Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глобализация и «вторичные» финансовые инструментарии





 

Особое значение в развертывании кризиса принадлежит в целом мировой финансовой системе, которая в условиях глобализации подвержена формированию так называемых мыльных пузырей. Определим вначале, почему это происходит. Это связано прежде всего с явлением глобализации и использованием огромного числа финансовых инструментариев (деривативов, хедж‑фондов). Представляю свое определение этого понятия.

Глобализация (фр. global – всеобщий) – это новый, современный этап интернационализации общественно‑экономических, финансовых, производственно‑технологических, политических, культурных, религиозных и иных отношений во всемирном пространстве на базе информационно‑коммуникационных технологий (ИКТ). В результате существенно изменяется сложившийся тип международного разделения труда (МРТ), образуются новые схемы и отношения в глобальной экономике.

Экономическая глобализация – это новый, современный этап интернационализации факторов производства (производительных сил) и совокупности всех общественно‑экономических отношений на всемирном пространстве на базе ИКТ, отражающийся на новых схемах МРТ.

Финансовая глобализация – это новый, современный этап интернационализации всемирных финансовых связей и взаимосвязей на базе ИКТ, подчиняющий во многом процессы.

В силу особой специфики денег не только как товара, их обращения в сфере международных потоков, именно эта сфера отличается наибольшей глобализацией, поскольку она оказалась наиболее эффективной для использования ИКТ в движении финансовых потоков в их фиктивной форме. ИКТ оказались абсолютно восприимчивы к формированию огромного числа различного ряда «вторичных» финансовых инструментов – деривативов и хедж‑фондов, – стоимость которых, по разным оценкам достигала 800–900 трлн долл., в то время как весь мировой валовой продукт (МВП) не превышал 60 трлн долл. Элемент ИКТ – это революционизирующий, ключевой фактор, позволяющий вычленить и индивидуализировать собственный предмет и объект глобализации, выявить различия между традиционной интернационализацией (как «охвата» мирового пространства отношениями – экономическими и прочими) и глобализацией, когда этот «охват» строится на базе качественно другого типа отношений, базирующихся на ИКТ. Финансовая глобализация оказалась неадекватной существующей системе действующих институтов, призванных регулировать международное движение финансовых потоков; она буквально вырвалась из‑под контроля регулирующих институтов национальных государств и международных организаций.

 

«Опыт» Чили в первоначальном проекте «Вашингтонского консенсуса»

 

Профессор Дж. Уильямсон из Института мировой экономики Гарвардского университета, который по поручению МВФ разрабатывал этот новый проект, использовал «опыт преобразований», который был осуществлен в Чили после кровавого военного переворота, осуществленного в стране, когда был штурмом взят дворец президента, а сам президент Альенде убит. Тогда в этой стране, отличающейся вековыми демократическими традициями, был установлен жестокий тиранический режим генерала Аугусто Пиночета (назначенного главнокомандующим сухопутными войсками приказом Альенде незадолго до переворота, как «надежного соратника» президента).

После «удачного» завершения переворота в стране, в условиях чрезвычайного положения началась «экономическая реформа» под непосредственным руководством «специалистов» из США (это были люди, удивительно напоминавшие тех, кто в конце 1991 – начале 1992 г. прибыли вместе с профессором Джерри Саксом, в Москву и в тех же самых целях – «делать в России реформы»). Эти «специалисты» рекомендовали Пиночету ускоренно приватизировать всю промышленность, в том числе мощную цветную металлургию, в которой была и уникальная отрасль в области добычи медных и руд и их переработки, она имела уникальное всемирное значение. Все предприятия этой отрасли были скуплены американскими корпорациями. Банки и иные финансовые институты также оказались под контролем американцев и связанных с ними местных предпринимателей‑компрадоров. Резко сократились государственные расходы на социальные цели, были разгромлены профсоюзы. Провозглашение политики либерализации внешней торговли привело к тому, что началось «вымывание» отечественного производства и наполнение «рынка» товарами иностранного производства. Определенная стабилизация в финансовой области была достигнута через «сжатие» денежной массы, когда разорились тысячи предприятий из‑за нехватки финансовых ресурсов. Уровень жизни чилийцев снизился в два раза, по сравнению с периодом, когда у власти находилось правительство социалистов Альенде. «Социальная устойчивость» держалась исключительно на жестоком военно‑полицейском подавлении любой активности трудящихся. Никаких «прорывов» в экономическом развитии Чили не происходило вплоть до «ухода» Пиночета из системы власти в Чили; подъем начался после прихода альянса демократических сил, включая социалистов – с начала 90‑х гг. этот подъем приобрел долговременный и устойчивый характер.

