Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
Долина призраков
1. Как рубят деревья в Китае В полумиле к северу от жилища Джо Данфера, как ехать от Хаттона кМексиканскому холму, дорога ныряет в темное ущелье. Оно приоткрываетсясловно нехотя, точно хранит тайну, которую расскажет во благовременье.Въезжая в него, я всегда осматривался: а вдруг это время уже пришло, и я всеузнаю. И если я ничего не видел, разочарования не чувствовал. Значит, еще невремя, и на то несомненно есть свои причины. Рано или поздно тайна будетоткрыта - в этом я был уверен, так же, как и в существовании Джо, на чьейземле это ущелье находилось. Я слыхал, что поначалу Джо задумал построить себе дом в дальнем концеущелья, но потом отказался от этой затеи и возвел свое нынешнее двуединоеобиталище - помесь жилого дома с салуном - на другом краю своих владений.Казалось, он хотел подчеркнуть, насколько радикально изменились егонамерения. Этот самый Джо Данфер - или, как все его называли, Джо Виски - былзаметной фигурой в наших местах. Лохматый долговязый детина, лет околосорока, он весь порос волосами. Лицо жилистое, руки мосластые, а пальцыузловатые, словно тюремные ключи. Ходил он всегда пригнувшись, как будтовот-вот прыгнет и разорвет вас на куски. Помимо той особенности, которой он был обязан своим прозвищем, мистераДанфера отличала еще глубокая неприязнь к китайцам. Однажды я видел, как онпришел в полное неистовство, когда один из его погонщиков позволил какому-тосомлевшему от жары азиату напиться из лошадиной поилки, находящейся в тойстороне дома, где был вход в салун. Я рискнул было упрекнуть Джо занехристианское поведение, на что он буркнул, что, мол, насчет китайцев вНовом Завете ничего не сказано, и уходя, выместил ярость на собаке, ибособаки в Писании тоже не упоминаются. Спустя пару дней я зашел к нему в салун и застал его одного. Яосторожно коснулся в разговоре его нелюбви к китайцам. К моему величайшемуоблегчению, его обычная свирепость куда-то улетучилась, и, казалось, оннесколько смягчился. - Вы, юнцы с Востока, - высокомерно сказал он, - слишком уж хороши дляэтих мест. Вы просто не понимаете, что к чему. Люди, которые чилийца отканака отличить не могут, горазды болтать о всяких там свободах длякитайских иммигрантов, но если нужно драться за кусок хлеба со своройпоганых китаез, то деликатничать не будешь. И этот длинный бездельник, который наверняка и дня в своей жизни непроработал, открыл крышку китайской табакерки и большим и указательнымпальцами захватил понюшку табаку размером со стожок сена. Усилив такимобразом свою огневую мощь, он выпалил с возросшей уверенностью: - Это не люди, а полчища жадной саранчи, и они еще сожрут все, чторастет в нашей благословенной стране, вот увидишь. Тут он ввел в бой свой резерв и, когда прочистил глотку, продолжил своодушевлением: - Был у меня один здесь на ранчо лет эдак пять тому назад. Ты послушай,может, чего поймешь. Я тогда жил плохо. Пил слишком много и пренебрегалсвоим долгом гражданина и патриота. В общем, взял я этого нехристя в повара.Но когда я уверовал и меня собрались выбрать в конгресс штата, тут-то я ипрозрел. Спрашивается, что было с ним делать? Выгнать? Тогда бы его нанялкакой-нибудь другой, и, может быть, стал бы с ним плохо обращаться. Как ядолжен был поступить? Как бы поступил на моем месте всякий добрыйхристианин, особенно, ежели он новичок в этом деле и под завязку нагрузилсяпроповедями о том, что все люди братья, а Бог нам всем отец? Тут Джо умолк в ожидании ответа, но самодовольство, написанное на еголице, было каким-то деланным - как будто человек решил задачу, носомнительным способом. Потом он встал и залпом выпил стакан виски, наливсебе из непочатой бутылки, стоявшей на стойке. Затем продолжал: - А кроме того, никчемный он был, не умел ничего, да и хамил вдобавок.