Василий Великий

(ок. 330 — 379 гг.)

христианский греческий писатель

епископ Кесарии Каппадокийской

Говорят: «Почему в самом устройстве не дано нам безгрешности, так что нельзя было бы согрешить, хотя бы и хотели?» Потому же, почему и ты не признаешь служителей исправными, когда держишь их связанными, но когда видишь, что добровольно выполняют перед тобой свои обязанности.[3359]

Непрестанно думать о Боге — благочестиво, (…) но описывать словом божественное — дерзко.[3360]

Зло — не живая и одушевленная сущность, но состояние души, (…) происходящее (…) через отпадение от добра. Поэтому не доискивайся зла вовне, не представляй себе, что есть какая‑то первородная злая природа, но каждый да признает себя самого виновником собственного злонравия.[3361]

Состояние в мире, предшествовавшее сотворению света, было не ночь, а тьма; а что стало отлично от дня, то названо ночью.[3362]

Пес не одарен разумом, но имеет чувство, почти равносильное разуму. Что едва изобрели мирские мудрецы, просидев над этим большую часть жизни — разумею хитросплетение умозаключений, тому пес оказывается наученным от природы. Ибо, отыскивая звериный след, когда найдет, что он раз— делился на многие ветви, обегает уклонения, ведущие туда и сюда, и тем, что делает, почти выговаривает следующее умозаключение: или сюда поворотил зверь, или сюда, или в эту сторону. Но как не пошел он ни туда, ни сюда, то остается бежать ему в эту сторону. И таким образом через отрицание ложного находит истинное. Более ли этого делают те, которые, чинно сидя над доскою и пиша на пыли, из трех предложений отрицают два и в остальном находят истину?[3363]

Всего (…) труднее познать самого себя. Не только глаз, рассматривающий внешнее, не может быть употреблен к рассмотрению самого себя, но и самый ум наш, проницательно усматривающий чужую погрешность, медлителен в познании собственных своих недостатков.[3364]

Надо учиться не стыдясь, учить не скупясь.[3365]

Всякий повод для лени есть повод для греха.[3366]

Добытое трудом с радостью и принимается и сохраняется, а что получено без труда, то быстро исчезает.

Не говори мне: «У меня знаменитые прадеды и отцы»— верный закон каждому повелевает своею жизнью хвалиться.

Доброе деяние никогда не пропадает втуне. Тот, кто сеет учтивость, пожинает дружбу; тот, кто насаждает доброту, собирает урожай любви; благодать, излившаяся на благодарную душу, никогда не бывала бесплодной, и благодарность обыкновенно приносит вознаграждение.

Хлеб, который ты хранишь в своих закромах, принадлежит голодному; плащ, лежащий в твоем сундуке, принадлежит нагому; золото, что зарыл ты в земле, принадлежит бедняку.

Целомудрие в старости — не целомудрие, но немощь бессилия: мертвец не венчается.

Ради кого хочешь жить, ради тех и погибнуть не бойся.

Не слова вызывают боль, но нас оскорбившая наглость и надменность.

Трем лицам пакостит клеветник: оклеветанному, слушающему и самому себе.

Насильное обучение не может быть твердым, но то, что с радостью и весельем входит, крепко западает в души внимающим.

Когда веселится сердце, расцветает лицо.

Глупые богаты скорее сном, чем богатством.

Сверх меры подобает спать мертвым, а не живым.

Злой не видит, что является злом.

Опечалил ли кто тебя — не печалься, ибо ему уподобишься. Ведь никто не исцеляет злом зла, но добром зло.

Григорий Богослов (Григорий Назианзин)

(ок. 329 — 390 гг.)

христианский греческий писатель,

поэт и оратор

[О недостойных пастырях — своих современниках:] С неумытыми, как говорится, руками, с нечистыми душами берутся за святейшее дело, и прежде, нежели сделались достойными приступить к священству, врываются в святилище, теснятся и толкаются вокруг Святой Трапезы, как бы почитая сей сан не образцом добродетели, а средством к пропитанию, не служением, подлежащим ответственности, но начальством, не дающим отчета.[3367]

Все, что делается недобровольно, кроме того, что оно насильственно и не похвально, еще и не прочно.[3368]

Мы храбры против самих себя и искусны ко вреду своего здравия.[3369]

Одни привыкли пренебрегать вразумлениями, сделанными наедине, но приходят в чувство, если укорять их при многих; другие же при гласности обличений теряют стыд, но их смиряет тайный выговор.[3370]

Для ходящего по высоко натянутому канату не безопасно уклоняться в стороны, и малое, по‑видимому, уклонение влечет за собою большее, безопасность же его зависит от равновесия.[3371]

Все мы благочестивы единственно потому, что осуждаем нечестие других.[3372]

Простота неосторожна; человеколюбие не без слабостей; и кто далек от зла, тот всего менее подозревает зло.[3373]