Об этом много писали и говорили в самом Чили, в том числе и представители новых властей, но в российских СМИ упорно распространяли миф об «пиночетовских успехах», который был порожден организаторами этого путча и последовавших «реформ» – США. Об этом мне с негодованием говорила парламентская делегация Чили в 1992 г., когда она была с официальным визитом в Верховном Совете.

Этот печальный опыт и был первоначально заложен в «Вашингтонский консенсус». И когда представители США и МВФ «обосновывали» необходимость этого пресловутого «консенсуса» для России, они и ссылались на результаты Чили в том числе. Вот где корни необычайно популярности диктатора Пиночета в радикально‑либеральных кругах России (не имеющих никакого отношения к демократам), паразитирующих на лозунгах экономической свободы. Впоследствии в этот «консенсус» профессор Уильямсон, по рекомендации Министерства финансов США и МВФ, внес еще 10 пунктов, усиливающих либерально‑монетарные начала, и он стал эталонной программой МВФ, по которой «сверялись» принципы экономической политики всех стран с рыночной экономикой.

Многие известные специалисты Запада, а также стран Латинской Америки, указывали тогда, что «консенсус» не только не улучшит общую экономическую ситуацию в странах Южного полушария, но скорее всего ухудшит ее. Говорилось и о том, что центральной объект внимания «консенсуса» – это финансовый сектор, но при этом игнорируется производство и сельское хозяйство. Опасения и предостережения критиков сбылись – в 90‑е гг. во многих латиноамариканских странах происходила деиндустриализация, хотя и в меньших масштабах, по сравнению с Россией; стремительный рост бедности, увеличение масштабов нищеты.

При этом отметим, что капитализм в странах Латинской Америки стал развиваться почти одновременно с его развитием в Западной Европе и Северной Америке – вместе с переселенцами‑колонистами (500 лет тому назад). Они привносили сюда элементы первоначального накопления капитала – опыт торговли, организации мелких капиталистических компаний, банковской деятельности и т.д. Частная собственность, институты рынка, банковские и иные кредитные учреждения и институты, биржи, даже региональные финансовые центры – все это здесь существовало издавна, хотя и в менее развитых формах, чем в передовых странах. Другое дело, в силу определенных условий (перенесение сюда из Испании и Португалии феодальных отношений и т.д.) страны этого континента значительно отстали в своем развитии от североамериканского континента. И если «Вашингтонский консенсус» «не срабатывал» даже в этих условиях – то какие основания были ждать успеха от его применения в России, только что объявившей о переходе на капиталистическую модель развития?

Вскоре мне стала известна и реакция на «консенсус» со стороны известных ученых‑экономистов США. Академик Г.А. Арбатов передал мне стенограмму дискуссии, которая прошла по результатам доклада Джеффри Сакса в Вашингтоне. Выступая в дискуссии, профессора Дж. Гелбрэйт, П. Самуэлсон, Василий Леонтьев и другие – прямо заявили о том, что «план провальный», он не может в России обеспечить «тот эффект, который, возможно, следует ожидать от его применения в Южном полушарии...». З. Бжезинский назвал Сакса и его последователей в России «троцкистами», пытающимися «перепрыгнуть из социализма в капитализм в два прыжка». Тогда же академик Г.А. Арбатов опубликовал статью с выразительным названием «Меньшевики из МВФ», с изложением материалов этой дискуссии, в которой предрекал не только неудачи «российских реформаторов», но и глубокий экономический кризис, спад производства и обнищание народа – как прямое следствие реформ по сценариям МВФ (т.е. «Вашингтонского консенсуса»).

