Глава 63

Ной откинулся в кресле доктора Келлс и посмотрел на меня. Я все еще сидела у него на коленях.

Я вдруг смутилась.

— Что? — спросила я и покраснела.

— Ты в порядке?

Я кивнула.

— Уверена?

Я подумала об этом, о информации в моей карточке и что это значило.

— Не совсем, — ответила я. То, что мне не верят насчет Джуда, будет всегда причинять мне боль. Твердые и теплые руки Ноя сжались вокруг меня.

— Ты можешь прочитать это, — решила я.

Он покачал головой, щекоча мою кожу своими волосами.

— Я показал тебе мою карточку, не ожидая ничего взамен. Ты не обязана показывать мне свою.

Я посмотрела на него.

— Я так хочу.

Руки Ноя прошлись по папке на столе за моей спиной, а затем он откинулся в кресле, чтобы читать ее вместе со мной, все еще сидящей на его коленях.

Мы молчали. Его пальцы блуждали под моей футболкой, рисуя невидимые узоры на моей коже. Я поняла, что он меня отвлекает и улыбнулась. Я была благодарна ему за это.

Затем он произнес мое имя, возвращая меня обратно.

— Мара, ты это видела?

Я наклонилась, чтобы посмотреть. Ной перевернул папку, чтобы я могла прочитать. Под моими личными данными, которые я пропустила, под разделом ПРОТИВОПОКАЗАНИЯ было примечание, написанное от руки, которое гласило:

Сарин, ориг. носитель; подозреваются противопоказания, неизвестно; вводится мидазолам

У меня загудело в ушах.

— Сарин. Девичья фамилия мамы.

Фамилия бабушки.

Я не была уверена, что Ной услышал меня. Он протянул мне файл и поднял меня с колена. В следующее мгновение он встал.

Кровь громко стучала в моих ушах.

— Что это.... что такое противопоказание?

— Это как, — начал Ной, выдвигая ящички. — Это, как если у тебя аллергия на пенициллин, то он является противопоказанием, — сказал он. — Ты не должна его принимать, если польза превышает риск.

— Что—то вроде слабого места? — спросила я. — А что такое мидазолам?

— Его используют в клинике, — сказал Ной, листая папки. — Тебе никогда не говорили, что ты его принимаешь?

— Подожди, в какой клинике? В ветеринарной клинике? — Спросила я, широко раскрыв глаза.

— Большинство ветеринарных препаратов произошли от человеческих, а не наоборот. Если это то, что я думаю, то его используют для успокоения, операций.

— Зачем мне нужно успокоительное? — От этой мысли я задрожала.

Ной покачал головой.

— Я не уверен, — ответил он. — Может быть, есть показания к применению, о которых я не знаю, что вполне возможно. — Он взглянул на часы. — Скоро все начнут просыпаться, — сказал он. Его силуэт вырисовывался в темноте. — Поищи папку Фиби, а я поищу папку Стеллы.

Я искала молча, потому что в тот момент слов у меня не было. Я продолжала поиск, осторожно, как только могла, стараясь не создавать беспорядок, обыскивая картотеки и ящички стола. В правом нижнем ящике, на кипе бумаг, я кое—что нашла. Хотя не то, что искала.

Я вытащила прекрасный черный шнур с серебряными кулонами — зеркальными копиями, его и мой — который должен был висеть на шее Ноя.

— Ной, — сказала я. — Твоя цепочка.

Он повернулся ко мне, положив жёлто—коричневую папку на стол. Бениция, гласила надпись — фамилия Стеллы.

Я протянула цепочку Ною и он одел ее на шею. Потом помог мне искать карточку Фиби.

Я открывала каждый ящик, заглядывала под каждую пачку бумаг. На полке лежала стопка блокнотов — между ними я тоже посмотрела, вынимая и пролистывая каждый из них, может, ее документы были где—то внутри?

Потом он скользнул в кресло доктора Келлс.

— Продолжай искать, — сказал он мне, включая монитор компьютера на столе. Я заставила себя собраться, несмотря на панику, которая прорывалась наружу, и возобновила физический поиск, в то время как Ной начал электронный.

А потом, как раз в тот момент, когда мой взгляд наткнулся на блокнот с каракулями Фиби на обложке, я услышала, как Ной позвал меня с такой тревогой в голосе, какую я никогда у него не слышала.

Его кожа была бледной, освещаемая светом монитора, который мелькал на его лице, когда он неотрывно смотрел на что—то на экране. Я схватила блокнот Фиби и встала рядом с ним, чтобы посмотреть, что это было.

На белом блестящем мониторе я увидела нас.

Высококачественное видео на мониторе компьютера доктора Келлс, показывающее меня в кровати. В моей спальне. Дома. Ноя, сидящего в моем кресле, смотрящего на меня. Разговаривающего со мной.

Я увидела его хитрую ухмылку. И свою ответную улыбку.

И дату в углу, там, где был таймер.

Это было снято на прошлой неделе.

Ной что—то сделал, на что—то нажал, и я с ужасом увидела, как на экране, быстро двигаясь, появлялись и исчезали наши изображения, в то время как шли секунды, минуты, часы записи.

Ной щелкнул еще раз и открылось окно, в котором было еще несколько файлов с разными датами. Он быстро открыл их, один за другим, и мы увидели мою кухню. Спальню Даниэля. Комнату для гостей.

Каждую комнату в моем доме.

Еще один щелчок. И голос Ноя послышался из динамиков и из прошлого.

— Я не позволю Джуду причинить тебе боль.

Ной резко вдохнул. Он снова быстро перемотал вперед, и мы увидели, как его худощавое тело исчезло. Видели, как мое ускоренное изображение входило и выходило из спальни, и, наконец, переоделось, готовясь ко сну. А потом, как Джуд пришел той ночью в мою спальню. Как он наблюдал за мной, пока я спала.

Джуд причинял мне боль, снова и снова. Ной корил себя, потому его там не было, но в этом не было его вины. Он был так же потерян и слеп, как и я.

А вот доктор Келлс не была слепой. Она видела все это. Она все видела.

— Она знала, что он жив, — безжизненно сказала я. — Она знала, что он жив все это время.