Ночной разговор. Наша Компания чувствовала, что представляет не американское правительство, а американский народ, и потому постарались не ударить в грязь лицом[89]

Наша компания чувствовала, что… представляет не американское правительство, а американский народ, и потому постарались не ударить в грязь лицом [89].

Марк Твен

Вечером на полупустынную косу, по которой разгулялся ветер, заметавший песок, высадились трое американцев. Двое в плащах и в русских шапках, а третий, высокий и сухой, выше Шарпера, в куртке и в шляпе, с черной бородой, которая называется стрелкой. У него маленькие глаза под острыми и почти безбровыми надглазницами. Даже Невельской видел его впервые.

Американцы разделись в коридоре. Они в черных пиджаках и белых рубахах с крахмальными воротничками, при галстуках и в высоких сапогах.

Другой помощник Шарпера, с белокурой бородой, глянул с опаской через портьеры, как бы предполагая встретить свирепую англичанку. Но вместо нее он увидел улыбающуюся и нарядную Екатерину Ивановну.

– Милости просим, господа.

Шарпер раскланялся, поцеловал руку хозяйке и тут же представлен был генералу. Муравьев и Казакевич в штатском. Здесь же Невельской и Воронин.

Шарпер потихоньку сказал, что долговязый – его лучший советчик и помощник: надежный парень, умеет молчать, умен. Он тут бывал не раз, никогда не сходил на берег, всегда занят, очень любит судно и хозяина. Никогда никому в голову не приходило, что Шарпер нуждается в советчиках! Видно, вроде Николая Николаевича, взял себе свиту.

На столе скатерть и прежде всегда блестела. Но нынче тут стоит водка в графинах, какое‑то хорошее французское вино. Подобных удовольствий Шарпер себе никогда не позволял. Он знал напитки попроще, а теперь вообще больше читает библию.

В душе сильно смягчившись, он почувствовал себя в высшем обществе и подумал, что надо будет, чтобы клинобородый, знавший по‑французски, запомнил марку, можно потом рассказать Эмилии, чем угощали. По‑французски Шарпер знал несколько фраз, но ведь русские поймут. А‑а! Надо просто взять бутылку в руки и прямо спросить, как произносится название, то есть поступить по‑американски, тем более что во всем свете американцев считают за неотесанных мужиков!

– Благодарите, господа, генерала! Он исхлопотал у нашего государя порто‑франко для всех этих земель!

Все американцы почтительно поклонились, а клинобородый даже прищелкнул каблуком.

«А до того, значит, они у меня тут контрабандой занимались?» – подумал генерал.

За ужином шкипер осторожно начал с того, что он обдумал многое и хотел бы доставлять для жителей новых русских заселений на этом океане все необходимые жизненные припасы, но что не уверен, как пойдет торговля, и хочет узнать у губернатора, скоро ли будут построены порты и города и на что можно рассчитывать. Что он мог бы это сделать давно, но пока нет настоящих потребностей и русским нечем бывает платить, и что он может доставить все, все, что только может понадобиться… У него есть средства, он мог бы даже купить пароход. С кем можно было бы договориться о торговле? Он готов, даже если можно, в рассрочку, но гарантии должны быть.

– Вы можете доставить все, что нам сейчас надо?

Американцы поговорили между собой.

– Да, можем! – сказал по‑русски Шарпер.

Муравьев помолчал.

– Я слышал, у вас есть великолепный план, как Америка может помочь нам в этой войне?

– Да, your excellency! – Шарпер не мог выговорить по‑русски «ваше превосходительство».

– Изложите этот план мне.

Шарпер просиял:

– С радостью, генерал! Но простите, что сначала я задам вам несколько вопросов.

– Пожалуйста.

– У вас в этих водах большие фрегаты с многолюдными и хорошо обученными командами. Так ли это?

Разговор пошел по‑английски.

– Да, это так. И еще большие фрегаты идут сюда…

– Да, я это слыхал! Так у вас есть экипажи. Оставьте свои фрегаты в гаванях, а команды пересадите на быстроходные суда, которые в океане будут неуловимы. Паника охватит английских торгашей. Известия об этом восхитят всех в мире! Их суда кинутся спасаться. Их военные крейсеры безуспешно будут пытаться поймать ваши клипера в океане. Английская торговля за короткий срок будет уничтожена. Их купцы струсят.

