оставляют сомнений в том, что митраизм сильно повлиял на некоторые стороны формировавшегося на рубеже нашей эры христианства, а легкость, с которой это оказалось возможным, объясняется тем, что зороа­стризм влиял и на иудаизм, и на иудео-христианские секты еще задолго до того, как в Римской империи широко распространился и стал популярен митраизм.

Но зороастризм был активен не только на западной периферии Ирана. Не менее ярко проявилось воздейст­вие его на религиозные доктрины и на востоке, в час­тности в пределах Кушанской империи, существовав­шей на рубеже и в первые века нашей эры. Отголоском зороастрийского влияния следует считать некоторые элементы буддизма Махаяны, сформировавшегося в начале нашей эры. Специалисты считают, что кушаны внесли в буддизм Махаяны эсхатологию зороастризма, что своим этическим потенциалом буддизм Махаяны обязан именно зороастризму, а сам будда грядущего Майтрейя в системе Махаяны — это ипостась все того же Митры. {70}

Выход на передний план в зороастризме культа Митры в качестве своего рода alter ego Ахура-Мазды сыграл немалую роль в том, что зороастризм уже на рубеже нашей эры был прежде всего связан с почита­нием солнца и огня, с культом света и сияния. Храмы зороастрийцев были храмами огня, так что далеко не случайно их стали именовать огнепоклонниками.

Огонь для зороастрийцев был символом чистоты, очищения, освобождения от скверны. Надо сказать, что физической чистоте они придавали исключительно важ­ное значение, ритуальный смысл: всякая нечисть— это элемент сил тьмы и зла. Поэтому необходимо было остерегаться нечистоты, в том числе и трупов. Чтобы трупы покойников (символ нечистоты) не соприкаса­лись с чистыми стихиями (вода, земля, огонь, растения, металл), существовал и специфический обряд захоро­нения: в открытые сверху большие ступенчатые камен­ные ямы-башни особые служители сносили умерших. Их тела склевывали хищные грифы, а кости сбрасыва­лись затем на дно вырытого в башне и облицованного камнем колодца. Такие сооружения сохранились и по сей день у парсов, живущих в западной Индии и испо­ведующих зороастризм. Нечистыми считались также больные, только что родившие женщины и женщины в определенные периоды их жизненного цикла. Всем им необходимо было пройти через специальный обряд очи­щения.

В процессе очищения, как упоминалось, самую важ­ную роль играл огонь. Огонь был обязательным при любых ритуальных церемониях, в том числе и при совершении ритуалов в честь Митры или Ахура-Мазды, которые обычно сопровождались пением, жертвенной трапезой и вином и нередко отправлялись не в храме, а на свежем воздухе. Кроме огня почитались и осталь­ные чистые стихии. Особым почтением пользовались также и некоторые виды животных — бык, лошадь, собака, пожиравшие трупы грифы.

Распространение зороастризма среди иранцев су­щественно изменило отношение к нему со стороны власть имущих. Если Ахемениды в свое время его как бы не замечали, отдавая явное предпочтение древнему маздеизму, то парфянские цари на рубеже нашей эры уже выдвигали его на передний план в качестве проти­вовеса эллинско-римскому культурному влиянию, а в сасанидском Иране зороастризм стал даже офици {71} альной государственной религией (верховный жрец зо­роастрийцев мобедан-мобед был в числе самых вы­сших сановников государства). Мало того, он стал идейным знаменем всех иранцев и именно в этом своем качестве оказался основой ряда сектантско-религиоз­ных движений.

Мани и манихейство. Наиболее известным и полу­чившим широкое распространение едва ли не во всем мире, от Рима до Китая, было манихейство, учение Мани. Сын вавилонянина и знатной иранки. Мани (216—277) в молодости много путешествовал, посетил страны Средней Азии и Индию, где внимательно зна­комился с местными религиями, включая христианство, брахманизм, буддизм, учение гностиков (распростра­ненная в Месопотамии религиозно-философская доктрина, смесь христианства, восточной мистики и грече­ской философии, провозглашавшая греховность мате­риального мира и непричастность к нему верховного божества). Обосновавшись в Иране и взяв за основу своего учения зороастризм. Мани едва ли не впервые в истории попытался создать всеохватывающую рели­гиозную систему, которая вобрала бы в себя наиболее существенное из всех других.

Созданное Мани вероучение, характеризуемое в на­ши дни как система теософического синкретизма, ока­залось достаточно жизнеспособным, просуществовав около тысячелетия и получив распространение во мно­гих странах, от Европы до Китая (в VIII в. оно стало даже официальной религией Уйгурского каганата). Суть синкретической системы Мани сводится к тому, что окружающий нас мир — арена жестокой борьбы двух начал, добра и зла, света и тьмы. Но манихейский дуализм отличен от зороастрийского в том, что мир света и добра ассоциируется с духовным началом, а мир зла и тьмы — с материальным. Отсюда явствует, что окружающий нас материальный мир — это мир зла. Цель же мирового процесса состоит в том, чтобы спас­ти частицы света, заключенные в человеке (точнее, в его душе), от власти материи — цель, характерная для многих индийских религий, включая буддизм. Со­ответственны и средства: истинные манихеи, «избран­ные», обязаны были вести аскетический образ жизни, не иметь собственности, семьи, жилища, не потреблять вина и мяса, даже не рвать растений, идущих в пищу. Содержать их должны были — опять-таки по индийско {72} му стандарту — миряне, которые могли иметь семью и имущество, нормально питаться и которым давался статус «избранных» лишь перед смертью, в качестве своеобразного причащения.

