Правильность речи

Правильность – это основное, главное коммуникативное качество хорошей речи, потому что благодаря правильности обеспечивается единство речи, от которого зависит взаимопонимание общающихся. Следовательно, не может быть хорошей речь неправильная.

Отсутствие правильности может затруднять понимание, может вызывать у адресата незапланированное впечатление (как от речи не очень культурного человека (ср. звОнит вместо нормативного звонИт)). Порой это просто отвлекает внимание слушающего от содержания сказанного.

Правильность речи можно определить как необходимое свойство хорошей речи, обусловленное соблюдением общепринятых правил, определённых принципов использования в речи всего набора языковых средств.

Таким образом, можно утверждать, что в основе правильности речи лежит критерий соблюдения норм. Следовательно, правильной называется речь, соответствующая норме[12].

Что такое «норма»? Существуют два понимания этого термина: узкое и широкое.

В широком смысле под нормой подразумеваются традиционно и стихийно сложившиеся способы говорения. Так, можно говорить о норме применительно к территориальному диалекту: например, нормальным для севернорусских диалектов является оканье, а для южнорусских – аканье.

В узком смысле норма – это результат целенаправленной кодификации (узаконения) языка, т. е. результат предписаний, правил, указаний к употреблению, зафиксированных в словарях и грамматиках. «Такое понимание нормы неразрывно связано с понятием литературного языка, который является кодифицированной формой национального языка. Городское просторечие, территориальные и социальные диалекты не подвергаются кодификации, и поэтому к ним не применимо понятие нормы в узком смысле этого термина» [Крысин 2003, с. 58]. Литературный язык – это организованная система: все средства в нём разграничены в соответствии с потребностями общения. Норма же служит регулятором этой дифференциации.

Одним из первых в лингвистике двоякое понимание нормы (дескриптивное: то, как говорят, как принято говорить в данном обществе; и прескриптивное: как надо, как правильно говорить) выдвинул уругвайский лингвист Э. Косериу.

Исследование природы нормы представлено в двух работах Э. Косериу: «Система, норма и речь» (1952 г.) и «Синхрония, диахрония и история» (1958 г.). Э. Косериу отталкивался от понимания того, что язык имеет общественный характер, поэтому должна быть категория, которая могла бы адекватно это выражать. Следуя в определении системы за Ф. де Соссюром (система – это совокупность языковых явлений, которые могут быть представлены в виде сети противопоставлений – структуры; эти явления выполняют определённую функцию), Э. Косериу понимает норму как совокупность языковых явлений, которые не выполняют в языке непосредственной функции, но выступают в роли общепринятых (традиционных) реализаций.

Норма, по Э. Косериу, есть устойчивое состояние (равновесие) системы на данном синхронном срезе. Норма существует как равнодействующая коллективного языкового сознания. Языковые нормы не придуманы кем-то (скажем, лингвистами), а объективно сложились в результате многовековой речевой практики людей.

Поскольку сознание изменчиво, норма, с одной стороны, тоже подвижна, с другой – представляет собой систему обязательных реализаций. В этой идее кроется будущее (сформулированное другими исследователями) разграничение объективной и субъективной нормы.

Объективная норма соответствует возможностям языковой системы, а субъективная формирует индивидуальность речи.

Таким образом, можно констатировать двустороннюю природу нормы: с одной стороны, в ней заключены объективные свойства эволюционирующего языка (норма – это реализованная возможность языка), а с другой – общественные вкусовые оценки (норма – закрепленный в лучших образцах литературы устойчивый способ выражения, предпочитаемый образованной частью общества). Именно это сочетание объективного и субъективного создает в некоторой степени противоречивый характер нормы: например, очевидная распространённость и общеупотребительность языкового знака отнюдь не всегда (или, во всяком случае, не сразу) получает одобрение со стороны кодификаторов. Здесь сталкиваются живые силы, направляющие естественный ход развития языка (и закрепления результатов этого развития в норме), и традиции языкового вкуса.