– А где будут снабжаться наши суда?

– В нейтральных портах. Можно поднимать не свой флаг. О снабжении мы, американцы, позаботимся. Мы вас поддержим.

– Где купить эти суда? У вас есть?

– Вот мой помощник, – кивнул шкипер на клинобородого. Тот привстал и поклонился.

– Он свой человек в Сан‑Франциско. За три‑четыре месяца мы найдем столько судов, сколько вы захотите! И таких быстроходных, что не догонит ни один англичанин. Я буду посредником. Должен вам сказать, что это не только мое мнение и мой план.

– Да, это же говорят офицеры всех наших военных судов, – подтвердил клинобородый.

– План ваш хорош, – сказал Казакевич, – но как мы будем узнавать о движении вражеских судов? Тут нам нужны люди, которые согласились бы помогать.

– Все, что будет угодно, сэр!

– Можно найти людей во всех портах, и все будем знать, – подтвердил советник.

– План каперства[90]отличен! – сказал наконец Муравьев. – Но выгоден для Америки больше, чем для нас. Не так ли?

– Да…

Генерал помолчал, наблюдая, так ли действует «ассаже» на янки, как и на своих чиновников. Кажется, так же!

Теперь надо было снова оживить сморщившееся желтое лицо загорелого в морях шкипера.

– Не взялись бы вы доставить на будущий год к устью Амура продовольствие, а также другие предметы, которые нам нужны?

– О‑о! С охотой, your excellency! Я об этом мечтал.

Разговор пошел о подробностях.

– Могли бы вы перевезти наших людей на своих китобойных судах? – спросил Невельской.

– Надо подумать…

– Когда? – спросил белокурый.

– В этом году.

– Судно невелико. Но если сойдемся и условия будут выгодны, мы все выгрузим. Солдат можно перевезти без особого комфорта.

– Сколько могли бы взять?

– Сто человек, – сказал клинобородый.

– Для солдат придется брать и продовольствие на всю зиму, господин губернатор, – ответил Невельскому шкипер, догадываясь, о чем речь.

– Мы могли бы найти, по крайней мере, еще два судна. Думаю, что и другие не отказались бы, – сказал советник с бородой клином.

Шарпер взглянул на него:

– Да, в море промышляют наши товарищи.

– Об этом можно договориться и с чужими. Деньги свое дело сделают, – сказал клинобородый. – Но риск очень большой, вы понимаете, your excellency! И вы, господин губернатор, – обратился он к Невельскому.

– Пока этого не требуем, – сказал Муравьев.

– О да! Но заранее надо знать!

– Весной у вас в Штатах будет мой агент по закупке продовольствия для этого края, – сказал Муравьев. – Могли бы вы встретиться с ним и помочь зафрахтовать суда?

– О да! Кто же будет?

– Поедет русский купец. Да, придется зафрахтовать большой пароход и сюда с товаром на будущий год. И кое‑какое вооружение, и порох.

Шарпер даже языком прищелкнул.

Он между прочим осуществил свое намерение и в разгар деловых переговоров взял бутылку и спросил, как называется вино.

«Я выведу в люди этого труженика моря», – подумал Муравьев, прощаясь с ним.

Рослый морщинистый Шарпер протянул руку генералу запросто.

«Какой американец нахальный», – подумал Казакевич.

– Вы хороший моряк, – сказал клинобородый Невельскому в коридоре.

Отложив свою куртку, он внезапно, как бы спохватившись, вернулся в столовую.

– Вы моряк! – подмигнул он вошедшему за ним Невельскому, налил себе из графина стакан и осушил его.

В коридоре никто, казалось, не обратил на это внимания, но когда американцы пошли к шлюпке, то клинобородый заметно покачивался.

«Видно, пьяница», – подумал Геннадий Иванович.