Ни единого шанса на успех, примененный в российских условиях, «консенсус» не имел. В России не было вообще никакой реальной «рыночной среды» – экономика состояла из единого государственного сектора. Нам надо было создавать рыночную инфраструктуру заново, не имея ни опыта, ни кадров; соответственно, не спеша, избегая крупных ошибок, подводить развернутую законодательную базу под готовящиеся изменения. Для этого у нас был один‑единственный инструмент – государство. Напомню и то, что 1 баррель нефти тогда стоил 10 долл. (сегодня – свыше 110 долл.!).

А что делают наши «великие реформаторы»? Вместе с провозглашением «либеральных реформ» (в рамках указанного выше «консенсуса») они одномоментно проводят политику либерализации цен, со всеми известными последствиями, главное из которых – обесценение денег и превращение в бедняков всех граждан страны, имевших какие‑то сбережения в сберегательных кассах Госбанка. И что не менее странно (именно – странно, в силу отсутствия всякой логики!), они вбросили тезис «об уходе государства из сферы экономики!». Рынка в стране, естественно, нет никакого, поскольку нет частной, акционерной и прочих форм собственности; нет широкой базы мелких предпринимателей, нет банков, банковско‑финансовых инструментов; т.е. отсутствует абсолютно сама «рыночная среда». Рыночные механизмы предстоит создавать, о конкуренции говорить вообще не приходится, а реформаторы (точнее – контрреформаторы) объявляют «об уходе государства из экономики»! Не только я, но и множество профессиональных экономистов нашей страны, занимающихся исследованием капиталистической экономики, были буквально в шоке. Они непрерывно посылали мне разные сигналы, звонили, добивались встречи, доказывали несостоятельность самих подходов к реформе экономики.

Я был очень встревожен таким развитием событий, они вызывали сильные опасения за будущее страны. Много раз (чуть ли не ежедневно) в тот период я встречался с Ельциным, членами правительства, указывая на пороки «их» экономической политики. Я же был стеснен в своих действиях – нельзя же было публично, в Парламенте, мне обличать президента и правительство в невежестве! Я старался внести коррективы неформально, через разъяснения. Все было бесполезно. Ельцин выслушивал, хотя и с видимым недовольством, мои аргументы, часто соглашался с необходимостью «корректировать», но упрямо поддерживал все то, что делало его правительство. В первые месяцы я упорно избегал высказывать публично свое несогласие с самой концепцией реформы, надеясь на достижение понимания со стороны Ельцина. Это уже позже, примерно с весны 1992 г., когда «реформаторы» разогнали скорость по разрушению производительных сил, я уже не мог не выступать с трибуны Верховного Совета, съездов народных депутатов, в печати, указывая на неизбежные провалы президентско‑правительственной деятельности в области экономических преобразований. При этом неизменно высказывал свою поддержку президенту, пытался как бы «вывести» его из опасной зоны недовольства общества, сводя проблему исключительно к деятельности правительства.

На вопрос, который мне задают множество людей вплоть до сегодняшнего дня: «Когда и по какому вопросу у вас, Руслан Имранович, возникли разногласия с Ельциным?»я неизменно отвечаю: «Разногласия возникли по коренным вопросам экономической политики правительства и президента».