Объективная норма создается на базе конкуренции вариантов языковых знаков. Поэтому когда кодификатор описывает систему норм и вырабатывает нормативные правила, он стремится представить в описании систему норм объективных, но вынужден ориентироваться в известной мере на собственное восприятие языкового факта, т. е. привносить в оценку субъективный момент.

Объективная норма складывается в узусе, т. е. в общепринятом употреблении языковой единицы, массовом и регулярном. Поэтому для выявления объективной нормы необходимо прежде всего исследовать узус (обычай употребления).

В данной ситуации можно заметить противоречие, на которое указывает О. А. Лаптева: речь, по Соссюру, индивидуальна, а речевая деятельность, по Косериу, регулируется массовой и всеобщей нормой [Лаптева, с. 57].

Это противоречие можно снять, введя понятие субъективной нормы. Лингвисты указывают на расхождение между нормой и реальным употреблением языка, которые зависят от структуры общества и особенностей речевой ситуации. В этом и проявляется, как указывает О. А. Лаптева, субъективный аспект нормы, зависящий от отношения индивида (имеющего набор социальных, возрастных, образовательных, личностных характеристик) к объективной норме и сказывающийся на характере её использования [Лаптева, с. 58].

Итак, норма как явление национальное и социально-историческое характеризует прежде всего литературный язык – признанную в качестве образцовой форму национального языка. Норма определяет, что правильно и что неправильно, она рекомендует одни языковые средства и способы выражения как законные и отвергает другие как противоречащие языковому обычаю, традиции.

Норма зиждется на узусе, обычае употребления, кодифицированная норма официально узаконивает узус (или в каких-то частных случаях отвергает его (ср. употребление варианта кв á ртал в г. Ангарске Иркутской области при нормативном кварт а л)); в любом случае кодификация – это осознанная деятельность.

Литературная норма как отражение традиции и результат кодификации представляет собой набор достаточно жёстких предписаний и запретов, способствующих единству и стабильности литературного языка. Некоторые исследователи указывают также на количественный фактор – распространённость нормы, хотя распространённой может быть и ошибка.

Норма обладает некоторым набором признаков, которые должны присутствовать в ней в своей совокупности.

Так, общеобязательность и, следовательно, единство нормы проявляются в том, что представители разных социальных групп должны придерживаться традиционных способов языкового выражения, а также тех правил и предписаний, которые содержатся в грамматиках и словарях и являются результатом кодификации.

Норма устойчива и консервативна.

Консервативность нормы обеспечивает понятность языка для представителей разных поколений. Норма опирается на традиционные способы использования языка и осторожно относится к языковым новшествам. А. М. Пешковский объясняет это следующим образом: «Если бы литературное наречие изменялось быстро, то каждое поколение могло бы пользоваться лишь литературой своего да предшествовавшего поколений, много – двух. Но при таких условиях не было бы самой литературы, т. к. литература всякого поколения создаётся всей предшествующей литературой. Если бы Чехов уже не понимал Пушкина, то, вероятно, не было бы и Чехова. Слишком тонкий слой почвы давал бы слишком слабое питание литературным росткам. Консервативность литературного наречия, объединяя века и поколения, создаёт возможность единой мощной многовековой национальной литературы» [Пешковский, с. 55].

Поскольку норма консервативна, она направлена на сохранение языковых средств и правил их использования. Однако консерватизм нормы не означает её полной неподвижности во времени. Другое дело, что темп нормативных перемен медленнее, чем развитие данного литературного языка в целом. В разные эпохи языковая норма неодинакова.

В пушкинские времена говорили дОмы, кОрпусы, сейчас – домА, корпусА, тогда была музЫка, сейчас – мУзыка. В пушкинском «Памятнике…» читаем: и не оспОривай глупца, сейчас – только не оспАривай. Пушкинское Восстань, пророк надо понимать как встань, а не как подними восстание.
Ф. М. Достоевский писал: Тут щекотливый Ярослав Ильич… взглядом устремился на Мурина, сейчас слово щекотливый невозможно употребить по отношению к человеку (ср. щекотливый вопрос, щекотливое дело). А. Н. Толстой в одном из своих рассказов описывал действия героя, который стал следить полёт коршунов над лесом (ср. следить ЗА полётом коршунов). Чехов говорил в телефон, а мы – по телефону [13].

