Глава 26. Сесар перестал спать, потерял аппетит Зе Луис будто в воду канул, и Сесар никак не мог отыскать его следов

Сесар перестал спать, потерял аппетит Зе Луис будто в воду канул, и Сесар никак не мог отыскать его следов. Он уже нанял частного детектива, но пока без видимых результатов Про себя он по клялся: если с братом случится несчастье, Ракел не жить. В отличие от импульсивного Тоньу, Сесар не кидался из стороны в сторону. Он давал себе слово и исполнял его.

Своим не слишком горячим сердцем Сесар жил тревогой за брата, а холодным деятельным умом помогал своему компаньону Виржилиу. Совместными усилиями они неплохо подготовились к приезду Сампайу. На ближайшем совете директоров Сампайу ждал ошеломляющий сюрприз.

Сесар тем охотней помогал Виржилиу в борьбе против Сампайу, что внезапно понял: Сампайу и его соперник, счастливый соперник в любви. Понял он это по тому оживлению, с каким ждала его возвращения Арлет. По мере приближения долгожданного дня она становилась все веселее и как бы напряженнее, счастливее. Глаза ее сияли, она то и дело задумывалась, и румянец разгорался у нее на щеках.

Сесар довольно часто бывал в доме Виржилиу и наблюдал за Арлет. Он был достаточно опытен, чтобы не обмануться в этих сердечных приметах. Сам он мог не испытывать чувств, но тем лучше разбирался в чувствах других.

Сампайу вернулся. Со здоровьем у него стало значительно лучше. Он радовался скорой встрече с Арлет. Но первой увидел толстушку Жужу, которая так и излучала энергию и довольство жизнью. Сампайу от души за нее порадовался.

Зато Карола была нервна и печальна. Внезапно исчез Зе Луис, исчез, не сказав ей ни слова. Она не могла понять, что случилось. И это после всей той нежности, мечтаний о будущей жизни. Она видела, чувствовала, что у Зе Луиса самые серьезные намерения относительно нее, и вот вдруг… Что случилось? Испугался? Набирается решимости? Бросил?

Андреа сочувствовала сестре. Им обеим не везло в жизни. Что толку, что обе собой недурны и вовсе не дуры!..

Андреа очень радовалась возвращению отца. С ним дом ожил и им с сестрой уже не было так одиноко.

— Какие новости? — спросил Сампайу, усаживая напротив себя любимицу Андреа.

— Не могу скрыть, что мама очень увлечена своим новым поклонником Жакомини, он то ли промышленник, то ли банкир — одним словом, денег у него просто куры не клюют. Меня мама выбрала в наперсницы и компаньонки. Вчера мы ездили в театр, позавчера в ресторан. Должна сказать, что он — просто старикашка. И вдобавок не слишком-то приятный.

— Вроде меня. Я тоже не слишком приятный старик, — скорчив смешную мину, сказал Сампайу.

— Да ты у нас просто юнец, — рассмеялась Андреа, — и заслуживаешь юной прекрасной невесты!

— Ну спасибо, дочка, на добром слове. Вполне возможно, я тебе и приведу новую молоденькую маму в подружки. Ты ведь знаешь, что мы с твоей мамой надумали развестись.

— Знаю, — посерьезнев, ответила Андреа. — И у тебя, и у нас отношения с мамой сложные, но все же у нас семья, дом… Если все развалится, мы с Каролой будем совсем бесприютные, — честно призналась она.

— Я позабочусь, чтобы у нас в доме ничего не изменилось до вашего замужества, — пообещал Сампайу. — Поверь, мне очень хочется видеть вас обеих счастливыми.

— Верю, папочка, — улыбнулась Андреа.

Но Сампайу переоценил крепость своего здоровья. Когда на ближайшем совещании директоров компании он узнал, что у Виржилиу пятьдесят один процент акций и право решающего голоса, ему стало плохо. Фактическим президентом компании был теперь Виржилиу.

Даже от Виржилиу Сампайу не ожидал такого. Не ожидал, что многолетний компаньон так его подставит, по существу, — предаст.

Виржилиу торжествовал победу, а Сампайу лежал в больнице,

В больнице и произошло их первое после приезда Сампайу свидание с Арлет.

Увидев ее встревоженное лицо, а потом при виде его вспыхнувшую в глазах радость, Сампайу перестал сожалеть о друге-предателе.