Все они одним миром мазаны. Уж учил я его, учил, да все без толку. И послетого, как я подставил ему другую щеку семижды и семь раз, я устроил так,чтобы его здесь больше не было. И чертовски рад, что у меня на это хватиломозгов. Свою чертовскую радость, честно говоря, не показавшуюся мнеубедительной, Джо тут же победно отметил очередным глотком. - Около пяти лет назад я решил построить себе хибару. Еще до того, какэту построил, только на другом месте. И послал О Ви с Гофером, работал уменя такой чудной коротышка, валить лес. Конечно, я и не думал, что от О Вибудет много проку - с его-то сияющей, что твой майский день, рожей и чернымиглазищами. Просто дьявольские глазищи у него были, таких в нашей чащобебольше и не встретишь. И Джо стал рассеянно рассматривать дырку в перегородке, отделяющуюсалун от гостиной, как будто она и была одним из тех глаз, чей размер и цветделали его слугу непригодным к выполнению своих обязанностей. - Вы, слюнтяи с Востока, ничему не верите насчет этих желтых чертей! -выпалил он внезапно, опять начиная злиться, но как-то не слишкомубедительно. - А я тебе скажу, что этот китаеза был самой упрямой скотиной вокрестностях Сан-Франциско. Эта жалкая желтая дрянь со своей косичкойподрубала молодое деревце со всех сторон, как червяк обгладывает редиску.Говорил я ему, что так нельзя, терпеливо объяснял, как правильно рубить,чтобы потом валить в нужную сторону, но чуть отвернусь, - тут он отвернулсяот меня, подкрепив демонстрацию еще одним глотком, - он опять за свое.Представляешь?! Пока смотрю на него - вот так, - и он уставился на менямутным взором, в глазах у него, очевидно, уже двоилось, - этот желтый дьяволработает как надо, стоит отвернуться, - Джо встал и опять приложился кбутылке, - он снова за свое. Я на него смотрю с укоризной - вот так, - а емухоть бы хны. Несомненно, мистер Данфер и на меня хотел поглядеть просто с укоризной,не более, но взгляд, который он на меня устремил, у любого невооруженногочеловека вызвал бы серьезнейшие опасения. Потеряв всякий интерес к егобессвязному и бесконечному повествованию, я встал, чтобы откланяться. Но неуспел я сделать и шага, как он повернулся к стойке и с невнятным "вот так"прикончил бутылку одним глотком. Господи, как он взревел! Словно погибающий титан! А потом откачнулсяназад, как пушка откатывается после выстрела, и рухнул на стул, будто его,как быка, оглушили ударом обуха по темени. Сидит и с ужасом косится настену. Проследив за его взглядом, я увидел, что дырка в стене и вправдупревратилась в человеческий глаз, большой черный глаз, взирающий на менябезо всякого выражения, что было страшнее самой сатанинской ярости. Кажется,я закрыл лицо руками, чтобы не видеть этого наваждения, да и наваждение лиэто было? Тут появился слуга, небольшого росточка белый, выполнявший у Джовсю работу по дому, - и чары рассеялись. Я вышел от Джо, всерьез опасаясь,не заразился ли я белой горячкой. Конь мой был привязан к поилке для скота,я отвязал его, сел в седло и дал ему волю. На душе у меня было до тогопогано, что я не заметил, куда он меня понес. Я не знал, что и думать, и как всякий, не знающий, что думать,размышлял долго и безрезультатно. Единственным утешительным соображениембыло то, что наутро мне надо уезжать, и, скорее всего, больше я сюда уженикогда не вернусь. Внезапно дохнуло холодом, я как будто очнулся и, подняв голову, увидел,что въехал в полумрак ущелья. День был удушающе жаркий, и переход отнемилосердного, видимого глазу зноя, поднимающегося от выжженных полей, кпрохладному сумраку, напоенному запахом кедров, наполненному птичьим щебетомв чаще ветвей, изумительно меня освежил. Я попрежнему мечтал разгадать тайнуущелья, но, не увидев с его стороны желания пойти мне навстречу, спешился,отвел коня в подлесок и крепко привязал к молодому дереву. Потом сел накамень и задумался. Я смело начал с анализа причин своего предубеждения против этого места.Разбив его на составляющие элементы, я сгруппировал их в полки и роты,потом, собрав огневую мощь логики, обрушился на них с укрепленныхнеопровержимых позиций под гром неотразимых выводов и оглушительный грохотобщего интеллектуального штурма. Но когда моя мыслительная артиллерияподавила всякое сопротивление противника и уже еле слышно погромыхивала нагоризонте чистых абстракций, поверженный враг оправился от поражения, молчавыстроился в мощную фалангу и, напав с тыла, захватил меня в плен со всемипотрохами. Непонятно отчего, мне стало страшно. Я поднялся, чтобы стряхнутьс себя это ощущение, и пошел по заросшей узкой тропе, что вилась по днуущелья вместо ручейка, о котором природа не сочла нужным позаботиться.