Такая временнАя разность нормы – явление естественное: язык развивается, а вместе с ним развивается и норма. Но изменение литературной нормы происходит медленнее, чем изменение всего языка в целом, поскольку норма не заимствует всё подряд из языкового потока, а отбирает только то, что нужно. Таким образом, норма исторически изменчива и относительно устойчива, что позволяет не разрушать единства литературного языка, не мешает его общепонятности. Происходит это потому, что норма традиционна, в силу чего привычна.

Устойчивость и традиционность нормы объясняют также и некоторую степень её ретроспективности. Несмотря на свою принципиальную подвижность и изменчивость, норма предельно осторожно открывает свои границы для инноваций, оставляя их до поры до времени на периферии языка. Убедительно и просто сказал об этом А. М. Пешковский: «Нормой признается то, что было, и отчасти то, что есть, но отнюдь не то, что будет».

Всё вышеперечисленное позволяет сформулировать следующее определение: норма – относительно устойчивые, регулярно воспроизводимые в речи носителей языка способы выражения, отражающие закономерности языковой системы и предпочитаемые образованной частью общества.

Определение нормы включает в себя основные критерии выбора нормативного варианта:

1) системный критерий, предопределяющий соответствие нормативного варианта системе языка (закон языковой аналогии);

2) функциональный критерий, предопределяющий регулярную воспроизводимость языкового явления в коммуникации, частотность употребления[14];

3) эстетический критерий [15], основывающийся на предпочтении варианта образованной частью общества (культурная традиция, авторитетность источника).

Каждый из критериев по отдельности может влиять на выбор в качестве нормативного того или иного языкового явления, но апелляции к одному критерию недостаточно. Чтобы языковое средство было признано нормативным, необходимо сочетание признаков. Так, например, бывают очень распространены ошибки, причём они могут сохранять свою устойчивость на протяжении длительного периода. Кроме того, языковая практика достаточно авторитетного печатного органа может оказаться далеко не идеальной. Что же касается авторитетности художников слова, то тут возникают особые трудности в оценках, т. к. язык художественной литературы – явление особого плана: реализация эстетической функции становится возможной в результате свободного пользования языком.

Критерий устойчивости нормы неодинаково проявляется на разных языковых уровнях. Этот критерий непосредственно связан с системным характером языка в целом, на каждом языковом уровне соотношение «норма и система» проявляется в разной степени; например, в области произношения норма целиком зависит от системы (ср. законы чередования звуков, ассимиляции, произношения групп согласных и др.); в области лексики норма определяется системой в меньшей степени: содержательный план господствует над планом выражения, более того, системные взаимоотношения лексем могут корректироваться под влиянием нового плана содержания.

С третьим критерием напрямую связан такой признак нормы, как её кодифицированность, – официальное признание нормы и описание её в виде правил (предписаний) в авторитетных лингвистических изданиях. Иначе говоря, кодификация – это разработка свода правил, который приводит в систему нормированные варианты, «узаконивает» их. Таким образом, под кодификацией понимается экспликация (письменное закрепление) нормы, обычно имеющая ретроспективный характер и осуществляющаяся с ориентацией на языковые авторитеты (на мнение писателей и учёных).

Необходимо отметить, что в формировании и эволюции современной языковой нормы участвуют как стихийные, так и сознательные процессы.

Для признания нормативности языкового явления или факта, как уже было упомянуто (см. три критерия нормы), необходимо основываться на сочетании данных о соответствии явления системе языка, о факте массовой и регулярной воспроизводимости явления и о его общественном одобрении. Формой такого одобрения является кодификация, которая фиксирует в словарях, грамматиках и справочниках стихийно сложившиеся в речевой практике явления. Поскольку кодификаторы – как отдельные ученые, так и творческие коллективы – могут иметь разные взгляды и установки, разную степень проявления запретительных намерений, часто рекомендации в официально изданных документах не совпадают, особенно это касается стилистических помет в словарях, фиксации ряда грамматических форм и т. д. Такие разногласия свидетельствуют не столько о том, что при освещении языковых фактов, при установлении нормы могут использоваться разные критерии, сколько о противоречивости самого языкового материала: язык богат вариантными формами, поэтому выбор подчас оказывается затруднительным.