Воронин проводил их, вернулся и сказал, что, когда американцы сели в шлюпку и отвалили, Шарпер очень сильно ударил своего советника. Тот прикрыл голову рукой. Но тут сзади его ударил белокурый. Он молчал, видно, привык к этому. И били его молча, с обеих сторон, а когда он пытался закрыть голову, то хватали за руки или ударяли в грудь. Так тихая шлюпка ушла во тьму.

Рассказав эти новости, Воронин отправился к себе.

– Давайте и мы, господа, напьемся один раз за упокой всех усопших! – сказал Невельской и налил всем по полному стакану.

Муравьев, отправив штаб, адъютантов, повара и вестовых и оставшись ночевать у Невельских, имел в виду это же самое, хотя и не предполагал поминать умерших. Надо же хоть раз со времени выезда из Иркутска! Ромок понемножку пить приходилось, да что толку. Надо же душу отвести.

– Ну что вы скажете об американском плане, Геннадий Иванович?

– План смел.

– Но кто же пойдет в каперство? Где у нас капитаны? Кто годен в корсары?

– Каждый из наших офицеров охотно возьмет судно. У всех есть практика.

«У Бошняка, например», – подумал генерал.

– Дайте мне крейсер, Николай Николаевич, и я пойду! – сказал Невельской. При этом кулаки его сжались, а лицо стало мальчишески юным.

Муравьев оглядел его тонкую плечистую фигуру. «Бог знает, может быть, и на войне он не маковое зерно. Во всяком случае, в смелости ему не откажешь».

Эта готовность идти и сражаться в океане понравилась генералу. «Вот тебе, сам же опровергнул все планы бескровной войны! Будешь топить суда, команды захватывать – в трюм их! Англичане поймают, придерутся к чему‑нибудь и повесят. На рее вздернут по всем правилам. Завойко еще три года назад уверял, что Невельской – пират, захватывает суда у Компании и бьет их».

– Как будто мы этого без американцев не знали, Николай Николаевич!

– Так что же вы не сказали прежде?

– Зная, как у нас любят мнение иностранцев, я хотел, чтобы прежде все это вам сказал американец.

– Зачем вам идти в каперство, Геннадий Иванович? Или вы о двух головах? Сидите тут.

– Да чтобы доказать! Ведь это океан. И что на нем у нас уже есть гавани! Что открыты для нас большие плавания! И мы неуязвимы здесь. На Балтийском море мы заперты и бессильны, и ловить там некого, и в Атлантический океан нас не пустят! А тут океан! Поймите, Николай Николаевич! Наш! Наши рейды в океане привлекут внимание всего мира, газет, а затем и нашего ленивого правительства, которое должно когда‑то проснуться.

Муравьев ударил себя по лбу:

– Так и победа на Камчатке привлечет внимание всего мира к нашим силам на берегах этого океана!

– А еще больше – действия в океане! Они посеют панику! Это разнесется. Решайте, Николай Николаевич! Хоть в эту навигацию и на всю зиму. Я найду нейтральные порты! И не ради удальства, а доказать, как этот край нужен России.

«По мне, лучше пусть Завойко докажет», – подумал генерал.

И вдруг Муравьева осенило. Он отставил стакан с водкой и взглянул в синие глаза капитана с подозрением.

«Э‑э! Дай ему крейсер да отпусти в океан, а он пойдет в свои обетованные земли на открытие незамерзающих гаваней, и тогда ищи ветра в поле! Не мытьем, так катаньем хочет свое взять! Сухой, маленький ростом. Я всегда удивлялся, за что Екатерина Ивановна его полюбила. У женщин все же есть чутье… Экий живучий! И так про него говорят бог знает что. Купи ему в Америке крейсер, а он его разобьет, а команду высадит и расселит по всем гаваням и подымет всюду флаги. А мне отвечать? Он с такими лоханками, как „Байкал“ и „Иртыш“, бог знает что наделал».

– Пошлите агента в Америку! Купите мне, Николай Николаевич, быстроходную шхуну. Я выйду на ней.

– С паровой машиной?

– Да! Но главное, чтобы она под парусами шла отлично!

– И сколько матросов?

– Пятьдесят человек. Я подберу сам!

– Я думаю, вам пятидесяти мало. Ведь дела‑то много!