Деревья по обе стороны тропы были обычными, ничем не примечательнымирастениями, с несколько искривленными стволами и причудливо изгибающимисяветвями, но ничего сверхъестественного в них не было. Посреди дорогивалялось несколько камней, покинувших свои позиции на стенах ущелья, чтобыперейти на независимое существование на его дне. Впрочем, их каменноеспокойствие не имело ничего общего с неподвижностью смерти. Правда, в тишинеущелья таилось нечто гробовое, и вершины деревьев таинственно шептались,колеблемые ветром, - но и только. Я не думал как-то связывать пьяные откровения Джо Данфера с тем, чтосейчас искал, и только когда я вышел на вырубку и начал натыкаться наповаленные деревца, меня осенило. Вот где Джо затеял строительство своей"хибары"! Это подтверждалось и тем, что некоторые деревья были подрублены совсех сторон явно никудышным дровосеком. Другие же были повалены по всемправилам, и у соответствующих пней была грубая клиновидная форма - здесьпоработал настоящий мастер. Расчищенная полянка была не более тридцати шагов в ширину. Сбокувиднелось небольшое возвышение - естественный круглый холмик. Кустов на немне было, и весь он зарос буйной травой, а из травы торчал могильный камень. Помнится, я нисколько не удивился этой находке. Я глядел на нее с темже чувством, с каким Колумб, должно быть, взирал на горы и долины НовогоСвета. Прежде чем подойти к ней, я неторопливо закончил обзор окрестностей.Даже часы достал и старательно завел, несмотря на неурочное время. Могила, довольно короткая и явно давнишняя, оказалась в лучшемсостоянии, чем можно было ожидать в этом медвежьем углу; я даже приоткрылрот от удивления, увидев клумбу с садовыми цветами, носившими следы недавнейполивки. Камень в свое время определенно служил в качестве двернойступеньки. На нем была высечена или, скорее, выдолблена надпись. Онагласила: О Ви - китаец. Возраст неизвестен. Работал у Джо Данфера. Этот камень поставлен Джо Данфером на вечную память китаезе. И пусть он послужит предостережением всем желтым, чтобы хамили поменьше. Черт бы их побрал. Славная была девчонка. Не могу выразить, как я был поражен этой необычной эпитафией. Сухое, новполне точное определение усопшего, беспардонное признание своей вины,кощунственное проклятие, нелепое изменение пола и общего тона - все говорилоо том, что автор был столь же безумен, сколь и удручен этой смертью.Разгадку я нашел, раскапывать дальше мне не хотелось, и, бессознательно нежелая портить драматический эффект, я круто повернулся и пошел прочь. Болеечетырех лет я не возвращался в эти места. 2. Тот, кто правит здоровыми быками, должен быть сам в здравом уме - Нно... Пошел, хурда-мурда. Таким странным образом ко мне обратился чудной человечек, который сиделна телеге с дровами, запряженной парой быков. Быки тянули телегу слегкостью, симулируя, однако, страшное напряжение, не способное, впрочем,обмануть их господина и повелителя. Поскольку возница взирал при этом прямона меня, а я стоял на обочине, было не совсем понятно, к кому собственно онобращается: ко мне или к ним. Трудно было также сказать, в самом ли деле ихзвали Хурда с Мурдою и им ли предназначался приказ: "Пошел". Так или иначе,никто из нас команды не послушался. Отведя от меня взгляд, странныйчеловечек вытянул Хурду с Мурдою по спине длинной палкой и спокойно, но счувством сказал: "У, шкура чертова", - как будто у них была одна шкура надвоих. Увидев, что он остался глух к моей просьбе подвезти меня и медленно,но верно проезжает мимо, я поставил ногу изнутри на обод колеса. Вращаясь,оно подняло меня на уровень ступицы, и уже оттуда, отринув церемонии, язалез на телегу и, пробравшись вперед, сел рядом с возницей. Он, однако,даже не посмотрел в мою сторону, а опять хлестнул свою скотинку,присовокупив следующий совет: "Поживей, дурачье поганое". Затем хозяинупряжки, вернее, бывший хозяин - мне начинало казаться, что теперь здесь все- мое, - обратил на меня свои большие черные глаза, показавшиеся мнепочему-то неприятно знакомыми, отложил палку, которая, вопреки ожиданиям, нерасцвела и не превратилась в змею, скрестил руки на груди и мрачно вопросил: - Что ты сделал с Виски? Напрашивался ответ: "Выпил". Однако в вопросе ощущался скрытый смысл.