Мы ловим грехи друг друга не для тою, чтобы оплакивать их, но чтобы пересудить, не для того, чтобы уврачевать, но чтобы еще уязвить, и раны ближнего иметь оправданием собственных своих недостатков.[3374]

Истинно богомудрые и боголюбивые (…) любят общение с добром ради самого добра, не ради почестей, уготованных за гробом. Ибо это уже вторая степень похвальной жизни — делать что‑либо из награды воздаяния; и третья — избегать зла по страху наказания.[3375]

Тайна спасения — для желающих, а не для насильствуемых.[3376]

Все мы бедны и имеем нужду в благодати Божией, хотя и кажется один превосходнее другого, когда измеряем людей малыми мерами.[3377]

Если бы кто у нас спросил: что мы чувствуем и чему поклоняемся? — Ответ готов: мы чтим любовь. (…) Почему же мы — чтители любви — так ненавиствуем и сами ненавидимы? Почему мы — чтители мира — немилосердно и непримиримо враждуем? Почему мы — основанные на камне — зыблемся, утвержденные на краеугольном камне — распадаемся, призванные в свете — омрачаемся?[3378]

Разве есть определенное местом отечество у меня, для которого отечество везде и нигде?[3379]

Божество необходимо будет ограничено, если Оно постигнется мыслью. Ибо и понятие [постижение] есть вид ограничения.[3380]

Слово о Боге чем совершеннее, тем непостижимее; ведет к большему числу возражений и самых трудных решений.[3381]

Говорить о Боге — великое дело; но гораздо большее — очищать себя для Бога (…). Учить — дело великое, но учиться — дело безопасное.[3382]

Мужья были законодателями; поэтому и закон обращен против жен.[3383]

Всякий грех есть смерть души.[3384]

Бог всегда был, есть и будет, или, лучше сказать, всегда есть; ибо слова: «был и будет» означают деления нашего времени и свойственны естеству преходящему; а Сущий — всегда.[3385]

Смерть [установлена] — в пресечение греха, чтобы зло не стало бессмертным.[3386]

Закон мученичества таков, чтобы как, щадя гонителей и немощных, не выходить на подвиг самовольно, так, вышедши, не отступать; потому что первое есть дерзость, а последнее — малодушие.[3387]

Не должно унижать ученость, как рассуждают о сем некоторые [христиане]; а напротив того, надобно признать глупыми и невеждами тех, которые, держась такого мнения, желали бы всех видеть подобными себе, чтобы в общем недостатке скрыть свой собственный недостаток и избежать обличения в невежестве.[3388]

Те, которые преуспели или в делах, оставив слово [красноречие], или в слове, оставив дела, ничем, как мне кажется, не отличаются от одноглазых, которые терпят большой ущерб, когда сами смотрят, и еще больший стыд, когда на них смотрят.[3389]

Мысль, не высказывающая себя словом, есть движение оцепеневшего.[3390]

Как пламень по истреблении им вещества не сохраняется, но угасает вместе с тем, что горело, так и страсть сия [плотская] не продолжается после того, как увянет воспламенившее ее.[3391]

Легче заимствовать порок, нежели передать добродетель.[3392]

Учение есть пища и для питающего.[3393]

Бог творит все как хочет, а человек — как может.

Безумен, кто в богатстве забудет друга.

Злой человек и в богатстве живет неправедно.

Нам вверен был рай, чтоб насладиться; нам дана была заповедь, чтобы, сохранив ее, заслужить славу, — дана не потому, что Бог не знал будущего, но потому, что Он постановил закон свободы. Мы обольщены, потому что возбудили зависть; пали, потому что преступили закон; постились, потому что не соблюли поста (…). Мы возымели нужду в Боге, воплотившемся и умерщвленном, чтобы нам ожить. С Ним умерли мы, чтобы очиститься; с Ним воскресли, потому что с Ним умерли.[3394]

Старайся всякому делать добро, а не себе одному.

Не красота всякой женщины — золото, но ум и молчание.

Праведная жена — богатство дому и спасенье мужу.

Дурная жена в дому подобна злой вьюге.

Добрая жена любит труд и спасает от зла.

Пугливый муж пугливые мысли имеет.

Мудрым решения ночью приходят.

Мужу, в беду попавшему, не сотвори зла — и тебя не постигнет зло.

Никто о себе не скажет: я злодей.

Лучше смолчать, чем худое молвить.

Говорящий плохое — всегда в убытке.

Изрекать могут многие — понимают не все.

Одного невозможно избыть человеку: стремленья к женщине.

Ссоры любящих длятся недолго.

Не суди по виду, суди по делам.

Не сыскать ни одной жизни, без печали прошедшей.

Многих, творящих зло, оправдает их чин.

Беседы, долго идущие, пожирают жизнь.

Душе израненной доброе слово — лекарство.