Мифология и эсхатология манихейства являет со­бой трансформированный вариант зороастризма с весь­ма существенной примесью иных доктрин — от древне-иранской идеи вечного времени с ее линейным развити­ем событий и воплощающим эту идею Зерваном до христианских библейских представлений. Первоначаль­но существовало идеальное равновесие сил света, во­площенного Отцом величия, иногда соотнесенным с Зерваном (Зарвом), и сил зла, олицетворенного Вла­дыкой тьмы, соотнесенным с Ангро-Майнью: свет на­верху — как идеальное начало, тьма внизу — как сим­вол всего материального. Равновесие нарушилось, ког­да Владыка тьмы был привлечен блеском царства света.

Опасаясь нападения. Отец света (Отец величия) вызывает к жизни несколько духовных начал — его эманаций. Поражение их в борьбе с силами тьмы при­водит к смешению света и тьмы. Необходимость освобо­дить светлые элементы от примеси побуждает Отца света создать видимый материальный мир из шкур и тел поверженных демонов. Вычленение из этого мира луны и солнца было началом высвобождения светлых элементов. Звезды, ветер, огонь, вода также были со­зданы из светлого начала, но все же с некоторой при­месью элементов тьмы. Дабы закончить процесс высво­бождения сил света. Отец величия вызывает к жизни еще ряд духовных начал (всего их семь — эта цифра у манихеев была сакральной), с помощью которых демоны зла оказываются поверженными окончательно. Но материальный мир продолжает оставаться смешан­ным, как и воплощающие людей Адам и Ева (в Адаме преобладают светоносные элементы, а в Еве — проти­воположные). Наконец, вызванный Отцом света свето­носный Иисус помог Адаму, вкусившему от древа жиз­ни, познать добро и зло, вследствие чего истина была открыта и спасение оказалось рядом. Но окончательно все стало на свои места лишь с появлением самого Мани, последнего посланника истины. Только теперь люди поняли и, главное, получили реальную возмож­ность отделить элементы света в себе от элементов тьмы и освободить свой дух от тела. Окончание этого {73} процесса в масштабе всего человечества завершится страшным судом, после чего земля будет объята пламе­нем и станет гореть 1468 лет, пока, наконец, все эле­менты света уйдут на небо, а материя вместе с демона­ми исчезнет в необъятной бездонной пропасти.

Вероучение Мани, проповедовавшее пассивные ме­тоды борьбы за спасение человечества, вначале было даже поддержано властями. Однако вскоре ситуация изменилась. Манихейство было объявлено ересью, а сам Мани казнен. Манихейские общины в основном были изгнаны из Ирана и рассеялись по всему миру, оказав существенное воздействие на некоторые религиозно-философские концепции и сектантские движения сред­невековья как в Европе, так и в Азии. Часть такого рода движений со временем стала отличаться социальным радикализмом, как, например, движение маздакитов.

Основатель этого движения Маздак в конце V в. возглавил выступление против зороастризма в Иране и на время заручился даже поддержкой шаха Кавада. Суть социальных лозунгов Маздака сводилась к тому, что из учения манихеев о необходимости высво­бодить смешанные с тьмой частицы света выводилась идея создания уравнительно-справедливого общества (отнять у богатых—отдать бедным). Движение было жестоко подавлено Хосровом I в 529 г. Однако зороа­стризм в Иране в это время стоял накануне своего заката.

Исламизация Ирана положила конец зороастризму как широко распространенной и тем более официально господствующей религии. В мусульманском Иране огнепоклонники стали преследуемым меньшинством, при­чем значительная часть их, не выдержав преследова­ний, стала мигрировать в Индию, где уже с VIII в. воз­никла,. а затем в ходе последующих миграций все возрастала община парсов. В самом Иране в XVII в. насчитывалось 14 зороастрийских сект, в ос­новном небольших общин. Впрочем, многое из идей зороастризма было воспринято исламом и особенно отдельными шиитскими сектами, как, например, исмаилитами.

Зороастризм как религиозная доктрина древнего мира занимает особое место в истории религий. Несмот­ря на отчетливо выраженный дуалистический характер доктрины, к которому сводится вся квинтэссенция древнеиранских религий, значение зороастризма состоит, {74} во-первых, в выдвижении на передний план этического идеала и, во-вторых, в том, что в его дуалистической структуре на первом месте был резко отделившийся от всех остальных верховный бог-творец Ахура-Мазда. Возвышение и возвеличение бога-творца, высшего символа Света и Добра, было в общем контексте истории религий важным шагом на пути к монотеизму.

Все ранние религии и религиозные системы были политеистическими, а существование и почитание вер­ховного божества, своего рода первого среди равных, не мешало господству политеизма как идейно-структур­ной основы религиозного мировоззрения, что хорошо видно на примере и ближневосточных, и индоевропей­ских верований. Правда, тенденция к структурным сдвигам в сторону монотеизма уже намечалась, причем совершенно логично, что прежде всего она ощущалась там, где существовали длительные традиции централи­зованного государства во главе с обожествленным правителем. свидетельством чему является неудавшаяся реформа фараона Эхнатона. По-своему эта тенденция проявилась и в древнем Иране, где дуалистическая структура, выросшая на фундаменте политеизма, была своего рода вариантом монотеизма и во всяком случае важным шагом в его сторону.

Резюмируя, следует заметить, что идея монотеизма в ближневосточной древности на определенном этапе развития этого региона уже в буквальном смысле слова носилась в воздухе. Рано или поздно, но она должна была как-то реализоваться. В этом смысле реформы Эхнатона и зороастризм можно считать вариантами общего поиска. Наиболее же удачная, оптимальная с точки зрения результатов модель монотеизма была разработана сравнительно небольшой и находившейся к тому же на невысоком уровне развития этнической общностью древних евреев, бывшей одним из ответвле­ний семитских пастушеских племен. {75}