Итак, кодификация нормы есть результат нормализаторской деятельности, а кодификаторы, наблюдая за речевой практикой, фиксируют норму, сложившуюся в самом языке, отдавая предпочтение тому из вариантов, который оказывается наиболее актуальным для данного времени.

Ориентация на традицию, на поддержание консервативности нормы со стороны кодификаторов, какой-то группы профессионалов или «любителей словесности» иногда воспринимается общественностью как запрет на всё новое. Стремление из консервативных побуждений сохранить что-либо (например, в языке) в неизменном виде, оградить от новшеств называется пуризмом (фр. purisme, от лат. purus – чистый).

Пуризм может быть разным. В истории русской словесности известен, например, идеологический пуризм, связанный с именем А. С. Шишкова, адмирала, президента Российской академии с 1813 г., в дальнейшем министра народного просвещения, который выступал как архаист, не терпящий никаких нововведений в языке, особенно заимствованных. Пуризм Шишкова был последовательным и бескомпромиссным. Он призывал, например, вместо слова фортепиано употреблять якобы равнозначное тихогром, калоши предлагал называть мокроступами, а бульвар – гульбищем. Появилась, например, такая пародия на его искусственный слог: «Хорошилище идёт по гульбищу из позорища на ристалище», что соответствовало фразе из известных уже тогда слов: «Франт идёт по бульвару из театра в цирк».

И современные авторы, категоричные в своем неприятии иноязычных заимствований, оказываются в конкретных предложениях не оригинальней Шишкова. Почти анекдотичными выглядят предложения компьютер называть счётчиком, телевизор – дальновидом, магазин – лавкой, а офис – присутствием.

В наше время можно столкнуться с пуризмом вкусовым, когда языковые факты оцениваются с бытовых позиций: «режет или не режет ухо» (ясно, что ухо может иметь разную чувствительность), а также с пуризмом учёным, который заслуживает большего внимания, поскольку способен оказать влияние на выработку рекомендаций. Это чаще всего эмоции библиофила, находящегося в плену традиции. Выявляется это в запретительных рекомендациях, помещаемых в словарях, в пособиях и др. Отчасти такой пуризм может быть и полезным, он обладает качеством сдерживающего начала.

В отличие от тенденциозных высказываний некоторых радетелей, их оппоненты – Л. П. Крысин, О. Б. Сиротинина и др. – выступают против категоричных суждений о недопустимости заимствований в русском языке. Так, Л. П. Крысин полагает, что «наш язык от«фьючерсов» не очень страдает: грамматика – его костяк, его плоть – остается» и «иностранные слова иногда очень точно выражают суть предмета». По мнению исследователя, регулировать использование англицизмов следует не административными мерами, а пропагандой культуры языка (Комсом. правда. 1998. 19 февр.).

Убедительным доказательством жизнеспособности иноязычных слов является «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля. Вопреки желанию автора, включившего в свой словарь иноязычные слова лишь для того, чтобы показать превосходство над ними их синонимов (исконно русских слов) и таким образом изжить их из русской речи, большинство заимствований, отмеченных в словаре, укрепилось в словарном составе русского языка. Таковы общественно-политические термины (аристократия, агитация), финансово-экономические (аукцион, вексель), научные (гипотеза, дефиниция), бытовая лексика (гардина, пудинг, винегрет) и др.

Многие англицизмы включаются в синонимические ряды с давно уже употребляющимися в русском литературном языке словами, ср.: менеджер – управляющий – директор; прессинг – давление – нажим; спонсор – меценат – благотворитель – филантроп; брокер – посредник – маклер; грант – ссуда – дар и др. При этом носители русского языка все чаще отдают предпочтение словам английского происхождения в силу их большей семантической точности и экономности.