Везде, где пытались применить эту, ставшую эталонной, программу МВФ, дело кончалось плохо. В России же в 1992 году дело не дошло до открытых массовых антиправительственных бунтов населения по всем регионам в силу исключительно одного обстоятельства – публичной деятельности Верховного Совета. Парламент, несмотря на яростное сопротивление президентско‑правительственной стороны, взял на себя сложнейшую задачу корректировки правительственных действий, в том числе через законодательные акты, смягчая последствия «шоковой терапии». Отметим, кстати, и то, что сам широко распространившийся в мире термин «шоковая терапия» принадлежит польскому премьеру Бальцеровичу, который первоначально принял указанную «программу» МВФ и попытался ее ввести в Польше, но быстро отказался от нее, просчитав гибельные последствия. В результате, к примеру, «большая приватизация» в Польше началась спустя более 10 лет после того, как эта страна приступила к радикальным реформам (в период второго президентского срока социалиста Александра Квасьневского). При встрече в Верховном Совете в 1992 г. Лех Валенса рассказал мне, что они в Польше не торопятся с приватизацией, поскольку этот вопрос требует общенационального консенсуса. Польское правительство изначально избрало путь создания рыночной инфраструктуры и лишь после этого приступило к масштабной денационализации государственного сектора экономики. При этом были разные варианты приватизации, включая создание коллективных и народных предприятий.

Я твердо убежден в одном: если бы не деятельность Верховного Совета на всем протяжении 1992 г., – как в экономической и социальной областях, так и в сфере федеративных отношений – Российская Федерация в тех своих нынешних границах перестала бы существовать. Это стало реально происходить в результате реализации основных положений «консенсуса» в экономической политике; но парламентарии внесли существенные изменения и предотвратили наиболее гибельные последствия.

Следует отметить и то, что положения «Вашингтонского консенсуса» не были реализованы в полном объеме ни в одной стране мира – ни в Восточной Европе, ни Латинской Америке, ни в Африке, ни в Азии – нигде, кроме России. Поэтому и деиндустриализация в России приобрела гигантский размах, когда в целом страна со среднеразвитыми (по сравнению с ведущей группой стран мира) факторами производства в течение нескольких лет «реформ» опустилась до уровня группы развивающихся стран. При этом государственные деятели этой страны, нисколько не смущаясь, стали сравнивать Россию с... Чили, Аргентиной, в лучшем случае... с Португалией. Все это умалчивается до сегодняшнего дня, даже в трудах ученых‑экономистов, что для меня остается загадкой.

Содержание «либеральных реформ», провозглашенных в «консенсусе», выразительно охарактеризовал известный британский ученый‑экономист Р. Дарендорф. В частности, он подчеркнул следующее: «Либерализм умер странной смертью: он перестал быть движущей силой реформ и превратился в оплот интересов господствующего класса». (См.: Экономические теории. Под ред. Дж. Итуэла, М. Милгейта, П. Ньюмена. Пер. с англ., М., 2004, с.186.) Согласитесь, это очень меткая характеристика, если сравнить наши первоначальные планы, связанные с намерением улучшить жизнь людей посредством реформ, и те печальные последствия, к которым они привели: кучка богатеев, завладевших былой государственной собственностью, и десятки миллионов людей, ждущих милости от повелителей.

Как было отмечено выше, Азиатский кризис (1997) показал ограниченность рецептов «Вашингтонского консенсуса», а также теоретико‑методологическую базу глобальной макроэкономической политики. В ходе этого кризиса обанкротился МВФ – главный идеолог и проводник монетарной идеологии, ушел в отставку хитроумный Мишель Камдессю, исполнительный директор‑распорядитель МВФ. Правда, незадолго до этого МВФ «перевел» в Россию очередной транш – 4,55 млрд долл., которые «пропали». Но понадобился глобальный кризис 2008–2010 гг., чтобы пришло окончательное признание того, что «Вашингтонский консенсус» – это тупиковый путь.

Ныне идут активные поиски новых стратегических идей в области регулирования, обсуждается новая роль государства, большее внимание уделяется в них необходимости устранения вопиющей несправедливости в распределении национального дохода.

 

Date: 2015-09-18; view: 299; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию