Ельцин – демократ? Путин – тиран?!

Критики справа исходят из маниакальной идеи, что Владимир Путин, вначале как президент, затем как премьер, отошел от «демократической линии» Ельцина и установил авторитарный режим личной власти. Это, конечно, далеко от правды. Путин не расстреливал парламент, не создавал конституционный строй «под себя». Он не нарушал Конституцию, тем более что никакой нужды в прямом ее нарушении не было. Она позволяла толковать возможность изменений таким образом, как они были осуществлены. Проблема – в другом, а именно – в отсутствии в Конституции сдержек и противовесов. Это было сделано вполне сознательно составителями Конституции, когда они безбрежно расширили конституционные полномочия под директорат Ельцина, только что расстрелявшего Верховный Совет. Да, конечно, тогдашний Кремль был значительно стеснен «хасбулатовским Верховным Советом» – но расстреляли под улюлюканье шайки псевдодемократов и мародерствующей толпы. В результате Ельцин сосредоточил в своих руках всю власть в стране. Все перед ним трепетало. Запад не пошевелил даже пальцем, чтобы не допустить эту жестокую расправу. Эгоизм, оппортунизм, соглашательство – эти врожденные свойства западных демократий проявились тогда во всем своем блеске, когда их представители восхваляли тирана за жестокую расправу с парламентариями.

С декабря 1993 г., когда Кремль навязал стране какую‑то странную конституцию, нигде и ни с кем не обсуждая («штопали» в кулуарах), – и Ельцин, конечно же, стал обладать практически диктаторской, большей, чем ныне Путин и Медведев, властью. Этому способствовали ряд объективных и субъективных причин, в том числе и СТРАХ (пришедший после расстрела). Этот страх, возможно, в немалой степени явился причиной того, что на политическом поле осталась сплошь «серая масса». Престарелый диктатор в полном объеме передал ее (власть) Путину, как это происходит в наследственных монархиях. Не смешно ли критиковать азербайджанский, или казахский, или узбекский вариант высшей власти!

В силу целого ряда причин Владимиру Путину пришлось затратить много сил для того, чтобы сохранить эту власть в том объеме, в котором обладал его предшественник. Он начал и вел долгую войну в Чечне, не замечал коррупционеров во власти (боясь их трогать), выдвигал малоспособных людей из Питера (Москву не знал и побаивался ее), воевал с телевидением (страшась критики), изгнал Гусинского и Березовского (болезненно реагируя на их излишне «вольное поведение»), бросил в тюрьму Ходорковского (показательная порка в назидание крупным предпринимателям).

И только осуществив все эти акции, Путин сумел, во‑первых, почти в полном объеме стать наследником необъятных полномочий, полученных им от Ельцина, во‑вторых, преодолеть глубоко затаившийся в сознании комплекс неполноценности (в силу очевидной неготовности к крупной государственной деятельности, незначительности политического опыта, что, кстати, не следует рассматривать с точки зрения упрека, я фиксирую этот факт всего лишь как реальную данность).

Оппоненты Путина – и справа, и слева – совершенно неправы, когда критикуют Путина за якобы отход от ельцинского наследия по следующим направлениям:

● Вместо политической демократии, приверженцем которой был якобы Ельцин, Путину ставится в вину внедрение управляемой демократии, под которой понимается автократическая власть кремлевского правителя.

● Вместо свободы слова, которая была характерна режиму Ельцина, введена государственная цензура, телевидение стало подконтрольным президентским институтом, газеты лишены возможности критического анализа власти.

● По их мнению, Путин, поощряет шовинистические общественные настроения.

● Одновременно Путину ставилось в вину проигрыш партий – Союз правых сил (Немцов, Чубайс, Хакамада, Гайдар) и демократической партии «Яблоко» Явлинского.