Да и в самом человечке было что-то такое, что отнюдь не располагало кшуткам. Поскольку я не знал, что отвечать, то попросту промолчал, чувствуя,что остаюсь под подозрением, а молчанием как бы признаю свою вину. Тут щекимоей коснулась прохладная тень, я поднял голову. Мы спускались в ущелье! Не могу описать нахлынувшие на меня чувства. Я не был здесь с тех пор,как четыре года назад оно открыло мне свою тайну, словно друг признался мнев давнишнем преступлении, а я его подло покинул. Мне отчетливо вспомнилсяДжо Данфер, его отрывочные признания и маловразумительная эпитафия.Интересно, что же с ним сталось? Я резко повернулся и задал этот вопросвознице. Не отводя взгляда от быков, он буркнул: - Шевелись, черепашье семя! Он похоронен рядом с О Ви, на том концеущелья. Хочешь посмотреть? Вас всегда тянет на то самое место... так-что ятебя ждал. Тпр-у-у. При этом возгласе Хурда с Мурдою, черепашье семя, остановилось каквкопанное. И не успел звук "у" заглохнуть в конце ущелья, как оно уже лежалона пыльной дороге, подвернув под себя все свои восемь ног, совершенно незаботясь о том, как это отразится на его "чертовой шкуре". Чудной человечексоскользнул на землю и зашагал вниз по ущелью, не соблаговолив обернуться ипосмотреть, иду я за ним или нет. Я шел. Было примерно то же самое время года и почти тот же самый час, что итогда, когда я был тут в последний раз. Оглушительно трещали сойки, идеревья шептались так же тихо и таинственно. В сочетании этих двух звуков яуловил причудливое сходство с открытым бахвальством Джо и его загадочныминедомолвками. Так же причудливо соединялись грубость и нежность в его,единственном литературном произведении - эпитафии. В ущелье все вроде бы оставалось по-прежнему, кроме тропинки, котораяпочти полностью заросла травой. Однако, когда мы вышли на поляну, переменоказалось предостаточно. Следы "китайской" рубки уже ничем не отличались от"меликанских". Как будто варварство Старого Света и цивилизация Новогоразрешили свои противоречия, придя в общий упадок. Впрочем, таков удел всехцивилизаций. Холмик еще существовал, но весь порос куманикой, которая,подобно гуннам, подавила и заглушила изнеженную траву, а гордая садоваяфиалка либо сдалась под натиском своей лесной плебейки-сестры, либо простовыродилась. Новая могила была гораздо больше и длиннее старой. Рядом с нейта казалась еще короче. Старый могильный камень похилился и завалился подсенью нового. Необычную надпись стало невозможно прочесть - ее скрыл слойлистьев и земли. Новая эпитафия не обладала литературными достоинствамистарой. Она была даже неприятна в своей грубости и краткости: "Данфер Джо сдох". Я равнодушно отвернулся и счистил листья с могилы язычника.Издевательские слова, явившиеся на свет после долгого забвения, обрелитеперь некий драматизм. Мой провожатый, стоящий рядом со мной, словно бы ещепосуровел. Мне даже померещилось в его облике нечто похожее на мужество игордость. Впрочем, когда он увидел, что я на него смотрю, он снова сталсамим собой, и в лице его проявились черты нечеловеческие и неуловимознакомые, отталкивающие и манящие. Я решился положить конец всем этимтайнам. - Дружище, - спросил я, показывая на меньшую могилу, - этого китайцаухлопал Джо Данфер? Человечек стоял, прислонясь к дереву, и смотрел то ли на зеленыеверхушки, то ли на голубое небо над ними. Не опуская взгляда, даже неизменив позы, он медленно ответил: - Сэр, это было убийство при смягчающих обстоятельствах. - Значит, он все-таки убил его. - Убил, еще бы. Кто ж этого не знает? Разве он сам в суде не признался?