Часть вторая 4 page

Юридическую науку, действительно, наряду с теорией права составляют отраслевые науки со своими теориями, методами исследования, объяснениями, прогнозами, предложениями. Так вот, нужно ли это «наряду»?

Речь идет о таких отраслевых науках, как наука гражданского (частного) права, наука уголовного права, процессуальные науки, науки административного права, международного права и другие! Происходят процессы становления таких новых областей юридического знания как наука космического, экологического, информационного права и некоторых других.

И все же объединяет в юридическую науку все отрасли юридического знания именно теория права, предоставляя отраслевым наукам общее знание о праве в целом, его назначении, роли, ценности в обществе, выстраивая своеобразный теоретический каркас юридического знания, являясь методологической основой юридической науки. В этой сфере происходит взаимодействие, взаимообогащение теории права и отраслевых наук.

Следует, однако, предостеречь от одного заблуждения. Точно так же, как натурфилософия не могла заменить конкретные задачи в сфере тех или иных наук, вела своих приверженцев в тупик метафизики, точно так же и теория права не должна, не в состоянии решать проблемы, характерные для специальных областей правового знания – здесь сфера деятельности отраслевых наук со своими специальными теориями. Так, например, процессуальные науки развивают теорию доказательств, некоторые основные положения которой изучает и теория права. Наука гражданского права разрабатывает, в частности, теорию обязательственного права, интеллектуальной собственности, юридического лица, имущественной ответственности и т.д.

Однако без использования общетеоретических положений эти научные знания могут стать примитивным позитивизмом, простым описанием тех или иных законодательных актов, их отдельных статей. Увы, так часто и бывает, когда в научных работах, юридических научных журналах мы встречаемся с плоским, и добавим, весьма скучным описанием тех или иных актов и ничем не обоснованными предположениями типа, а «давайте примем еще такой-то акт», а «давайте примем, дополним содержание такого-то акта такой-то статьей» и т.д.

Но в целом взаимодействие общей теории права с отраслевыми науками является взаимополезным, объективным и характеризует современную теорию права.

Следует учитывать, что специальные теории права могут формироваться и на иной, не отраслевой основе, а на обобщении правового опыта того или иного этноса, иными словами, на национальной основе. В этом смысле можно говорить о теории российского права, теории европейского права и т.п.

Такая теория может заниматься изучением правовой системы в длительном процессе ее развития, характерном для тех или иных народов, обществ, государств (например, романскую, англосаксонскую, мусульманскую системы).

Такая теория, разумеется, учитывает (обязана учитывать) общеправовые закономерности, но должна уделять основное внимание особенностям правовых систем, трансформации их в соответствующих обществах. Для таких специальных теорий является весьма важным изучение культурных, даже бытовых пластов, особенностей жизнедеятельности народов, обществ, оказывающих влияние на правовые формы, правовую культуру конкретного общества.

Эти специальные теории не менее значимы, чем общая теория, просто у специального юридического знания имеются свои научные интересы, предмет исследования, методы изучения правовых явлений и процессов. Словом, возможно и даже необходимо иметь органическое соединение общетеоретического знания и специальных теорий права, делать акценты в теории права на те или иные особенности правового развития соответствующего общества. Незачем пояснять как важно сейчас это положение для России.

Любопытное положение сложилось в этом отношении на предыдущем этапе. Хотя марксистско-ленинская теория государства и права претендовала на роль общей теории (в первом смысле), однако в ней рассматривались главным образом советские, социалистические особенности функционирования, развития права. Например, воздействие права на общественные отношения рассматривалось в рамках «социалистических правоотношений», вопросы укрепления законности – в рамках «социалистической законности» и т.п.

Современная отечественная теория права включает как общее теоретическое знание, так и теоретическое знание специфики развития правовых начал России. Именно это качество теории права придает ей статус современного крупного и полезного общественного знания.

Этому же способствуют и функции, которые выполняет теория права. Их несколько: познавательная (гносеологическая), прогностическая, прикладная, идеологическая, воспитательная.

По сути вопрос о функциях теории права – это вопрос о том, как и что делает юридическая наука, по крайней мере ее теоретическая часть, для общества, для формирования правовой культуры, для укрепления правовых начал государственности, фундаментализации прав и свобод человека.