При этом анализ поражения этих двух партий в предыдущих избирательных кампаниях осуществляется весьма бедно, примитивно. На деле же в этом поражении правых меньше всего следует винить Путина и даже Центральную избирательную комиссию Чурова. Отмечу кратко следующее.

Первое. Для «Правого дела» Михаила Прохорова в России не существовало и не существует вообще никакой социальной базы – крупный капитал представлен всего лишь несколькими группами монополистов, сформировавшихся исключительно благодаря президентско‑правительственной власти в эпоху Ельцина – Черномырдина – Чубайса. Это и есть экономическая опора «правых», но ее было совершенно недостаточно, чтобы стать политической партией – она не выходила за пределы интересов крупного капитала (не существовало сколько‑нибудь ощутимой социальной базы). СПС не сумела этого сделать и оказалась в изоляции от общества, для которого само слово «правые» – сигнал об опасности. Буржуазные партии, конечно же, должны появиться в буржуазной стране, но их лозунги должны выходить за пределы собственно интересов крупной (и даже средней) буржуазии, отражать интересы если не рабочего класса и крестьянства, то хотя бы бедствующих слоев интеллигенции, – если они хотят становиться федеральными партиями. Исходить из отсутствия классовой стратификации общества – это не только незнание общества собственной страны, но и отражение теоретической несостоятельности, эклектики в мировоззрении, вместо логичной системы взглядов.Теоретики партий должны были знать, что специфика капиталистической системы, нарождающейся в России, заключается, среди прочего, и в том, что крупные монополистические группы, являясь самодостаточными, индифферентно относятся к классу предпринимателей, он им не нужен, им достаточно иметь тесные связи с властью. Тем самым эта бизнес‑группа (из крупнейших капиталистов) блокирует становление капитализма как системы, изнутри подрывает конкурентные механизмы. Отсюда – его отторжение нарождающимся немонополистическим предпринимательством, усматривающим в нем опасность не меньшую, чем со стороны реваншистских политических сил. Однако такого понимания этой специфики, судя по выступлениям «партийных вождей», не существует.

Второе. Неверно утверждение, что рассматриваемые партии были лишены доступа к информационным каналам – их поддерживали TВ, целый ряд газет, радиостанции, известные общественные деятели; их лидеры непрерывно «тусовались» на различного рода публичных мероприятиях и пр. Создавалось впечатление, что они – достаточно серьезный «встроенный элемент системы». И при этом – абсолютно никаких позиций в народе – в тех же профсоюзах, хотя, по сути и разгромленных в эпоху ельцинизма, но тем не менее играющих определенную роль и в рабочем классе, и в среде интеллигенции, и среди учащейся молодежи. И самое главное, СПС не имела никакого практического выхода в трудовые массы (очевидно, считая их «быдлом»). Все это, вместе с прямыми заявлениями о «поддержке» крупного капитала, обрекало СПС с самого его зарождения на быстрое исчезновение. И если эта партия «дотянула» до недавних парламентских выборов, то исключительно в силу возможности неограниченных финансовых ресурсов, используя которые ее вожди создавали имитацию существования партии. И даже сами поверили, что она (СПС) существует. Но ее не существовало в природе, щедро оплачиваемая партийная бюрократия – это не партия. Вот почему, проиграв на этих выборах, СПС навсегда исчезла как определенная политическая сила.

Третье. Еще одна немаловажная причина поражения, на мой взгляд, – нахождение в руководстве СПС таких хорошо известных и совершенно неприемлемых для общества лиц, как Чубайс, Гайдар, да и в некоторой степени сам Немцов (а теперь – и Касьянов, «записавшиеся», правда, в другую партию – партию народной свободы (Парнас). Все они прямо и непосредственно связаны со всей политикой Ельцина: экономического и социального курса, налоговыми инновациями, всеми ныне критикуемой приватизацией, рождением паразитарно‑криминального олигархического капитала, массовой нищетой большинства населения, вооруженными конфликтами и войнами, которых не было даже в былом проклинаемом большевистском правлении – неудивительно, что они потерпели поражение. Скорее, можно удивляться тому, как они оказались избранными в Думу на парламентских выборах 1999 г., чем их поражению на последних (декабрьских выборах 2007 г.).