– Что вы, Николай Николаевич! Вполне достаточно. Только нужны орудия современные и штуцера[91].

– Лучше купить вам пароходокорвет.

– Не шутите, Николай Николаевич! Будь я богатый человек, я сам мог бы купить шхуну. Мне пригнали бы ее прямо сюда, к косе. Хотите, напишу матери, попрошу заложить имение и с жалованьем в придачу купил бы шхунешку. Ведь в других странах вооружают на каперство частных владельцев.

– А у нас прежде всего не героизм, а полиция, красный воротник, как говорит Завойко. Сунься с такой романтикой, попробуй, и вам и мне ижицу пропишут!

«Бог знает – чужая душа потемки. Не хватало мне его в каперство отпускать. Морякам, конечно, раздолье! А мне скажут – петрашевца выпустил! Мало на меня доносов пишут! Однако здешних офицеров вообще ни в какое каперство нельзя пускать. „Палладских“ – пожалуй. Да адмирал об этом меньше всего думает. Конечно, у Невельского и его братии все китобои знакомые, и они в океане чувствовали бы себя как дома».

По многим причинам смелый проект не нравился Муравьеву. Хотя ничего не скажешь – будь возможность, насолили бы… «А американцам найдем дело. Пошлю надежного человека».

– Вот и видно, что вы сами, Геннадий Иванович, рветесь в бой. Вы – офицер, Геннадий Иванович. А говорили чушь – прятаться в тайге…

– Каперство совсем иное дело! Купцы уже сейчас, когда у нас нет в океане ни одного крейсера, кроме «Авроры», по слухам, всюду в тревоге, даже в Гонконге была тревога, русский крейсер ловили. Англичане прежде всего хозяева хорошие и коммерсанты и губить товар не желают. А если бы мы выпустили десяток судов? Вот это был бы престиж и слава. Ловить в океане трудно. Это бы уж была не дробь, а бомба из огромной пушки! И напрасно, Николай Николаевич, не договорились со шкиперами о переброске десантов на Камчатку. Они бы за неделю собрали целый флот. За деньги они бы до прихода врага перевезли туда еще пятьсот человек!

– Я послал на «Оливуце» дополнительно, что мог… офицеров, оружие…

«То он бранит Камчатку так, что у меня душа немеет и я не рад, что с ней связался, то требует, чтобы я слал помощь Завойко».

Муравьеву казалось, что Геннадий Иванович хитрит. «Не столь же он наивен, чтобы предполагать, что я буду нанимать иностранцев для перевозки войск. Он испытывает меня?»

– Нет, русский генерал, такой, как Василий Степанович, должен выстоять сам! А силы на устье ослабить нельзя. И без позволения нашего нессельродовского Пекина, Геннадий Иванович, ничего подобного сделать не могу!

– Вас оплата тревожит?

– Ни боже мой! Политика! И нельзя оставлять устье слабозащищенным. Ну так за дело! Вечная память! – Муравьев поднял стакан.

– Вечная память!

Утром на оленях генерал, Невельской, Казакевич с тунгусами выехали в Николаевск.

– А не хотели бы вы, Петр Васильевич, в Америку под чужим именем? – спросил губернатор, всей фигурой поворачиваясь на олене к Казакевичу.

Казакевич не ожидал этого.

– Через Петербург прямо в Вашингтон. Вам сделают документы, и действуйте в Америке по своему усмотрению. Шарпера можно взять, если захотите, он уже свой, знакомый. Впрочем, сами решите. Можно найти других, а можно Шарпера в люди вывести, и будет верный человек.

– Он уже и так по‑русски понимает! – сказал Невельской.

– Неизвестно, сможем ли мы все сплавить в будущем году по Амуру. И надо нам привлечь американцев к торговле, приучить.

Казакевич солидный и молчаливый. Он подготовил Амурский сплав. Он теперь не прочь и в Америку.

– Вы, Петр Васильевич, знаете английский язык. Отращивайте себе усы и бороду…

– И брюхо! – добавил Невельской.

– Как ты думаешь, Геннадий? – обернулся Казакевич.

– Исполать! – ответил Невельской. – А я бы в каперство пошел, чем тут сидеть без дела.