Познавательная (гносеологическая) функция включает в себя описание и объяснение правовых явлений и процессов. Например, описание и объяснение содержания юридической ответственности: что это означает, какие виды юридической ответственности выделяет теория (уголовную, имущественную, административную и т.д.), чем юридическая ответственность отличается от иных видов социальной ответственности (моральной, политической), какие формы приобретает уголовная ответственность (лишение свободы, штраф, и др.), какова эффективность юридической ответственности в том или ином состоянии общества, как ее использовать разумно и т.п. Словом, гносеологическая функция включает целую программу исследований – описание и объяснения всех значительных правовых явлений и процессов.

Стоит обратить внимание, что гносеологическая функция включает в себя описание и объяснение в комплексе, так как одно описание (например, конкретного закона – цель, действие но времени, пространстве и по лицам – что, впрочем, тоже важно) без анализа, объяснения закона (зачем принят, нужен или не нужен, кому и чему может послужить, каким социальным силам и т.д.) вряд ли, как отмечалось, является наукой.

Не случайно, что некоторые так называемые практики от права (судьи, прокуроры, адвокаты и т.д.), делая акцент на полезности именно позитивистского знания, прежде всего знания законодательства, имеющего, по их мнению, приоритетное значение, иногда не очень уважительно относятся к представителям юридической науки, якобы занятых, главным образом, абстрактными рассуждениями о праве. Это реальное противоречие, но оно не меняет положение – анализ, объяснение является основной задачей теории права.

Подчас свои выводы она представляет в виде так называемых комментариев, глосс (в европейской традиции), приобретающих большую ценность и для практики как доктринальное (научное) знание. Комментарии, глоссы (доктрина) – та часть объяснительной деятельности ученых-юристов, которая, в общем-то, ориентирована на практику. И в этом заключается и специфика теории права, практическое значение познавательной функции. Разумеется, многие «объяснения» теории права адресуются законодателям, политическим деятелям и другим политическим, экономическим структурам общества.

Совершенно новой сферой для реализации гносеологической функции становятся процессы сближения правовых систем России и Запада, взаимная гармонизация законодательства. Вызванные экономическим сотрудничеством, партнерством, политическими акциями (вступлением России в Совет Европы), эти процессы определяют необходимость изучения мировых стандартов права, нового этапа взаимоотношений международного и национального права, когда в национальное право включаются общепризнанные принципы и нормы международного права. Сюда же относится и появившаяся у российского гражданина возможность обжаловать в международную организацию при определенных условиях неправомерные действия властей, должностных лиц.

В целом речь идет об изучении фундаментального явления в жизни России, которое можно обозначить как правовая модернизация, имея в виду два взаимосвязанных аспекта: модернизацию (осовременивание) самой правовой системы (этот аспект определяют как правовую реформу) и использование права для социально-экономической, политической и духовной модернизации жизни российского общества.

Отныне теория права не может быть в стороне от изучения процессов более глубокого продвижения России в общепланетарную цивилизацию, интеграции многих сторон жизнедеятельности российского общества с западными и азиатскими странами. В этом смысле усиливаются связи теории права с наукой международного права, да и сама теория должна более активно включать международно-правовые аспекты и ткань своей исследовательской деятельности. Словом, теория права, используя сравнительный метод и другие исследовательские приемы, все в большей степени становится сферой знаний, охватывающей различные международно-правовые аспекты, но, главным образом, с позиций их взаимовлияния с национальными правовыми системами, причем приоритет здесь за изучением мировых стандартов прав и свобод человека.

Прогнозная функция общей теории права, с одной стороны, длительное время базировалась на представлениях о ценности права, укреплении правовых начал демократии и рыночной экономики, плюрализма, в том числе в сфере свободы массовой информации. С другой стороны, отечественная теория на предыдущем этапе и своих прогнозах опиралась длительное время главным образом на концепцию «отмирания права». Верным оказался первый прогноз.

Прогнозная функция оказывает определенное влияние на правовое состояние общества. Так, прогноз на «отмирание права», равно как и на отмирание государства, каковые бы ни были его обоснования, объективно вел к правовому нигилизму, умалению ценности правовых начал в жизни советского общества, способствовал произволу, беззаконию.