Сложнее было с причинами поражения партии Явлинского. Но мне представляется, что главная из них – в самом лидере («Беда, дорогой Брут, не в наших звездах, а в нас самих». Шекспир). Выскажу лишь несколько соображений. Игра в оппозицию и заигрывание с властью – всегда приводят к поражению, что и случилось с «Яблоком». Известно, что разные политические силы, представленные в парламентах (не только в российском), как бы привыкают к комфортной жизни и органически склонны к оппортунизму, соглашательству. Их лидеры часто оказываются вообще неспособны к жесткой принципиальной политической борьбе, хотя пытаются создать в своей электоральной базе именно такое о себе мнение. Они даже не понимают, что лидеры политической оппозиции должны обладать характером сильным, отважным – в противном случае не стоит даже ввязываться в такого рода и ответственные, и опасные игры. Вот что произошло с лидерами этой партии (в какой‑то части это верно и для КПРФ).

На поражение «Яблоко» обрекло и руководство СПС, в частности Чубайс, Он, бесконечное число раз выступая на телеэкранах, убеждал всех и каждого в том, что между «правыми» и «Яблоком» нет существенных различий, что все «дело» в капризах Явлинского, и он, Чубайс, «надеется, что договорится с Гришей». Эта антиреклама дала эффект посильнее любого черного пиара, поскольку убедила множество людей, потенциальных симпатизантов «Яблока», что, помимо неких договоренностей с Кремлем, партия еще и ведет какие‑то «шашни» с ненавистным Чубайсом. «Дружеские объятия» этого давным‑давно обанкротившегося чиновника, кстати, не блещущего особым умом и какими‑либо способностями, помимо шокирующей наглости, и задушили «Яблоко».

Еще когда разгорелся скандал вокруг НТВ, я вспомнил аналогичный случай столкновения Верховного Совета с газетой «Известия», главный редактор которой (Голембиовский) самым бесстыдным образом «при(х)ватизировал» госсобственность, включая огромное здание на Пушкинской площади, с типографскими корпусами, современным дорогостоящим оборудованием и пр. Разумеется, абсолютно никаких претензий, даже в малейшей мере, у парламента не было к редакционной политике газеты. (Это уже позже она стала выступать с призывами расстрелять парламент. «Где же обещанный штурм?» – вопрошала она.) Возможно даже, что в те горячие дни мы и не заметили бы незаконные действия, если бы не одно «но»: возмущенные мошенниками типографские работники объявили забастовку, подняли большой шум, забросали нас телеграммами, направили в Верховный Совет делегацию и подтолкнули парламентариев к решительным и принципиальным действиям. Началось мощное давление на меня со всех сторон: вся пресса, и даже часть депутатов, правительственные чины, общественные деятели, актеры и актрисы и т.д., стали непрерывно обвинять меня в попытках «реставрации» чего‑то и кого‑то, диктаторских замашках, сталинизме и т.д. Вдруг в защиту прессы выступил Ельцин! Совершенно нелепо. Тем не менее нужное постановление парламент принял. Правда, Голембиовский достиг своей цели, но уже после расстрела Верховного Совета. Спор‑то, однако, был связан с классическим имущественным вопросом и больше ни с чем...

Неслучайно в современных цивилизациях аксиомой является постулат: парламенты – это центральный, стержневой элемент подлинно демократического государства, по полномочиям парламента можно судить о степени развития демократии, прав человека, политических и экономических свободах гражданина, содержании местного самоуправления... Некоторые утверждают: Ельцин был сторонником либеральных реформ, а Путин возрождает патерналистскую модель экономики (усиление государственного вмешательства в экономику). Все это – либеральные иллюзии. Истина‑то в совершенно другой плоскости...