Разве приговор не гласил: "Смерть вследствие здорового христианскогочувства, воспылавшего в груди белого человека"? И разве его за это неотлучили от церкви? А наши независимые избиратели не сделали его мировымсудьей в пику святошам? - А правда, что Джо убил китайца за то, что тот не умел или не хотелвалить деревья, как принято у белых? - Истинная правда. Коли уж и судебный протокол это подтвердил - сталобыть, правда. А то, что я еще кое-что знаю, суду это ни к чему. Не меня тутхоронили, не я и речь над могилой говорил. А дело-то в том, что Вискиревновал ко мне. Тут бедняга надулся, как индюк, и стал поправлять воображаемый галстук,глядясь, как в зеркало, в собственную отставленную ладонь. - Виски ревновал к тебе? - повторил я с невежливым изумлением. - Именно что так. А чем я плох? Он приосанился, принял изящную позу и разгладил складки на своейпотрепанной куртке. Затем, внезапно понизив голос, он очень тихо и задушевнопродолжил: - Уж как Виски жалел этого китаезу, и сказать нельзя. Я один знал, какон к нему присох. Часа без него, подлеца, прожить не мог. Как-то пришел онна поляну, а мы с китаезой баклуши бьем - он спит, а я вроде рядом лежу и унего из рукава тарантула вытаскиваю. Ну, Виски - за топор и на нас. Я-тоувернулся, а О Ви крепко досталось - топором прямо в бок. Он и покатился.Виски - на меня, глядь- а у меня на пальце тарантул повис. Тут-то он понял,какого дурака свалял. Отшвырнул топор, упал на колени рядом с О Ви, а тотдернулся в последний раз, открыл глаза - глаза у него точь-в-точь как моибыли, - обхватил руками Вискину башку, притянул к себе и замер. Даненадолго. По телу у него пробежала дрожь, охнул он и помер. По ходу повествования рассказчик совершенно преобразился. Комические,вернее, саркастические нотки при описании этой сцены полностью исчезли, и яс трудом подавлял волнение. Этот прирожденный актер так меня заворожил, чтовсе мои симпатии были на его стороне. Я шагнул к нему, чтобы пожать емуруку, но тут он широко ухмыльнулся и заключил уже со смешком: - Когда Виски башку-то поднял - было на что посмотреть: волосывсклокочены, рожа белая, как полотно, одежу - хоть выкидывай, а он тогдащеголем ходил. Поглядел на меня и отвернулся: что, мол, с тобой считаться.Тут палец мой укушенный страшно заболел. Ударило мне в голову, и рухнулГофер без памяти. Потому и на дознании не был. - А чего же ты потом держал язык за зубами? - спросил я. - Уж такой у меня язык, - ответил он. И больше на эту тему не сказал нислова. - С тех пор Виски пристрастился к выпивке и все сильнее и сильнеененавидел желтых, но я не думаю, что он стал счастливее, убив О Ви. И небольно-то об этом разглагольствовал, когда со мною был. Он распускал язык,только ежели находил благодарного слушателя вроде тебя, поганца этакого.Поставил он камень и выбил на нем надпись по своему разумению. Три неделивыбивал - то так, то эдак - в промежутках между выпивками. Я свою за одиндень выбил. - Когда Джо умер? - спросил я не слишком заинтересованно. Его ответ меня совершенно потряс: - А сразу после того, как я в дырку в стене посмотрел, гляжу, а тычто-то сыплешь ему в стакан, отравитель проклятый. Опомнясь от поразительного обвинения, я был готов задушить наглеца, каквдруг меня осенило. Я все понял. Устремив на него пристальный взгляд, яспросил как можно спокойнее: - Скажи, а давно ты сошел с ума? - Вот уже девять лет, - взвизгнул он, выбросив вперед сжатые кулаки. -Девять лет, как этот скот убил женщину, которая любила его больше, чем меня,а ведь я следовал за ней из самого Сан-Франциско. Он выиграл ее там в покер.Я заботился о ней, когда этот подлец, которому она принадлежала, стыдилсяпризнать ее и дурно с ней обращался. А потом ради нее я хранил его тайну,покуда он сам ею не подавился. И когда ты отравил его, я выполнил егопоследнюю волю - похоронил рядом с ней и камень в головах поставил. И большеникогда не приезжал на ее могилу - не хотел его здесь встретить. - Гофер, бедняга, он уже умер. - Потому-то я его и боюсь. Я довел его обратно до быков и пожал ему руку на прощание. Вечерело. Ястоял на обочине в сгущающихся сумерках и глядел вслед удаляющейся телеге.Вечерний ветер донес до меня звуки палочных ударов и крик: - Нно! Пошел! Божьи одуванчики!
Date: 2015-09-25; view: 254; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА... |