Правовые прогнозы охватывают как фундаментальные процессы, так и частные, хотя и важные возможности правового развития. Например, приживется ли в России суд присяжных, к чему может привести отмена смертной казни, будет ли «работать» конструкция так называемой доверительной собственности, заимствованной из западных систем права, какие из мировых стандартов прав и свобод человека следует воспринять современному российскому праву и произойдет ли при этом совмещение с национальными правовыми традициями, привычками, системностью права (например, свобода передвижений, выбора места жительства и прописочная система, попытки ограничить притоки в города «нежелательных» социальных элементов). А ведь такие прогнозы становятся весьма важными для поддержки одного из современных мощных российских социально-правовых преобразований – правовой модернизации.

Гносеологическая и прогнозная функция современной теории права не замыкается на проблемах исключительно России. Диапазон ее занятий значительно шире. Так, актуальными стали проблемы взаимодействия правовых систем СНГ, иных стран и сообществ. Да и вообще вся мировая правовая действительность, особенно влияние правовых реалий на российское право, – это предмет направленности теории права.

Особые прогнозы требуются и сфере пересечения экономических и правовых начал. Например, будут ли инвестироваться в сферу производства зарубежные капиталы, если земельные участки под частными предприятиями, офисами не могут находиться в частной собственности, не имеют правового закрепления. В какой мере арендные отношения в землевладельческих делах могут заменить право частной собственности, в том числе право купли-продажи земли (прогнозы ситуаций, при которых отсутствует единый «хозяин» и на предприятии, и на земле, а также к чему ведут психологические неуверенности при таком правовом положении).

Правовые прогнозы должны быть ориентированы и на ростки будущего, которые уже начинают входить в жизнь.

Так, в конце XX века в общепланетарных масштабах происходит становление информационной инфраструктуры человечества, возникает общецивилизационная информационная сфера (наряду с ноосферой) – спутниковая связь, телевидение как решающий фактор воздействия на общество и т.д.

Возникают и информационные общественные отношения по поводу реализации права граждан на информацию: по поводу производства информации, ее сбора, хранения, распространения, появляется новый институт – свободы массовой информации, а не только свободы слова, печати. Тут же зловеще возникает антипод свободы массовой информации – злоупотребление свободой массовой информации, например, разжигание национальной вражды, пропаганда фашизма и т.п. в средствах массовой информации.

В связи с этим появляются информационные споры по поводу доступа к информации, ее достоверности и объективности, рекламные споры, споры по поводу защиты в средствах массовой информации нравственных интересов детства и юношества, политического плюрализма, споры о свободе массовой информации и злоупотреблении этой свободой и т.д. Эти споры имеют иное содержание, чем имущественные, трудовые споры, хотя иногда и переплетены друг с другом (например, споры об эфирной собственности, о защите чести и достоинства).

Поскольку появляются специфические информационные споры (между журналистами и властью, гражданами и журналистами), постольку должна появиться и адекватная этим спорам процедура их разрешения (информационное судопроизводство), а отсюда недалеко уже и до появления новой отрасли права – информационного права. Словом, от признания информационных отношений к информационным спорам, от них к информационному судопроизводству, а от него к информационному праву – таким может быть один из современных правовых прогнозов.

Весь этот комплекс информационно-правовых вопросов является сферой правовых прогнозов: что устоит, что не получит социальной поддержки, каково влияние этих процессов на жизнь общества, на правовую систему и т.д. Но главное, этот прогноз практически означает, что под информационную инфраструктуру всей цивилизации и отдельных сообществ будет подводиться мощная законодательная база, в том числе получит развитие и международно-правовое регулирование, учитывая трансграничные возможности средств массовой информации, особенно телевидения.

Однако процесс этот будет трудным и мучительным. Уже первые попытки правовой регламентации информационных отношений встретили сопротивление сторонников традиционных ценностей – свободы слова, права личности на информацию и т.п. Кроме того, возникает при этом и коллизия правовых систем разных государств.

Так, «Акт о благопристойности в телекоммуникациях», предусматривающий суровые наказания для распространения «непристойной информации» в Интернете приказал «долго жить» но велению Верховного Суда США.

Как отмечается в специальной литературе, принятие знаменитого акта свершилось на волне политической истерии, порожденной страхом перед вполне реальной проблемой. Состояла она в следующем: подростки, подключившись к Интернету, получали возможность насмотреться на просторах сети не вполне приличных картинок (проще говоря, погрузиться в порнографию). (Вообще, надо отметить, что развитие телекоммуникаций срывает последние покровы с человеческого тела).