Именно в переломную историческую эпоху неизбежны и закономерны массовые заимствования, обозначающие новые понятия. Любые попытки искусственно воспрепятствовать этому процессу с помощью административных мер без учёта способности языка к самоочищению могут принести вред. Неологизмы, которые отражают новые явления и понятия, процессы, происходящие в социуме, имеют серьезные шансы на прочное укоренение в языковой системе (см. об этом подробнее в разделе «Чистота речи»).

Варианты нормы

Изменение нормы – явление естественное, поскольку развитие языка зависит не только от собственно лингвистических, но и от социальных факторов. С развитием науки, культуры, общественных отношений меняется и язык.

Источники обновления языковой нормы многообразны. Прежде всего это разговорная речь, она подвижна, изменчива, в ней допускается то, что нередко не одобряется официальной нормой: необычное ударение, выразительное слово (которое не зафиксировано в словарях), синтаксический оборот, не предусмотренный грамматикой. При неоднократном повторении эти новшества постепенно входят в литературный обиход. Таким образом и возникают варианты.

Осознанное обращение к норме происходит именно в этом случае – когда имеют место варианты.

Вариантность – это важнейшая черта языковой нормы, которая тесно связана с её динамикой. Именно через появление вариантов происходит изменение нормы и её развитие.

Варианты (в узком понимании) – это разновидности одной и той же языковой единицы, обладающие одинаковым значением и не имеющие каких-либо различий. В широком смысле под вариантами понимаются два или более языковых средства, одно из которых имеет дополнительный смысловой оттенок либо отличается сферой использования (чаще всего термин «вариант» используется именно во втором значении).

Наличие вариантности – это результат эволюции самого языка, именно она обеспечивает выбор наиболее целесообразных вариантов языкового выражения.

Образцовость, эталонность нормативного языкового средства всё более зависит от требований целесообразности, удобства. Подвижность языковой нормы иногда приводит к тому, что для одного и того же значения в определённые временные отрезки имеется не один способ выражения, а больше. Происходит это потому, что прежняя норма ещё не утрачена, но наряду с ней возникает новая (ср. произношение прилагательных на - гий, -кий, -хий (типа строгий, краткий, тихий) или глаголов на - гивать, -кивать, -хивать (протягивать, отталкивать, замахиваться) как с твёрдыми, так и с мягкими заднеязычными)[16]. «Существование двойных норм в литературном языке, возникших в ходе его исторического развития, не исключает параллельного существования вариантов, связанных с наличием функциональных разновидностей, отличительной чертой которых могут фигурировать и вариантные формы (в отпуске – в отпуску, цехи – цеха, обусловливать – обуславливать)» [Голуб, Розенталь, с. 113].

Изменению норм предшествует появление их вариантов, которые реально сосуществуют в языке на определённом этапе его развития и активно используются его носителями. Обозначим исходный вариант нормы буквой А, сменяющий его вариант – буквой Б и проследим, как происходит соревнование между ними.

1. Господствует единственная форма (вариант А), вариант Б находится за пределами литературного языка.

2. Вариант Б проникает в литературный язык, считается допустимым в разговорной речи. В дальнейшем, в зависимости от степени распространённости, выступает как равноправный вариант.

3. Вариант А теряет свою главенствующую роль, окончательно уступая место варианту Б.

4. Вариант Б становится единственной нормой, вариант А уходит из употребления.

Современное состояние русского языка, широкая представленность в нём вариантных форм, их стилевая дифференцированность позволили сформировать новый взгляд на характер нормы: характеристики «нормативное» – «ненормативное» оказались недостаточно точными и неадекватными по отношению к ряду языковых явлений. Выяснилось, что норма эластична, максимально приближена к ситуации общения, к теме общения, к среде общения, поэтому и оказался востребованным термин варианты нормы.

По степени обязательности различаются нормы императивные (всеобщие, строго обязательные) и диспозитивные (восполнительные, допускающие выбор, вариантные). Например, обязательными для всех являются ударения в словах алфав и т, ср е дства, дос у г, катал о г, тогда как при произнесении слова творог допускается вариантность.

Нарушение императивных норм расценивается как слабое владение языком (красивый тюль, новый шампунь, благодаря чему? (не благодаря чего!)). Такие нормы не допускают вариантов.

Диспозитивные же нормы варианты допускают двойное употребление: манжет и манжета, в отпуске (нейтр.)и в отпуску (разг.).

Кроме того, норма бывает общеязыковой (с вариантами или без них) и ситуативной (стилистической), последняя характеризует чаще всего речь профессиональную, например, общеязыковая литературная норма требует окончания - и, - ы во мн. ч. существительных мужского рода типа инженеры, редакторы, корректоры, бухгалтеры; профили, штурманы и др. Профессиональная и разговорная речь допускает варианты на - а, - я: инженера, редактора, корректора, бухгалтера; профиля, штурмана. При общеязыковой норме к о мпас, стапели моряки используют формы комп а с, стапеля и т. д. Много профессиональных вариантов у медиков, например: наркоман и я при общеязыковой форме нарком а ния и даже а лкоголь (вместо общеязыкового варианта алког о ль).

Ситуативная норма может различать варианты семантического плана: ждать поезда (любого), ждать поезд (конкретный); вариант может означать стилевую принадлежность: быть в отпуске и в отпуску (второе характеризует речь разговорную), может быть обусловлен семантико-стилисти­ческими различиями: гулять в лесу,но в «Лесе» Островского (имеется в виду пьеса); в саду, но в «Вишневом саде» Чехова и др.

Варианты оказываются переходными ступенями от устаревающей нормы к новой или служат средством стилистической дифференциации: будни[ч]ный и будни[ш]ный, высокий и высок[ъ]й, стакан чаю и стакан чая.

То, что у нормы имеются варианты, но при этом она обладает свойствами единства и общеобязательности, даёт возможность говорить о толерантности нормы (термин Л. П. Крысина).

Понятие толерантности применительно к языковой норме позволяет рассматривать норму не только как лингвистический, но и как социальный конструкт, на формирование которого оказывают влияние общественные предпочтения и запреты.

Толерантность языковой нормы имеет несколько измерений, из которых наиболее существенны следующие:

§ структурное,

§ коммуникативное,

§ социальное.

Структурная толерантность – это допущение нормой вариантов, различающихся своей структурой (фонетической, морфологической, синтаксической) при тождестве содержательной стороны.

Например, фонетические варианты: ску[чн]о – ску[шн]о, [жы^э]леть – [жа]леть [17], акцентные: тв о рог – твор о г, одновременн о – одновр е менно, морфологические: в цехе – в цеху, каплет – капает, словообразовательные: истеричный – истерический, синтаксические: учебник русского языка – учебник по русскому языку, банка для сметаны – банка под сметану.

Все эти варианты находятся в пределах литературной нормы и не различаются по смыслу.

Коммуникативная толерантность – это использование вариативных средств языка в зависимости от коммуникативных целей, которые преследует говорящий в тех или иных условиях общения.

Так, невозможно написать в деловом юридическом документе жаргонное беспредел, просторечное навалом, но в непринуждённом общении употребление этих лексем частотно.

Социальная толерантность – это допущение языковой нормой вариантов, распределённых по разным социальным группам носителей данного языка.

В нормативных словарях подобные варианты отмечаются пометой «проф.», «мор.», «мед.» и т. д.

Ср.:

Мы говорим не штОрмы, а штормА,

Слова выходят коротки и смачны;

ВетрА – не вЕтры сводят нас с ума,

Из палуб выкорчёвывая мачты.

В. Высоцкий

Один и тот же носитель языка, общаясь с представителями разных слоёв говорящих, может сознательно выбирать те из предоставляемых языком вариантов, с помощью которых он надеется достичь определённого коммуникативного комфорта в данной социальной среде.