Арлет сидела возле его постели, рассказывала о пустяках, а глаза их вели свой разговор и говорили о самом серьезном, что только бывает в жизни, — о любви.

О любви мечтала и Малу, но совсем не о такой, какая вдруг проснулась в Алоаре. Он полюбил ферму, сделался завзятым хозяином. Теперь только и разговоров было, что о породистых коровах, курах, петухах и утках.

Для начала Алоар купил несколько элитных коров, и одна из них на днях принесла бычка. У Алоара будто сынок родился. Он пропадал в коровнике дни и ночи. Бычок был настоящий племенной, и Алоар возлагал на него немало надежд и будущем.

Зато Малу просто видеть этого быка не могла, а в доме только и слышалось: «Фредерик да Фредерик!» — так Алоар назвал своего любимца/

Что же касается Малу, то Алоар предложил ей поехать вместе с ним к врачу. Он хотел убедиться лично, правду ли говорит взбалмошная капризница. Ему надоело выставлять себя дураком и зависеть от всяких фантазий, которые залетают Малу в голову.

Малу всерьез разобиделась. Как это так? Он что, не верит ей? Ах так? Ну и не надо! Пусть сидит со своим дурацким Фредериком. Она тоже с места не сдвинется. Еще не хватало его убеждать! Нет. Подумать только! Его еще нужно убеждать!

И снова Малу и Алоар не смотрели друг на друга. И снова Селина потихоньку лила на разбушевавшиеся волны масло, утихомиривая их.

Однако в доме был и еще кто-то, кто совсем не желал ему мира.

Мира не желала Луиза. Ей давным-давно нравился Алоар, и она делала все, чтобы прибрать его к рукам. Стоило ему поссориться с женой, как Луиза просто проходу ему не давала. Чем бы он ни занимался, она была рядом, первая его помощница, и при всяком удобном случае проезжалась насчет Малу, выставляя ее чуть ли не сумасшедшей.

Но Алоару Луиза не нравилась, а сумасшедшая Малу нравилась, и нравилась тем больше, чем была сумасбродней, хотя сам он себе в этом не признавался. И делал вид, будто занят одним хозяйством. Ну а Малу он как будто перевоспитывал.

В общем, Алоар был уверен, что Малу опять собралась его надуть, как уже не раз бывало, и был полон решимости не поддаваться. Луиза вертелась вокруг Алоара. Малу ревновала и страдала.

Наверное, нам лучше развестись, — твердила она Селине. — Разве можно назвать это счастливым замужеством? Счастливой семьей?

А разве ребенку не нужен отец? — пыталась образумить Малу Селина. — Вот увидишь, Алоар будет просто чудесным отцом. Ты только посмотри, как он возится с этим смешным теленком.

С теленком — да! Малу была согласна, что теленку Алоар просто прекрасный отец.

И вот как-то придя с утра пораньше в коровник, Алоар увидел Фредерика, укутанного в голубую пеленку и с привязанной к уху пестрой погремушкой. Теленок в таком наряде выглядел уморительно смешным. Но Алоар разъярился. Малу опять издевалась над ним, недвусмысленно давая понять, что отцом он может быть только теленку!

Что ж, пускай ищет себе другого мужа! С меня хватит! Развод! И немедленно! — объявил он Селине.

Да вы что, с ума посходили? — наконец всерьез возмутилась кроткая Селина. — Развод! Развод! Ну Малу я понимаю, она в интересном положении, нервничает, ревнует, все преувеличивает! А ты-то! Тебя какая муха укусила? Что ты ведешь себя будто дуболом какой?

Никогда еще сестра не выговаривала так брату. И Алоар застыл с приоткрытым ртом.

— Так что, Малу и взаправду беременна? — Только и сумел спросить он.

— Ну да, — спокойно ответила Селина. — А ты что, ей не веришь, что ли?

— Я решил, что она опять дурит мне голову!

Алоар побежал со всех ног искать Малу. Он был счастлив и горд, что станет отцом. Селина не ошиблась, говоря, что отцом он будет прекрасным. У Алоара были все задатки, чтобы стать заботливым и любящим отцом семейства.

Алоар бежал и чуть ли не выкрикивал вслух все ласковые и нежные слова, которые только знал. Сейчас он обнимет свою девочку, подхватит ее на руки, попросит прощения и больше никогда не будет ничем волновать. Их первенец должен расти счастливым и здоровым!

Но Малу нигде не было. Алоар встревожился. Он уже обегал все ее любимые уголки в саду, потом в доме. Пусто. Наконец служанка сообщила ему, что сеньора Малу уехала в Рио к родителям. И Алоар, начисто забыв, что до сегодняшнего дня они все еще были в ссоре, тут же снова разозлился: да как она смеет рисковать своим здоровьем, а главное, здоровьем ребенка? Хотя он и припомнил, что Малу собиралась навестить родителей, узнав, что вернулась Ракел. Ракел она терпеть не могла, но ей было интересно посмотреть на обожаемого, папочку, который ненавидел невестку еще больше.

Малу попала в самый эпицентр бури, которая бушевала в доме: Маркус и Ракел обсуждали развод.

— Я хотела бы начать все снова. Мы ведь так любим друг друга. А разрыв? Его как будто и не было, — так начала этот разговор Ракел. — Я столько пережила, так глубоко поняла многое, что ты не можешь, не имеешь права взять и просто меня отшвырнуть!

В другое время Маркус бы поддался на ее словесную удочку. Он охотно забывал все плохое, но история с Вандерлеем была еще слишком свежа, и ее он забыть не мог. Не мог поверить, что Ракел переменилась, когда она только что так откровенно стремилась посадить его в тюрьму… Его пли Рут…

После моря слез, уверений в страстной любви, обещаний умереть от горя Ракел согласилась на развод.

— Но мне, Маркус, нужны машина, дом, две квартиры и два земельных участка, — кротко перечисляла Ракел. — И тогда я не буду чинить тебе при разводе никаких препятствий.

Вконец измочаленный, Маркус подумал, что он отдал бы все это и без дурацких, столь несвойственных Ракел сцен. В сущности, она потребовала почти все, что у него было, но он ни о чем не жалел, полагаясь на свои силы и на счастье с Рут.

— А теперь, когда она получила все, что хотела, выкинь ее из дома, — посоветовала брату возмущенная Малу.

— До бракоразводного процесса она имеет право жить здесь, — со вздохом ответил Маркус, — и думаю, что она этим правом воспользуется. А я всегда уважал законы.

— А я нет! — резко ответила Малу. — Впрочем, может, так лучше, и пусть наш драгоценный папочка поживет в гадюшнике.

* * *

Кларита собиралась ехать в Понтал-де-Арейа к Алемону. Ее бракоразводный процесс благополучно закончился, но она еще улаживала всякие дела и только готовилась к решительной перемене своей жизни. Малу решила, что поедет с матерью, — до фермы там было рукой подать. Дорогой она надеялась всерьез поговорить с Кларитой. Если она разведется с Алоаром, то конечно же ей понадобится помощь, тем более с малышом. В общем, ей нужно было обсудить все свои проблемы.

Мама, очень прошу тебя, зайди к Рут, — попросил Маркус. — Скажи, что Ракел согласилась на развод, что я очень люблю Рут и мы с ней будем очень счастливы. Еще скажи, что Жалвао немедленно займется подготовкой и оформлением необходимых документов, и, может быть, при достигнутом обоюдном согласии все получится куда скорее, чем мы думали.

Непременно все передам, сынок, — улыбнулась Кларита, обнимая за плечи Малу.

Сколько проблем у бедных ее детей! Но она всегда была оптимисткой и надеялась на лучшее.

Появился Виржилиу, и у него нашлось поручение к Кларите:

— Сообщи рыбакам и сеньору Алемону тоже, что я жду их всех завтра в мэрии. Разговор пойдет о кооперативе, о котором они так мечтают.

При этом Виржилиу посмотрел на Клариту с такой ядовитостью, что она невольно заподозрила какой-то подвох. Но, естественно, согласилась передать и просьбу Виржилиу.

Кларита с Малу уехали, и Маркус, не откладывая, решил поговорить с отцом. Его до крайности поразило то, как Виржилиу повел себя с Сампайу.

Когда Маркус навестил Сампайу в больнице, тот сказал ему:

— Мне кажется, твой отец просто тяжело болен. В здоровом состоянии люди так не поступают.

Выяснив отношения с Ракел, Маркус решил выяснить и отношения с отцом.

— Сампайу — твой старый друг. А если не друг, то партнер, — начал Маркус, — и как же ты мог его предать?

Не тебе я буду давать отчет, сынок, — холодно ответил Виржилиу. — Я поступаю так, как считаю нужным, и впредь буду поступать точно так же. Советы мне не нужны. Твои тем более.

В таком случае я не нахожу возможным оставаться с тобой под одной крышей, — решил Маркус. — И мы прекращаем наше сотрудничество.

Ему и в самом деле больше нечего было делать в этом доме. Да и где он, дом? Развалины. Пепелище.

Еще до своего отъезда Маркус договорился о квартире, где собирался поселить Рут, где они должны были жить вместе. Теперь он переехал туда один, но с надеждой, что и Рут вскоре переселится к нему.

В доме остались жить Виржилиу и Ракел, ненавидящие друг друга смертной ненавистью.

Жила еще и Арлет, но она была будто тень, будто облако, ее почти и не было. Семейное гнездо превратилось, по удачному выражению Малу, в гадюшник.

Новость Малу очень обрадовала Клариту. Она не сомневалась, что Алоар любит ее дочь, у нее была возможность убедиться в этом, поэтому она стала настраивать Малу на примирение с Алоаром. Но настраивать не впрямую, а исподволь.

— Мой дом всегда открыт для тебя и твоего малыша, дочка, — сказала она, целуя Малу. — Алемон будет рад тебе. Но я уверена, что приедете вы к нам втроем. Вот увидишь, Алоар будет прекрасным отцом. Знаешь, а сейчас мне обязательно нужно заехать на ферму. Ты ведь не откажешь нам с Вальтером в гостеприимстве? Мы мечтаем провести там несколько дней. А ты поживешь у нас. Принимаешь предложение?

Предложение понравилось Малу. И Кларита повернула, не доезжая до Понтал-де-Арейа, к ферме.

Алоар, увидев издали машину на дороге, сразу же сообразил, что Малу возвращается, и кинулся встречать ее.

— Прости меня! Я последний дурак! Дурак из дураков! — начал он, подхватывая Малу в свои объятия.

Малу не часто слышала покаянные слова от своего самолюбивого муженька. Они были для нее неожиданностью. Поэтому встречу она оценила по достоинству. На этот раз ей не захотелось капризничать, и она честно и откровенно ответила на его поцелуй поцелуем не менее пламенным. Была и еще одна причина, по которой Малу была столь кротка: после искреннего покаяния мужа она внезапно почувствовала себя виноватой.

— Ты тоже меня прости, — шепнула она. — Я, знаешь, поместила в газете объявление, что у нас на ферме продается племенной бычок…

Алоар взглянул на нее и только махнул рукой: чего уж там!..

— Будут желающие, отправим восвояси, — пообещал он.

О Кларите оба они позабыли, но Кларита на них не обиделась. Она помахала им на прощанье и развернула машину. У дочки все было пока в порядке. Надолго ли?

Понтал-де-Арейа встретил Клариту не слишком радостными новостями. Собственно, саму Клариту они касались мало, но ими жил, их обсуждал весь поселок.

Первая относилась к Донату. Он неудачно выстрелил в Маруджу, ранил его, и тут его схватила полиция. Теперь ему одним штрафом не отделаться, ему наверняка дадут срок, и немалый. Рыбаки злорадствовали по поводу Донату. Надеялись и на возмещение своих убытков. Потому что никто из них не верил, что, оставшись на свободе. Донату хоть что-то заплатит. Но если уж он снова попал в руки полиции, то она из него выжмет положенное…

— Кстати, — вмешалась в разговор рыбаков, который происходил в баре, Кларита. — Виржилиу приглашает вас всех в мэрию для разговора о кооперативе и тебя, Алемон, тоже. Очевидно, речь пойдет и о покупке новых лодок.

Рыбаки радостно и согласно закивали. Они давно уже не получали никаких субсидий. Может быть, Виржилиу возобновит их?

Вторая новость огорчила Клариту: тяжело заболел Реджиньо. Та же кишечная инфекция, которая только что унесла Аталибу. Кларита, как и Тониа, винила в болезни своего бывшего мужа. Но что она могла поделать?

Муньос не отходил от постели больного. Тониа не спала ночей, но мальчику становилось все хуже и хуже, хотя Муньос еще надеялся на благоприятное разрешение кризиса.

Однако перелома к лучшему не произошло, и вот он остался один на один с бездыханным хрупким тельцем.

Сначала Тониа не плакала. Слезы пришли потом. Она впала словно бы в беспамятство, горячку, звала и повсюду искала Реджиньо.

Муньос заботился и о ней. Тониу он выходил. Но когда она пришла в себя и увидела у своей постели Муньоса; она вдруг сказала:

— Я выздоровела. Совсем. И знаешь, Муньос, свадьбы у нас не будет.

— Ты винишь меня в смерти Реджиньо? — напрямую спросил Муньос.

— Нет, не виню, — ответила Тониа. — Так же как ты не винишь меня из-за Виржилиу. Это не вина, это что-то другое. Какая-то тень, которая разъединяет нас и мешает чувствовать себя естественно и свободно. Мы виним себя сами и не в силах справиться с чувством собственной вины. Так будет вернее, да?

Муньос молчал.

— Да, так, — более уверенно продолжала Тониа. — Ты ведь хотел спасти моего брата и не смог. Я хотела уберечься от беды и не смогла. И это бессилие мы ставим себе в вину. И никогда не сможем простить его себе…

— А может быть, ты просто не любишь меня, — тихо сказал Муньос.

— Может быть, — так же тихо ответила Тониа. Ей не хотелось разбираться еще и в этом. Главное было сказано. Решение принято.

Тонии не стало легче, она просто стала совсем свободной и совсем одинокой. Тем более что и Зе Педро уехал в Рио. Потеряв сына, он не мог больше оставаться в поселке. Но, пережив смерть брата, Тониа ни в чем не могла и не хотела притворяться. Она не умела лгать. Не могла — ни себе, ни Муньосу.

Муньос про себя признал правоту Тонии. Он и сам чувствовал ту неловкость, что искажала, мешала их отношениям. Но он очень любил Тониу и надеялся, что она полюбит его так же безоглядно. Что пройдет время, и они все-таки будут счастливы.

Но нет, не получилось, не случилось, и Муньос почувствовал, как безнадежно горек вкус несчастья. И невольно стал подумывать об отъезде из Понтал-де-Арейа. Больше его здесь ничего не удерживало.

Кларита повидала и Рут, уговаривала, убеждала ее принять предложение Маркуса.

— Есть ли смысл в вашей разлуке? — спрашивала она.

— Ракел — моя сестра, — отвечала Рут, — и было время, когда Маркус выбрал ее. Может, и теперь ему нужно разобраться в своих чувствах. Пусть у Ракел останется шанс. Вон и моя мать считает, что Маркус и Ракел могут помириться, — горько кивнула Рут в сторону Изауры.

Изаура только поджала губы. Кларита была для нее чужим человеком, и она не хотела обсуждать с ней и при ней своих семейных проблем. Чем она была виновата, что переживала за свою бесчувственную, бессердечную дочь? Что поделать, если цеплялась за каждое подобие чувства Ракел? И если Ракел сделала попытку вернуться к Маркусу, то Изаура от души ей желала, чтобы там у нее что-то сладилось. Рут найдет свое счастье, у нее есть душа и сердце, она умеет любить. А Ракел…

Между тем Ракел не теряла времени даром. Она входила в права на собственность. Дом, который должен был перейти к ней, она потребовала оформить на Изауру. Она знала, что мать давно мечтала пожить в хорошем доме и чтобы дом этот был ее собственным. Так пусть ее мечта исполнится. Может, и отец станет к Ракел помягче, если получит в подарок от дочери роскошный дом?

С этой вестью Ракел поспешила в Понтал-де-Арейа, надеясь порадовать родителей, а заодно и разведать, что там поделывает сестрица Рут.

Но Рут не захотела повидаться с сестрой. Стоило Ракел появиться на пороге, как она тут же ушла из дома. Ракел фыркнула: очень нужно! Изаура обрадовалась дому. А Флориану наотрез отказался переезжать. — Я не Донату, мне чужого не надо, — сказал он и с осуждением посмотрел на жену.

— Я непременно туда перееду, дочка, — пообещала Изаура уезжавшей Ракел. — Спасибо тебе большое за твою заботу.

— Неужели ты не понимаешь, что предаешь меня, мама? — спросила Рут, которая стала невольной свидетельницей прощальной сцены.