Закон этот в США никому никогда и в голову не приходило оценивать как достойное дополнение к Биллю о правах (первые 10 поправок к Конституции США, принятые в 1789 году и защищающие основные, по тогдашним понятиям, гражданские свободы). Но все же его значение в укреплении нравственности оценивалось высоко. И вот в конце июня Верховный суд США признал его не соответствующим американской Конституции, «угрожающим свободе слова» и задевающим интересы «значительной части сетевого общества».

В первый раз суд высшей инстанции на американской родине всемирного Интернета занялся рассмотрением статуса Сети, признав ее основой общения человечества в грядущем столетии, а не только средством массовой информации.

Теперь, после решения Верховного Суда было признано, что пресечение попыток детей сунуть нос в сетевую «клубничку» – забота родителей, а вовсе не правительства.

«То, что произошло, можно сравнить с выдачей официального свидетельства о рождении», – заметил адвокат Брюс Эннис, представлявший во время слушаний в Верховном суде многочисленную группу истцов, – от американской ассоциации библиотек до защитников прав человека.

«Акт о благопристойности» был предложен сенатором Джеймсом Эксоном в качестве поправки к Биллю о телекоммуникациях 1996 года. Акт поставил вне закона распространение и получение несовершеннолетними «непристойной информации». Кроме того, он предусмотрел немалые штрафы и другие серьезные наказания для тех, кто все же осмелился бы нарушить закон.

Конгресс, принимая «Акт», изначально исходил из разумного предположения, что не нужно поставлять детям непристойную информацию. Однако контролировать – кто и как просматривает размещаемую и Сети информацию оказалось невозможно – и Верховный Суд признал Акт о благопристойности неконституционным.

«Свобода слова всегда ценнее, чем любые выгоды от введения цензуры» – этот принцип получил воплощение в решении Верховного Суда*.

*См.: Стивен Леви. Интернет реабилитирован // Итоги. 1997. 8 июля.

Прикладная функция – это практическое использование теоретико-правовых знаний в социальном, правовом, экономическом, политическом и ином пространстве общества, в международно-правовой сфере.

Это одно из замечательных, жизнеутверждающих качеств теории права. Она не только сгусток и система глубоких абстракций, закрепляющих знание о правовой жизни общества, но еще и инструмент качественной правотворческой работы, обоснований и практического формулирования тех или иных законодательных актов.

Давно подмечено, что никакая социальная группа, никакая политическая партия, никакое политическое движение не в состоянии прийти к власти, осуществлять ее, не переведет свои социальные притязания, свою политическую программу на язык конкретных правовых требований. «Свобода, равенство, братство», – было написано на полотнищах Французской революции. Но пока эти притязания молодой, энергичной, прогрессивной буржуазии не были переведены на четкий жизнеутверждающий язык Декларации прав и свобод человека, Конституции Франции, трудно было сплотить народ под этими полотнищами. Только тогда, когда полотнища наполнились правовыми формулами: разрешено все, что не запрещено, свобода слова, отмена сословных привилегий, неприкосновенность частной собственности, равенство всех перед судом и законом – и многими другими, эти полотнища стали знаменами, под которыми и начался успешный штурм абсолютистской монархии, ее бастилий и дворцов.

Да и в Октябрьскую революцию перевод притязаний большевиков на власть в понятные правовые требования – национализации земли, мир, 8-часовой рабочий день, рабочий контроль и другие правовые требования – создал обширные условия для захвата большевиками власти. И не имело уже большого значения, – процитируем Гоголя, – кто первый сказал «А-а», какая политическая сила начала, например, национализацию земли (А.Ф. Керенский и возглавляемая им демократическая группа, в частности, уже предлагала передать землю тем, кто ее обрабатывает, ликвидировать помещичьи землевладения, а конкретную программу национализации земли подготовила, как известно, группа эсеров во главе с В. Черновым, большевики ее просто присвоили). Главное – политические притязания большевиков были сведены в четкий набор понятных правовых требований, и собрали под свои знамена могучие народные силы. Этой азбучной истины – перевод социальных, экономических и иных притязаний в конкретные правовые требования для реальной борьбы за власть – не понимают или не знают многие современные российские политические силы, в том числе и те, кто входят в демократическое движение. Его представители уповают на экономические, социальные формулировки. Это важно, но не отсюда ли проистекают разброды, аморфность, размытость, известная слабость демократического движения современной России. Впрочем, к счастью, такое же положение сложилось и у некоторых других политических сил, оперирующих пока, что идеями государственности, национал-патриотизма, соборности, возрождения и другими важными, но не получающими пока правового оформления притязаниями.

Прикладная функция теории права и заключается, главным образом в том, чтобы обеспечивать перевод притязаний в правовые требования. Весь историко-правовой опыт свидетельствует об этом. Так было тогда, когда французские просветители подготавливали буржуазную революцию XVIII века Руссо – идеи и конкретные формулы свободы личности, защиты частной собственности, народовластия, Монтескье – разделение властей, общественно-значимый «дух законов», Дидро, Вольтер свобода совести и свобода слова. Так было и тогда, когда американские просветители Франклин, Пейн, Джефферсон, Вашингтон и другие подготавливали правовые положения о независимости США от британской короны, прежде всего освобождения от налогового и иного бремени, утверждения о необходимости охраны жизни, безопасности личности, защиты свободы и собственности, готовились не только – конкретные правовые требования, но и правовые формы, в которых они должны были быть закреплены Декларация о независимости, Билль о правах, Конституция, содержащиеся требования. И опять же именно просветители, с их глубоким знанием теоретико-правовых положений, которые уже легли в основу Французской революции, дали мощный толчок американской революции, создали правовой потенциал для ее успеха.

Каковые бы ни были современные оценки взглядов Ленина и его сторонников на государство и право, не следует забывать, что именно в предоктябрьский период были разработаны многие теоретические положения и сформулированы на их основе практические правовые требования, которые легли уже в основу успешного захвата власти партией большевиков (о народовластии в форме диктатуры пролетариата, о праве гражданина обжаловать в суд действия чиновника – это требование содержалось еще в первой программе РСДРП, о 8-часовом рабочем дне, о национальном равноправии, о распределении продуктов, а не торговле товарами). В голодный, сокрушительный для народа из-за гражданской войны 1918 год это последнее положение оказалось весьма притягательным, понятным из-за идеи уравнительности, справедливости в конкретной обстановке того времени, да и спасительной для многих граждан, социальных групп, коллективов.

И какие бы в настоящее время не стали негативными оценки прикладной функции, сформировавшейся марксистско-ленинской теории государства и права, важно подчеркнуть, что перевод притязаний большевиков на власть к 1917 году был осуществлен на основе теоретико-правового знания.

В современных условиях потребность в переводе социальных притязаний в правовые требования означает, что прикладная функция теории права должна реализовываться прежде всего в качественном развитии российского законодательства. О прикладной функции следует сделать еще одно замечание.

В XXI веке в силу развития гуманитарного и научно-технического знания, информационной, космической, ядерно-энергетической и иной инфраструктуры все более будет возрастать значение интеллектуального знания, роль интеллигенции. В социально-экономической и правовой сфере это произойдет на основе роста интеллектуальной собственности – результатов творческого труда, творческой деятельности. Правовые баталии XIX и XX веков вокруг «вещной» собственности (права частной собственности на заводы, фабрики, земли, жилища и т.п.) сменятся баталиями вокруг интеллектуальной собственности, включающей в себя прежде всего знания, их использование. Вокруг прав ученого, программиста, изобретателя, художника, артиста, журналиста, словом, прав автора, создателя, творца объектов интеллектуальной собственности, в том числе коллективных, и будут идти социальные битвы. Их зачатки можно наблюдать уже и сейчас.

На этой основе понятие интеллигента из нравственной и образовательной категории превратится в характеристику члена определенной социальной группы, а интеллигенция превратится и значимую социальную политическую силу со своими интересами, притязаниями, которые ныне в зачаточной форме существуют лишь в некоторых призывах и лозунгах. Но только четкий перевод притязаний интеллигенции как социальной группы на язык правовых требований, и прежде всего в отношении основной ценности современности – интеллектуальной собственности (не отменяющих, конечно, и значения вещной собственности), может преобразовать состояние и человечества, и сообществ в новые и по-новому справедливые формы жизнедеятельности.

И тут также будет незаменимой прикладная функция теории права. Словом, ее осуществление становится одной из благодатных целей, достижения которой добивается современное, модернизованное самостоятельное теоретико-правовое знание.

Идеологическая функция теории права – это многоплановая роль теоретико-правовых представлений в формировании общественного сознания. Так, в XVIII веке идеи естественного права, развитые французскими философами и юристами, явились мощным фактором формирования прогрессивного, демократического, буржуазного общественного сознания. Это сознание имело ярко окрашенное юридическое содержание, почему и получило определение как юридическое мировоззрение.

Длительное время в России марксистско-ленинская теория государства и права формировала идеологические представления в государственно-правовой области. Идеи диктатуры пролетариата, государственно-регулируемого планового народного хозяйства, государственной защиты социалистической собственности и другие входили как базовые в эти представления.

В комплексе сумма этих идей должна была обеспечивать правовую сферу социалистического общественного сознания, перспективу их перерастания в коммунистические идеалы, идеологическую поддержку коммунистической нравственности и других ценностей этой утопической идеи.

Кроме того, теория государства и права на предыдущем этапе «помогала» и так называемому научному коммунизму формировать утопическое коммунистическое общественное сознание.

На современном этапе теория права формирует идеологические правовые представления о преобразовании и возрождении России на пути экономической, социальной и правовой модернизации, о возможности восприятия мировых правовых стандартов расцвета личности, улучшения качества жизни, других ценностей.

Но идеологическая функция теории права должна иметь границы накладываемые принципами историзма, системности, объективности.

Одной из идеологических задач современной отечественной теории права становится формирование юридического мировоззрения в России, адекватного новому демократическому, экономическому (рыночному) состоянию в жизнедеятельности российского общества. Это направление будет более подробно рассмотрено в главе о правовом сознании.

Наконец, воспитательная функция. Ее не следует понимать тривиально как некие менторские, поучающие мотивы теоретической деятельности. Конечно, воспитание законопослушного гражданина и должностного лица – важная задача, стоящая перед теорией права, условие, которое только и сможет укрепить правовые начала государственности, развить правовую культуру, обеспечить нормальное функционирование правовой системы, становление правового государства.

Но поскольку эта функция осуществляется и через преподавание, есть еще одно не менее важное направление реализации этой функции. Речь идет о формировании современного юриста, эрудита, активного защитника закона, знатока правовой системы. Исторически каждая правовая система могла действовать только тогда, когда ее обеспечивало адекватное юридическое образование, формирование корпуса юристов.

Римское право не могло бы обладать столь мощным потенциалом воздействия на римское общество, если бы это общество не подготовило соответствующие «кадры», попросту – не обеспечило бы адекватную юридическую подготовку специально обучаемых юристов. И не случайно многие идеи, высказывания римских юристов – Павла, Ульпиана, Гая и других – вошли уже как законодательный материал в Кодекс Юстиниана и через много веков в Гражданский кодекс Наполеона и другие аналогичные акты.

Опять же образование юристов на базе марксистско-ленинской теории формировало юриста, адекватного потребностям советского общества: не очень грамотного вообще и юридически, в частности, зашоренного догмами, цитатами, призванного охранять главным образом социалистический строй и общественную государственную собственность, а никак не права человека. Весьма способствовало этому развитие юридического заочного образования – настоящего бича и современной образовательной деятельности.

Словом, роль юриста – подчеркнем еще раз – во все времена была одной из социально значимых. Адвокаты готовили и осуществили Французскую революцию, диспуты между юристами занимали умы и сердца граждан того времени. Сейчас уровень юристов-участников перемен – несколько вырос: теперь крупные правовые преобразования готовят, как правило, доктора юридических наук, они же состязаются, спорят между собой в Конституционном суде России, в Федеральном Собрании (например, в дискуссии по Указам Президента о «наведении в Чечне конституционного порядка»).

И, наконец, надо упомянуть и о такой важной части воспитательной функции, как воспитание уважения к праву, прежде всего, к Конституции, к суду. Это также условие нормальной социально-правовой жизни в России. Более подробно это направление в осуществлении воспитательной функции теории права будет рассмотрено в темах о правосознании, о применении права, других темах.

Такой предстает перед нами во всем своем многообразии и красочности предмет и методология теории права, сама эта наука, к изложению основных положений которой и переходит автор.